***
В гостиной было шумно — капитан слизеринской сборной в дальнем углу давал последние наставления перед завтрашним матчем, младшекурсники возбужденно перешептывались, глядя на них. Остальные ученики, среди которых преобладал пятый и седьмой курсы, доделывали задания, размеры которых по мере приближения СОВ и ТРИТОНов увеличивались в арифметической прогрессии. Драко разглядывал стены из дикого камня, а перед глазами плыли строчки из их последней переписки с Поттером. Больше он не мог достать заколдованный пергамент и предаться воспоминаниям, как это делал в моменты особо мучительной тоски. Или — злобе, что было бы справедливо. Да, он должен был злиться, проклинать Поттера, но вместо этого теперь им овладевало безумное желание встретиться с ним. Он представлял, как в это время тот сидит в гостиной собственного факультета, ожидая полуночи, и сердце рвалось к нему. Драко вполне мог бы встретить его у портрета, закрывающего вход в обитель гриффиндорцев. И, как бы ни хотелось признаваться себе в этом, ему было бы достаточно просто увидеть Поттера, убедиться в его реальном существовании, взглянуть хоть одним глазком. В ту ночь он так и не смог уснуть и с того дня до сих пор ощущал болезненную усталость. Пора было кончать с этой глупой одержимостью. В спальне еще оставалось зелье Помфри, и он молча покинул гостиную, исчезнув в одном из темных коридоров подземелья. Суббота выдалась пасмурной, но без ветра и дождя — идеальная погода для матча. Гарри с Гермионой сидели на трибунах, и каждый в своих мыслях наблюдал за происходящим на поле. Поначалу все шло динамично — Слизерин забил подряд несколько голов, Пуффендуй не отставал. Гермиона болела за последних, ведь первый их матч принес им всего пятьдесят очков, и на текущий момент они находились в самом конце турнирной таблицы. Гарри же по неясным для него самого причинам сопереживал слизеринцам. Те тоже не блеснули на первой игре и опережали пуффендуйцев всего на тридцать очков; в сравнении с результатом Когтеврана в триста шестьдесят баллов это была несущественная разница. Будучи ловцом, Гарри по большей части следил за аналогичными игроками обеих команд и через полчаса игры был вынужден признать, что от слизеринца Харпера толка нет — снитч пролетал мимо того уже минимум два раза, но Харпер ничего не замечал. Саммерби же был ловок и внимателен, кроме того, обладал незаурядными навыками управления метлой. Он порой проносился так быстро, что невозможно было уследить за его перемещением. Неудивительно, что спустя час тот поймал снитч и оставил Слизерин в самом конце таблицы. — Пуффендуй выигрывает матч со счетом двести — семьдесят! — прогрохотало из комментаторской кабинки. Путем несложных вычислений Гарри подсчитал итоговый на сегодняшний день счет: триста шестьдесят у Когтеврана, триста у них, двести пятьдесят у Пуффендуя и у Слизерина сто пятьдесят. Бесславный результат. — Бедняги, — сочувствием прониклась даже Гермиона. Он с грустью наблюдал за тем, как игроки в зеленом сломленно опустились на поле, бросая завистливые взгляды на радующихся победе соперников. Ссутуленный ловец поплелся за командой позади всех, и Гарри вдруг отчетливо понял, что на его месте должен был быть совсем другой человек. Который бы точно не пропустил снитч, который бы не повесил нос в случае поражения и который в любой ситуации сохранял достоинство. Малфой. Урхарт рвал и метал, а на ужине готов был вцепиться в глотку любому, от кого послышится слово «матч». Драко никогда не видел его таким, но, признаться, мог его понять. Проиграть обе игры, а ведь впереди еще оставался самый, пожалуй, непростой этап, игра с гриффиндорцами — это действительно было удручающим результатом. Харпер даже не пришел в Большой зал, чтобы не злить капитана команды. В какой-то степени Драко было его жаль. — Ты! — вдруг послышалось с той стороны, где сидела сборная. Драко медленно поднял взгляд. На его лице недоумение перемежалось с холодной надменностью. — Малфой, — поспешил исправиться Урхарт, — ты был хорошим ловцом, я помню все игры с тобой, — лицо семикурсника было напряженным, ладони то и дело сжимались и разжимались. — Я хочу вновь предложить тебе это место. Подумай на этот раз получше. — Сказав это, грозный капитан слизеринской сборной бросил на стол скомканную салфетку и удалился. Драко лишь удивленно поднял бровь.***
Воскресная тренировка и бесконечные работы отвлекли от назойливых мыслей, и Гарри оставил идею рассказать Гермионе об их последней переписке с Драко. Она и без того выглядела напряженной и задумчивой, одолеваемая своими собственными проблемами. Пару раз он предлагал ей возобновить занятия по Империусу, но каждый раз она находила отговорки. Меж тем близилась среда, а вместе с ней — возможность реализовать то, что он задумал еще неделю назад. Наконец наступил долгожданный вечер, Гарри сидел на кровати, за задернутым пологом, и рассматривал карту Мародеров. В их собственной спальне уже были все ребята, кроме Дина, который отыскался вместе с Джинни в гостиной. Гермиона была в спальне девочек. Гарри вновь опустил взгляд туда, куда он был направлен последние сорок минут и, кивнув самому себе, сложил пергамент и покинул комнату. У ребят его курса была договоренность не лезть в дела друг друга, поэтому на его уход никто не обратил внимания. Было лишь одно условие — не шуметь по возвращении, с чем он всегда прекрасно справлялся благодаря заглушающим чарам. Про мантию он также не забыл и, накинув ее прямо на лестнице, спустился в гостиную, оставшись незамеченным. Проход через портрет — и вот он уже идет такой знакомой дорогой туда, где, наконец, получит ответы на свои вопросы. Коридоры, лестницы, мелькающие факелы и тени — легкое волнение заставляло его торопиться, хотя времени было достаточно. Под Астрономической башней он был ровно в полночь, Гарри даже услышал звуки дюжины шагов, которые вскоре затихли на длинной высокой лестнице. Бесконечные секунды сливались в такие же бесконечные минуты, холодные лапы одиночества вновь когтили его грудь. Мог ли он опоздать? Ответом ему стали тихие неторопливые шаги, эхом отдававшиеся там, где несколькими минутами ранее исчезли ученики Слизерина. Кто-то спускался, и вскоре он увидел лакированные туфли и бархатную черную мантию, расшитую серебром. Сердце гулко забилось в груди. Когда слизеринец преодолел последние ступени, Гарри откинул капюшон и вышел навстречу. Взгляд Малфоя остановился на его лице, заставив ощутить дежавю: как и в начале года, в серых глазах застыли смирение и безразличие. Но прошло мгновение, и в их глубине не осталось ничего, кроме арктических льдов. — Кажется, мы не закончили разговор, — тихо произнес Гарри. Малфой окинул его сверху донизу своим ледяным взглядом и мрачно усмехнулся: — Та самая мантия… — Малфой, — начал Гарри, но тот его перебил, выдавив сквозь стиснутые зубы: — Нам не о чем говорить с тобой, Поттер. Последнее слово было буквально выплюнуто, и Гарри показалось, что его ударили под дых. Он вглядывался в лицо блондина, в такие знакомые черты, но не находил в нем ничего, кроме презрения. Когда последний раз он видел его так близко? Казалось, с тех пор прошла вечность. Малфой хотел пройти мимо, но он преградил ему путь. Внезапно его охватила злость — ведь слизеринец всего неделю назад говорил о том, что скучает, точно так же, как и он сам. — Ты мне врал, — констатировал Гарри, — все это время ты мне врал. В ответ на обвинение Малфой посмотрел на него равнодушно-снисходительно, так, словно перед ним стоял надоедливый первокурсник, и чем дольше это продолжалось, тем больше в груди Гарри разрастались гнев и обида. — Поттер, — нарочито усталым тоном протянул слизеринец, — чего ты хочешь? Гарри смотрел в эти глаза и не мог поверить, что именно в них каких-то пару месяцев назад он наблюдал радостную улыбку, веселое ехидство, искреннюю благодарность. — Малфой, лучше скажи, чего ты сам хотел добиться своей выходкой! — воскликнул он, имея в виду сожженный пергамент. Но Драко сделал свои собственные выводы. С его лица мгновенно спало равнодушие, черты исказились, и выражение глубокого страдания промелькнуло в серых глазах. Он несколько долгих секунд буравил Гарри взглядом, а затем, взяв себя в руки и вновь надев маску безразличия, ухмыльнулся. — Значит, по-твоему, это недоразумение, Поттер? Его имя блондин произнес особенно нежно, и от этого волоски на шее Гарри стали дыбом. Слизеринец тем временем подошел вплотную к нему и прошептал на самое ухо: — Хочешь забыть об этом? Горячее дыхание обожгло кожу, Гарри стоял, не шевелясь. Драко не прикасался к нему, но был так близко, что можно было почувствовать его запах. Свежий, с нотками чего-то древесного. Такой знакомый и такой далекий. Гарри сглотнул. — Тогда скажи мне, — вновь прошептал Драко, — зачем ты приходил в мою спальню и оставался в моей постели до утра? — Последовала пауза. — И не раз. Гарри растерялся — об этом факте он совершенно забыл. Тогда он расценил свой поступок как нечто само собой разумеющееся, зато в устах Малфоя это прозвучало совершенно иначе. В голову лезли и другие воспоминания, им вторил сладкий шепот у самой шеи: — Зачем позвал меня одного в свой пустой дом? Встречал со мной Рождество, подарил кольцо… Малфой определенно застал его врасплох. Гарри не мог собраться с мыслями, чтобы ответить, ведь в конечном счете и сам не знал ответов на эти вопросы. Он не раз пытался анализировать свои поступки и даже находил им вполне логичные объяснения, но сейчас все они казались нелепостью. Кроме того, отвлекали ощущения — его лица мягко касались волосы блондина, во мраке коридора они отливали серебром, а их запах — тот самый, по которому он, оказывается, так скучал, заставил сердце забиться о грудную клетку. Словно песок сквозь пальцы ушли все мысли, все, что он хотел сказать слизеринцу, зато последний, оставив свой ласковый тон, холодно закончил: — Ты идиот, Поттер, — и резко отстранившись, исчез за спиной Гарри. Совершенно растерянный и разбитый, тот привалился к ближайшей стене, его влажные ладони сжались в кулаки.