Ипостась огня

      Дракон будит меня так, как будто боится нанести вред. Просто дышит тёплым грозовым воздухом в лицо, пока не открываю глаза. Может, действительно боится мне навредить — непросто рассчитать силу, когда ты такой огромный, а я, человечек, маленький. Конечно, пользоваться мной, как едой, ему не запретишь, да и вообще, ничего не запретишь, он же дракон!       Но вяло пытаюсь отпихнуться от лиловой пушистой морды. Миш не обманул — сил нет даже на то, чтобы с кровати встать, хорошо хоть ссать сползал ещё вчера. Или сегодня. Не разобрать, ночь или день, а если день — то какой? Дракон, кажется, понимает, что я никуда не собираюсь, но всё равно на всякий случай тормошит меня мордой — мол, вставай давай. Снова его толкаю и невнятно мычу.       Дракон долго раздумывает, брать меня с собой или нет, а я смутно припоминаю, куда именно он хотел меня утащить. Охота, которой будет распоряжаться Миш, ах да. Вот пусть он и распоряжается, а я не при делах.       Судя по всему, дракон тоже приходит к такому выводу, напоследок вяло потолкав меня языком. Убирает морду в оконный проём обратно, затворяет за собой витраж. Вот спасибо. Немного поворочавшись, снова засыпаю.       Будит меня Сит, трогая кожистыми подушечками лапки за плечо. Сразу сажусь, только вот спал голым, поэтому натягиваю одеяло повыше и смущённо прошу:       — Отвернись, пожалуйста.       — Вот ещё. Быстрее давай, я нервничаю!       Ящер молотит по полу хвостом, как раздражённая кошка. Конечно, она помогает мне в моём побеге, и я ей за это благодарен, но я очень хочу жрать. Просто невыносимо смертельно хочу.       — Сит, — миролюбиво начинаю. — Мне нужно что-то накинуть и поесть. Потому что, если мой желудок будет бурчать на всю пирамиду, меня точно поймают.       — Хорошо, хорошо. Давай только быстрее. Меня и хватиться могут.       — А ты разве не добровольно работаешь?       С кровати я слез, продолжая путаться в одеяле, чуть не упал. Зато то, что надеть, мне Миш уже приготовил. Похоже, относится к побегу ответственно. Чёрная накидка с капюшоном, чтобы меня никто не заметил, пока буду добираться до канала с Сит. Должно быть, уже ночь, но закон подлости никто не отменял.       — Добровольно, но подводить своих подруг не хочу. Сейчас время, в которое я должна выбираться на берег, чтобы греть яйцо, — Сит поглаживает живот.       — А то, что мы будем с тобой плавать, ему не навредит?       — Нет, вода в каналах тёплая. Это перестраховка, вот, например, Чальчиутликуэ, если уснёт, промораживает магией всё озеро. Ни одно яйцо сама не решилась высидеть. Я так не умею, но забота о здоровье детей — превыше всего.       — Ты меня здесь подождёшь?       — Подожду. Знаешь, иногда хочется сменить подводный дом на обычный. С камином, ковриками, кроватью… другими словами на «к». — ящер прядает ушками.       — Ты мне обязательно должна рассказать!       — Тогда с тобой пойду, по пути и расскажу.       Сит переваливается на коротенькие лапки и смешно семенит за мной. Когда она ходит, не достаёт мне и до плеча, даже вытянув шею. Но длинная же, как змея!       — Ты бобров видел? — задаёт мне Сит неожиданный вопрос.       — Ну, видел, — пожимаю плечами. — Шкуры видел, хаты.       — А ты знаешь, что вход в хатку бобра — под водой? Во многие наши дома — тоже. Даже у тех женщин бывает, кто не водными перерождаются.       — Зачем? — голодным я соображаю ещё хуже, чем сытым.       — Потому что цицимиме — огненные птицы. Они могут нырнуть, но не очень-то и хотят. То есть, мы скорее всего спасёмся… если вдруг что.       — Понятно, — не особо жизнерадостно отзываюсь из туалета, куда я завернул по дороге на кухню.       Хорошо, что это отдельная комната, потому что у Сит нет никаких представлений о приличиях, или она меня как мужчину не расценивает вообще.       — Пока не увидишь, не поймёшь, — возражает ящер. — Ну и на обычные дома они изнутри не похожи. Узкий лабиринт сначала, который огнём не выжечь и не пролезть, только мы и можем. А для жизни пространства мало, гнездо да столовая.       — А туалет? — как раз из него выхожу.       — А мы как бы не особо и нуждаемся. Или ты думаешь, что у нас клумбы пышные без удобрений?       — Фу, гадость какая!       — Аппетит испортился? — почти с надеждой спрашивает Сит.       — Вот ещё, — ворчу.       Поесть мне Миш всё-таки оставил, но, похоже, он понятия не имел, что не все человеческие продукты нужно ставить в холодильник, поэтому меня ждут зубодробительно холодные лепёшки и почти в глыбу замороженный сок. Но я не я, если не разгрызу всё это на клочки и не проглочу.       Даже камины не греют, ну драконам зачем, если знают десять видов огня, а кристаллы и цветы готовить не надо! Хоть на пол вываливай и жди, пока разогреется. Дня три жди. Зубы от холода сводит, но я упорно грызу лепёшку.       — Да, Миш у нас сама заботливость, — Сит осматривает мою тарелку. — Прости, я только родильный огонь заклинать умею, а он не греет. И то не пробовала.       — А в твоём доме, ну, не душно?       — Ну его же не совсем дураки строили. Как и пирамиду эту. Ты и знать не знаешь, а тут повсюду вентиляция. Думаешь, почему воздух такой свежий и туман не скапливается?       — Тут где-то есть кристаллы, которые я видел на площади?       — Конечно. Это тепловые кристаллы, из них наш мир чуть ли не полностью состоит. Видишь ли, наше солнце — далеко, и его тепла бы не хватило для жизни. Но кристаллы — накапливают магию и отдают тепло. А те, которые пригодны нам в пищу, это полуразряженные осколки.       — А что будет, если откусить от тёплого кристалла?       — Перелом челюсти, — Сит встряхивает ушками. — Ну, конечно, из них делают порошок, который можно вдыхать…       — Не продолжай, я понял.       — Но ты не видел, как от него идёт горлом кровь. Им пользуются отчаянные… и такие, как Миш. Но он молодец, не думает о таком. По мне, так лучше уж побег. Вы так серьёзно настроены…       — Ещё бы, — киваю. — Когда весь мир против тебя, а изменить ты его не в силах…       — Поэтому я вам и помогаю, — отзывается Сит. — Революцию я бы не поддержала. Не потому, что я должна заботиться не только о себе. Потому, что для неё не место и не время. Знаешь, когда меня выбрали невестой, я не была к этому готова. Камаштли, мой муж… скажем так, никогда не был добр ко мне. Я его не виню, большинство драконов здесь, кто бы тебе что ни говорил, тяготятся семьёй. В общем, детей он не хотел, а меня считал чем-то вроде рабыни. Конечно, так бывает в любом мире. Но это везде неправильно. А пока у женщины здесь нет детей — она вроде как второго сорта. Я сбегала, он меня возвращал… каждый раз был хуже предыдущего. Нехорошо так говорить, но… в общем, если признаюсь, мне будет легче.       Сит замолкает, будто собирается с мыслями, глубоко дышит. Сидя напротив меня, скрестила передние лапки на животе, словно это даёт ей ощущение безопасности. Я внимательно её слушаю, не переставая жевать, хотя от холода уже скулы сводит.       — Я его убила.       — То есть как? — чуть не давлюсь холодным комком пищи.       — Ну, не своими лапами, конечно. В бою с цицимиме он струсил. Они гнались за ним, он искал убежище в напе. Я разрушила в неё вход. Есть… специальный механизм для этого, чтобы цицимиме не попали внутрь. Но я завалила вход раньше, чем могла бы. Мои мучения закончились.       — Получается, у тебя есть своя пирамида?       — Вот ещё не хватало. Я отдала её городу, и мне построили чудесный подводный дом. До этого Камаштли не разрешал мне плавать, а теперь я из воды почти не вылезаю. Так, иногда вспоминаю о мягкости обычной кровати, но больше ленюсь себе дом расширять, чем действительно нуждаюсь. Да и маленькому Истаку это всё ни к чему будет.       — Кто-нибудь ещё об этом знает?       — Никто, — качает головой Сит. — А если узнает, то ты разболтал. Хотя кто тебе поверит? А тогда… никто не видел, что случилось, и многие пирамиды были разрушены так же.       — Может, ты и права. Знаешь, у меня из дома ушёл отец, и мать тоже отдавала всю себя детям. Только раньше их было трое. Теперь остался один маленький брат. А меня и старшую сестру забрали драконы.И мама тоже ждёт дитя. Как думаешь, она справится одна?       Говорю, а в горле ком уже не от холодной еды. Запрещал же себе думать о них, чтоб не отчаяться. Сбегу — всё узнаю. Разыщу их обязательно, или ещё как помогу. Я мог бы спросить Сит о сестре, конечно. Только у той теперь драконье Имя, которого я не знаю.       — Верь в неё, — Сит кладёт мне лапку на ладонь. — Должна справиться. То, что упруго, не сломается. Ты готов пойти со мной?       — Готов, — бросаю недоеденную лепёшку. — Веди.       — Сам дойдёшь, и быстрее меня. Так и сделаем — иди к каналу и жди. Я приду. Ходить — так медленно, — тянет Сит.       Но план хороший — разделиться, чтобы никто ничего не заподозрил. Может, я искупаться просто пришёл. Если кто пялиться будет, то так и сделаю. Но мокрые от тумана улицы Истакси ночью немноголюдны. Я никого не видел, значит, предположим, что никто не видел меня.       Готов ли я бежать, когда всматриваюсь в черноту канала? Нет, к этому и нельзя быть готовым, всё что угодно может пойти не так. Но сегодня — наш шанс.       Лечу в воду с тучей брызг и всплеском, выныриваю, отфыркиваюсь. Я оскользнулся? Нет же. Меня нагнала Сит и коварно столкнула. Выпутываюсь из намокшей накидки, но Сит тут же топит её хвостом — никаких следов не должно остаться, всё правильно. Я и не в обиде на ящера — ещё бы полчаса пытался в воду влезть, температуру пробовал и всё такое. А тут раз и всё. И не соврала — вода тёплая, как парное молоко. Как будто в пересыхающей речушке этим летом, но канал глубок и полноводен.       Сит изящно, как будто сама состоит из воды, перетекает с берега. Выныривает, слегка засветившись пятнышками на плавничках. Тихо просит:       — Держись за мою шею, и кроме головы из воды ничего не высовывай.       — А как же нырять?       — У нужного канала нырнём. Конгломерат использовать нельзя, Чальчиутликуэ узнает. Всё, молчи.       Подчиняюсь, охватив шею Сит, словно обняв. Боюсь её сильно сжать, но приходится, чтобы не соскользнуть — ящер разогналась и плывёт очень быстро. Нет, я точно её не задушу — Сит не мяконький Миш, у неё кожа, покрытая мелкими чешуйками, такая твёрдая, что будто из стали, даже пальцы не вдавились.       В лицо постоянно брызгает вода, иногда попадает в глаза и уши. Промаргиваюсь, терплю, почти ничего не слышу — но это тоже нормально. Да и слышать нечего — в Истакси пугающая тишина, все звуки сжирает туман, так что даже тихий плеск воды от нас с Сит вряд ли кого насторожит. Оказывается, днём ещё было шумно, и когда шёл дождь. Ну, такой общий фон. А когда тишина и туман — все звуки умирают почти мгновенно. Глаза слезятся, и краски цветных камней становятся просто цветными лентами. Как будто меня затягивает в магический водоворот. Хотя к настоящему мы, похоже, приплыли.       Сит остановилась, я наконец-то высвободил руку и протёр лицо, проморгался. Ящер же, покрутив мордой по сторонам, тихо спросила странное:       — Готов к абсолютной тьме?       Осторожно киваю, и Сит советует:       — Вдохни максимально глубоко, потом полностью выдохни и толкни меня.       Вот и всё, доигрался, нырять пора. Слушаюсь совета ящера, поступаю так, как она сказала. И всё равно оказываюсь не готов к давящей тяжести. Нырять для меня — это всегда лето, жара, брызги и радость, а я купаюсь и слежу, чтобы Арзу не нахлебался воды и не выбирался на глубину из «лягушатника». Потом он подрос и уже плавал лучше меня, и бегал на речку сам, а я только иногда ходил искупаться — летом домашних дел всегда невпроворот. Но всё равно нырнуть — это что-то таинственное. Если подальше — можно открыть под водой глаза, развернуться, увидеть, как солнечные лучи пробивают водную толщу, и в них снуют крошечные рыбки. Пробую открыть глаза и сейчас — просто страшно и я вновь зажмуриваюсь. Непроглядная чернота. Как будто мира вообще не существует больше. А самое главное — не вдохнуть. Терплю, вцепившись в Сит изо всех сил. Кажется, что мы совсем не движемся, или наоборот, погружаемся всё глубже. Не дышать. Не думать о тьме.       Когда кажется, что вот-вот потеряю сознание, наконец, выныриваем. Какая же ночь яркая! Тяжело дышу, воздух распирает лёгкие почти до боли. Обтираю лицо, зачёсываю пряди волос назад. О чём мы не подумали, так о том, что они останутся мокрыми. Может, это мелочи, не стали бы они роковыми.       Сит меня напутствует:       — Сумка сразу слева, как зайдёшь. Левой стены и держись. Если что, беги со всех ног и ныряй. Я буду ждать тебя.       — Всё, я помню, обсудили же с Итцли.       — Он далеко, а я — близко. Не струсь.       Сит ныряет, сразу канув в черноту. Гребу к берегу. Страха у меня почти нет, ящеры и я вчера пришли к любопытному выводу и проверили — я действительно бегаю быстрее, и намного, чем они. Конечно, взрослый дракон догонит меня за один шаг, но взрослые жрецы все будут на Охоте. Оставались ещё те драконы, которые выросли из ящеров и то и дело становились на четыре лапы. Но их мы тоже в расчёт не брали — они находились как бы в переходном возрасте, с его болью в костях, ломотой в мышцах и желанием непрерывно спать дни и ночи напролёт.       Выбравшись и подтянувшись к бортику канала, отмечаю, что бежать до пирамиды ещё прилично, мокрому, голяком. Не бежать, а идти. Всё, я теперь ишиптла, и лицо надо сделать попроще. Каждый дракон, что может встретиться на улице — мой союзник, и отведёт меня в загон, откуда сбежать, как утверждали ящеры, очень просто.       Но хорошо, что добираюсь сам. Сумка оказывается там, где и планировали, только приходится пошарить впотьмах. Перевесив её на плечо, приобретаю небольшую уверенность. Хотя ящеры много мне объяснили, а карту, кажется, даже во сне в голове держать буду, когда вступаю в наклонный коридор, понимаю, что заблудиться здесь можно в два счёта. И именно счёт поворотов мне поможет.       Тусклый свет камней и странная тишина обволакивают со всех сторон. Ни потрескивания магического огня, ни шорохов по каменным ступеням, ни звона, ни драконьего рычания. Это мне на руку, не думал, что всё будет так просто. Оглядываться и рассматривать окрестности некогда, впрочем, они не особо и примечательные, драконьи строения разнообразны в комплексе, но камни-то одни и те же. Лишь раз на пути к заветной комнате замечаю тень в одном из коридоров, пережидаю.       Я ещё раз припоминаю всё, что рассказывал Итцли, но как забудешь главную примету, что я вижу перед собой — массивный барельеф, человеческую голову с жутким оскалом, половина лица у которой — живая, а половина — череп, окружённую как будто солнечной короной лучей. Жутко и наглядно. Из жизни — в смерть, на залитой кровью арене.       Дверь не заперта, но её очень трудно отодвинуть — плита хоть и на петлях, но каменная. Думал, будет от неё громкий скрип или шелест, но нет, ничего. И я понимаю, что попал в царство смерти тут же, как вхожу. Об этом Итцли мне не рассказывал, потому что никогда тут не был. И вряд ли кто-то был, кроме жрецов. И уж точно здесь никогда не было людей. Живых людей.       По описанию Итцли я представлял небольшое тёмное помещение, в котором, кроме стойки черепов, ничего и нет. Но оказался в большой светлой зале, в которой могли поместиться несколько взрослых драконов. Наверное, её стены были стенами всей пирамиды, и если бы в них только были двери и слёты! Но нет, ничего такого. Стены сплошные, а потолок гладкий и высокий. Но здесь не пусто, нет. Здесь всё — из костей. Похоже на логово безумного скульптора — кости, человеческие и драконьи, намешаны, то ли собраны, то ли склеены то в ужасные, то в изящные формы, изображающие неизвестные идеи. Вот когда в Цитадели говорили, что до рождения мира существовало Ничто, я представлял его примерно так же. Без формы, только с одним замыслом. Поближе не подхожу, двигаюсь по свободной от… скульптур части комнаты посередине, как по дороге. Боюсь ли? Нет. Ещё мама говорила, что бояться надо живых. А потом я начал вырезать из кости и, как и сейчас, смотреть на останки как на материал для поделок.       Единственное, что до сих пор меня пугало — черепа. Их-то я и искал, зная, что даже если краем глаза замечу, то вздрогну. Но драконьих черепов не было вообще, а человеческие обнаружились на «почётном» месте в конце залы. Цомпантли, решётка с нанизанными черепами, оказалось золотой, инкрустированной камушками, и с тем самым грубым орнаментом, что я видел у себя на браслете. Может, это и не орнамент вовсе, а письменность?       Некогда рассуждать, тороплюсь, но у конструкции цомпантли слишком непонятные замки. Пока соображаю, как их расщёлкнуть, слышу за стенами какой-то шум. А значит, в городе или пирамиде происходит что-то неординарное, раз так слышно. С замком всё же справляюсь. Ну, как — все черепа с одной линии рассыпаются по полу с хрустом. Придирчиво выбирать некогда — хватаю самый целый и чистый на вид, пихаю его в сумку и наутёк.       Каменную дверь я оставил едва прикрытой, боясь, что захлопнется. И этим сглупил. Как только открываю её и выбегаю, тут же падаю.       Один из жрецов догадался, что кто-то проник в комнату, и теперь, обвив хвостом мне ноги, рычит в лицо. А я понимаю только то, что всё сорвалось.