Ипостась огня

      Драконьего языка я не знаю, но догадываюсь вполне непритворно изобразить испуг и крайне покорно и молча тащиться за жрецом. Тот вроде как что-то бормочет, но не мне, а как будто ругается вслух. Так люди ворчат на разладившиеся вещи или скотину — окаянная дверь опять скрипит или глухой собаке воры мерещатся, брешет. Ну, ишиптла скотина и есть, и я с её ролью справляюсь, наверное, очень убедительно, раз жрец не замечает у меня сумку. Или ему не до этого.       Как бы то ни было, меня весьма грубо за руку волокут по лестницам и коридорам, и в них шум снаружи слышно то отчётливее, то глуше. Наконец, открыв ещё одну дверь, жрец выпихивает меня перед собой на площадку, где шум становится просто нестерпим. Неудивительно, она уже не в пирамиде, а словно бы мы снова на арене. Смутно понимаю, что края ямы — иначе и не назвать — вровень с мостовой. Слишком уж знакомые каменные бортики сверху, и силуэты деревьев и цветов на фоне… горящего неба.       Ишиптлы здесь — несколько мужчин разного возраста, испуганно сгрудились у края загона, там, где есть какие-то возвышения и что-то похожее на лежаки. Окидываю всё быстрым взглядом, потому что крики и рык почти оглушают. Я сейчас ничем не отличаюсь от неразумных жертв, и так же беспомощен. Как будто сам воздух горит.       Облака подсвечены снизу пожаром — кажется, в Истакси горят сами камни и вода, такое зарево. И сотни, если не тысячи горящих птиц повсюду, так близко, что видно их пасти, изрыгающие пламя, и так далеко, что они похожи на искры. Драконов тоже множество, все взмыли в небо и там, сталкиваясь с птицами, рычат, перебивая их визги, сбивают огонь с крыльев врагов другим огнём, нестерпимо-белым, ослепительным, чертят круги, взмывают и пикируют.       И ничто и никто нас не защитит здесь, если по нам пройдётся струя огня или павший в бою заденет крылом, умирая. Мы крошечные, как букашки, будто муравьи, сгрудившиеся в следе от коровьего копыта, которых вот-вот сожгут увеличительным стеклом, раздобытым из Даров. Хочется сжаться в крохотный комок, не видеть это и не слышать — но так ещё страшнее, умирать неизвестно отчего. С неба падает пепел, и этот пепел — чьи-то тела. Почти на середину площадки планирует кусок гаснущего пера огненной птицы-цицимиме. Тупо таращусь на него, как дурак. Замечаю, что ишиптлы плачут в испуге. Не кричат и не вытирают слёзы — просто ревут, как малые дети. Им, неразумным, голым и оставленным жрецами на произвол судьбы, не понять, что они вот-вот погибнут. Просто страшно.       Кто будет беречь скотину, когда надо спасаться самим? Всем ишиптлам и так положена смерть, какая разница, на арене или вот так. Но мне вспоминается пожар в нашей деревне, тот самый, когда жених пришёл требовать меня в законные супруги. Люди — не драконы, мы хотя бы пытались спасти зверей, отворить двери загонов, сараев, спустить собак с привязи. А их просто оставили умирать. Неправильно.       Да, случилось то, о чём драконы и говорить боялись — налёт цицимиме на Истакси. Устоит ли город? Выживу ли я, Миш, Итцли, Сит и её невылупившийся Истак? Не знаю. Но для меня и несчастных, насмерть перепуганных ишиптл, где угодно будет безопаснее, чем под горящим небом.       Самое время оглядеться. Итцли же говорил, что из загона сбежать проще простого, если у тебя есть разум. И он не врал — ворота всего лишь на вертикальном засове. А ещё сам Итцли за мной и пришёл, точнее, прибежал и теперь, паникуя, пытается до меня докричаться, но я не слышу из-за того, что городу приходит конец.       — Открой! — подбежав к загородке, прошу ящера.       Он мог бы и сам догадаться, что я его не услышу, вломиться ко мне и насильно потащить, если нужно! Спасают ведь именно так!       — Замок! Открой изнутри! — рычит ящер так громко, что я с трудом, но разбираю.       Снаружи не открывается? Некогда думать, тяну засов вверх и тут же попадаю в когтистые лапы Итцли. Думаю, что он совсем с ума сошёл, когда он отталкивается и прыгает — куда лететь, если всё небо — горящий смертельный ад?       Но ящер таким образом запрыгнул лишь на уступ пирамиды, потом — выше и ещё выше. Должно быть, мы сейчас отличная мишень, но по-другому из этого рва быстро было не выбраться. Ишиптл выводят, наверное, через пирамиду, или по каким другим ходам. Самое очевидное спасение — совсем рядом.       Прыгаем в канал не сговариваясь. Вода настолько горяча, что кажется, суп из нас сварить можно, но Итцли тянет меня дальше, на глубину. Открываю глаза, но вокруг только бурая муть. Не темнота, потому что вода отражает огонь. Остаётся только довериться ящеру, который таскает меня под водой, как тряпку какую, и грубо пихает вперёд, куда-то вверх, так что я больно стукаюсь головой, барахтаюсь, задеваю что-то руками, нахлёбываюсь воды и в результате оказываюсь кашляющим на мокром твёрдом полу.       Судорожно вдохнув, озираюсь. Я в пещере. Хотя нет, в маленьком драконьем жилище, залитом привычным рассеянным светом, куда я попал через отверстие в полу, в котором плещется вода, но выше не поднимается. Так вот он какой, подводный дом? Причём обитаемый!       Из гнезда у стены высовывается голова на тонкой шее, обрамлённая плавничками. Ящер-хозяйка дома шипит на меня, сощурив ярко-зелёные глаза, ставит на край гнезда лапы.       — Я не ишиптла! — убеждаю её, отползая подальше. — Я ищу убежище!       — Умрёшь! — весьма недвусмысленно сообщает мне дамочка, и в этот момент я рад, что она не огнедышащая. — Ты с изменниками!       — Знать не знаю никаких изменников! Меня сюда Итцли притащил!       Ящер, кстати, за мной в пещеру не вылез, я лишь растерянно озираюсь.       — Откуда тебе знать Итцли, червь?       Дракон постепенно выбирается из гнезда, и я понимаю, какая она на самом деле огромная и похожая на змею.       — Я его друг! Его, Сит, Миша! То есть, Мишкоатля и Ситлаликуэ! — чудом вспоминаю их заковыристые имена.       — Не врёшь? — ящер приостанавливается и снова щурится.       — Такое не придумаешь!       — Хорошо, — похоже, мои слова её убедили, но не совсем. — Но держись от гнезда подальше. Пока всё… не закончится.       Замечаю, что ящер баюкает что-то в кольцах хвоста, потом слышу слабый писк и ей становится не до меня — мама успокаивает своего сына. Дракончика мне не видно, только слышно, как он тихонько попискивает. Чувствует беду, наверное. А война в городе здесь — отдалённый гул. Тут словно безопасно — вход один, из воды, и как глубоко мы под её поверхностью и какая толща земли сверху над нами, неизвестно.       Ящер, успокоив дитя, иногда поглядывает на меня, скорчившегося на твёрдом полу в сгорбленной позе, но молчит. Я тоже молчу. В комнате пахнет гарью и смертью — как и снаружи. Один воздух, который как будто сгустился. Мне страшно, а дракону-матери — вдвойне. За себя и за сына. Может, и втройне — за мужа, который бьётся где-то там, в небесах. Не только за потомство, за весь город.       Цицимиме точно выбрали время, чтобы напасть — когда праздновалась Охота. Без предупреждения, мгновенно — сколько я пробыл в пирамиде? Час, может, два от силы, пока плутал. Никак не больше. И где сейчас они все, те, кто мне дорог?       Жених точно там, в полыхающем небе, выжигает цицимиме. А Миш? Он храбрый, хоть с виду и белый-пушистый, — наверное, на заваленных пеплом и трупами улицах добивает врагов. Должен ли я быть с ними? Я мужчина, у меня нет детей, ради которых можно отсидеться в подводной норе. Убивать огненных птиц, должно быть, трудно, не то что из лука обычных. Но и я мог бы помочь и героически погибнуть. Только вот во имя чего? Во имя города драконов, без которых нашему, моему миру будет только лучше? Они перестанут забирать женщин, а мы перестанем зависеть от красивых безделушек, сами научимся добывать для них материалы и делать такие же без всякой магии. Может, и лучше.       И пусть вымрут. Сгорят все и умрут. Цицимиме — огненные птицы, они в воду Кристального озера не полезут, ведь так? Им нужен этот мир, и они на самом деле его хозяева — потому что появились первыми. Только вот если город падёт, всех драконов, маленьких и больших, начнут истреблять без разбора. И меня здесь найдут, сожгут за компанию.       Маленькому дракончику надоело бояться и прятаться в гнезде, а может, он учуял меня, как гостя. Пища, вскарабкался на спину матери, закачался на слабых ножках, расправил крохотные крылышки. Мелкий такой, не больше годовалого малыша, даже ходить как следует не умеет — переступает на четырёх лапках, нелепо вышагивая, пока не кувыркается вниз. Но снова упорно забирается по чешуе, и мама бдительно следит, чтобы дитя из гнезда не выпало. Но дракончику упорно нужно сделать то, что нельзя — он раз за разом пытается достать до края, а когда мама отпихивает его мордой подальше, протестующе фыркает, встряхивая пушистой головой и взъерошивая короткую гривку.       Замечаю, что интересую его вовсе не я — на полу возле гнезда лежит маленький мячик, тёмно-красный с зелёной полоской. Игрушка, которой могут играть все — и дети, и дракончики, и котята. Шарик. И он сейчас нужен маленькому дракону, потому что он не понимает, почему встревожена мать, что случилось. Он просто хочет мячик.       — Драк… то есть, леди-дракон, — робко решаю обратиться к мамаше, чьей милостью я ещё жив. — Он хочет игрушку.       — Что?! — ощеривается ящер тут же, как будто вспомнив про моё существование.       — Игрушку, — указываю на неё. — Мячик.       Дракон озадаченно смотрит сначала на меня, потом на брошенную игрушку. Детёныш, пока мать отвлеклась, вновь пытается сбежать из гнезда, и это у него почти получается — зацепляется крошечными коготками за один из сплетённых древесных стволов. Но бежать теперь уже и незачем, мать подхватила пастью и отдала ему игрушку. Дракончик запищал и тут же угомонился где-то на дне гнезда, возясь.       Ящер же как будто смягчилась, по крайней мере, посматривала на меня не столь злобно, но в основном прислушивалась к тому, что происходило снаружи, шевеля ушами. Я же различить ничего не мог, но как будто стало тише.       И первый замечаю, как вода во входе-полынье колыхнулась, потом из неё показалась голова ящера. Лупоглазая и знакомая. Сит. Я обрадовался дракону, как родной, она мне, похоже, тоже. Хотелось броситься к ней и повиснуть на шее, но Сит приветствовать меня не спешила, общаясь рычанием с хозяйкой пещеры. Наверное, извинялась за моё вторжение. Как будто от меня был какой-то вред!       Наконец, Сит обратилась и ко мне:       — Вылезай. Всё закончилось. Почти.       Хочется осыпать ящера сотней вопросов, но сейчас для них точно не время. И если цицимиме не пришли сжигать нас, и мама-ящер спокойно улеглась в гнездо, драконы победили, так же?       Вода кажется обжигающей и плотной. Когда выныриваем на поверхность канала и я отпускаю шею Сит, понимаю, что этому есть причина. В каналах топят раненых цицимиме. Стало ничуть не тише, чем раньше, наоборот даже — гигантские недобитые огненные птицы верещат совсем рядом, буквально в нескольких шагах, если бы можно было ходить по воде, и продолжают сопротивляться, изрыгая огонь — столп пламени проносится так близко, что почти задевает.       — На суше безопаснее, — рычит мне почти в ухо Сит и гребёт к берегу, волоча меня за собой.       И это так, хоть повсюду и трупы. Мы едва не спотыкаемся об один. Человеческий, обгоревший настолько, что нельзя узнать, кто это был, мужчина или женщина. Но я-то знаю. Ишиптла. Я так и не затворил дверь в загоне, они разбежались…       Так странно видеть перед собой теперь труп взрослого дракона, погибшего так же — обожжённый до костей, уродливой горой валяющийся на мостовой. Но там, где сохранилась шкура, на лапах и морде, видно его масть. Это был чёрный дракон. Кажется, я привык к смраду, но от того, как пахнет эта туша, меня мутит, давлюсь воздухом, но вытошнить не успевает. Дыхание сбивает ударом, точнее, захватом.       На меня и Сит с неба упал дракон. Мой жених. Куэ… Куэ. Живой. И злой, судя по тому, как грубо сгрёб меня и ящера лапами, и как крепко сжал, взмывая в воздух. Земля отдаляется — и я вижу не просто несколько трупов, а сотни. Ими усеяны улицы Истакси, и скоро уже из-за высоты не отличить мёртвых от раненых и тех, кто им помогает. Мой же жених обменивается гортанным рычанием с взрослыми драконами, реющими в небе, кажется, что не помогая. Но по светящимся у них крыльям догадываюсь, что заняты они не менее важным делом, чем те, что внизу, а, может, и более — они восстанавливают магический купол над Истакси.       Сит, как и я, не сопротивляется Куэ, повиснув в его когтях угрём, и даже не пытается устроиться поудобнее, только прижимает лапы к животу — в такое время предпочла с яйцом не расставаться. Теперь уже безопасно, но в полной мере это ощущаю только тогда, когда оказываюсь в напе, которую могу считать своим домом — мой жених бережно опускает нас на каменный пол, обнюхивает. Меня слегка толкает мордой в плечо, а Сит что-то рычит. И уже по обыкновению, похоже, разбегается и взлетает. У него нет и минуты времени, чтобы побыть с нами!       Сит, убедившись, что с ней и невылупившимся сыном всё в порядке, неуклюже ковыляет к зданиям, прихрамывая. Я чуть за хвост её не дёргаю:       — Стой. Может, хоть ты объяснишь мне не на драконьем, что случилось?       — Что случилось?! — Сит бросает на меня взгляд, но не останавливается, приходится её догонять. — Такой бойни с цицимиме на моей памяти не было никогда, Кунц. Они прилетели не одни. Нас предали Сенцонмимишкоа, драконы севера.       — Чёрные? — спрашиваю очевидное.       Вот почему та ящер приняла меня за предателя, за невесту одного из чёрных! Но… зачем? Они же тоже драконы! Сит, проигнорировав мой прямой вопрос, отвечает на незаданный:       — Их не волнует наш город. Им нужны кристаллы и озеро, а остальное пусть терзают цицимиме.       — Но разве они не понимают, — сбивчиво говоря, пытаюсь в коридоре не наступить ящеру на волочащийся хвост, — что цицимиме истребят и их?       — Понимают. И хотят в другой мир так же, как ты обратно в свой, и для этого им нужна надёжная связь с Конгломератом. Заодно и цицимиме выпустить могут. В любой другой мир, скажем, в твой? Как тебе?       Затыкаюсь. Меня к такому жизнь не готовила. Чтобы быть к этому готовым, надо в драконьем мире родиться, или как Сит, прожить больше полувека. И я не хочу в этом участвовать!       Сит же как и не нервничает вовсе — раздобыла миску с кристаллами, впилась в один зубами прямо на ходу, но только когда забралась на одно из кресел в «кабинете», снова разрешила спрашивать:       — Хочешь знать всё? Тебе не понравится.       — Если честно, не знаю, — я раздобыл какую-то накидку и повязал её на талии на манер юбки. Опасность прошла, я наконец-то осознал, что нахожусь в обществе женщины, а на мне из одежды — только сумка с черепом, прикрывающая разве что уж совсем непотребное место.       — Никто не хочет быть частью этого, Кунц, — проглотив очередной кристалл, соглашается Сит. — Меня тоже не спросили. Драконьих невест не спрашивают. А у тех, кто здесь родился, нет выбора.       — А почему вы не можете, ну, как хотят северные драконы? Просто свалить?       — Не в каждом мире есть первородная магия, Кунц. Понимаешь, ни у них, ни у нас не рождаются девочки. У цицимиме дети не рождаются вообще… но они придумали кое-что. Каждая драконья или человеческая душа может быть заключена в тело насильно. Выдрана из одного существа и помещена в остов другого. Цицимиме, Кунц, это мёртвые драконы, наделённые магической плотью. Точнее, они собраны из мёртвых тел — новые останки им не нужны, ещё от первой войны достаточно, тем более, что, когда цицимиме погибает, её тело можно использовать повторно, но души… они вырывают их. Я тебе больше скажу, Кунц. Мы тоже так умеем. Все. Каждый дракон, у которого хватит сил. Можно не зачинать новых детей, дожидаясь благословения Древа, не нянчить их. Не брать чужих невест. Убивать и превращать в подобных себе. И кристаллы, — Сит вертит надкусанный в когтях, — станут не нужны. Можно сожрать душу.       Тяжело опускаюсь на один из стульев. Кошмар не прекращается ни на секунду. И становится всё глубже и безысходнее. Если раньше был в опасности только я, потом небезразлична стала судьба Миша, может, что Сит и даже Куэ, а с ними и драконьего города, то теперь понимаю, что от меня просто прятали правду. Не рассказывали всего сразу. Что в опасности не только моя жизнь, жизни драконов. Множество миров, которые загадочно соединяет Когломерат. И мой в том числе. Мир людей. Там, где Арзу, мама, мой нерождённый пока ещё братик или сестра. И сотни тысяч других людей, которые никак не защитятся ни от цицимиме, ни от драконов…       — А ещё, — Сит отставляет еду в сторону и понижает голос, по чему понимаю, что плохие новости отнюдь не закончились. — Итцли погиб. А Мишкоатль… его цицимиме забрали с собой.