Dark paradise

Лана никогда не любила сидеть дома, ей не нравилось общество богатых зануд, которые готовы были бросать пыль в глаза, лишь бы за роскошью не увидеть собственных пороков. Однако Лана, как младший ребенок в семье, испытывала отвращение к их личинам, тайнам. Она никогда не скрывала своего отношения ко всему грязному, порочному, запретному. Она любила в детстве смотреть иногда, как родители возвращались домой полупьяными, а потом накидывались друг на друга, не отрываясь друг от друга прямо в холле. Нравилось часами сидеть заперевшись в комнате и наблюдать в темноте за беззвездным небом, а когда стала повзрослей, начала привыкать к обществу плохих парней — первая сигарета, первый косяк, первая проба белого порошка… А дальше… казалось, понеслось. Она редко приходила ночевать домой, чаще всего мотаясь по квартирам своих друзей, напиваясь, а потом выкуривая не одну сигарету. Ее родители старались вернуть Лану в дом, но чем больше ей нравилась темнота внутри себя, тем она сильнее не желала ничего знать о своей родне. Ее буквально поглотила новая жизнь, и с тех пор, пожалуй, запрет для нее абсолютно ничего не значил. Хотя и богатенькой девочкой она была, Лана не считала, что должна потакать причудам толстосумов и бизнесменов, которые ничего не видели дальше своих амбиций и денег. Да, она тратила родительские деньги, покупая дорогие шмотки и не скупясь на приличные дозы наркотиков, однако, когда к счетам ее доступ был ограничен, поскольку ее мать не на шутку всполошилась о состоянии здоровья дочери, решив запереть ее в их огромном доме — у Ланы, кажется, именно тогда началась первая ломка. Все было похоже на сумасшествие чистой воды, и Лана готова была лезть на стенку, чтобы достать себе еще дозу. Она кричала, пыталась разбить стекло и даже в порыве злости порезать вены. Отец незамедлительно отправил ее в лечебное заведение, где старались врачи избавить ее от темных желаний и привести в норму ее рассудок. И девушка уже готова была на все, лишь бы ее выпустили из психбольницы. Она сидела долгое время дома, стараясь никуда не выходить, даже из собственной комнаты. Ударилась в чтение, начав изучать философские книги одну за другой. Мать думала, что это нормальное состояние и ее дочь со временем образумится, ведь почти через пару месяцев она должна была поступить в колледж, но не тут-то было. Поступив в колледж ее бросило в другую степь — оккультизм. А после и вообще подалась в сектантское сообщество, где находилась несколько лет. Иногда ей казалось, что она должна была стать одной из «клуба двадцать семь», ведь ее жизнь почти к этому и стремилась. Ей хотелось быть Джимом Моррисоном, принимать до одури вновь наркотики, забываясь, но Лана держалась ради самой себя, чтобы не впасть в безумие. Она мечтала походить на Сида Барретта, напевая песни в каких-нибудь пабах под действием марихуаны или еще чего-нибудь покрепче, но желание получить образование было сильнее. Это уж спустя лет пять после окончания колледжа Лана решилась стать певицой, наплевав на свое положение в обществе, забывая собственных родителей, желая от них окончательно обособиться, потому что она всегда знала — в семье она была обузой с самого детства, а лишних хлопот над собой ей не хотелось. Ведь из-за ее чертовых предков ей пришлось дважды после того случая лечиться в психушке, а потом еще чуть и не сесть в тюрьму за то, что состояла в той гребанной секте. Но с тех пор особо ничего не изменилось, а ее наркоманские привычки становились только сильнее, может быть, поэтому ее жизнь с самого начала катилась к черту? *** Лана прикрыла глаза, устало опускаясь на диван. Как же ей не хотелось все это снова вспоминать! Однако Том сам поднял эту тему. Ей никогда не нравилось говорить об этом, ибо что он мог знать о ее странной жизни среди богатеньких? Правильно, ничего. — Но сейчас-то ты живешь так же, как и в те времена! — не мог униматься однажды Том, когда они ехали до «Black opium» в очередной раз. — Это совсем другое, Том. Ты ничего не понимаешь, — ответила громко она, закуривая вновь сигарету. — Я живу так, как я хочу. Роскошь я создала сама, как и людей, которые меня окружают. А родителей я и видеть не желаю. — Ты бунтарка, — напомнил Том, опуская ладонь на ее плечо. — Ты мне ведь еще и половины не рассказала, не так ли? — Есть вещи, Том, которые останутся существовать лишь только для меня, пусть они останутся моей тайной, — она прижала палец к его губам, когда он решил что-то ей сказать. Они ничего не говорили ни по пути к заведению, ни внутри. Лишь только всхлипы и вздохи, смешанные с дурманом, висящим над ними. Том знал, что у нее много секретов, с которыми она не будет делиться, даже если предстанет пред смертью. Но и до ссоры дело он никогда не доводил, считая, что они оба выше этого. Они просто были чудаками, со своими тараканами в голове. Ведь Лана ни за что в жизни не поверила бы, что такой знаменитый актер, пускай и снимающийся в комиксах, стал наркоманом, водя дела с дилерами, тем самым пытаясь уплатить возросший в несколько раз долг, который мог бы его разорить. — Скажи, почему ты стала певицей, когда изначально подавала надежды на неплохого дизайнера? — спросил Том, когда она вновь выкуривала косяк марихуаны, давая потом прикурнуть и ему из собственных рук. — Одно другому не мешает, Том, да и певица — существо более самостоятельное, чем дизайнер, которому все время придется ждать нового заказа клиента, — он гладил ее по изящной линии позвоночника и не мог поверить, что эта женщина с такой родней и деньгами оказалась за бортом. Видимо, этого ему никогда не понять. Лана и Том никогда не говорили о чувствах, которые касались бы их самих, никогда не старались напомнить о своем прошлом, если оно само их не настигало. Порой Том вообще не понимал, почему они держатся так друг за друга, ведь по сути их ничего особенного не связывало, кроме секса да общих долгов. О, ему нравилось получать адреналин рядом с ней, видеть эту черноту на фоне ее алых ярких губ, которые так и завлекали в поцелуй. Нравилось ощущать ее дикость, которую он сопоставлял с красным цветом, а ее бездонные глаза с черным. Они жили контрастами, и все же… Никогда не думали, что все сможет зайти так далеко… *** Том не помнил, как решил в первый раз пригласить ее куда-нибудь после той встречи в «казино». Наверное, это был неожиданный порыв, на который особо вестись не стоило, однако сопротивляться подобному желанию он просто не мог. Он приехал в ресторан, где она сегодня пела, привычно садясь за столик, недалеко от сцены, чтобы можно было отчетливо видеть каждую черточку лица Ланы и слушать ее голос, вновь впадая в наркоделическое состояние. Он видел, как она выходила в черном платье с глубоким декольте и в красных лакированных туфлях, а на ее губах как всегда лежала аккуратным слоем помада. Она завлекала своим взглядом публику, заставляя обернуться к ней, заглянуть в ее глаза, а потом приглашать дам на танец, если для этого была подходящая музыка. За две лишь встречи Том вряд ли мог сказать, почему она так любила петь песни 60-х или 70-х годов, однако и он сам чувствовал себя вновь воспрянувшим, готовым пуститься во все тяжкие. И все же, что-то было притягательно не только в ее голосе, но и в ее внешности, пускай многие и поговаривали тут, что она сделала себя пластику лица, когда была еще совсем юной. Тома это особо и не волновало, о чем щебетали завистливые девушки из персонала. Он ждал ее у того же столика, оставив на столе бутылку красного вина. Он знал, что эта женщина к нему подойдет, поскольку ей явно нравилось видеть знакомое лицо здесь. Лана пела еще долго, пока не поняла, что настало время перерыва. Увидев Тома, она странно улыбнулась, направляясь в его сторону. Все же непривычно было осознавать, что у нее появился тайный поклонник, который это точно будет отрицать еще ближайшие пару недель, однако этого актера Лана видела насквозь. — Какой неожиданный сюрприз, мистер Хиддлстон! — наигранно изобразила Лана удивление, садясь напротив него, раскидывая руки в жесте, что она и впарвду удивлена его визитом. — И c каких это пор вы теперь навещаете подобные заведения? — О, мисс Перриш, по правде говоря, я любитель пабов, но иногда делаю исключение, если место мне по-настоящему нравится, — спокойно ответил Том, наливая вино по бокалам. — Не думаете, что эту лесть вы сейчас преподносите мне, пытаясь намекнуть, что вы приходите сюда из-за меня? — спросила нагло она, предпочитая прямоту, а не странные намеки. — Лесть вы и вправду любите, мисс Перриш. Почему Сид Барретт и ранее творчество Pink Floyd? — спросил вдруг ни с того Том, заглядывая Лане в глаза, пытаясь понять, почему они так ярко горят, будто она на него сию минуту же накинется и изнасилует. — Сид Барретт — тот еще наркоша, и они первыми придумали наркоделический рок, который сводит мои уши с ума. Он — самая загадочная личность в истории рока, так почему бы мне не исполнять их песни? — насмешливо ответила Лана, раздумывая над тем, поймет он ее слова, или же нет. — О, хотите сказать, что вы тоже загадочная личность? — А вы так не думаете, мистер Хиддлстон? — она осушила бокал до дна, понимая, что уже начала флиртовать с актером, хотя таких вещей у нее даже в планах не было. — Вы высокого мнения о себе, мисс Перриш, — зачем-то сказал Том, не намереваясь ее обидеть, хотя по взгляду женщины можно было понять, что ей просто вся эта беседа доставляла огромное удовольствие, а ее глаза странно горели в полумраке этого ресторана. — Как однажды мне сказали, если ты себя сам не погладишь по головке, то никто этого и не сделает, мистер Хиддлстон. Будьте добры, подлейте еще вина. — Как скажете. Том уже и не помнил, о чем они говорили в тот день, он вспоминал лишь ее ехидные комментарии и глубокий хрипловатый голос, который она посадила с помощью курения и марихуаны. Он не помнил, как они вдвоем вышли из ресторана и как он помогла надеть ей пальто. Он вспоминал только их беседу, когда они вышли на тротуар, чтобы покурить. Легкие заполнялись дымом, снова напоминая Тому о черном цвете, ее алые ногти и бутылка красного вина в ее руках снова создавали контрасты, но такое осознание приходило к нему лишь только спустя время. — Вы собираетесь на этой неделе в «Black opium»? — спросила она, вставая рядом с ним на тротуаре, делая первую и такую долгожданную затяжку. — Возможно, но, если честно, есть дела и поважнее «казино», мисс Перриш. Меня пригласили на пробы в кино, и я не собираюсь отказываться от такой возможности,— просто сказал он, наблюдая внимательно за женщиной. — О, вы потеряете многое, если туда не пойдете, — Лана бросила окурок на тротуар, потушив его носком туфли. — Всего хорошего, мистер Хиддлстон. Она просто так вот ушла, оставив его одного на улице, заставляя смотреть, как она молча исчезает в темноте улиц Лондона. Все же это ей не Нью-Йорк, где она выросла и родилась. Том смотрел ей вслед и думал, что такую женщину ну нельзя не соблазнить, если только она сама первой это не предложит. В конце концов, с такой странной особой можно было бы снискать неплохое знакомство, даже если сейчас его мысли были заняты ей, а он ее никак особо не волновал… *** Лана сидела в огромном зале, наблюдая за весьма скучной игрой в покер — сегодня были неинтересные игроки. Она сидела на подлокотнике кресла Тома, рядом с ним, выкуривая очередную сигарету и смотря за картами Тома, в которых пока можно было предсказать успех. Боже, она так устала наблюдать за этими чванливыми уродами, приходящими отмывать деньги, разоряя таких людей, как они с Томом, но раз ввязалась в эту заварушку много лет назад — пути на попятную у нее уже нет. Вдруг взглядом она увидела мужчину, который только что зашел к ним, неся в сумках огромный контрафакт. Господи, ей ни за что не распродать всю эту дурь за короткие сроки, даже если ее отдать половине Лондона. Лана отдала мужчине обговоренную сумму денег приняла багаж, унося ее в комнату, где с Томом они оставили вещи. — Простите, что отвлеклась от игры, но дилеры никогда не ждут, — она отвесила еще какую-то странную щуточку и вернулась на свое место, посмотрев на Тома с грустью. — В чем дело? — ответил он, когда сказал мужикам, что у них настал небольшой перерыв. — Там этой дряни столько, что я не смогу точно ее столько продать за две недели. Это слишком много, — она опустила голову ему на грудь, сильнее уткнувшись носом в его белоснежную рубашку. — Мы что-нибудь придумаем, Лана, хотя наши долги все никак не могут понизиться, — ответил Том, гладя женщину по ее каштановым волосам. — Ладно, мы должны доиграть ту партию, а там посмотрим, что будем делать. Они вернулись в холл, садясь по своим местам. Однако Лана решила сегодня снова порадовать этих идиотов пением, решив так разрядить обстановку. Ее песня, новая и слегка мрачноватая, казалось, только угнетала всех, но Лана наслаждалась процессом, видела, как на нее восторженно гладели по окончанию игры и требовали, чтобы она спела еще, а она и не могла отказать. Как говорится, любой каприз за ваши деньги. Она снова чувствовала себя как в ресторане, снова прикрывала глаза, когда пела, но стоило только музыке закончится, как она сразу же налетела на Тома, уводя его за собой. Она, нисколько не церемонясь, начала скидывать с них обоих вещи, притягивая Тома ближе к себе за ремень брюк. — Лана, подожди, может… — Ты только что выиграл, и говоришь «может»? Даже слышать ничего не хочу, — она грубо притянула его к сеье, запечатлевая на его губах поцелуй. — Сначала может начнем с кальяна или вина, а уж потом… — хотел было предложить Том, но она не стала ни слова его слушать. — Сегодня ты мне нужен трезвым, а не обдолбанным и пьяным, как и я тебе, — его вещи уже летели к чертям, как и ее платье, которое он так с нее легко стащил. — Празднуя эту маленькую победу, я хочу ее прочувствовать сполна, а потом… Можно обдолбаться, как ты или я любишь. — Идет, — прошептал он ей на ухо, прикусив мочку уха, — тогда и праздновать мы будем так, как я хочу. Он потянул ее за собой вниз, увлекая на узкий диван. О да, сегодня все будет так, как он захочет, если уж на то пошло. Ведь после секса они точно найдут спрятанный у себя белый порошок и будут его нюхать до тех пор, пока эйфория их не накроет окончательно. И плевать, что с утра будет ломить все тело. Главное, что сегодня они выиграли, а дальше и больше их уже ничего не волновало...