Семикурсники

      Ночью Драко долго не мог уснуть, ему было то холодно, то неудобно, а стоило провалиться в дрему, как приснился очередной кошмар. Медленно возвращаясь из лабиринтов подсознания, он услышал, как кто-то его зовет. А потом прохладная рука прикоснулась к его лбу и убрала прилипшие волосы. Это был Поттер, снова.       Драко было жарко, он весь взмок и уже хотел откинуть одеяло, в которое оказался укутан до самой головы, когда гриффиндорец его опередил. Прохладный воздух остудил пылающую кожу, и по всему телу побежали мурашки. Драко окончательно проснулся, но виду не подавал. Гадая, почему Поттер все еще здесь, он сокрушенно подумал о том, что левая рука его сейчас лежит, развернутая меткой наверх. Когда он уже начал замерзать, гриффиндорец вновь его укрыл, и сердце Драко тревожно забилось — уйдет или нет. Мгновением позже, когда прогнулась кровать, оно уже неслось галопом.       Поттер лег рядом и укрылся, а Драко из последних сил сохранял спокойный и медленный ритм дыхания. Но когда он почувствовал, что на лице вот-вот расползется улыбка, то вынужден был отвернуться. От поттеровского взгляда припекало затылок, мурашки продолжали бегать по коже. Прикусив губу, Драко весь сконцентрировался на ощущениях и слухе. Текли долгие секунды, он уже подумал, что тот уснул, но миг спустя к его спине прижалась грудь гриффиндорца, на плечо опустилась теплая рука, а на макушке он почувствовал подбородок.       Драко боялся пошевелиться, он забыл, как дышать, все его нервы разом оголились. Казалось, он каждой клеточкой кожи ощущал близость Поттера. Эта пытка длилась бесконечно, и он уже не знал, чего хотел — чтобы она закончилась или чтобы продолжилась. Наконец, дыхание гриффиндорца стало медленным и глубоким, и Драко удалось немного расслабиться.       Открыв глаза, он долго лежал, всматриваясь в темноту, пока не стал различать в ней очертания двери и камина. Часы на стене показывали полночь. Мысли вращались вокруг событий прошедших дней, он вспоминал каждый взгляд, который на него бросал Поттер, пытаясь отыскать хоть какой-то намек. Все его надежды были иллюзорны — он это прекрасно понимал, но как же тяжело было выносить эти прикосновения, и особенно — время, проведенное в одной постели. Эта уже была третья ночь, которую они разделяли. Драко удивлялся своей выдержке. Перевернув правую ладонь и взглянув на перстень, он улыбнулся — теперь между ними была реальная, осязаемая связь. Продолжая улыбаться, он закрыл глаза.       На часах была половина второго — он так и не смог уснуть. Он даже чувствовал, как начинал проваливаться в дрему, но какая-нибудь мысль обязательно выдергивала его оттуда. Тело затекло, и Драко вынужден был аккуратно отодвинуться, высвободившись из рук Поттера. Перевернувшись на другой бок, он убедился, что не разбудил гриффиндорца и принялся наблюдать за ним. Спокойное, расслабленное лицо, чуть приоткрытые губы, едва заметная складка между бровей, торчащие волосы. Драко улыбнулся. Все в Поттере вызывало в нем восторг. «Это диагноз…» — объявил он сам себе мысленно, все так же продолжая исследовать взглядом своего ночного гостя. Прошло не меньше часа, прежде чем он уснул.       Гарри снился странный сон, он ощущал волнительную дрожь, а тело томилось от желания и предвкушения. Это была девушка. Он чувствовал ее запах, приятный и смутно знакомый, ощущал тепло, исходящее от нее. Постепенно его взору открылись бледные, аккуратные кисти с тонкими пальцами, светлые волосы, скользящие по плечам, белоснежная, словно мраморная, спина. Ему хотелось дотронуться до нее, но он не мог поднять руки. Ему хотелось заглянуть ей в лицо — она упорно продолжала отворачиваться. Он звал ее, но она не слышала.       Гарри резко сел в кровати. Он тяжело дышал, по телу бегали мурашки. Понадобилось не больше секунды, чтобы понять, что он возбужден. И в этом бы не было ничего особенного, если бы сейчас он находился в своей спальне. Но это определенно была не его спальня.       Когда глаза привыкли к темноте, Гарри посмотрел на Малфоя — тот спал на животе, руки лежали на подушке, а на пальце поблескивал перстень. Одеяло было спущено до пояса, и взгляду открывалась стройная спина. Плечи у слизеринца были не широкие, но и не узкие, его платиновые волосы почти доставали до них. До Гарри постепенно дошло, кем был навеян образ девушки из сна.       Тонкий, складный, Драко был по-своему красив. Хотя что кривить душой — он был чертовски привлекателен, просто Гарри как-то особо об этом не задумывался. Эти мысли окончательно выбили его из колеи. Часы показывали седьмой час, рановато для подъема, но оставаться здесь он больше не собирался. Ему нужен был холодный, или, как минимум, контрастный душ.       Драко проснулся в прекрасном настроении, потянувшись, он раскинулся на постели. Ночные события неторопливо проплывали в памяти, вызывая неконтролируемую улыбку. «Поттер, чтоб тебя!» — мысленно ругнулся он и встал.       Оставалось два дня до отъезда, два дня, когда он может быть рядом с гриффиндорцем. Когда он может ловить его взгляды и прикосновения, может болтать с ним до поздней ночи, лежа в гостиной на диване или сидя у камина на персиковом ковре, может с ним завтракать, обедать и ужинать за одним столом и даже иногда — спать в одной постели.       Спустившись в столовую, он обнаружил записку. «Я у Тедди, к обеду вернусь», — было написано на пергаменте. Что ж, прошедшие дни показали, что Драко в этом доме не бывало скучно, в отличие от дома тех же теток.       Позавтракав, он поднялся в гостиную. Здесь была одна вещь, которая всегда влекла его. Но, посмотрев на столик, он поправил себя — две вещи. Ведь здесь все еще была карта. Вчера у него не было особой возможности внимательно ознакомиться с ней, а вот сегодня было и время, и желание. Аккуратно ее разложив, он опустился на диван и достал палочку. Произнеся необходимые слова, он с ухмылкой наблюдал за появлением зеленых линий, сложившихся в текст. Некто Лунатик, Бродяга, Сохатый и Хвост оставили здесь свое послание. Но Драко интересовало не оно, а то, что появилось немного погодя. Все закоулки замка, все коридоры и даже — на что он обратил внимание еще вчера — тайные ходы в Хогсмид.       Сначала он оглядел окрестности: увидел Хагрида — поттеровского дружка-полувеликана, тот направлялся в сторону леса, также на поле для квиддича было несколько учеников, не семь, как во время тренировок, а человек пять. Пара школьников шли от совятни. Около восточного крыла в оранжереях нашлась точка «Помона Спраут», а во дворе — директор школы, Минерва МакГонагалл. Несколько учеников прогуливались по башне Когтеврана, в башне ЗОТИ было пусто. Переведя взгляд на западное крыло, он увидел еще нескольких преподавателей. На кухне трудились домовики, рядом, через стену, шла парочка, вероятно, пуффендуйцев. Слизерин просыпался всегда позже всех, и несколько знакомых имен обнаружились в подземельях.       Драко перевел взгляд на вестибюль, на мраморную лестницу. Его внимание привлекла точка, которая еще минуту назад направлялась на верхние этажи, но, помедлив у входа в больничное крыло, резко изменила свой маршрут, устремившись вглубь коридора. Она медленно вплыла в лазарет и остановилась, вероятно, сразу за дверьми, не проходя внутрь. И это длилось, по меньшей мере, несколько минут. Драко приник к этой части пергамента, победоносная улыбка расцвела на его лице.       — Все не так просто, не правда ли, крестный? — прошептал он, наблюдая за застывшей точкой. Он даже мог представить, как это выглядит со стороны — пустое помещение с больничными койками и мужчина, замерший, едва за ним закрылись двери. Лучи света пронзают воздух и в нем становится видна поблескивающая пыль. Тишина нарушается лишь его собственным дыханием и биением сердца. Койки аккуратно заправлены, они стоят рядами, одинаковые, словно копии друг друга. Но одна из них никогда уже не будет такой же, как остальные — та, к которой был прикован его взгляд.       Северус сделал несколько шагов, но остановил себя. С равнодушным видом он смотрел перед собой, и лишь складка между бровями говорила о той борьбе, что происходила внутри. Казалось, стоит лишь закрыть глаза, и тут, на этой самой постели появится девушка с каштановыми волосами, рассыпанными по подушке, с перевязанными кистями рук, читающая книгу или спящая, прекрасная, словно ангел. Сжав губы, он развернулся и вышел.       — Северус, доброго дня, — прямо перед ним стояла Поппи. — Не меня искали? Чем-то могу вам помочь?       Проницательные глаза медсестры пристально впивались в его лицо, но он знал, что оно не дрогнет. Хотелось поскорее убраться отсюда.       — Нет, — сухо ответил он. — Благодарю.       Драко наблюдал, как точка с надписью «Северус Снейп» начала стремительно отдаляться от второй, замершей в коридоре больничного крыла. Прикоснувшись палочкой к пергаменту и произнеся «шалость удалась», он свернул карту. На его лице больше не было ухмылки. Откинувшись на спинку дивана, он глядел на звездный потолок и думал о том, насколько каждый из них одинок — он, Грейнджер и его крестный. Поттер не казался ему одиноким, у того всегда была куча друзей вокруг, а теперь вот еще и крестник нарисовался.       Завтра гриффиндорец собирался посетить многочисленное семейство Уизли, а послезавтра их ожидало возвращение в Хогвартс в шумных вагонах и купе. Что ожидало Драко после возвращения в школу? Редкие встречи, случайно пойманные взгляды и зачарованный пергамент, если, конечно, Поттер не забыл о нем. Что ожидало Грейнджер? Тут все было еще печальнее — возможность видеть долгожданное лицо раз в неделю и при этом ни одного взгляда, который бы не вписывался в «образец надлежащего и соответствующего статусу ученика отношения к преподавателю». А Северус? Его мысли и чувства всегда оставались загадкой даже для приближенных к нему людей, и Драко не был исключением. Но кое-какие выводы он все же сумел сделать. И по всему выходило, что крестного ожидало не менее напряженное время.

***

      Гарри вернулся позже, чем рассчитывал — первый день Нового Года в доме Тонксов затянулся до самого вечера. Виной тому оказалась метла, которую он подарил Тедди. Тот сразу дал понять, что единственное место, где он готов находиться — ее миниатюрное креслице, и Гарри, считая себя ответственным за первый полет малыша, пришлось больше часа потратить только на то, чтобы научить того удерживаться в воздухе. Андромеда заметно волновалась, но препятствовать «уроку полетов» не стала. И к моменту его ухода ребенок уже более-менее мог управлять своим первым средством передвижения.       По пути домой Гарри заскочил в одно из тех кафе, где они бывали с Драко, и, забрав заказ, вскоре аппарировал. Малфой нашелся на верхнем этаже, в своей «гардеробной». Открыв дверь, он застал блондина за примеркой одной из его многочисленных рубашек, на этот раз небесно-голубого цвета, с рукавом в три четверти.       — Оставь ее, — остановившись в проеме, сказал Гарри. Малфой вздрогнул, оглянувшись.       — Поттер, тебя не учили стучать? — проворчал слизеринец, рассматривая себя в зеркало, его взгляд через какое-то время упал на Темную метку. Лицо блондина разом потускло, а руки принялись расстегивать верхние пуговицы рубашки. Обернувшись к Гарри, тот вздохнул: — Может быть, ты позволишь мне переодеться, Поттер?       — Насколько я могу судить, ты уже переоделся и, если не придираться к тому, что я не эксперт по части моды, то я бы с уверенностью сказал, что тебе очень идет, — улыбнулся он, взмахнув бровями так, как это обычно делал Драко. Малфой замолчал, на его бледных скулах выступили розовые пятна, а пальцы замерли на пуговицах. Прищурившись, он кинул Гарри один из своих лукавых взглядов и обратно застегнул пару пуговиц, оставив ворот свободным.       — Кстати, в качестве извинения за то, что тебе пришлось обедать без меня, я принес «Маргариту», — продолжил Гарри, посмотрев на время, — можем перекусить перед ужином.       Драко все еще сверлил его взглядом, но возникшая на лице улыбка выдавала слизеринца с потрохами.       — А где та фотография? — спросил блондин, когда они уже сидели в гостиной и резали круг полюбившего блюда на треугольники.       — Из Гринвичского парка? — уточнил Гарри, силясь вспомнить, куда он ее засунул.       — Ну, — хмыкнул Малфой, взяв самый большой кусок пиццы. Он поднес его к лицу и принялся гипнотизировать алчным взглядом. Гарри, наблюдая за слизеринцем, засмеялся.       Фотография отыскалась во внутреннем кармане его куртки, она даже успела немного помяться, поэтому он оставил ее на каминной полке в гостиной. Малфой сетовал, что картинка не двигалась, но, тем не менее, проходя мимо, не упускал возможности кинуть на нее взгляд.       На следующий день сразу после обеда Гарри отправился в Нору, надеясь к ужину вернуться обратно. Малфой проводил его одной из своих ухмылок, которая без слов говорила: «Я все понимаю, это же Уизли».       В доме рыжего семейства было так шумно и многолюдно, как никогда. Тут были и Чарли, задержавшийся после Рождества, и Билл с Флер, и Джинни с Дином. Последний заметно смущался, но держался со свойственным ему спокойствием и достоинством. Гарри удивился присутствию Анджелины Джонсон, которая сидела рядом с Джорджем, и в меньшей степени — Эмили, сотрудницы магазина волшебных вредилок, которая сидела, как и следовало ожидать, рядом с Роном. За большим столом едва хватало на всех мест, но Гарри всегда нравилась эта атмосфера радостной суеты и тесноты. Правда, в этот раз из-за новых и непривычных для этих стен лиц он чувствовал себя немного скованно.       Было шумно, все что-то рассказывали, Флер не упустила возможности похвастаться своими успехами в произношении, Джордж постоянно рассказывал о магазине, Артур — о том, как изменилось Министерство за последние месяцы. Миссис Уизли бросала на дочь и Дина подозрительные взгляды, а на Гарри — полные жалости, словно, это она была виновата в том, что у него с Джинни ничего не вышло. Он же уверенно улыбался в ответ, и вскоре та перестала смотреть на него так печально, зато вспомнила о другом.       — Как дела у Гермионы?       Вокруг все присоединились к этому вопросу, выражая любопытство и озабоченность. Гарри постарался ответить кратко, чтобы избежать дальнейших расспросов, но вышло очень размыто и неконкретно. Все тут же начали уточнять, как все случилось, когда она очнулась, и как чувствует себя в настоящее время. Молли тревожно слушала его, пока он, опуская некоторые детали, пересказывал события последнего месяца. Вскоре разговор переключился на другую тему, и Гарри выдохнул. Рон и Эмили задумчиво смотрели в свои тарелки, видимо, разговор о Гермионе их несколько смутил.       Нора провожала его всем семейством, душевно и искренне. Миссис Уизли крепко обняла, наказав беречь себя, Флер — нежно чмокнула в щеку, братья по очереди пожали руку.       — Рада была тебя увидеть, Гарри, — добавила Анджелина, когда он уже стоял на пороге. Они даже успели перекинуться парой слов с Роном, и тот попросил приглядывать за их общей подругой.       Гарри аппарировал в конец улицы, чтобы немного прогуляться. Было тепло и тихо, на город опускались сумерки. Подходя к особняку, он поднял глаза — освещенными были только окна гостиной. Зайдя в прихожую, он неторопливо разделся, стараясь не шуметь. И когда Гарри уже поднимался по лестнице, в тишине дома зазвучал рояль*. Неторопливая и нежная мелодия была едва слышна, и он, медленно ступая, старался не пропустить ни одной ноты.       Поднявшись на этаж, он затаил дыхание — без сомнений, музыка исходила из гостиной, как и мерцающий свет из-под не до конца закрытых дверей. Звуки складывались в мелодию, которая была наполнена невероятной грустью и одиночеством.       Прислонившись к одной из стен коридора, Гарри целиком погрузился в те эмоции и образы, которые она вызывала в его сердце. Закрыв глаза, он увидел ночное звездное небо, рябь на водной глади, легкий ветерок, гуляющий по полю с травами. Музыка была печальной, но спокойной, умиротворяющей. Но прошло немного времени, зазвучали новые, тревожные ноты, они усиливались, превращая светлую грусть в безнадежность, а печаль — в невыносимую боль. И вот перед глазами уже не колыхающиеся травы, а гнущиеся под шквальными ветрами деревья, не морской бриз у побережья, а настоящий шторм, разбивающий корабли в щепки, не безоблачное ночное небо, а сверкающие сквозь черные тучи молнии и обрушивающиеся на землю, словно гигантский молот, мощные ливни. Его сердце заныло от той непередаваемой тоски, что звучала в каждой извлеченной ноте.       Открыв глаза, он снова взглянул на двери комнаты и осторожно подошел к ним. Мелодия, между тем, необъяснимым образом изменилась и теперь в своем невозмутимом спокойствии навевала картины разрушенных кораблей, сломанных деревьев, кровавого заката. Гарри осторожно открыл двери и прислонился к проему, Малфой сидел в пол-оборота и не мог его видеть. Пальцы блондина виртуозно скользили по клавишам рояля, вызывая все новые и новые образы. По велению музыки в сердце Гарри, наконец, зажглась надежда, она была словно луч солнца, выглянувший сквозь тучи, словно проклюнувшаяся по весне трава, словно рассвет после бури. Он смотрел на Драко, а в его душе распускались бутоны цветов, падали водопады, взлетали птицы. Когда последние ноты стихли, он оттолкнулся от дверного проема и вошел в комнату.       — Это самое прекрасное, что я когда-либо слышал, — честно сказал Гарри.       Он подошел и, встав сбоку от рояля, улыбнулся блондину светлой, открытой улыбкой. Малфой медленно поднял на него глаза, в них застыло столько разных чувств, что невозможно было понять, о чем тот думает. Драко смотрел на него неотрывно, и постепенно во взгляде слизеринца снова появилось то выражение, которое видел Гарри несколько дней назад в парке. На лице Малфоя не было привычной ухмылки, казалось, что некто снял с него маску и разом обнажил все чувства.       Драко встал и подошел к нему, между ними оставалось не больше фута. Отчаянная решимость теперь отчетливо читалась в серых глазах. Малфой, все также не отводя взгляда, приблизился к его лицу, а затем накрыл его губы своими.       Гарри в замешательстве ощущал прикосновения его рта, сердце в груди переворачивалось, а мир просто рассыпался на части. Оттолкнув слизеринца на расстояние вытянутой руки, он, тяжело дыша, выдавил:       — Малфой, что ты делаешь?       Лицо напротив побелело, блондин сглотнул, отчего его кадык дернулся, а секундой позже вылетел из комнаты. Гарри слышал топот его ног на лестнице: третий этаж, четвертый… Но все мысли были заняты осознанием того, что внутренний мирок, в который он пустил Малфоя, рухнул. Его затопило непонимание, а зубы сжались не то от злости, не то от обиды. Абсолютно разбитый, Гарри дошел до дивана и без сил упал на него. Закрыв лицо руками, он сокрушенно качал головой, не веря в то, что только что произошло.       Двумя этажами выше светловолосый юноша, привалившись спиной к стене и обхватив колени руками, беззвучно рыдал. Горькие слезы скользили по щекам, в горле стоял ком, а душа рассыпалась на сотню осколков. *Вы вольны представить любую фортепианную композицию, у меня же в голове звучала эта: Keiko Matsui — To the Indian sea