Семикурсники

      Свесив ноги и оперевшись руками на дощатый настил, он смотрел на гладкую поверхность озера — сегодня был абсолютно безветренный день. И насколько озеро было спокойным, настолько же внутри у него бушевали мысли, эмоции, сомнения и это предательское ощущение томительного ожидания. «Прямо принцесса накануне бала», — едко отметил про себя Драко. Напрасно он думал, что наваждение, связанное с Поттером, пройдет. Особенно тут, когда того можно встретить в каждом коридоре, на каждой лестнице.       Увидев гриффиндорца в первый злосчастный день, Драко растерялся, но подумав об этом тем же вечером, пришел к выводу, что постоянные совместные уроки и встречи в замке ослабят его, так сказать, «помешательство». Но совместных уроков, кроме ЗОТИ, не оказалось и даже в Большом зале увидеть очкарика стало редкой роскошью. Поэтому Драко решил остановиться на другом варианте — и с тех пор, как «секрет» расписания был раскрыт, он стал всячески избегать Поттера, а изучив расписание гриффов-семикурсников и выяснив, что на дополнительные дисциплины Поттер не ходит, Драко научился обходить «места возможных встреч» окольными путями. Особенно ему полюбился мостик третьего этажа — там вообще, кроме когтевранцев, некого было встретить. С тех пор он более чем успешно придерживался своей тактики. Вот только возникло одно «но»: чем реже он видел Поттера, тем ярче были эмоции от встреч с ним. Дошло до того, что во снах теперь ему снились уроки ЗОТИ. Крестный бы порадовался. Зато Драко был не до смеха: теперь «ночной» Поттер являлся ему в пустом классе, обязательно вечером, под пламя двух-трех свечей; Драко непременно опаздывал, а зайдя в класс, обнаруживал, что выйти назад не может. О том, что снилось дальше, он предусмотрительно решил не вспоминать. Но все его старания были перечеркнуты словами «помогите мистеру Малфою».       «Ох, спасибо, крестный, никогда не забуду вашу заботу и доброту», — иронично подумал Драко. Теперь точно все насмарку — особенно после того, как Потти схватил его за руку и держал так долго и сильно… Драко снова вынужден был остановить свои мысли и особенно — свое воображение. Подтянув ноги к подбородку и обхватив их руками, он с грустью наблюдал за уходящим на запад солнцем, пока то полностью не скрылось за горизонтом.       — Гарри, в воскресенье в три! — выкрикнула Джинни с середины стола. Сначала она назначила по две тренировки в неделю, но с приближением матча требовалось больше — Гарри нужно было заново обкатать «Молнию», а новому вратарю — влиться в коллектив. Кивнув ей, он вернулся к своим мыслям. Настроение ближе к выходным всегда росло по экспоненте, а предстоящая встреча с Малфоем наполняла его какой-то непонятной радостью.       — Гарри, ты уверен, что он вообще придет? — спросила сидящая рядом Гермиона. Она, как выяснилось, все-таки заметила их отсутствие во время урока, и Гарри пришлось поведать ей о «разговоре» с Драко. — И почему именно Астрономическая башня?       — Думаю, что придет. А насчет башни — где еще можно уединиться, не помешав другим и не привлекая к себе внимания? — не сообразив, как двусмысленно это прозвучало, Гарри приступил к десерту.       Гермиона же, вдруг погрустнев, в который раз посмотрела на стол преподавателей. Профессор, похоже, предпочитал не завтракать, а сегодня пропускал и ужин. Вспомнив его сегодняшний взгляд, она испытала непреодолимое желание узнать, о чем он думал. Как в те бесконечные часы у его постели в святом Мунго, когда она перебирала в памяти события последних лет, его поступки и слова, с учетом открывшейся правды. Как можно было жить с этим грузом вины, как можно было столько лет скрываться, оставаясь для большинства фигурой сомнительной, а чаще всего — ненавистной и презираемой? Всеми, кроме Темного Лорда — свою роль он сыграл блестяще.       Гермиона все еще помнила, как Гарри во всеуслышание заявил, что Снейп неустанно работал против Волдеморта и до самого конца служил Дамблдору. Она пыталась понять, что чувствовал профессор, когда в Ордене его то и дело кто-нибудь подозревал. Те самые люди, ради которых он каждую минуту, проведенную с этим монстром, рисковал жизнью. Но самое главное — что он чувствовал, когда убивал единственного человека, который ему верил? Один взмах палочкой, одно-единственное заклятье и он навсегда повесил на себя ярмо предателя и убийцы. Убив Дамблдора, он лишился, вероятно, самого близкого человека, шанса на оправдание и надежды на будущее. Эти вопросы так и остались без ответов. А когда она вспоминала, как он истекал кровью, лежа на грязном полу Визжащей Хижины, никому не нужный, на глаза наворачивались слезы и возникал вопрос — где были все те, ради которых он так смиренно умирал в тот вечер?       Астрономическая башня встретила его звенящей тишиной и начинающимися сумерками. Поднявшись на самый верх, Гарри облокотился о парапет, заменивший собой зубчатый край верхней площадки. Воспоминания тут же нахлынули на него: Дамблдор, его беседа с Драко, дрогнувшая палочка последнего, а затем стремительное появление Упивающихся и смертоносная Авада Кедавра. Он часто задавался вопросом, что же чувствовал Снейп, произнося эти два слова. Да, Гарри прекрасно помнил, с каким перекошенным лицом тот кричал «Не смей называть меня трусом!», какие муки и страдания плескались в черных глазах. Но, тем не менее, он не представлял, какую силу и мужество нужно было иметь, чтобы совершить это убийство и потом с этим жить.       Посмотрев вниз, Гарри увидел нескольких студентов, которые еще не покинули территорию замка. Наверняка где-нибудь прячутся парочки, для которых такой вот вечер — с окрашенной закатом зеркальной гладью озера — будет одним из самых романтичных школьных воспоминаний. Гарри избегал этого места после тех событий, и сейчас сомневался в том, правильно ли поступил, назначив встречу с Драко здесь. Ведь очевидно, что слизеринец тоже что-то чувствовал, стоя здесь в тот роковой день.       — Не люблю это место, — прозвучало рядом. Драко появился бесшумно, облокотившись на одну из каменных стен. Оглянувшись, Гарри заметил, каким взглядом тот смотрит на край балюстрады.       — Извини, давай пойдем в другое место, — произнес он, намереваясь уйти с башни.       — Нет, останемся здесь, — тихо промолвил слизеринец и, небрежно оттолкнувшись от стены, подошел и встал рядом.       К вечеру поднялся небольшой ветерок, и отросшие волосы блондина слегка заколыхались под его дуновением. Стоя рядом с Драко, Гарри обнаружил, что они почти сравнялись ростом, а вот по комплекции он сам заметно выигрывал — плечи за прошлый год окрепли и раздались вширь, в то время как Малфой так и остался стройным аристократом. Они молчали какое-то время, и Гарри подумал, что не чувствует по этому поводу никакого беспокойства. Только вот с каждой минутой становилось все темнее, и он уже хотел сказать, что пора бы начать заниматься, когда Драко, повернувшись к нему, спросил:       — Почему ты назвал меня по имени? — взгляд слизеринца блуждал по его лицу, и Гарри от этого стало неловко.       — Не знаю, но не удивляйся, если я снова назову тебя «Малфой», по старой привычке, — ухмыльнулся он, и тот наконец отвел свой изучающий взгляд.       — Не надейся, что я начну называть тебя «Га-ар-ри-и», — на последнем слове Драко в своей прежней манере растянул гласные, отчего имя прозвучало как-то интимно-нежно, а Гарри, подумав о том, что так его еще никто не называл, еле сдержал усмешку.       — Кажется, скоро будет отбой, — продолжил слизеринец с ноткой печали, — и сдается мне, что сегодня я не смогу сконцентрироваться на счастливом воспоминании. Обстановка как-то не располагает, — сардонически улыбнувшись, закончил он.       Так они и стояли, погруженные каждый в свои мысли и воспоминания одного конкретного дня прошлого лета.       — Да, пожалуй, надо идти — не стоит разгуливать по замку после отбоя, тем более старостам, — сказал Гарри, посмотрев на часы. — По вторникам у меня тренировки, а среда почти свободна, как насчет нее?       Малфой, явно сомневаясь, внимательно посмотрел на него, и Гарри вдруг поймал себя на том, что слишком волнуется из-за возможного отказа.       — Хорошо, увидимся в среду, — отойдя от парапета, ответил Малфой и, бросив напоследок еще один пристальный взгляд, исчез на лестнице.       Вернувшись в подземелья и забравшись в кровать, Драко долго не мог уснуть, прокручивая в голове события сегодняшнего дня. Он ворочался, то укутываясь одеялом до самых ушей, то вновь раскрываясь. Воспоминания о смерти Дамблдора каким-то нелепым образом перемешались с сегодняшней встречей на Астрономической башне, а душа, казалось, разрывалась от чувства вины перед старым волшебником и от совершенно иного чувства уже по отношению к Поттеру. В итоге, кое-как задремав, Драко увидел во сне все ту же башню, только теперь с парапета падал он сам — его оттуда столкнул крестный, а Гарри, внезапно обретя способность летать, кинулся за ним, и, спустя мгновение, они уже вместе парили над озером. Вместо луны в небе сияла изумрудно-зеленая метка, а Драко мертвой хваткой цеплялся за спину гриффиндорца, из которой произрастали могучие крылья.       Проснувшись, слизеринец понял, что проспал завтрак, и решил посвятить утро письменной работе по Трансфигурации. Поскольку это был его второй год на седьмом курсе, многие работы он уже делал и теперь на учебу уходило гораздо меньше времени. С дополнительными предметами все шло не так споро, поэтому, закончив с Трансфигурацией, Драко достал «Расширенный курс перевода древних рун» и приступил к следующему заданию.       Припозднившись на обед, прямо у двухстворчатых дверей он нос к носу столкнулся с Поттером и Грейнджер и, не зная как реагировать, просто обошел их и направился за свой стол. Ну в самом деле, не бросаться же на «героя» с объятьями, а на его маггловскую подружку — с поцелуями. Теперь ему ни к чему избегать Поттера, поэтому надо просто привыкнуть к таким вот встречам. Внутренний голос утверждал, что можно было хотя бы кивнуть в знак приветствия, но Драко решил, что окружающих не касается то, как он общается с Поттером, а все эти приветствия только создадут ненужные сплетни.       Тем временем за слизеринским столом все разговоры были посвящены предстоящему матчу. Урхарт, похоже, своей команде не давал передышки — занятия у тех были по четыре раза в неделю, из-за чего пара пятикурсников в лице охотника и загонщика постоянно жаловались, что с такой нагрузкой их СОВы будут обречены на провал. Иногда Драко немного им завидовал — все-таки квиддич для него тоже был огромной частью школьной жизни.       Между тем Гарри квиддич интересовал как никогда мало. Мысли о Малфое у него всегда имели свойство превращаться в подобие мании. И теперь, торопясь на тренировку, он ругал себя за то, что опять не удержался и наблюдал за слизеринцем посредством карты. Воскресенье оказалось пасмурным, что было самой подходящей погодой. И не только для игры — Драко, как видел Гарри, сразу после обеда отправился на лодочную, которая неизменно пустовала. Пробыв там около часа, слизеринец направился в восточное крыло замка, но куда именно — Гарри не успел узнать. Он и без того припозднился на тренировку, за что получил от Джинни полный укоризны взгляд.       В коридорах первого этажа не было ни души — ученики в воскресенье были заняты уроками, которые большинство откладывало на последний момент. Как староста Драко знал это не понаслышке. Даже Астория, прогуляв всю субботу, судорожно писала в гостиной какую-то работу. Заглянув в учительскую, он направился к башне ЗОТИ, надеясь застать крестного там. В пустующем классе было тихо и темно — даже в солнечную погоду через занавески проходило мало света. Подойдя к ведущей в кабинет лестнице, Драко на всякий случай наложил на комнату заглушающие чары и только потом поднялся. Постучав пару раз, он открыл дверь в кабинет Северуса и увидел того стоящим у окна.       — Доброго дня, сэр, можно войти?       — Ты уже зашел, — ответил крестный, повернувшись к нему.       — Спасибо, вы так любезны, — ухмыльнулся Драко, проходя в кабинет и падая в одно из кресел.       Снейп, чуть насмешливо проводив его взглядом, прошел к своему столу. Драко даже подумал, не привиделось ли ему это, когда прозвучал вопрос:       — Чем обязан?       В черных глазах он не увидел привычной холодности, зато в них застыло нечто новое, чему пока сложно было дать определение.       — Разве нужна веская причина, чтобы навестить крестного? — подняв бровь, нахально спросил слизеринец.       Северус криво улыбнулся, и Драко вдруг осознал, что что-то основательно пропустил за то время, что не виделся с ним. Пока крестный задумчиво смотрел куда-то в пространство, Драко заметил, насколько тот помолодел. Складка между бровей, видимо, появлялась все реже, а из-за вынужденного пребывания вне подземелий цвет лица больше не напоминал маску румынского вампира. Волосы, свисавшие некогда безжизненными прядями из-за испарений зелий, немного отросли и обрели былой блеск.       — Знаете, я все хотел спросить, — начал Драко, оторвав своего собеседника от раздумий и перейдя на более серьезный тон, — еще тогда, в учительской, когда зашла Грейнджер, — увидев, как поменялся взгляд крестного, он задумался о том, не слишком ли рано вернулся к тому разговору. — Кому мы обязаны вашему возвращению, так сказать, с того света?       — Мисс Грейнджер, — сузив глаза, промолвил Северус.       — О, Мерлин, Грейнджер, мисс Грейнджер — какая разница? — закатил глаза Драко, но снова посмотрев на Северуса, понял, что тот его не поправлял — он всего лишь ответил на вопрос. В изумлении слизеринец уставился на крестного.       — Так вышло, что мистер Поттер со своими друзьями оказались рядом, когда все случилось, — безэмоционально пояснил Северус, — а когда все было кончено, мисс Грейнджер вернулась: гриффиндорское благородство не позволило ей дать мне спокойно умереть.       Драко оцепенело вслушивался в голос крестного и не мог понять, чего больше было в нем — злой усмешки или покорного смирения. Закончив, Северус холодно поинтересовался, остались ли у него еще вопросы. Видимо, ошеломленное молчание Драко красноречиво свидетельствовало в пользу того, что вопросов у него больше нет, и Северус перевел разговор на обсуждение дел факультета и обязанностей слизеринского старосты.       Позже, за ужином, Драко пытался осмыслить тот факт, что именно всезнайка Грейнджер вытащила крестного из лап смерти. И от этих мыслей странная смесь обиды и благодарности засела внутри. В понедельник, после Нумерологии, он хотел подойти к ней и что-нибудь сказать, но представив, как глупо будет звучать это «Грейнджер, спасибо за спасение Северуса!», решил отложить разговор на потом.       В среду, сдав работу по Трансфигурации и пообедав, он снова отправился к озеру. Лодочная была наполнена звуками волн, разбивающихся о стены, и Драко подумал, что вечером будет ветрено. Мысли о том, что пока он спасал собственную шкуру, кто-то спасал близкого ему человека, не давали покоя. А еще эта башня Астрономии. В прошлый раз ему стоило огромных трудов не показать Поттеру, как он боится и стыдится этого места и всего, что с ним связано. А уже после ужина, поднимаясь по ступеням на самый верх, Драко окончательно упал духом. По всему выходило, что он — просто никчемный маменькин сынок, который всю жизнь только доставлял окружающим неприятности, в то время как Поттер, мантикора его задери, спас весь магический мир, а его магглорожденная подружка сражалась наравне со взрослыми магами и вдобавок умудрилась вытащить с того света Северуса. И действительно ли показалось ему, что когда крестный все это рассказывал, между строк читался вопрос: «А что сделал ты, Драко?».       На верхней площадке слизеринца сразу пробрал холод: ветер и вправду усилился, и на такой высоте это ощущалось гораздо сильнее. Прошептав согревающее заклинание, Драко подошел к краю и посмотрел вниз. Чувство вины наполнило все его существо. Так его и застал Поттер, бодро поднявшийся на вершину башни.       — Ты уже здесь, — сказал Гарри, поравнявшись со слизеринцем.       — Сегодня холодно, — без приветствия начал тот, — давай поскорее начнем.       Гарри отметил его прохладный тон и какой-то безучастный вид и подумал, что с таким настроем шансов «сконцентрироваться на счастливом воспоминании» у Драко немного.       — Хорошо, — тем не менее, согласился он и продолжил: — Начну с главного. Самым важным этапом для вызова Патронуса является воспоминание. Правильно подобранное воспоминание. Ты должен хорошо подумать и выбрать то, которое вызывает у тебя действительно всепоглощающую радость. Подумай!       Драко молчал какое-то время, лицо его приобрело сосредоточенный вид, но на нем не было ни тени радости. Затем он взмахнул палочкой и выкрикнул заклинание, но ничего не произошло. Гарри поспешил его поддержать:       — Еще ты должен понять, что получится не сразу, а у некоторых и вообще может не получиться. Что бы ни говорил Снейп…       — Я понял, Поттер, — перебил его Малфой и замолчал, видимо, в поиске другого воспоминания.       Гарри думал, как растормошить слизеринца, ведь без позитивного настроя все это будет совершенно бесполезно. Тем не менее, он внимательно следил и даже заметил кривую улыбку у того на губах. «Уже лучше». Но, как и в прошлый раз, ничего не вышло. Жестом остановив его от комментариев, Драко снова погрузился в свои мысли, опустив палочку.       «Та самая палочка, — подумал Гарри, — из боярышника, с волосом единорога внутри». После битвы он оставил ее в Министерстве, попросив Кингсли проследить, чтобы она вернулась к Малфою. И вот теперь она снова лежит в руке своего хозяина, который даже не подозревает, что в том числе благодаря ей они сейчас прохлаждаются тут — во всех смыслах. Вернувшись мыслями к ее владельцу, Гарри с сожалением отметил, что последующие попытки точно так же ни чему не привели. А сам Драко, похоже, совсем отчаялся — плечи его поникли, а взгляд окончательно потух. Подойдя к нему, Гарри облокотился на стену и, хлопнув слизеринца по плечу, сказал:       — Сегодня просто не твой день.       Криво улыбнувшись в ответ, тот убрал палочку и прислонился рядом. Ветер все крепчал, и Гарри вдруг подумал, что сегодняшний вечер очень напоминает тот самый. А вернувшись к недавним мыслям, он, не удержавшись, спросил:       — Что ты чувствовал тогда, стоя на этой башне?       Драко медленно повернулся к нему, по бледному лицу пробежала целая гамма эмоций: гнев, отчаяние, обида. Гарри все еще не мог поверить, что произнес это вслух, когда Малфой, стремительно схватив его за грудки и, прижав к стене, ядовито прошипел:       — А сам как думаешь, Поттер? — Драко выплевывал слова, скривив лицо в презрительной усмешке. — Что я мог чувствовать, зная, что или я убью или убьют меня и моих родителей? — и резко отпустив его, отчего тот стукнулся головой о каменную кладку, отошел, напряженно сжимая кулаки. — Из-за тебя кому-нибудь приходилось убивать? И не просто убивать, а единственного близкого человека!       Гарри понял, что речь идет о непреложном обете, которым был связан Снейп.       — Драко, послушай… — осторожно начал он, но тот снова перебил его:       — О, замолчи, «герой»! Что ты знаешь о страхе потерять близких?       Слова резанули по живому, но Гарри прикусил язык. Малфой с совершенно безумным видом подошел к краю башни, лицо его исказилось от боли и страдания, он долго смотрел вниз, а потом обернулся и дрожащим голосом воскликнул:       — Что я чувствовал, видя беспомощного умирающего, зная, что он умирает по моей вине?       — Драко, ты не виноват, он ведь сам…       — Заткнись, Поттер! — не дал ему договорить тот. — Это ведь я привел Упивающихся в замок, я вынудил Северуса исполнить обет! — грудь слизеринца вздымалась, руки судорожно цеплялись за каменные перила. — Что я мог чувствовать, когда Дамблдор падал с башни, словно тряпичная кукла?! — всхлипнул Малфой. — Что я мог чувствовать, убегая из замка, как последний трус…       Драко явно был близок к истерике, как тогда, в туалете для мальчиков на седьмом этаже. Гарри снова вступил на эту опасную почву, только на этот раз он не собирался прибегать к палочке. А еще ему было безумно жаль Малфоя. Гарри ведь даже не задумывался о том, что ощущал тот, находясь перед таким нелегким выбором. Он только помнил, до какого состояния дошел слизеринец на шестом курсе — болезненные круги под глазами, серая кожа… А потом эта сцена в туалете: залитое слезами бледное лицо, успокаивающий голос Миртл и безнадежный ответ: «Никто мне не поможет». Гарри попытался представить, каково это, когда единственный, кому ты можешь открыться — привидение. Только сейчас он начал осознавать всю глубину кошмара, в котором пребывал Малфой последние два года. Только сейчас стало очевидно, что своим неосторожным вопросом он вскрыл его незажившую рану.       Видя, что от переживаемых эмоций и сдерживаемых рыданий Драко уже просто задыхается, Гарри, нисколько не сомневаясь в своем намерении, сделал к нему несколько шагов и крепко обнял, прижав его руки к бокам и не позволяя себя оттолкнуть.       — Тише, тише, — прошептал он, удерживая отбивающегося несчастного, достигшего апогея своих страданий, — все позади, твоя семья жива, Снейп жив. — Малфой неистово вырывался и Гарри еще сильнее его сжал. — А Дамблдор… Ты ведь знаешь, что он сам попросил Снейпа. Он умирал от проклятия, он был обречен. Драко еще какое-то время молча сопротивлялся, а затем обмяк.       — Успокойся, — продолжал увещевать Гарри, уже поглаживая того по спине. — Поверь, твоей вины во всем этом нет. — Малфой все еще тяжело и часто дышал, все его тело сотрясала крупная дрожь. — Ты был не единственной пешкой в играх Волдеморта, и ты бы не смог убить Дамблдора сам, как и не смог бы помешать Снейпу сделать это. Все было решено гораздо раньше, ты ничего не мог изменить.       Гарри еще продолжал что-то шептать, а Драко, окончательно успокоившись и положив голову ему на плечо, вдруг понял, что вот это мгновение — самое счастливое в его жизни.