Семикурсники

      Первая половина четверга у него была занята третьекурсниками. Северус уже слышал голоса пришедших в класс учеников, когда сработали сигнальные чары. В мгновение ока, вылетев из своего кабинета и приказав всем оставаться на своих местах, он выбежал в коридор. Злость и страх захватили его разум. Он точно не знал, куда следует направиться, но характер девчонки оставлял не так много вариантов. В учительской, куда он добрался, казалось, за минуту, Северус взглянул на расписание Гриффиндорцев и тотчас помчался в сторону Западной башни.       Распахнув двери класса, он увидел ее — она сидела за ближайшим к преподавателю столом, разумеется, рядом с Поттером. Глаза Северуса тут же нашли ее руки — хвала Мерлину, она догадалась надеть перчатки. Воздействовать на кожу магией и использовать маскирующие чары в ее ситуации было категорически противопоказано.       — Профессор Флитвик, — поприветствовал он своего коллегу.       — Доброе утро, профессор Снейп, — пропищал Флитвик. — Чем могу помочь?       — Могу я забрать у вас мисс Грейнджер, которая в настоящий момент должна находиться в больничном крыле?       Флитвик растерянно посмотрел на девчонку, которая, покраснев до корней волос, возмущенно воскликнула:       — Мадам Помфри разрешила мне! Я…       — Замолчите, — не выдержал Северус, направляясь к старосте Гриффиндора. — С вами мы поговорим позже, — процедил он как можно более холодным тоном, а после перевел вопросительный взгляд на Флитвика.       — Конечно, Северус, — ответил тот, чувствуя себя неловко.       Тем временем гриффиндорка, встав со своего места и гордо вскинув подбородок, попыталась проскользнуть мимо. Это окончательно вывело его из себя и, схватив девчонку за плечо, он потащил ее из класса. Ее сжатые губы и сведенные над переносицей брови выражали крайнюю степень возмущения, но Северуса это мало интересовало. Пока он спешил сюда, перед глазами пролетали жуткие картины того, что могло случиться с несносной всезнайкой на любом занятии или в коридорах замка. Даже здоровому магу находиться в этом скоплении неумех, большинство из которых скорее напоминали троллей с дубинками, нежели магов с палочками, было травмоопасно, не говоря о ней — совершенно беспомощной, не способной даже защититься магией. Все эти мысли лишали его последних нервов и сил. До больничного крыла они добрались молча, она — все так же кидая на него свирепые взгляды, а он — не отпуская ее плеча.       — Оставайтесь здесь, — распорядился Северус, распахнув дверь палаты. Последний раз гневно взглянув на него, та скрылась из виду. Он же, стараясь успокоиться, направился в кабинет Поппи.       Едва двери захлопнулись за ее спиной, как слезы хлынули из глаз. Гермиона забралась на постель и обхватила себя руками. Он просто ненавидит ее: чего стоил один взгляд, которым он ее одарил, ворвавшись в класс Чар. Плечо до сих пор болело от его хватки, а голос, каким Снейп разговаривал с ней и как разговаривал — как будто она какая-то глупая первогодка — до сих пор гремел в ушах. От обиды в горле засел ком. Ведь утром мадам Помфри сама разрешила ей вернуться к занятиям при условии, что пока она будет только наблюдать и слушать. Мысли Гермионы прервали голоса из прилегающего к помещению кабинета. Целитель говорила на повышенных тонах, тогда как голос профессора был едва различим. Буквально через минуту громко хлопнула дверь, и быстро удаляющиеся шаги известили о том, что он ушел. Посидев еще какое-то время, Гермиона сползла ниже и, свернувшись калачиком, легла.       Минуты струились, как ручейки, постепенно превращаясь в реки часов, но никто не приходил. У Гарри сегодня была тренировка, поэтому его раньше ужина ждать было бессмысленно. Неизвестно, сколько прошло времени, прежде чем ее мысли прервал разговор, происходивший, вероятно, в коридоре.       — Не злитесь на него, Поппи.       — Да видели бы вы, Минерва, его лицо! Он чуть не убил меня взглядом, словно василиск!       — Северус просто волнуется за мисс Грейнджер.       — Так даже за собственных детей не волнуются!       — Так у него их никогда и не было. Поппи, ну неужели вас не трогает то, какой отеческой заботой он ее окружил?       — Не знаю, Минерва, не знаю…       Поппи говорила что-то еще, но голоса постепенно затихли, переместившись в кабинет. Гермиона лежала, как громом пораженная. «Отеческая забота», значит? Встав с постели, она с пятой попытки — палочку все еще трудно было держать в руке — зажгла висящий на стене факел и подошла к окну. Внутренний двор были окутан сгущающимися сумерками, тут и там ученики спешили в замок, на свет и тепло, словно мотыльки. Внезапно из коридора послышались шаги и хлопанье дверей.       — Северус! — раздался тревожный голос Помфри, и в этот момент двери палаты распахнулись. Профессор, настроение которого, судя по всему, только еще больше испортилось, ворвался в помещение, а следом за ним — Минерва и Поппи.       — Оставьте девочку, Северус, это я отпустила ее!       — Прекрасно! Значит, поговорим с вами обеими, — процедил злой, как черт, преподаватель ЗОТИ.       Гермиона, нервы которой за сегодняшний день окончательно расшатались, с вызовом взглянула на него и спросила:       — Когда я смогу покинуть лазарет?       Снейп подошел к ней и, вперившись свирепым взглядом, отрезал:       — Когда я скажу.       Задохнувшись от возмущения, она даже не нашлась, что ответить, когда он продолжил:       — Будете оставаться здесь столько, сколько потребуется, и покинете это место тогда, когда я найду это целесообразным.       МакГонагалл испуганно наблюдала за их словесной баталией, Мадам Помфри качала головой, а Гермиона все больше выходила из себя.       — Почему это решаете вы, а не Мадам Помфри, с каких пор вы распоряжаетесь выпиской пациентов? На этот раз опешил Северус, ему хотелось придушить наглую девчонку за ее глупые вопросы, а она между тем продолжала своим дрожащим голосом:       — Кто дал вам право вмешиваться в работу медперсонала?       — Гермиона, — прозвучал предостерегающий голос Поппи, впрочем, та пропустила его мимо ушей.       — Что вообще вы тут делаете? — зло восклицала девушка.       — Мисс Грейнджер, — на этот раз голос МакГонагалл, но Гермиону уже было не остановить.       — По вашей прихоти, профессор, я оставаться тут не намерена, — заявила гриффиндорка. — Мне не нужна ваша отеческая забота. Врываетесь в кабинет своих коллег, как обезумевший! — Гермиона уже не осознавала, что говорит. — Знаете что? Занимайтесь. Своими. Делами. В своей башне! — закончила она, практически задыхаясь.       Поппи стояла, закрывая ладонью рот, МакГонагалл просто с ужасом смотрела на них обоих, а профессор, взгляд которого разом потускнел, хотя секунду назад горел адским пламенем, круто развернулся на каблуках и через мгновение покинул палату.       И только тогда Гермиона поняла, что сказала. Ужас осознания обрушился на нее, как лавина, и вслед за ним прозвучало, как приговор:       — Это было слишком жестоко, мисс Грейнджер.       Голос принадлежал МакГонагалл. Та бросила на свою ученицу суровый взгляд и вышла вслед за профессором. Мадам Помфри, еще пару минут назад защищавшая Гермиону, теперь смотрела на нее с укором. Но молчание длилось недолго. Пока Гермиона пребывала в шоке от собственных слов, та, сложив руки перед собой, заметила:       — Чтобы вы знали, именно профессор Снейп занимался вашим лечением, мисс Грейнджер. Когда вы только попали сюда, он уже был в курсе случившегося и в его руках уже было противоядие, которое спасло вашу жизнь. Он спал на соседней кровати первые ночи, чтобы не оставлять вас одну. И он сам варил все зелья, каждое из которых готовится по несколько часов, хотя вы и сами наверняка об этом знаете. Как и то, что именно перевязки, сделанные им, причиняли вам гораздо меньше боли. Пожалуй, это действительно трогательно — то, как он заботился о вас.       Посмотрев на наручные часы, Поппи, смягчившись, добавила:       — Вы перенервничали, Гермиона. После ужина я зайду и принесу вам успокоительное, а пока отдыхайте, — и с этими словами целитель оставила ее в невыносимой и давящей тишине тонуть в пучине вины и одиночества.

***

      Гарри пришел в палату сразу после ужина, ему не терпелось рассказать Гермионе о том, что он вчера узнал от Драко. Та лежала к нему спиной, и он подумал, что она спит, пока не заметил, как мелко подрагивают ее плечи. Обойдя койку, Гарри увидел, что подругу сотрясают рыдания.       — Гермиона, что случилось? Это из-за Снейпа?       Утренняя сцена на Чарах действительно была малоприятной, он не сомневался, что Гермиона расстроится, но чтобы так! Волосы падали ей на лицо, и он аккуратно убрал их.       — Перестань, он просто мерзкий вредный упырь, — Гарри хотел пошутить, но вышло наоборот: Гермиона закрыла глаза, и по ее щекам с новой силой потекли слезы.       — Не говори так о нем, пожалуйста, — прошептала она.       Совершенно не понимая, что происходит, Гарри сел рядом и принялся гладить ее по плечу. На тумбочке весьма кстати обнаружился стакан, подписанный «успокоительное», и через час, немного придя в себя, Гермиона рассказала обо всем, что случилось днем.       — Все-таки не зря ты учишься в Гриффиндоре. Нужно обладать беспрецедентной храбростью и бесстрашием, чтобы сказать такое Снейпу, — резюмировал Гарри, ухмыльнувшись.       — Это не смешно, — грустно ответила та.       — Прости. На самом деле ты не сказала что-то уж совсем обидное, — Гарри взъерошил волосы, пытаясь собраться с мыслями. — Про «обезумевшего», его, безусловно, задело, но, Мерлин, это правда!       Гермиона улыбнулась, а он продолжил:       — К тому же, ты не знала, что он твой, так сказать, лечащий врач. И вообще, именно я сообщил профессору о тебе во время Травологии, а лавры спасителя достались ему! — наигранно обиженным тоном закончил Гарри.       — Почему ты это сделал? — к Гермионе, наконец, вернулось ее любопытство.       — Потому что он лучший зельевар в этом замке. Кроме того, ты ведь спасла ему жизнь и он, вероятно, был бы рад вернуть этот долг.       — Сомневаюсь, что радость — это то, что он сейчас ощущает, — вздохнула Гермиона, в тысячный раз ощутив укол вины. — Если бы я знала…       — Извини, что не сказал. Когда ты очнулась, я был так рад, что забыл обо всем. К тому же, я думал, что тебе все расскажет Помфри.       — Гарри, что мне делать? Может пойти к нему прямо сейчас и извиниться?       — Прямо сейчас уже отбой, — ответил он, посмотрев на часы, — к тому же, пусть сам сначала успокоится. В конце концов, он тоже был неправ.       — Теперь я понимаю его мотивы… Мерлин, какая же я идиотка!       Гермиона сидела, закрыв лицо ладонями. В этот момент Гарри заметил, что ее пальцы уже легко сгибаются.       — Гермиона, твои руки. Ты можешь ими двигать?       — А, руки, да, — криво улыбнулась она. Опустив их, Гермиона несколько раз согнула и разогнула пальцы. — Я сегодня полдня сжимала их в кулаки, так что, видимо, разработались.       Кривая улыбка вскоре превратилась в обычную, а затем они оба покатились со смеху.       Было уже за полночь, когда Гермиона, наконец, приняла решение. Гарри уже час сидел в мантии-невидимке, на тот случай, если кто-нибудь придет. Со спины его бы никто не заметил, она же видела только его лицо.       — Гарри, мне нужна твоя помощь.       Этот взгляд и тон были слишком знакомы, чтобы сомневаться в том, что Гермиона что-то задумала.       — Уверена, что будешь писать сама? — спросил он спустя какое-то время, видя, с каким трудом она выводит каждую букву. Ее взгляд, брошенный исподлобья, исключал другие варианты.       Северус вздрогнул, когда с той стороны окна возникла птица. Оцепенение, в котором он находился неизвестно сколько времени, отступало постепенно. Сова тщетно пыталась влететь внутрь, а когда он, наконец, приоткрыл одну створку, та бросила письмо на подоконник и тут же улетела. Подняв свиток, он долго разрывался между желанием спалить его в камине и уничтожить заклинанием. Но бессильно опустившись за стол, все же раскрыл.       «Профессор Снейп, прошу вас, дочитайте это до конца.       Хотя я с вами полностью согласна, я не имею никакого права вас о чем-либо просить.       Так вышло, что еще сегодня утром я не знала о том, какую роль вы сыграли в моем выздоровлении. Едва ли это может служить оправданием, но я действительно не предполагала, что вы могли быть причастны к моему лечению. Да, вы скажете, что просто вернули мне долг жизни, но для меня это никогда не будет таковым. То, что вы сделали для меня — это явление качественно иное, совсем другого порядка, и оно навсегда останется со мной.       Я не буду просить прощения, ведь вы просто не могли поверить тому, что я наговорила вам после того, как вы прожгли меня презрительным взглядом, попросили «замолчать» и протащили перед всей школой, как ребенка. Я не верю, что вы относитесь ко мне, как к ребенку, и я не покривлю душой, если скажу, что действительно не нуждаюсь в вашей отеческой заботе. Но я прошу вас забыть обо всем, что я сказала, как я забыла о том синяке, что вы оставили на моем плече. Потому что больно не от него, а от одной мысли, что вы больше не придете и не укроете меня теплым пледом, не приложите свою ладонь к моему лбу, не посчитаете мой пульс, не прикоснетесь к моим рукам.       Больно так, что поверьте, я воспользуюсь заклинанием Обливиэйт, как только буду уверена в своих силах, чтобы стереть этот эпизод из вашей памяти.       Вы наверняка заметили, что я говорю только о себе, но факт в том, что думаю я только о вас. Постоянно.       Искренне ваша, ГГ».