Семикурсники

      Выходные традиционно оказались заполнены учебой. Гермиона уходила из библиотеки лишь на обед и ужин, все остальное время проводя за учебниками; Гарри не отставал, лишь в воскресенье прервавшись на тренировку. После их разговора о Малфое он стал гораздо спокойнее, а его былая рассеянность сменилась напряженной задумчивостью. Теперь он не приходил в Большой зал последним и не торопился сбежать, едва поев. В коридорах и на мраморной лестнице его глаза все чаще обшаривали окружающих, вероятно, пытаясь найти среди них знакомое лицо. Возможно, он собирался поговорить с Малфоем — это казалось Гермионе самым правильным, чем она и поделилась с ним тем же вечером.       — И что я ему скажу? — кисло ответил Гарри. — «Давай притворимся, что все как раньше»? Глупо.       — А чего ты сам хочешь? — спросила она.       — Именно этого я и хочу, чтобы этого дня просто не было. — Гарри смотрел в окно, в котором темно-серое небо постепенно покрывалось багровыми прожилками.       — Расскажи, чем вы занимались на каникулах? — спросила Гермиона немного погодя.       Взгляд Гарри стал отрешенным, очевидно, перед его глазами на этот раз проплывало не заходящее солнце, а недавние воспоминания.       — В первый же день мы отправились в Косой переулок, правда, там случилась неприятная ситуация, и впоследствии я решил, что маггловский Лондон безопаснее для Малфоя.       — Какая ситуация? — прервала его Гермиона. Гарри вздохнул.       — Маркус Флинт подкараулил Драко, когда тот остался один. Я отошел буквально на пять минут, а когда вернулся, его уже душил этот громила. Пришлось утихомирить.       — Какой ужас, — прошептала она. — Драко не сильно пострадал?       — Нет, но больше туда мы не ходили. — Лицо Гарри подернулось дымкой печали.       — А что вы делали в маггловском Лондоне? Кроме того, что гуляли в парке, — уточнила она, улыбнувшись. Это было настоящей удачей — встретить их в тот день. Они здорово помогли справиться с ее тогдашним состоянием.       — Мы ходили в кино, в океанариум, в парк аттракционов, — Гарри грустно улыбнулся. — Мы были в Гринвиче, в разных музеях и, конечно, обошли множество ресторанов, попробовав кучу разнообразной еды. Хотя ему больше всего понравилась пицца. — Улыбка на лице друга стала совсем печальной.       — Ты скучаешь, — вынесла свой вердикт Гермиона.       — Пожалуй, — не стал отрицать Гарри. В его глазах отражалось багровое небо.       Она задумалась, представив, что бы сама чувствовала на месте Малфоя. Иметь возможность прожить с возлюбленным несколько дней в одном доме, все время проводить вместе — это было слишком похоже на сказку. Но могло стать и пыткой.       — Гарри, рано или поздно это бы все равно произошло. — На вопросительный взгляд друга она пояснила: — Если у него к тому моменту уже были чувства, а я уверена, что были, то ваше совместное, хм… времяпрепровождение, учитывая его особенности, — Гермиона постаралась быть максимально корректной, — не могло не повлечь за собой случившееся. Признайся, ты ведь мечтаешь вычеркнуть это из своей памяти и надеешься, что Малфой так же забудет об этом?       — Какие еще особенности? — перебил Гарри, нахмурившись.       Гермиона окинула взглядом гостиную, в которой, кроме них, были и другие ученики.       — Ну, вы встречали друг с другом Рождество, вы, насколько я помню, даже уснули вместе, — вполголоса сказала она. — А походы в кино, знаешь ли, являются чуть ли не самым популярным занятием влюбленных. Удивительно, как Драко не сделал этого, — она выделила слово акцентом, — раньше. Например, ночью, у камина, любуясь твоим лицом. Или в темном зале кинотеатра.       Гарри побледнел, осознавая услышанное. Подобные мысли даже не приходили ему в голову.       — Сейчас ты напоминаешь мне Рона, — усмехнулась Гермиона. Повисла долгая пауза, она что-то обдумывала, словно хотела о чем-то спросить, но сомневалась.       — Гарри, а ты уверен, что у тебя нет к нему ответных чувств? — поинтересовалась она деланно небрежным тоном через пару минут.       — Гермиона?! — он был просто в шоке от такого допущения. — Конечно, нет!       — Ладно-ладно, — поспешно ответила она, решив не развивать эту тему.       Гермиона все больше сочувствовала Драко, и оттого вина перед ним за украденное признание только возрастала. Прошло уже больше недели, но он, похоже, так и не донес на нее, хотя она была морально готова к наказанию уже на следующий день. Прекрасно понимая, что просто так он этого не оставит, она пару раз пыталась с ним поговорить, но теперь слизеринец избегал еще и ее.       После разговора с Гермионой Гарри пришлось переосмыслить многое. Он подробно вспоминал все встречи со слизеринцем, которые имели место быть еще задолго до Рождества, он даже воспроизвел в памяти то занятие на Защите в самом начале учебного года, когда Снейп поставил ему в пару Драко, а тот убежал, прямо, как и в этот раз. Совершенно безумная мысль возникла у Гарри — а вдруг уже тогда он был небезразличен Малфою? Если так, то все, что он делал впоследствии, можно было смело расценивать как совершенно бессмысленную попытку сдружиться со слизеринцем. Бессмысленную, поскольку дружбы там априори быть не могло. Может быть, не зря тот избегал его с самого начала, возможно, самому Гарри ничего не следовало предпринимать. Но сделанного не вернуть, а картины проведенных вместе каникул, совместных встреч в Большом зале, библиотеке и в больничном крыле у постели Гермионы невозможно было выкинуть из памяти.       Их походы на Астрономическую башню, первый Патронус Драко, встреча на лодочной в Хэллоуин, их полеты и переписка — воспоминания разрывали Гарри сердце. Малфой наполнил его жизнь совершенно новым смыслом, перед глазами часто проплывали образы того, как он успокаивал слизеринца на Башне молний, когда у того случилась истерика, и в доме Блэков, когда тому снились кошмары, как помогал блондину преодолеть страх полета и как оттаскивал от него Флинта… Драко, сам того не подозревая, подарил ему неповторимое и совершенно новое ощущение — ощущение нужности, нужности не всему миру во имя спасения этого самого мира, а для одного конкретного человека. И, несмотря на то, что на правой руке все еще было кольцо, призванное прийти слизеринцу на помощь в случае необходимости, невыносимая пустота и чувство бесполезности поселились глубоко внутри. Оттого с каждым днем Гарри ощущал усиливающуюся острую необходимость увидеть и поговорить с Драко. Ему безумно не хватало его острых подколок и извечных ухмылок, рассудительных размышлений и этой неповторимой аристократичной важности. Но он не представлял, с чего бы мог начать разговор при встрече. В среду он даже хотел пойти ночью на башню Астрономии, чтобы дождаться там слизеринца, но благоразумно решил сначала обдумать слова, которые собирался сказать.       — Я не представляю, как заговорю с ним, — посетовал он Гермионе тем вечером.       — Ну… — задумалась она. — У вас же вроде были заколдованные пергаменты. Есть еще совы. Не можешь сказать — напиши.       Гарри мысленно хлопнул себя по лбу — как он сам не подумал об этом? Позже, когда все разошлись по спальням, он вытащил с самого дна сумки давно забытый и немного помятый пергамент. С сожалением отметив, что лист совершенно чист, он задумался. Написать тоже было непросто. Все, что он хотел сказать, казалось каким-то лживым и глупым. В итоге он вывел всего несколько слов:       «Малфой, давай поговорим. Мне тебя не хватает».       Прочитав, он тут же стер последнее предложение и оставил только просьбу. Гарри понимал, что ответ придется ждать несколько дней, а возможно, даже недель. Нельзя было исключать вероятность того, что Малфой вообще не заглянет в свой пергамент.

***

      Обе следующие недели вся школа только и говорила о квиддиче. Даже день святого Валентина прошел как-то мимоходом, хотя Большой зал был украшен не хуже, чем при Локонсе. Несмотря на отвратительную погоду, желающих посетить Хогсмид было немало, но Гермиону и Гарри от прогулки в деревню спас Джастин, великодушно взвалив необходимость сопровождения самых младших учеников на себя. В то время как все парочки наслаждались атмосферой кафе мадам Паддифут и других уютных заведений Хогсмида, в замке присутствовали, в основном, не столь удачливые в любви. За обедом у некоторых учеников был такой взгляд, словно они готовы были испепелить им всякого, кто отважился бы подарить им валентинку. Падающее с потолка конфетти не улучшало их настроения.       Матч Гриффиндор-Когтевран должен был состояться в субботу, и у Гермионы уже порядком болела голова от того шума, который распространяли вокруг себя члены команд и их болельщики. Впрочем, Гарри был исключением — судя по отрешенному и задумчивому виду, мысли его витали далеко от квиддичного поля.       В пятницу накануне матча разыгралась жуткая буря, окна дребезжали под порывами ветра, дождь хлестал как из ведра, Джинни весь день с беспокойством смотрела в окно, за что на Защите получила от Снейпа десять штрафных очков. Он весь урок угрюмо ходил между рядами, а его мантия зловеще развевалась за спиной. Гермиона никак не могла сконцентрироваться, и на этот раз все было еще хуже — теперь она отдавала Гарри палочку моментально, чуть ли не отбрасывая ее от себя. Он ломал голову над тем, как ей помочь, а вечером в гостиной предложил попробовать тренироваться вне занятий, втайне от всех. Гермиона чуть не расплакалась от благодарности — видимо, риск исключения из школы уступил страху, что она так и не освоит этот материал. К ночи буря утихла, и он отвел недовольных третьекурсников Когтеврана на Астрономическую башню.       — Ничего, кое-что можно разглядеть в небе, — заверила их Аврора Синистра, встретив на площадке с телескопами. — Спасибо, мистер Поттер.       Вернувшись в свою башню, Гарри тотчас уснул, но сон не принес ни отдыха, ни успокоения: ночь без устали терзала его мутными видениями, в которых тревожные события прошлых лет хаотично смешивались с не менее тревожащим образом Малфоя.       Утро субботы встретило обитателей замка плотным серым туманом. За завтраком Джинни удрученно давилась овсянкой, а Дин старался ее успокоить.       — Все равно лучше, чем вчера, — был его последний аргумент в попытке найти хоть какие-то положительные моменты в окружающей хмури.       Гарри же, с дрожью вспоминая недавние сны, думал о том, придет ли на матч Малфой.       Выйдя на улицу, все ужаснулись — видимость была просто отвратительной, грязь громко чавкала под ногами, а неба даже не было видно. Сменив мантии и выслушав последнее напутствие, команда вышла на поле.       — Пожмите руки, — потребовала мадам Хуч, обращаясь к Джинни и шестикурснику Когтеврана, сменившего Роджера Дэвиса на посту капитана. Судя по внешнему сходству, то был младший брат Дункана Инглби, который был загонщиком когтевранской сборной на третьем курсе Гарри. Обе команды выглядели взволнованно, осматривая пространство вокруг. Трибуны едва виднелись, и о том, что там находятся сотни болельщиков, напоминали лишь крики, раздающиеся сверху.       — По метлам!       Раздался свист, мячи исчезли в тумане, и вскоре все поднялись в воздух, силясь разглядеть границы поля. Вратарям было проще всего — сразу заняв позиции у своих колец, им не приходилось почти вслепую носиться сквозь серую мглу и уворачиваясь от выныривающих из ниоткуда бладжеров. Когтевранцев в их синей форме практически не было видно, и пару раз Гарри чуть не врезался в их охотников. Вначале он по привычке поднялся над полем, но в этот раз стратегия Вуда, которой он придерживался все эти годы, оказалась бесполезной. Снитч мог быть где угодно, и в итоге ему пришлось облетать поле по периметру, чтобы, с одной стороны, не мешать игрокам, и с другой — чтобы самому не упустить снитч, когда тот появится.       — Мерлин, да ведь ничего не видно! — послышался голос комментатора. — Судя по всему, квоффл сейчас находится у команды Гриффиндора!       Гарри не видел комментаторской кабинки, не видел мадам Хуч, лишь игроки проносились мимо него и бладжеры свистели у самой головы.       — И, да! Охотник Демельза Робинс открывает счет, десять — ноль! — услышал он, когда делал второй круг над полем. От влажности мантия стала сырой и потяжелела. Радовало, что Гермиона предусмотрительно подвергла его очки Импервиусу, ведь сам он в последний момент напрочь забыл об этом.       — Двадцать — ноль, Гриффиндор снова забивает гол, — похоже, комментировал матч Саммерби, ловец Пуффендуя, — невозможно разобрать кто именно, но… Мадам Хуч подсказывает, что это был Дин Томас!       Гарри летел вдоль боковой линии поля, нервно всматриваясь в окружающий туман.       — Квоффл перехватывает команда Когтеврана. Брэдли или Чэмберс? Они пытаются забить гол, но Ник Нойман в последний момент успевает отбить мяч. И вот он уже в руках Джинни Уизли, единственной девушки с рыжими волосами, — Гарри усмехнулся, да, их капитана даже в тумане было видно, — она ловко уворачивается от бладжера, и… тридцать — ноль!       Примерно через полчаса у них уже был перевес в пятьдесят очков, но игроки были вымотаны донельзя — продрогшие, мокрые, они то и дело оглядывались вокруг, чтобы не пропустить бладжер. Мимо Гарри мелькали красные и серые пятна, но никаких признаков золотистого шарика нигде не было.       — Чэмберс теряет мяч, Дин Томас стремительно приближается к кольцам соперников. О, нет! Крейг Инглби посылает в него бладжер! Удар! Но, кажется, с Томасом все в порядке, охотник делает бросок… Восемьдесят — двадцать!       Тревога все больше охватывала Гарри — где же снитч? Он поднимался над полем так, что игроки совсем терялись из виду, обходил их по окружности, несколько раз опускался почти до земли, но, кроме грязи и серости, ничего не было видно.       — Девяносто — двадцать, Гриффиндор ведет!       Гарри пролетел сквозь гущу игроков, мимо просвистел бладжер, задев его ботинок, нога тут же противно заныла.       — Игроки стараются из последних сил, но где же снитч? — Саммерби похоже искренне сочувствовал командам. — Гарри Поттер нарезает уже сотый круг… Что? Ловец Когтеврана поймал снитч?       Раздался свисток, сердце Гарри упало. Трибуны внизу взревели, и сквозь этот грохот прозвучало как приговор:       — Девяносто — сто семьдесят, Когтевран выигрывает матч!       Медленно опустившись на землю, Гарри увидел остальных игроков. Хмурые гриффиндорцы стояли чуть поодаль от радостных когтевранцев, которых постепенно окружала ликующая толпа. Прихрамывая, он подошел к своей команде — уставшие, замученные, они похлопали его по плечу.       — Снитч появился у него прямо под носом, — с горечью промолвила Демельза, — ты никак не мог успеть.

***

      Вечером в общей гостиной царило уныние. Покуда одни неохотно пытались заниматься учебой, другие предавались ленивым разговорам, кто-то играл в шахматы, но без особенного энтузиазма, но так или иначе, то с одной стороны, то с другой раздавались печальные вздохи. Гермиона, пожалуй, была единственной, кто не придал особого значения прошедшему матчу, уже второй час строча эссе по Чарам, но даже она периодически кидала в сторону Гарри сочувственные взгляды. Не выдержав всеобщей жалости, он поднялся в спальню.       Порадовавшись отсутствию других ребят, Гарри упал на кровать. В окне напротив небо прояснилось и явило взору янтарный полумесяц. Он усмехнулся. Вопреки убеждению всех, кто остался внизу, его разбитое состояние было обусловлено не столько утренним поражением, сколько пергаментом, лежащем сейчас на тумбочке. Он доставал его всякий раз, как оставался один, с надежной разворачивая, и всякий раз тот оставался неизменен — с одинокой надписью «Малфой, давай поговорим» наверху. Закинув руки за голову, Гарри наблюдал за проплывающими на фоне месяца темными тучами, из-за которых комната то темнела, то снова заливалась мерцающим сиянием ночного светила. Он, вероятно, задумался, потому что когда рядом прозвучал голос, вздрогнул.       — Гарри, — это была, к его изумлению, Джинни. Он тотчас сел и бросил короткий взгляд в сторону пергамента. — Можно? — указав на край постели, спросила та.       — Конечно, — он переместился к изголовью кровати, освободив вторую половину. Теперь пергамент был слишком далеко от нее, чтобы она могла прочесть написанное, и он накрыл его лежащим неподалеку учебником. Джинни вглядывалась в его лицо, видимо, пытаясь понять настроение.       — Не расстраивайся из-за сегодняшнего, — наконец сказала она, — у нас впереди еще матч со Слизерином, у которого пока всего восемьдесят очков.       Гарри, вместо того, чтобы порадоваться, почувствовал к слизеринцам жалость.       — Они еще могут выбиться вперед, скоро их второй матч, с Пуффендуем, — высказал он свои мысли вслух, вкладывая в них скорее надежду, чем опасения. Младшая Уизли по-своему расценила эти слова.       — Ты прав, Пуффендуй слаб, и для них это отличная возможность нас обогнать, — нахмурилась та, но спустя мгновение покачала головой и извиняюще улыбнулась.       — Мерлин с игрой, Гарри, я ведь для того и пришла, чтобы сказать тебе, чтобы ты не печалился, — ободряющим голосом сказала Джинни. — Для всего факультета одна возможность наблюдать за игрой, в которой участвуешь ты — это уже событие!       Гарри имел возможность убедиться в этом несколькими часами ранее, когда возмущенные крики с трибун едва не перекрывали радостные возгласы когтевранцев.       — А для нас быть с тобой в одной команде, выходить на поле вместе с тобой — это честь.       Гарри не выдержал и улыбнулся в ответ, чувство благодарности теплом разлилось по телу.       — Спасибо, Джинни.       — Ученики даже просили переиграть матч, — весело прибавила она, — и среди них были не только гриффиндорцы.       Гарри засмеялся, некоторые его поклонники явно перегибали палку, болея за него.       — Это наш последний год в Хогвартсе, — задумчиво продолжила Джинни, посерьезнев. — И я не хочу, чтобы кто-то омрачал его себе глупыми переживаниями из-за того же квиддича. Ты понимаешь, о чем я? — она пристально посмотрела на него.       — Да, — сказал Гарри, отчего-то ему вдруг стало грустно, — это было бы глупо.       — Тем более, кроме квиддича, есть и другие поводы для беспокойств, — небрежно заметила она, и он поднял на нее свой взгляд. Джинни все так же пристально всматривалась в его лицо, в ее глазах читалась тревога. — Гарри, я знаю, у тебя есть Гермиона, Хагрид и очередь из желающих стать друзьями, — легкая улыбка смягчило ее лицо, — но не забывай, что есть еще я. — Тревога в ее взгляде сменилась заботой. — И если тебе нужно будет с кем-то поговорить, то я с радостью выслушаю тебя. Я просто хочу, чтобы ты это знал и не забывал.       — Спасибо, Джинни, — растерянно повторил Гарри. — Но вряд ли это понравится Дину.       — Об этом даже не думай, мы с ним слишком доверяем друг к другу, чтобы опускаться до ревности, — с улыбкой заметила она. — Он не сможет не понять.       Кивнув, Гарри молча наблюдал за тем, как девушка поднялась с кровати и, пожелав ему спокойной ночи, скрылась за дверью. От ее слов на душе стало спокойнее, благодарность согрела сердце, но что-то терзало сознание. И Гарри вдруг понял, что мысль, которая раньше воспринималась как сама собой разумеющаяся и сулящая радостные ожидания и перспективы, теперь больно стягивала виски: «Это наш последний год в Хогвартсе».