Семикурсники

      На следующей неделе вся школа гудела в ожидании субботнего матча. Слизерину предстояло сыграть с Пуффендуем, и по окончании этой игры можно было бы с некоторой вероятностью прогнозировать итоговый результат. Джинни тренировала свою команду с удвоенным рвением — в мае им предоставлялся последний шанс вырваться вперед и завоевать кубок.       Во вторник, вымотанный тренировкой и разомлевший после ужина, Гарри еле добрался до башни. В гостиной он пробыл до позднего вечера, составляя компанию Гермионе, ожидавшей полночной Астрономии. Первокурсники находились тут же — разложив карты звездного неба, они готовились к предстоящему занятию. Самые смелые из них подходили к старостам с теми или иными вопросами, а затем, получив ответы, возвращались к своим работам.       — Гермиона, — обратился Гарри к подруге, когда очередной ученик отошел от них на безопасное расстояние, — наши тренировки по Защите. Когда мы их возобновим?       Перо, которым она строчила в пергаменте, замерло. Слизнорт им задал огромное эссе на тему медицинских зелий и Гермиона, как водится, сразу приступила к его выполнению.       — Не сейчас, Гарри, — ответила она и продолжила писать в свитке.       — Сегодня был отличный шанс, — озвучил он общую мысль, но та ничего не сказала.       То же самое повторилось на следующий день, он предложил потренироваться в пустом классе, но она, сославшись за безмерную загруженность, вскоре скрылась в спальне девочек. Гарри же просидел до глубокой ночи, вспоминая субботнюю встречу с Роном и остальными. И вновь на него нахлынули те мысли и ощущения, которые не отпускали его ни в тот день, ни после. Да, больше он ждать не мог.       Это была среда, вечер которой Драко традиционно коротал в гостиной, глядя на потрескивающий в камине огонь. Большинство слизеринцев уже разошлись по спальням, остались только ученики первого курса, ожидающие Астрономию, и несколько ребят постарше. Астория сидела неподалеку и читала брошюру «Аппарация — часто совершаемые ошибки и как их избежать», сам же Драко решил немного отдохнуть.       Мысли вертелись вокруг квиддича, поместья, откуда частенько приходили письма матери с подробным описанием того, что на этот раз они переделали в замке, и, конечно, вокруг Поттера. Прошло уже столько времени, но, тем не менее, воспоминания о тех двух неделях посещали Драко с завидным постоянством. Он всеми силами пытался выкинуть их из головы, но чем больше старался, тем чаще мысленно возвращался в уют дома на площади Гриммо. Кроме того, еженедельное лицезрение поттеровской макушки также не способствовало успешной реализации его намерений.       Когда стрелки часов приблизились к нужной отметке, он вместе с первокурсниками покинул подземелья. В замке было зябко, повсюду гуляли сквозняки, а пламя факелов в темноте коридоров нервно отплясывало замысловатые танцы. На башне Астрономии было особенно холодно и ветрено, Драко плотнее укутался в мантию и почти бегом вернулся в гостиную.       Там было совершенно пусто, в камине еще теплились угольки и, пытаясь согреться, Драко сел напротив очага. На душе было тоскливо и одиноко, вероятно, именно это и подтолкнуло его. Так или иначе, он достал из сумки пергаментный свиток и положил его перед собой. Вот уже ровно месяц предложение Поттера оставалось без ответа. Сегодня эта мысль не вызвала у него ни злорадства, ни удовольствия, скорее, Драко почувствовал обманутым себя самого — ведь Поттер, наверняка, уже и не вспоминает о написанном, а он сам едва ли забывал об этом хоть на минуту. Внезапно нахлынули образы тех дней, когда он корпел над пергаментами, как обрадовался, когда у него, наконец, получилось, с каким волнением он отдавал второй экземпляр Поттеру и как впервые тот написал ему. Скорбь просочилась в сердце, отзываясь тупой болью в груди. Он уже хотел убрать свиток обратно на дно сумки, но, проклиная себя за слабость, не сдержался и развернул его, как проделывал это множество раз, словно что-то там могло измениться за прошедший день. Когда лист раскрылся, Драко похолодел. Еще вчера тот оставался пустым, за исключением короткой фразы наверху, но теперь ее на пергаменте не было, как и не было свободного места — все оказалось исписано мелким, до боли знакомым почерком. Не в силах пошевелиться, он заскользил глазами по строчкам.       «Драко, не знаю, прочитаешь ли ты это, но я больше не могу молчать. Мне жутко тебя не хватает. Я не могу забыть те дни, которые мы провели вместе, с самого начала года. Помнишь ли ты, как у тебя впервые получился Патронус? Никогда не думал, что можно быть настолько счастливым из-за успехов другого.       Драко, скольким еще людям ты раздал такие пергаменты? Ты так долго и упорно не отвечаешь мне, как будто кроме меня ведешь переписку с еще дюжиной лиц…       А наши полеты? Ты здорово держишься на метле, и ты чертовски хороший соперник в игре — не знаю, почему я не сказал тебе этого раньше. Неужели мы больше не встретимся на поле?»       Драко не дыша смотрел на написанное. Он не мог поверить, что все это происходит на самом деле, что Поттер действительно так же, как и он сам, вспоминает все эти вещи. В горле встал ком.       «Помнишь, ты вместе со мной сидел у больничной койки Гермионы, а потом, когда она очнулась, мы с тобой столкнулись у входа в нашу башню? Ты тогда еле на ногах стоял. На Астрономию в ту ночь тебя Снейп снарядил, а мы с Гермионой между собой договорились. И вот теперь ты знаешь, где находится наша гостиная. Драко, я ведь так и не рассказал тебе, при каких обстоятельствах побывал в вашей. Это случилось в тот год, когда открылась Тайная комната, я тогда был уверен, что или ты сам наследник Слизерина или хотя бы знаешь, кто им является. Мы с Роном выпили оборотное зелье и проникли в вашу гостиную под видом Крэбба и Гойла, надеясь что-нибудь выяснить».       Как ни странно, но Драко помнил этот день — тогда его дружки по своей тупости и идиотизму превзошли самих себя. Значит, это был Поттер. Улыбка невольно коснулась его губ.       «Драко, а помнишь, как мы пили чай в библиотеке, прячась от мадам Пинс? Ты был таким бледным и замерзшим, я думал согреть тебя, а ты не хотел пить из моей кружки. Мне смешно и грустно, когда я перебираю эти события в своей памяти.       А как мы успокаивали Гермиону в поезде и в доме Блэков? Точнее, ты, ведь именно ты умел находить нужные слова, а я и сейчас не могу подобрать их. Могу только просить тебя вспомнить о том, что не в состоянии забыть я сам. Потому что это Рождество, пожалуй, было самым уютным и теплым в моей жизни, и я впервые провел его в месте, которое с полной уверенностью могу назвать домом. И все это во многом благодаря тебе. Знаешь, если бы Гермиона не попала в больничное крыло, я бы позвал тебя гораздо раньше.       Тут больше не осталось места. Я не буду стирать, на случай, если ты все-таки прочитаешь».       Драко вновь и вновь перечитывал текст, пергамент дрожал в его руках, и на какой-то миг он подумал, что больше всего это похоже на злую шутку. Дойдя до последнего предложения, он обратил внимание, какими яркими выглядят слова, очевидно, чернила все еще не подсохли. Осознание этого заставило его сердце пуститься вскачь. Драко вдруг отчетливо понял, что если ничего не ответит, то Поттер больше ничего не напишет. Дрожащей рукой он достал из сумки перо и в самом конце свитка, где места осталось аккурат для одного слова, написал:       — Поттер?       Потекли безумно долгие секунды, Драко сглотнул ком в горле. Он ждал, но ничего не происходило, и лишь когда он почти потерял надежду увидеть продолжение, страница вдруг опустела и на самом ее верху вновь начал появляться текст.       — Драко, это ты? Не могу поверить, что ты все же ответил мне. Я безумно скучаю по тебе.       Последовала длинная пауза — возможно, Поттер ожидал ответ, но Драко молчал. На глаза наворачивались слезы и, закрыв лицо ладонью, он снова и снова перечитывал последнюю фразу.       — Никогда не думал, что можно так быстро привыкнуть к присутствию человека в своей жизни. Знаешь, у меня уже давно появилось ощущение, будто мы с тобой никогда и не были врагами. Я вспоминаю наши стычки, и мне кажется, что все это было больше похоже на игру, пускай кое-где жестокую. Ведь в конечном счете ты не выдал нас в мэноре в прошлом году. И ты не стал убивать Дамблдора. Я не говорил тебе, но я был там в ту ночь, на Астрономической башне. Под мантией невидимости и скованный заклятьем, я не мог шевелиться, но я видел, как опустилась твоя палочка. Драко, я не верю, что все эти годы ты ненавидел меня, как бы ни старался это показать.       В груди Драко словно разгорался пожар, сердце колотилось, а дыхание то и дело сбивалось.       — Неужели ты так легко выбросил из памяти воспоминания о том времени, что мы разделили? Возможно, мне самому следовало бы поступить так же. Ведь пройдет время, и мы все равно разойдемся каждый своей дорогой. Но когда я думаю о возвращении домой, перед моими глазами встает гобелен с семейным древом, на котором есть ты. Прислуживать мне будет домовик, который чтит меня едва ли больше, чем тебя. И большинство комнат мне будет напоминать о тебе и о тех беззаботных минутах, что мы провели в них. Даже площадь Гриммо в моем сознании теперь неразрывно связана с тобой, снегом и Рождеством.       Драко поспешно вытер выступившую слезу, его дыхание стало рваным и все больше напоминало беззвучные всхлипы. От переполнявших его эмоций он почти задыхался. Будто вчера он видел, как они играют в снежки, как к очкам Поттера налип снег и как они без сил упали на скамью во дворе, уставшие, промокшие и счастливые. Гарри ловил ртом снежинки, а сам Драко не мог отвести от него взгляд. А потом они пошли в дом, где их ожидал праздничный ужин, а после они лежали у камина, и это были самые прекрасные мгновения, пережитые Драко за очень долгое время.       — А Косой переулок всегда будет настораживать меня своей толпой, ведь теперь я знаю, как легко можно затеряться в ней, как легко можно потерять в ней тебя. Пообещай мне, что никогда не будешь появляться там в одиночку.       Слеза соскользнула и упала на пергамент, но Драко этого даже не заметил — он никак не мог совладать с чувствами, а Поттер молчал уже минуту, ожидая ответ.       — Хорошо, Поттер, будь по-твоему, — наконец ответил он гриффиндорцу.       Прошла еще минута, и только после этого тот продолжил.       — Драко, я ведь так и не извинился перед тобой за то, что потащил тебя туда, что оставил одного.       — Перестань, ты не виноват, — тут же ответил он.       — Никогда не забуду эту жуткую картину. Хуже была только Сектумсемпра.       — Поттер, хватит.       Все усилия, которые прилагал Драко с самого начала этого года, все его старания позабыть и отогнать прочь воспоминания — все мгновенно растаяло, как дымка, под натиском слов, которые обрушил на него Поттер. Пергамент перед глазами расплывался, он снова оказался исписан. Наблюдая, как строчки бесследно исчезают, Драко не знал, плакать ему или смеяться. Все это казалось сном, одним из тех, после которых не хочется просыпаться.       — Драко, ты можешь ответить на один вопрос?       Дежавю мгновенно вернуло Драко в тот день, когда Поттер пригласил его к себе на Рождество. Тогда он выдвинул гриффиндорцу условие. Он спросил, зачем это Поттеру, но тот ловко ушел от ответа. «Возможно, — с сожалением подумал Драко, — если бы Поттер был честен, то не было бы ни совместных каникул, ни последующих обид и разочарования».       — Попробую, — в итоге написал он.       — Ты жалеешь обо всем этом?       Ему не требовалось уточнять, о чем именно.       — Нет.       — Ты скучаешь по этому?       Это был уже второй вопрос, но Драко решил быть честным и идти до конца, иначе все это могло превратиться в замкнутый круг.       — Да.       Признавшись, ему стало одновременно легче и тяжелее. Теперь Драко ясно осознал, что два месяца убегал от самого себя, что боль никуда не делась, что туман иллюзии, в которой он все это время жил, рассеялся, оставив после себя простую истину — да, он дико скучал по Поттеру.       — Спасибо тебе, — был ответ. Прошло несколько минут, прежде чем его невидимый собеседник продолжил. — Скажи мне, возможно ли вернуть наше общение?       Видимо, Поттер решил устроить вечер откровений. Обмакнув перо, Драко написал:       — Я не знаю.       Он ждал, что скажет Поттер, но тот молчал. Прошла минута, другая. Драко проверил время — было уже далеко за полночь, каминный очаг окончательно потух, и холод начал потихоньку пробираться под мантию. Подумав, что скоро в гостиную должны вернуться первокурсники, Драко вернул взгляд на пергамент. И тотчас его горло сдавило. Кулаки сжались, хрустнуло перо, разломившись надвое. Стиснув зубы, он отодвинул от себя свиток. Взгляд его застыл в пространстве, безнадежность и злоба неудержимой волной заполнили все его существо. Снова посмотрев на пергамент, Драко потянулся за палочкой.       Гарри сидел, подперев голову рукой. Этот разговор отнял у него все силы. Никогда и ни с кем он не был настолько открыт. Никогда он не делился своими воспоминаниями и переживаниями так подробно. Он действительно не нашел другого способа выразить всю ту тоску, в которой пребывал, кроме как искренне описав свои мысли.       — Я не знаю, — появился ответ Драко.       «И я не знаю…» — грустно улыбнулся он. Что ж, оставался только один последний вопрос, только один путь, который он видел. Перо опустилось на пергамент, выводя аккуратные буквы:       — Можем ли мы забыть о том недоразумении?       Драко не отвечал, и, сделав глубокий вдох, Гарри дописал:       — Я не злюсь на тебя и…       И тут случилась та вещь, которой он совсем не ожидал — лист пергамента вспыхнул ярко-оранжевым пламенем. Еле успев убрать руки, он неверяще наблюдал за тем, как по свитку, в котором еще можно было прочитать отдельные слова, проходит движущаяся огненная полоса, оставляющая после себя лишь черную пыль. Вскоре на столе осталась лишь горстка пепла, а душу Гарри разом заполнила пустота. Медленно до его сознания дошло, что больше не будет их переписки. И теперь было совершенно очевидно, что остального тоже не будет — ни совместных чаепитий в Большом зале, ни полетов над полем для квиддича, ни искренних улыбок, равно как и ехидных ухмылок, ни теплого «привет» при случайной встрече, ни этого наигранно-надменного взгляда, и уж точно больше ему не услышать этого неповторимого, мягкого и теплого «Поттер». В уже давно опустевшей гостиной зазвенела тишина, и невыносимое одиночество затопило Гарри.       Невербальное «Инсендио» спалило пергамент еще до того, как он произнес заклинание. Злые слезы текли по щекам, а он не мог отвести взгляда от того, что осталось от его собственного творения. Давно пора было распрощаться не только с воспоминаниями, но и с этим связующим их с Поттером звеном. Драко казалось, что он сможет уничтожить пергаменты в любой момент, откладывая это каждый раз на потом. Теперь же, смотря на кучку золы, его грудь сжимал тугой обруч, норовя сломать ребра и проткнуть ими сердце. Драко проклинал тот день, когда согласился ехать к Поттеру, когда зачаровал пергаменты, когда решил вернуться в школу. И он ненавидел себя. Ведь несмотря ни на что, когда он говорил Поттеру о том, что не жалеет ни о чем, это была истинная правда.