Ипостась огня

      Я перерыл уже все кучки с одеждой, обсмотрел все углы и вытряхнул сумки не по одному разу. Фляги нигде не было. Оставался только один вариант — Арзу убежал гулять, прихватив её с собой. Обернуться это может катастрофой, хоть драконы себе слишком юных невест не призывают. Зачем, если те должны продолжать род? Но что, если драконьи кошмары — не призыв, а проклятье озера? Не могут же драконы мальчиков от девочек не отличать!       Собираюсь быстро, распухшую ногу туго перетягиваю — на ощупь она горячая, больно даже дотрагиваться. Но я должен идти, отобрать у брата эту проклятую фляжку!       Лестница со второго этажа имеет на это своё возражение — если подняться по ней у меня получилось, то вот спуститься… каждый шаг — невыносимая боль. А к реке идти так долго, ещё и под гору!       Бессильно сажусь на пол на первом этаже. Нога ноет так, что отдаётся в спину. Неужели я всё-таки её сломал? Или это озерное проклятье усиливает любые, даже самые незначительные, травмы? Ладно, героя из себя можно строить сколько угодно, но это никак не поможет делу.       — Ма-ам!       Жду, потом зову ещё раз:       — Ма-а-ам!       Когда она занята, она никогда не отзывается на первый же зов — если мы беспокоим её по ерунде, есть время передумать. Сейчас не тот случай.       — Что, Конни? И зачем ты на пол сел?       Поверх платья у мамы завязан фартук с несколькими большими, туго набитыми карманами, а на пальце — напёрсток. Металлический. Тоже Дар. Мама вышивала.       — Прохладней, — бурчу. — Мам, Арзу мою фляжку забрал.       — Тебе что, три годика? Сам разбирайся.       — Я бы разобрался, но вот ты права была насчёт моей ноги.       — И что ты предлагаешь? — мать раздражается. — Мне бежать его искать?       — Там, во фляге, — не вода.       — Так, — мама упирает руки в бока. — Получается, что мой старший сын спивается и младшего приобщает! Воспитала на свою голову!       — Мам, там даже не вино. Там маковая настойка.       Вру безбожно. Но сейчас это кажется очень логичным, и странно, что я не озаботился об этом раньше — нога бы болеть перестала. Конечно, сама травма бы не прошла, но я уже не был бы беспомощен.       — В тайне от матери всё. И откуда ты деньги взял? Хотя на это всегда найдутся! Ну что будешь делать?       — Вот и я не знаю, — покаянно вздыхаю.       — Ладно, горе моё. Пойду к соседке, пусть пошлёт одного из своих пострелят, что на огороде копаются.       — Спасибо, мам.       — Одни хлопоты с тобой. Ты к знахарке вечером сможешь сходить?       — А сейчас нельзя? — малодушно ною, в ноге дёргает, я готов ползти.       — Сейчас ей платить нечем. Потерпи. Давай я тебе чай заварю, пойдём.       Мама подаёт мне руку, я опираюсь на неё почти с благодарностью. Когда так больно, уже не до гордости.       Стакан у меня тот же, щербатый. Но пока пустой. Мама плеснула в чайник кипятка, разложила травки и ушла. Это пока затишье перед штормом, ох нам обоим и попадёт вечером. Мне за настойку, а брату — за то, что берёт чужие вещи без спросу.       Фляга эта ему всегда нравилась. Искусно вырезанная, с витой пробкой, расписанная эмалью: рисунок трёхцветный, почти геометрический — взрослый дракон, летящий над лесом. Иронично, что вода из Кристального озера плещется сейчас именно в ней.       В одиночестве пить чай как-то скучновато, я просто задумчиво покусываю сухой стебелёк. Мать всё не возвращается.       Надо сделать сегодня хоть что-нибудь полезное — ходить у меня получается плохо, но руки-то в порядке!       Выползаю во двор, но с каждым шагом желание вырезать бусины становится всё меньше, а поспать — всё больше. Хотя я должен быть ещё бодрым. Что это? Тоже часть проклятия?       Беру несколько заготовок, что так и оставил вчера лежать у потухшего кострища. Делаю несколько скребков, но всё просто валится из рук. Хотя бы немного. Хотя бы полчасика.       В сарае меня из дома будет не слышно, но всё равно готовлюсь, хоть и выглядит это немного нелепо — отвязываю пояс и заматываю себе рот в два слоя, плотно завязываю на затылке. Бороться со сном нет никаких больше сил — как будто я и правда вместо воды пил маковую настойку. Даже на бродящих повсюду кур и уток, — дверь в сарай снова забыли закрыть, — не обращаю внимания.       …ночь и море. Чёрное, блестящее, как вулканическое стекло. Полоска берега узкая, песчаная, серая. Луны нет, но звёзды яркие. Никакой обжигающей жары, пламени и опасности. Есть только ощущение присутствия. Я не могу обернуться, но знаю, что он — за моей спиной. Дракон. Старый. Огромный. Тот, что может летать и одним своим чихом спалить полгорода. Владеющий магией. Такой, какого наш мир давно не видел. Абсолютное, беспощадное зло, которое ни перед чем не остановится.       Слышу за спиной дыхание с высоты — шея у драконов длинная. Скрипит песок. Дракон прилетел не просто так. Ему нужен именно я. И если я не приду к нему, то последствия моей опрометчивости будут ужасны. Хочется сбежать, вот только некуда — впереди лишь море, лижущее мои ноги прибоем, сходящееся с небом в единую полосу на горизонте. Смотрю в рябящую гладь очередной волны и вижу над собой чёрный силуэт — как дыру в звёздном небе…       Крик пояс заглушил, мне почти не удалось разомкнуть губы. Судорожно разматываю его, жадно ловлю ртом воздух. Казалось, что прошло совсем немного времени, но уже почти стемнело. А ещё я хоть немного отдохнул — по крайней мере, гораздо больше, чем после первых двух кошмаров. И в целом сон стал походить не на угрозу или предупреждение, а на послание, которое уже можно толковать почти внятно — меня не прокляло озеро и не стремится напугать или вымотать. Меня призвал дракон. Только вот в качестве кого? Невесты?       — Не доведёт тебя твоё зелье до добра, — ворчит мать, как только я затаскиваюсь в дом. — Весь день проспал, небось из заначки приложился. На вот.       Протягивает мне флягу, я обрадованно прижимаю ту к груди.       — Братец твой тоже хитрец тот ещё, ужо вернётся, задам. Налил воды, и как так и было!       Я обрадованно покачиваю жидкостью в полости тыквы. Она сейчас для меня дороже всех настоек и алкоголя.       — Я сам с ним поговорю. Объясню, что и как. Ты же налетишь, отхлещешь полотенцем, а толку — через неделю опять стянет.       — Критиковать мать удумал, ишь ты. Под стол пешком ходил недавно, а уже как цыплак поучаешь несушку. Лучше сам мне пообещай, что перестанешь баловаться — я понимаю, нога болит. Но как вылечишься — не обижайся, если найду. Не посмотрю, что тебе скоро невесту искать — отхожу вожжами так, что сама не узнаю потом!       Иногда мать, как разойдётся, сулит всякие казни мне и брату. Чаще всего дело дальше угроз так и не движется, но сейчас случай особый. А я, выходит, Арзу подставил, ещё как. Конечно, ему не следовало брать мои вещи, но теперь ему влетит за никогда не существовавшую настойку. Придётся говорить, что я просто перепутал — у меня есть ещё одна фляга, тоже из тыквы, но она старая, и рисунок на ней потрескался, потёрся и выцвел. Да и изображение было скучным — цветы какие-то и лошади.       — Мам, так мы к знахарке идём?       — Идём, конечно, несчастье моё одноногое, — уже теплее отзывается мать. — Только сначала на свадьбу, ты же хотел. И не идём, а поедем — из нашей деревни много кто сегодня соберётся. Уже в телеги запрягают коней.       Отлично. Чем больше народа — тем больше суеты и толкотни, и тем меньше шанс, что какой-нибудь жрец заметит, как я возвращаю краденое.       — Одевайся иди. И умыться не забудь, лицо, как у истопника!       Как говорится, мне что одеваться — только подпоясаться. Вот пояс как раз завязываю новый, праздничный, сине-зелёный. На нём тоже вышиты драконы и украшены бусинами. Флягу бросаю в наплечную сумку — после такой объединённой, пышной свадьбы жрецы точно устроят раздачу Даров — может, что и мне обломится.       Вот обувь надеть уже не могу — на больную стопу не лезет сапог, ставший вдруг узким. Приходится просто обмотать ноги тканью и закрепить бусами.       Мама принарядилась — на ней чистое, красивое, расшитое платье, которое можно считать почти что вывеской её работ, так много на нём декоративных элементов. Но всё довольно гармонично. А ещё мать тоже берёт с собой сумку — на Дары она почти никогда не рассчитывает, но подарок для знахарки нужно было куда-то положить.       На улицах оживлённо, тут и там оседланные лошади или целые подводы — на пышную драконью свадьбу собрались посмотреть не просто многие, а едва ли не все. На телегах сидят даже старички и старушки, подслеповато щурясь и беседуя.       Кивнув одному из мужчин, мама указывает мне, куда можно сесть. Забираюсь на телегу не без труда, но усевшись — радуюсь. Я сижу со взрослыми, и никто не толкается, не вертится и не кричит. Все тихо что-то обсуждают и ждут общего сигнала.       Мать вижу на другой повозке, с женщинами. Среди них замечаю и знахарку, так что мы правильно сделали, что не пошли к ней домой сейчас.       Арзу не видно — то ли боится пока соваться домой, а то ли уже убежал к озеру вместе с остальными мальчишками.       Наконец, когда уже почти совсем стемнело, трогаемся в путь, тут и там на телегах зажигают масляные фонари — дорога через лес не опасна, но кони во мрак идти не хотят. До Кристального озера недалеко, какие-нибудь полчаса езды.       Прибываем мы раньше гостей из столицы, но местные жрецы уже заканчивают приготовления — на украшенном лентами и гирляндами помосте-сходнях зажигают факелы, расстилают ткань.       Невесты почти не заставляют себя ждать — я слышу оживлённые возгласы и люди дружно начинают спрыгивать с повозок.       Мне это удаётся одному из самых последних — дольше задерживаются только те, кто помогают старикам. Поэтому приходится локтями прокладывать себе путь, чтобы втиснуться поближе к ограде озера. Получается, и с завоёванного места не просто отлично видно помост, на который уже совсем скоро приведут невест, но ещё и вода плещется совсем рядом, рукой достать можно.       Ещё повозившись и потолкавшись, достаю флягу, откупориваю и быстро выливаю содержимое, возвращаю его озеру. Никто вроде не заметил, и я с облегчением выдыхаю. Теперь можно и на свадьбу посмотреть, раз уж пришёл.       Приезжие из столицы жрецы одеты богато, но в целом их одеяния ничем, кроме украшений, не выделяются. А церемонией всё равно руководит наш, местный жрец, глава Цитадели — у него белая, длиннющая борода клином, невозможно и издалека перепутать.       Ничего не поменялось — прощание девушек с родными всё такое же слёзное, подружек невест, о которых мне говорила мать, тоже много. Красивые или нет — не рассмотреть: и далеко, и они заплаканные и растрепанные. Хотя красота значения не имеет — они столичные, завести успешный роман с такой означает благополучное будущее. Надо бы подсуетиться, но куда мне сейчас женихаться с такой-то ногой!       Заклинание жрецы поют хором, нараспев, а толпа притихла, внимает. Язык, на котором исполняют, — драконий, что неудивительно. И это как ключ, отпирающий ворота между мирами — Кристальное озеро мелеет, отступает и наконец лопается посередине, разойдясь двумя крупными волнами — меня, как и других, кто стоял у самой изгороди, обдало брызгами.       Показывается платформа, к которой от сходен ведёт мост, обычно скрытый под водой. Он каменный и очень древний, именно поэтому два жреца ведут девушек по нему, ступая синхронно, за руки — чтобы те не оскользнулись.       Драконы уже на платформе — они всегда, каждый раз оказываются уже там, как только воды расступаются. И не очень мокрые — как будто их водой в последний момент окатило.       Довольно крупные, один коричневый, второй красноватый. Стоят на двух задних когтистых ногах, смотрят своими немигающими жёлтыми глазами перед собой, на невест. Одежды драконы не носят никакой, если не считать узких ремней, на которые крепятся украшения — цепочки с камнями на шее и передних лапах, — и оружия на пояснице. Драконы предпочитают короткие мечи без ножен, просто на перевязи.       А ещё у обоих женихов пробиты крылья, и в отверстия вставлены узкие блестящие кольца, на которые навязаны ленты. Вот именно по этим лентам я и понял, что ящеры ничуть не намокли — тонкие полоски ткани струились по ветру.       Невест подводят совсем близко. Верховный жрец, оставшийся на помосте, вещает о сотворении таинства и о важности, благословенности и всём прочем. Толпа, как и я, ждём только одного момента, и он настаёт — жрецы сдёргивают с невест накидки, и поклонившись драконам, отступают подальше с платформы, на мост. Им нужно уходить, свою миссию они уже совершили.       Можно понять, почему зрелище драконьих свадеб столь популярно — на невестах одежды не больше, чем на женихах. С узких ремней кое-где свисают только лёгкие отрезки ткани, которые к тому же относит ветром в сторону, а остальное — это только цепочки и камушки, не прикрывающие абсолютно ничего.       Юные драконы ликуют, мотая безрогими пока головами, раскрывая пасти и пронзительно крича — знак хороший, невесты им сразу понравились, меньше шансов, что вернутся. Девушки же как зазомбированные: смотрят прямо перед собой, молчат, не дёргаются. Может, им дали наркотики, но, что вернее, они просто вконец измучены кошмарами и бессонницей, и им совершенно всё равно, что с ними произойдёт дальше, если после этого дадут выспаться.       Обряд бракосочетания довольно прост — драконы прижимают девушек к себе спиной, развернув, и обвивают их ноги хвостами. Снова кричат, на этот раз внятней, почти что словами. И волны, поднявшись, тут же смыкаются над их головами, чтобы вновь разгладиться.       Вот, в общем-то, и всё, это не человеческая свадьба, где множество традиций, нудные поздравления и гулянка до утра. Но зрители не разочарованы — жрецы, как я и предсказывал, объявляют раздачу Даров, и все вокруг тут же начинают толкаться. Как будто есть значение, как близко ты подойдёшь к постаменту. Младшие жрецы уже достали список тех, кто будет удостоен, и если тебя в этом списке не будет — хоть затолкай всех до смерти, а не получишь и ломаной медной пуговицы.       Встаю в очередь почти в самом конце — женщин вежливо и по традиции всегда пропускают вперёд. Потом ещё нужно будет найти маму и знахарку — пусть от проклятия я избавился, в ноге боль от этого не поубавилась.       Но мысль гложет тревожная — а что, если просто вернуть воду было недостаточно? Что, если дело в том, что я её ещё и проглотил? Самое пугающее — что, если Арзу тоже выпил из фляжки?       Блестящая гладь озера, в которой драконы сгинули вместе с невестами, ответов не давала и слишком сильно напоминала море из сна. И тревожила меня эта вода сейчас больше, чем я рассчитывал, — казалось, что под ней что-то движется, огромное, опасное, крылатое.       Когда жрец нашёл в списке моё имя и протянул увесистый холщовый мешочек, в котором точно окажется что-нибудь ценное, нашей семье на радость, я едва сдержался, чтобы не сознаться, но промолчал. Потому что если это всё просто моя паранойя, до конца дней моих дразнить будут, и на женитьбе крест можно будет ставить, как и на спокойной жизни вообще. Успеется. Но лучше бы это было просто дурными снами.