Семикурсники

      «Последняя неделя февраля», — лениво подумал он, отложив расписание. Еще месяц — и можно будет отправиться в мэнор. На выходных наконец-то прилетела сова с письмом от Нарциссы, с письмом из дома. Несмотря на обещания Министерства, задержек избежать не удалось, и в итоге родители вернулись в Англию только в середине февраля. Это было единственное письмо, которое он получил почти за два месяца. Не считая письма Панси, в котором она больше интересовалась Асторией и ее успехами, нежели им. Что-то, подозрительно похожее на обиду, неприятно кольнуло сердце. Но Драко не дал этому чувству захватить себя — поездка домой на пасхальные праздники была его единственным маяком, тонкой соломинкой, не позволяющей утонуть в той бездне беспросветной тоски и боли, в которой он пребывал с начала семестра.       Отогнав малейшие намеки на воспоминания о тех днях, Драко окинул взглядом гостиную. Несколько учеников беззаботно болтали, большинство же скрипели перьями, вероятно, заканчивая домашние задания. Некстати вспомнился и его зачарованный пергамент, в котором пару недель назад он, к собственному удивлению, потрясению и негодованию лицезрел, как его величество Поттер снизошел до двух предложений. «Одного», — поправил себя Драко, со злой ухмылкой вспоминая, как исчезал с листа тот факт, что Поттеру его якобы не хватает. Ладонь сжалась в кулак — это случалось каждый раз, когда он вспоминал об этом чертовом пергаменте и о том, что все еще было написано в нем. Хотя следовало признаться, что сиротливый вид написанной Поттером фразы, день за днем остававшейся без ответа, приносил Драко какое-то извращенное удовольствие. Конечно, он понимал, что очкарик не сидит денно и нощно перед своим экземпляром листа в ожидании его, Драко, ответа, но тем не менее.       Постепенно ученики разбрелись по спальням, остались только несколько четверокурсников, ожидающих Астрономию, как и он. Вытянув ноги в сторону тлеющих в камине углей, Драко медленно размял шею. Жутко хотелось спать, и он с усмешкой подумал о том, что случится чудо, если к тому моменту, как он окажется в кровати, сонливость не пройдет. Потому что он уже забыл, когда спал нормально. Конечно, те две недели в доме Блэков были исключением, с досадой добавил он про себя. Но все остальное время… Ничего не изменилось, и вскоре ему снова предстояло идти к Помфри.       Ну вот, опять — как бы Драко ни старался, воспоминания так и норовили просочиться в его сознание, отравляя и разрывая душу на мелкие кусочки. Если бы не навыки окклюменции, тогда не тоненькие ручейки ядовитых образов, а бурные потоки раз за разом захлестывали бы его, разбивая об острые рифы памяти остатки того, что еще именовалось Драко Малфоем. Сделав глубокий вдох, он снова принялся очищать сознание. Мерцающие золотистыми переливами угли в камине всегда помогали концентрироваться, вот и сейчас он сумел взять себя в руки. Единственное, что он оставлял, чему позволял расти и укореняться, что в некоторым смысле лелеял в своей памяти — это встречу с Грейнджер, обернувшуюся для него стыдом и унижением, сравнимым разве что с превращением в хорька на четвертом курсе, и то только потому сравнимым, что в тот раз одним из свидетелей его позора был Поттер. Если бы не сей факт, он бы даже не вспоминал выходку Барти Крауча младшего, который, впрочем, уже получил свой прощальный поцелуй. Драко криво ухмыльнулся. Свой «подарок» Грейнджер он намеревался сделать уже давно и сейчас просто ожидал подходящего момента.

***

      Март пришел в жизнь обитателей Хогвартса не ярким солнцем, пением птиц и пробивающейся зеленью, а свирепыми ветрами и еще большей сыростью. Никто без острой необходимости не покидал замок, а те, кому все же это предстояло, каждый раз выходили из сухих, пускай даже с гуляющими по ним сквозняками, коридоров на улицу с ощущением совершаемого подвига. Лишь Хагрид, сменивший свои зимние ботинки на резиновые, доходящие обычному магу до пояса, выглядел бодрым и веселым. Он нередко звал Гарри и Гермиону к себе, и если раньше они не упускали возможности посидеть со своим старым другом за чашкой чая размером с ведро, то теперь вынуждены были каждый раз откладывать свой визит, ссылаясь на непогоду.       В понедельник за завтраком они написали большую поздравительную открытку Рону, в которой после них оставили свои пожелания Дин с Джинни, Луна, Джастин и другие. Дин оформил пергамент как настоящую древнюю рукопись, а Гермиона, покрыв свиток непромокаемыми чарами, отправила его имениннику. Ответ пришел уже во вторник — Рон горячо всех благодарил и предложил встретиться в субботу у Розмерты. В радостном предвкушении предстоящей встречи прошла вся неделя, пока не наступила пятница и утреннее занятие по Защите от темных искусств.       Это был обычный серый мокрый день. Дождь с утра заливал окрестности, и если бы не факелы, закрепленные на стенах коридоров, то впору было бы подсвечивать себе дорогу Люмосом. Гарри и Гермиона пришли, когда почти все ученики уже собрались. Отметив, что Драко еще нет, Гарри прошел к своему месту, рядом на стул опустилась Гермиона. Снейп сидел за своим столом, угрюмо оглядывая припозднившихся учеников.       — Достаньте ваши работы и начинайте тренироваться, — распорядился он, когда закрылась дверь и, вероятно, зашел последний ученик. Гарри мог поклясться, что это был Малфой. Снейп легким движением палочки собрал пергаменты и, скрестив руки на груди, продолжил хмуро взирать на класс.       Между тем ученики постепенно зашевелились, разворачиваясь другу к другу, шурша мантиями и отодвигая стулья. Гарри с Гермионой, по традиции, начали с него — подруга молча наслала Империус, он за несколько секунд преодолел заклятье и улыбнулся — это означало, что она может начинать вновь. И она делала новый взмах, раз за разом. И уже давно это не были просьбы отдать палочку — прямо у Снейпа под носом они тренировали Гарри сопротивляться совсем другим командам, однажды Гермиона даже повелела ему громко закричать. Это разбавляло скуку уроков, добавляло азарта, но когда наступала ее очередь, радостное настроение тут же улетучивалось.       Уроки по Защите превратились для Гермионы в настоящий кошмар: у нее по-прежнему ничего не получалось, хотя она прочитала все, что была способна найти по Империусу. И взгляд профессора, то и дело останавливающийся на ней, вероятно, был пропитан разочарованием и презрением — после того памятного урока она не смела поднимать на него глаза. От этого становилось особенно тягостно. У Гермионы даже начали появляться мысли о том, чтобы отказаться от его предмета.       Этот урок не стал исключением — прошло полтора часа, и теперь сопротивляться Империусу предстояло ей. Она полным безнадежности взглядом посмотрела на Гарри и приготовилась в тысячный раз попытаться сделать то, что не получилось у нее пока ни разу. Их тайные тренировки, которые удалось провести всего дважды, пока ни к чему не привели. Они меняли формулировки, вместо приказа отдать палочку придумывали совсем простые вещи, но безуспешно.       Похоже, Гермиона была близка к тому, чтобы сдаться — это отчетливо читалось у нее в глазах. Он взмахнул палочкой, она тут же отдала свою. Снейп, до этого прогуливающийся по классу, остановился у своей лестницы, позади нее, и внимательно следил за ее попытками. Гарри оставалось лишь радоваться тому, что подруга этого не видит, иначе даже теоретических шансов на успех у нее бы не было. После третьей неудачной попытки преподаватель бросил на нее особенно мрачный взгляд и ушел в свой кабинет, хлопнув дверью. Гермиона, оглянувшись, расслабленно выдохнула — в его отсутствие она хотя бы не волновалась. Гарри не стал портить ей настроение своими наблюдениями и приготовился совершить очередную невербальную атаку. Но случилось странное — стоило ему мысленно приказать «отдай палочку», как она, несколько раз моргнув, встала и пошла вслед за Снейпом. Палочка осталась при ней.       Гермиона перед каждой попыткой неустанно концентрировалась, отбрасывала лишние мысли и эмоции, собиралась с духом, но стоило Гарри произнести заклинание, как ощущения бездумного блаженства и легкости лишали ее разума. И тогда она готова была выполнить любое его желание. В этот раз чувства словно удвоились, казалось, она готова была взлететь в небо от безграничной свободы и счастья, освобожденная от всех забот и беспокойств. А когда в ее голове прозвучал приказ, всего два восхитительных слова, он мгновенно затмил все остальные мысли.       Раздражение захлестывало Северуса, и дело было вовсе не в неудачах Гермионы, а в том, что эти неудачи его, вопреки всему, беспокоили и волновали. Зайдя в темный кабинет, он взмахом палочки зажег висящий неподалеку факел, и тени дрожащего пламени заплясали на стенах. За окном шел непрекращающийся дождь, капли разбивались о стекло и беспомощно стекали по нему вниз. На подоконнике стоял графин, и сквозь его круглые бока потоки ливня казались особенно огромными.       Вода в графине покачнулась — Северус подошел и наполнил ею рядом стоящий стакан. Сделав глоток, он посмотрел в окно, за которым все окутала безжизненная серость. Нужно было возвращаться обратно, он старался не оставлять учеников без присмотра, особенно, когда они практиковали подобные заклинания. Тем более, когда Поттер, традиционно пренебрегая правилами, расширял границы своих тренировок, а Гермиона ему в этом всячески содействовала. Сама она упражнялась с гораздо меньшим энтузиазмом, с досадой подумал Северус. Но с каких пор ее успехи в учебе стали иметь для него хоть какое-то значение? Некстати вспомнилась сцена, произошедшая ровно месяц назад. «Замолчите!» — ее голос, казалось, все еще звенел в его голове, но не это задевало — по большому счету, тогда он сам перегнул палку. А вот карие глаза, смотревшие на него с обидой и безнадежностью, неизменно вызывали острую боль в солнечном сплетении при каждом воспоминании о них.       Прогнав эти тревожные образы, Северус поставил стакан обратно на подоконник и уже собрался вернуться в класс, когда дверь его кабинета открылась. Обернувшись, он увидел ее — ту, мысли о которой, несмотря на его старания, настойчиво стремились заполнить все его существо. Гермиона аккуратно закрыла за собой дверь и молча вошла в кабинет. Она не выглядела потерянной или расстроенной, как это часто бывало в последнее время на его уроках. Пламя факела освещало ее умиротворенное лицо с застывшей на нем едва заметной улыбкой. Это показалось странным, но Северус не успел проанализировать свои мысли, поскольку та, за секунду преодолев соединяющее их расстояние, подошла вплотную к нему и, привстав на цыпочки, поцеловала.       Ее мягкие губы прикоснулись к его рту, нежные и теплые, они мгновенно парализовали его разум и тело. Он даже не осознал, как закрыл глаза, отдавшись во власть ощущений. Она то мучительно скользила и несмело прихватывала его онемевшие губы, то отпускала, но лишь на миг, чтобы через секунду вновь дотронуться до него, уже смелей и настойчивей. Ошеломленный, он не находил в себе силы оттолкнуть ее, все, что ему оставалось — это неимоверным усилием воли заставлять себя не отвечать на поцелуй. Аромат ее кожи, тепло ее тела, находящегося в непозволительной близости, возбуждающие прикосновения жарких губ сводили с ума. Но вскоре она отстранилась, испуганный вздох опалил его кожу, и он открыл глаза. Гермиона, уронив палочку, которую все это время держала в руке, с первобытным ужасом взирала на него, взгляд ее глаз, еще мгновение назад подернутых дымкой тумана, прояснился, и словно молнией Северуса пронзило понимание того, что только что произошло. Бессильно он смотрел, как она всхлипнула и, развернувшись, выскочила за дверь. Он был разбит и раздавлен тем фактом, что она находилась под властью заклятия. А ее реакция, когда она осознала, что сделала, подняла из самых глубин его сердца лавину невыносимой боли.       Гарри в ожидании Гермионы заозирался, но никто, казалось, не заметил ее ухода: с напряженными и сосредоточенными лицами ученики тренировались противостоять заклятию. С того момента, как она исчезла за порогом кабинета Снейпа, прошло не более пары минут, но тревога тут же охватила его, поэтому, когда дверь, наконец, открылась, он облегченно выдохнул. Но секундой позже произошло нечто еще более странное — Гермиона, вся в слезах, сбежала по ступенькам и, даже не посмотрев на него, выбежала прочь из класса. Гарри тут же встал со своего места, Джастин с соседнего ряда вопросительно посмотрел на него, но он лишь пожал плечами в ответ. Рядом зашептались другие ученики, в их голосе звучало сочувствие по отношению к Гермионе и осуждение — к Снейпу. Гарри уже хотел броситься следом за ней, когда тот вышел из кабинета. Перешептывания мгновенно затихли.       Профессор неторопливо спустился по лестнице и подошел к своему столу, пристально оглядывая учеников. Лицо его было белым, как полотно, а ледяной взгляд, казалось, пронизывал до костей. Гарри уже и не помнил, как это бывает, пока глаза Снейпа не нашли его. Он даже не успел ничего осознать, как образ подруги возник перед глазами — сначала как она выбежала из кабинета, а после, словно отмотав ленту времени назад — как он подверг ее Империо. Беззвучный приказ отдать палочку также не укрылся от преподавателя. Снейп тотчас покинул его разум и, протянув Гарри волшебную палочку, в которой он сразу признал палочку подруги, хрипло произнес:       — Идите, Поттер.       Размышлять было некогда, собрав свои вещи и вещи Гермионы, Гарри покинул класс. Проходя мимо последнего ряда парт и невольно оглянувшись, он увидел напряженную спину Малфоя.       Гермиона была в спальне — это Гарри выяснил посредством карты, которую разложил в первом пустом классе. Она не вышла оттуда ни на обед, ни на ужин. Вещи он передал ей через Джинни и сейчас, сидя в гостиной в ожидании полуночи, задавался вопросом, что могло произойти между ней и Снейпом на этот раз. Несмотря на то, что Гермиона не стала скрывать содержимое письма профессора, о том, что произошло накануне их отъезда в декабре, она так и не рассказала. И снова ситуация повторилась. Гарри в такие моменты твердил себе, что это только их дело, что его это не касается, но злость на человека, который снова и снова заставлял ее страдать, прорывалась желанием пойти и выяснить обстоятельства самому. И заодно высказать все, что он думает по этому поводу.       — Гарри, ты здесь? — прозвучал голос Джинни. Она спустилась по лестнице со стороны девичьих спален, села рядом с ним и тяжко вздохнула.       — Как Гермиона? — спросил он.       — Никак. Я принесла ей немного еды, надеюсь, она хотя бы поест.       — Спасибо, — сказал он. Руки вновь сжались в кулаки, и этот жест не укрылся от рыжеволосой девушки.       — Полегче Гарри, это не первый раз, когда Снейп доводит ученика до слез. К тому же ты помнишь, что сказала ему Гермиона в их прошлую стычку?       — Помню, — пробубнил он.       — Приказать Снейпу замолчать — это дорогого стоит, — ухмыльнулась младшая Уизли.       Гарри понимал, что все не так просто и Гермиона не рядовой ученик, которого профессор может довести до слез. Но, хвала Мерлину, окружающим это не было известно.       — А как же день рождения Рона? — вдруг встрепенулась Джинни. — Неужели она не пойдет?       — Завтра узнаем, — ответил Гарри и, посмотрев на часы, добавил: — Мне пора.