***
Астория вернулась из Малфой-мэнора в совершенно растрепанных чувствах. Не в силах ждать, она тотчас села за письмо. С одной стороны, ей льстило то, что она оказалась права, с другой — эту самую правоту еще следовало доказать. Бережно выводя пером ненавистное и одновременно любимое имя, она силилась вспомнить, когда последний раз писала этому адресату. Снова обмакнув перо в чернила, она начала заполнять пергамент строчками, между которыми читались обиды, упреки и львиная доля сарказма. «Рядом с любящим Драко ты будешь счастлива, обеспечена и иметь все перспективы на будущее». Ха-ха. Можно я конкретизирую твои предположения? «Рядом с любящим Поттера Драко» — вот так следовало начать свои умозаключения. А продолжить их можно было лишь в следующем ключе: «ты будешь глубоко несчастна, потому что в его потерянной любви будешь видеть отражение своей». Ну, как тебе? По-моему, это ближе к истине. Также стоило бы добавить: «а его трусость и неспособность бороться за собственное счастье всегда будут напоминать о том, кто так легко отказался от тебя самой». Вытерев злые слезы, Астория закончила письмо и положила его в конверт. С мстительным удовольствием она опустила туда заранее приготовленный небольшой пузырек с жемчужными нитями внутри. Фамильная «G» легла на конверт зачарованной печатью, гарантирующей доступ только тому, кому адресовано послание. Первое воспоминание было о том, как они вернулись с пасхальных праздников. Зайдя в Большой зал, Драко тотчас устремил взор на гриффиндорский стол. Поттера за ним не было, лишь Гермиона Грейнджер. Астория тогда на какой-то миг подумала о том, уж не является ли та объектом чувств напарника, но засомневалась, когда гриффиндорская староста ответно посмотрела на Драко. Ни ревности, ни гнева — лишь обвинение и упрек во взгляде. Вторая ситуация, которая ей запомнилась, случилась на озере. Они прогуливались вдоль берега, а когда отправились к замку, под одним из деревьев увидели Грейнджер, на этот раз в компании Поттера. Тогда Драко даже вздрогнул, стоило ему заметить однокурсников. Возможно, именно в тот момент Асторию посетила догадка. И она даже подыграла — сжала его ладонь, переплела их пальцы. Драко ее инициативу оставил без внимания, а это значило одно — он нашел сей жест уместным. Ведь в противоположном случае не упустил бы возможности озвучить свое недовольство — за прошедшее время она неоднократно убедилась в данной особенности его капризного характера. После была годовщина Победы и речь Поттера, заставившая Малфоя побледнеть до состояния, близкого к полупрозрачности. Но причиной тому был не только страх, вынудивший его кадык дергаться вверх-вниз, но и восторг, и даже очарование, застывшие во взгляде, которым он провожал возвращающегося на место гриффиндорца. А потом все изменилось — память подбросила пару встреч, случившихся в Большом зале и вестибюле. Поттер стал смотреть на Драко с каким-то особенным любопытством, последний же, завидя того, выглядел так, словно только что съел лимон. Вероятно, гриффиндорца такая перемена не устроила, потому что спустя пару дней тот подошел к нему прямо во время ужина. Драко встретил его своей надменной маской, но Астория успела заметить, как он судорожно сглотнул, как по лицу пробежали ошеломление и отчаяние. Тогда она впервые испугалась за него — Поттер в своей решимости и непоколебимой уверенности выглядел откровенно пугающим. Недаром в тут же возникшем тотализаторе на него ставили даже симпатизирующие Драко слизеринцы. Как бы там ни было, на тот момент она все еще сомневалась в своей правоте, иначе ни за что не согласилась бы на «услугу», о которой ее попросил Малфой сразу после инцидента. Это воспоминание она предусмотрительно не стала помещать в думосброс. Тот факт, что зрителем их лжепоцелуя стал именно Поттер, давал основания полагать, что это было самое опасное предприятие всей ее жизни. О том, что под Астрономической башней все-таки был он, она уверилась буквально на следующий день, встретив того невыспавшимся и совершенно раздавленным. Увидев ее, он скользнул смятенным взглядом по всему вестибюлю, словно искал кого-то. Астория могла поклясться, что знает, кого именно. А потом случился финальный матч и то, свидетелем чего она стала в больничном крыле. В ту ночь, как это часто происходило, она проснулась задолго до будильника и больше не сомкнула глаз. Спасаясь от бессонницы и, к тому же, переживая за Драко, она дошла до лазарета, а приоткрыв дверь, ошеломленно застыла. В дальнем конце палаты рядом с его кроватью сидел Поттер. Тусклое пламя свечи едва разгоняло полумрак, но и ее света было достаточно, чтобы разглядеть, как тот, ссутуленный и сокрушенный, держал за руку Малфоя.***
Это произошло на следующий день после визита Астории. Драко после очередной бессонной ночи был совершенно разбит. Сидеть в четырех стенах уже не было никаких сил и, несмотря на явно приближающееся ненастье, он снова вышел в парк. Небо грозно облачилось в серую мглу, воздух был пропитан электричеством. Он сел на одну из скамеек и принялся наблюдать за подгоняемыми мощным ветром тучами. — Расслабляешься? — гневный голос казался одновременно и знакомым, и нет. Запоздало он понял, что новыми оказались интонации — ведь ранее в разговоре с ним она никогда их не использовала. — Панси? Они не виделись с самой Пасхи, когда подруга перенесла их с Гринграсс в поместье. И она была единственной, кому он написал по возвращении из Хогвартса. То, что письмо осталось без ответа, добавило немало обиды и горечи в его хандру. — Здравствуй, Драко. Приветствие было вовсе не дружеским. Темные глаза подруги метали молнии, а губы были сжаты в тонкую линию. Она стояла напротив, пренебрежительно глядя на него сверху вниз. Это совершенно выбило его из колеи. Поднявшись со скамьи, он поравнялся с ней и холодно спросил: — Чем обязан? — и, не дав ответить, добавил: — Я полагаю, не моим приглашением? — Совершенно верно, — желчно подтвердила она, — хотя, если ты о приглашении на свадьбу, то очень может быть. — Их рассылал не я, — сухо заметил он. Маска надменности никак не хотела вернуться на лицо — слишком расстроен он был враждебностью Панси. — Это не важно, — отрезала та в ответ. — Я здесь по другому поводу. — Я весь внимание, — получилось не столько едко, сколько устало. Пока она буравила его ледяным взглядом, Драко мысленно вычеркнул ее из списка тех, кого с натяжкой можно было назвать друзьями. Отныне список был пуст. — Скажи, как долго ты собирался всех обманывать? Сузив глаза, она норовила прожечь в нем дыру, Драко смотрел в ответ холодно и безучастно. Стараясь найти в происходящем хоть какой-то положительный момент, он подумал о том, что едва ли она могла расстроить его еще больше. — Панси, ты здесь не на светском приеме, говори как есть, — язвительно заметил он. Она зло отразила его ухмылку, а затем сказала то, от чего его ноги чуть не подкосились: — Сколько ты собирался портить ей жизнь, страдая по Поттеру? Судорожно сглотнув, Драко попытался взять себя в руки, ему нужно было как можно скорее демонстративно возмутиться ее обвинением, но все слова застряли в горле. — Впервые вижу тебя таким искренним, — наблюдая за его замешательством, усмехнулась Панси. — Значит это действительно правда. Единственный наследник Малфоев сохнет по гриффиндорскому «герою». — Замолчи, — прошипел он, все еще пытаясь совладать с дыханием. — Теперь понятно, почему с самого первого курса ты прохода ему не давал, — продолжала издеваться Паркинсон, и вслед за ее словами раздался первый раскат грома. Он чувствовал себя так, словно его придавил огромный тяжелый пресс, все, на что хватало сил — держать спину прямо и не отводить взгляд. — Астория, вероятно, думала, что я не поверю, но в отличие от нее, я имела более полную картину происходящего. Ведь я собственными глазами видела, как на протяжении всех этих лет ты ревностно сражался за его внимание, одновременно с этим всячески стараясь унизить его друзей. Блеснула молния, и последовал еще один громовой раскат. — Зачем ты пришла? — процедил Драко, когда она снова открыла рот, чтобы добавить что-то, вне всяких сомнений, еще более колкое. — И это все, что тебя интересует? — вспылила она в ответ. Он мог поклясться, что в правой руке, которую та держала в кармане, уже давно была сжата волшебная палочка. На миг ему даже стало любопытно, пустит ли она ее в ход. Меж тем Панси негодующе продолжила: — Тебе не интересно, как узнала я, как узнала она? Ты вообще способен думать о чем-либо, кроме своей жалкой, лживой персоны? Прозвучавшее ядовитым кинжалом вонзилось в грудь. Драко стоял, стиснув зубы. — Бьюсь об заклад, что и Асторию ты всего лишь использовал, — презрительно добавила Паркинсон. — Хотел вызвать ревность, не учтя, что прямодушные гриффиндорцы не выносят обмана. Драко держал лицо из последних сил, стараясь дышать глубоко и ровно, хотя губы уже подрагивали. — Уходи, — вымолвил он практически шепотом. Блеснула молния и следом вновь загрохотало. Панси продолжила стоять даже тогда, когда с неба упали первые капли дождя. Они словно пытались переглядеть друг друга, она — с уничижительным пренебрежением, а он — с бесстрастным равнодушием. Не прошло и минуты, как вода намочила их волосы и мантии, но никто не обратил на это внимания. — Советую тебе отменить этот фарс как можно скорее, — мрачно произнесла она. — Оставь свои советы при себе, — тут же отрезал он. Драко мог бы рассказать о договоренности с Асторией, но сейчас у него уже не было ни сил, ни желания делиться этим с Паркинсон. — Что ж, тогда будь готов к тому, что всем вашим многочисленным и, без сомнения, высокопоставленным гостям станет известна твоя маленькая тайна, — ехидно ухмыльнулась та. — Так и вижу сенсационные заголовки газет: «Малфой-младший получил отворот-поворот от отвергнувшего его Гарри Поттера!». Драко понятия не имел, насколько много было ей известно — возможно, она просто ткнула пальцем в небо и случайно попала, но упоминание о том, что действительно имело место быть, словно ударило под дых. Он уже не знал, что стекало по лицу — вода или слезы. И даже не сразу заметил, как Панси скрылась за пеленой дождя, наверняка, наслаждаясь произведенным эффектом. Все вокруг, потеряв свои очертания, расползлось блеклым серым пятном, а в груди, как и полгода назад, снова зияла черная, бездонная дыра. Вечером Драко хватило сил лишь на короткое «Свадьбы не будет». Люциусу, вероятно, потребовалась вся выдержка, чтобы в ответ ограничиться поднятой бровью и побелевшими костяшками пальцев на фамильной трости. Добавив, что это — их с Асторией обоюдное и окончательное решение, Драко покинул комнату. Запирающие и заглушающие чары на дверях его спальни гарантировали тишину и покой, но, несмотря на это, за всю ночь он так и не сомкнул глаз. Впервые за много лет его не беспокоило, что скажут родители, он даже не вел с ними мысленный диалог и не строил оправдательных речей. Все, что крутилось в его голове, покуда он сам вертелся в постели, что выматывало и опустошало, не позволяя забыться сном ни на минуту — это уже прозвучавшие слова Панси. Гринграсс старший нанес визит на следующее утро. С Драко он разговаривать не пожелал, поэтому о содержании беседы можно было только догадываться. Впрочем, красноречивое молчание отца и задумчивый вид матери по время обеда говорили сами за себя. Драко нашел Нарциссу в кабинете — ловкими движениями палочки она запечатывала письма, коих на столе оказалось не меньше сотни. На этот раз это были просто однотонные, ничем не примечательные конверты. — Извини, что так вышло, — тихо промолвил он, подойдя к ней. Она взглянула на него особенно тепло, а затем, отложив палочку, обняла. — Малыш, все хорошо, — прошептала Нарцисса, поглаживая его по спине, — я же вижу, как тебе тяжело. От нежного голоса матери, от ее объятия в горле тотчас встал ком. «Знала бы ты, в чем истинная причина», — с грустью подумал Драко. — Но раз уж ты здесь, думаю, ты мог бы помочь, — улыбнулась она и указала на письма, — все их нужно разослать сегодня. И в первую очередь, вот эти, — передав ему приличную стопку конвертов, Нарцисса пояснила: — Сотрудников министерства и других влиятельных людей Люциус попросил оповестить первыми. — Хорошо, — заставив себя улыбнуться в ответ, пробормотал Драко. Расположившись рядом, он взял первый конверт и отточенным движением палочки запечатал его фирменной витиеватой «М». Через дюжину писем его рука дрогнула — перед ним лежало письмо, адресованное Гарри Поттеру.***
Утром двадцать восьмого Драко проснулся еще до рассвета. От Астории с момента их последней встречи не было никаких вестей, зато «Ежедневный Пророк» уже три дня подряд посвящал ему и ей свои первые страницы. Чувствовал ли он досаду из-за отмененного торжества и всего того, что за этим последовало? Во-первых, родители успели потратить приличную сумму на организацию празднества, во-вторых, их семья снова оказалась замешана в скандале, и в-третьих, его имя надолго увязло в сплетнях. Но нет, едва ли это трогало его. Драко лежал в постели, наблюдая за тем, как небо за окном окрашивается в золотисто-розовый, и не чувствовал ровным счетом ничего. Лишь усилием воли он заставил себя подняться, сходить в душ и отправиться на завтрак. — Драко, ты совсем не ешь, — покачала головой Нарцисса, увидев, как он ковыряется в омлете. — Может, вызвать семейного целителя? — Все в порядке, — поспешил заверить он, — просто еще не успел проголодаться. К счастью, отец его поддержал. — Нарцисса, он достаточно взрослый, чтобы самому решить, когда стоит обратиться за помощью, — резонно заметил тот. Признаться, Драко не ожидал от Люциуса такой лояльности после всего случившегося. Также его умилил тот факт, что, стремясь уберечь сына от гипотетических страданий, родители старались избегать упоминания имени несложившейся невесты. Очевидно, он и Астория сыграли действительно неплохо, раз все вокруг считали, что Драко убит горем. И родители, по всей видимости, теперь чувствовали себя виноватыми — ведь именно они подтолкнули его к ней и к этому несостоявшемуся браку. Что ж, выводить их из этого заблуждения он не собирался, в конце концов, это был прекрасный шанс продемонстрировать, что бывает, когда вмешиваешься в личную жизнь собственного сына. В одном мама была права — кусок в горло действительно не лез, но вряд ли их старый врач решил бы эту проблему. И уж тем более целитель ничем не смог бы помочь Драко, когда вечером того же дня с его руки соскользнул перстень Поттера. Он ждал этого с полным осознанием неотвратимости, но все равно потрясение тотчас сковало все его существо арктическим холодом. Пальцы медленно опускались на клавиши, извлекая из памяти давно забытую мелодию*, ныне звучавшую в унисон с его сердцем. В ней было так же много черного цвета, как в его жизни в последние годы. Он вспоминал пропитанный отчаянием шестой курс, парализующий страх перед Темным Лордом, безысходность и стыд перед Дамблдором. Он как наяву видел длинный стол с Упивающимися, бездыханную Чарити Бербидж и свое абсолютное бессилие и невозможность хотя бы просто убежать. Бессонные ночи в собственном доме, боязнь услышать чужие крики или увидеть мамины покрасневшие глаза, равно как и отцовские, с застывшим в них испугом, так несвойственным ему. Седьмой курс, окончательно доказавший, в какой безвыходной ситуации находится их семья. Хогвартс, превратившийся в гетто, ставший невыносимо пустым и холодным. Без Поттера. Драко грустно улыбнулся, продолжая сплетать неповторимые звуки рояля с тревожными образами минувших дней. Поттер. В его доме. Апогей его самых потаенных страхов и желаний одновременно. Он все еще помнил смятение, которое испытал, увидев гриффиндорца, пусть и с обезображенным чарами лицом. Поттер, привычно оставляющий после себя суматошную неразбериху, не изменил себе ни в тот раз, ни позже, в Хогвартсе, где спас Драко жизнь. Поттер, победивший Лорда, Поттер, надежно поселившийся в мыслях Драко, Поттер, снова оказавшийся рядом. И он, со своими жалкими, никчемными попытками сначала избегать гриффиндорца, а затем — понравиться ему. Драко словно со стороны видел всю инфантильность и наивность собственных надежд, превративших его в неуклюжего и беспомощного влюбленного идиота. Поттер. Оттолкнувший его, стоило лишь немного приблизиться… Избегавший его, словно прокаженного… Бросавший голодные взгляды, лишающие сна… Пристававший к нему, когда Драко был слишком зол, чтобы ответить… Поттер, вычеркнувший его из своей жизни так же легко, как впустил до этого. Поттер, оставивший после себя в душе Драко разгром и опустошенность. Пронизанные тоской ноты во всей полноте отражали его чувства. Возможно, все могло случиться иначе — не потеряй он голову в тот вечер, точно так же сидя за роялем, или не оттолкни он Поттера в коридоре под Астрономической башней. Что ему стоило вычеркнуть из памяти недопоцелуй гриффиндорца с какой-то девчонкой и отдаться во власть обоюдного желания? Мог ли он не придумывать свой хитроумный план с помолвкой и не «мстить» Поттеру посредством Гринграсс? Драко горько усмехнулся этим риторическим вопросам, продолжая облекать свою печаль в звуки. В конечном счете все закончилось так бесславно и досадно, словно спортсмен-неудачник споткнулся перед самой финишной прямой и, проехав носом пару ярдов, застыл в дюйме от победы. Обида не то на Поттера, не то на себя, а еще немного на Панси стояла в горле тугим комком, заставляла сжимать зубы и белеть костяшки пальцев. Закончив композицию финальным траурным аккордом, Драко закрыл лицо руками и разрыдался. *Речь идет о первой части «Лунной сонаты» Л.В.Бетховена (Соната № 14 до-диез минор, ор. 27, № 2).