Сдавайся!

На миг в комнате воцарилась тишина. Чанёль с пылом смотрел на Бэкхёна, всё ещё облачённого в своё праздничное одеяние, а Бэк на Чана, широко раскрыв глаза и не до конца понимая услышанное. Минсок так же был шокирован именно внезапностью появления лорда и его приказом. Но где-то в глубине души он ждал от Пака чего-то подобного. И всё это супружество с Бэкхёном вовсе не для того, чтобы позаботиться о своём преданном солдате и его холодном ложе. Просто за Бэкки нужен был присмотр, и Мин оказался самой лучшей кандидатурой. Он это понимал. Осознав наконец, что именно требует Чанёль, Бэкхён отступил назад в страхе и уставился перед собой. — Нет. Нет! — воскликнул омега, привлекая внимание своего супруга. Минсок четко увидел неподдельный страх на лице Бэкхёна. Он не питал романтических чувств к нему, но решил всё же попробовать избавить омегу от предстоящего. Потому что как ни крути, а Бэк явно не хотел близости с Чанёлем. — Мой Господин, — осторожно начал Минсок, стараясь не накалить атмосферу ещё больше, — как супруг Бэкхёна, я хочу откупить его. Чанёль искренне уважал Мина и относился к нему почти как к брату, но именно в этот момент он видел в нём лишь соперника, посягающего на его омегу. И это был парадокс, ведь в сущности всё обстояло в точности да наоборот. — Ты можешь откупиться, Минсок, — уже мягче заговорил Пак, переключая на него своё внимание. В глазах альфы не угасала решимость получить своё, — но цену устанавливаю я. И цена откупа — это твои земли, которые ты получил за Бэкхёна. Вернёшь их мне, и Бэк останется нетронутым. Это была нечестная игра. Чанёль заведомо сразу поставил неподъёмную цену. Это понимал и Минсок, и Бэкхён, и тем более сам лорд. Он просто дал Мину такой выбор, что выбора у него, по сути, не оставалось. — Я уступаю вам право первой брачной ночи, — чётко и сухо сказал Ким Минсок и вышел за дверь, оставляя альфу и омегу наедине. Бэкхён не был в обиде на Мина и даже в какой-то степени жалел его за то, что альфу вмешали в эти странные отношения между Бэкки и лордом. Вот на кого злился, нет, испытывал праведный гнев Бэк, так это Пак Чанёль, его враг и оккупант в одном лице. Альфа, которого желало тело Бэкхёна, но не его разум. Разум до сих пор был на распутье — принимать сторону сердца или же остаться на стороне принципов. Чанёль запер дверь и шагнул вперед. Бэкки рванул назад, резко прячась за большой сундук. — Ты не посмеешь ко мне прикоснуться! — зашипел в ярости омега, сжимая кулаки. — Ещё как посмею, — с пылом воскликнул Пак, наступая на мальчишку, — я — лорд Пак Чанёль, хозяин этих земель, правая рука самого короля. Моё слово — закон. Бэкхён мысленно просчитывал пути отступления, с ужасом понимая, что их нет. Он загнан в ловушку, как зверь, пойманный в клетку, и в этой клетке вместе с ним зверь куда более опасный, чем он сам. И этот зверь проглотит его сейчас с потрохами. — У вас есть супруг — мой брат, — выкрикнул ещё один аргумент Бэк, и оббежал кровать, прячась за неё. Адреналин и кровь стучали в висках так сильно, что омега готов был вступить в сражение, ринуться в бой, если это понадобится. Вот чего он точно не ожидал, так это того, что Пак Чанёль начнёт раздеваться. Альфа скинул с себя тунику и обувь. Следом лязгнула пряжка от перевязи, на которой висел небольшой кинжал, который всегда носил с собой Чан. Он с грохотом упал на пол. На альфе остались одни лишь шоссы, которые не скрывали, насколько тот возбуждён. Бэкхён ненавидел себя в эту минуту за то, что на долю секунды у него перехватило дыхание. Нагота альфы сводила с ума, но он постарался смотреть Чану в лицо. И опять это был проигрышный вариант. Казалось, лицо было высечено из камня в переливах от света камина и свеч, а взгляд был решительным, как никогда. Бэкхён сглотнул от страха и предвкушения, хотя всей душой ненавидел свою омежью сущность. Но разве это только она реагирует на Чанёля? Его собственное сердце остаётся холодным? Нет. Бэкхён давно убедился, что влюбился в своего врага и желал его. Но он не перестанет бороться! Чанёль шагнул вперёд, надвигаясь на омегу неумолимо, и когда расстояния между двумя стало критично мало, Бэкки рванул в сторону, стараясь обогнуть Пака и улизнуть за дверь. Но не тут-то было. Проворности и стремительной ловкости Чану позавидовал бы любой. Он перехватил Бэкхёна за торс в районе талии, желая привлечь к себе. Бэкки запаниковал не на шутку. Между альфой и омегой завязалась возня. Точнее Бэк отбивался со всей силы, пытаясь вырваться из захвата, а Пак лишь блокировал его попытки с лёгкостью, стараясь не навредить ему. Бэкхён яростно сопротивлялся, но всё закончилось тем, что его подхватили, закинули на плечо и после нескольких шагов, опять вглубь комнаты, опрокинули на кровать. Чанёль навис над омегой. Его пылающий взгляд сковал всё тело Бэкки. Чанёль смотрел со злостью, вожделением, словно хотел наказать. Только вот за что? Бэкхёну было обидно до глубины души. Разве он не имеет право любить свою семью и защищать её? Не имеет право на нормальный союз и достойную первую брачную ночь? Но в эту минуту происходила несправедливость! Его волю желают подавить. Чанёль наглядно показал, что похоть господина — безоговорочный приказ. Бэкхён вожделел к Паку там на озере, и всё было обоюдно. Сейчас же  это демонстрация власти и ничего более. Руки омеги зажали в железную хватку. Чанёль скомкал лёгкую ткань на шее у Бэкхёна и рванул её с силой. Праздничная туника была разодрана пополам от горла до пупка. Парень лежал под Паком обнажённый, и эта самая нагота смущала его. Да, они купались на озере, но тогда всё было иначе. Бэкхён взбрыкнул всем телом, желая скинуть с себя вес альфы, но тем самым усугубил ситуацию. Чанёль также не стал церемониться с завязками на штанах Бэкки. Они разорвались, стоило Паку применить усилия. Но штаны нужно было ещё снять, чтобы оголить окончательно тело омеги. На несколько секунд руки Бэкхёна отпустили, и парень попробовал оттолкнуть от себя Чана. Да, он отполз по кровати выше на несколько сантиметров, но тем самым ненарочно помог Паку стащить с себя последнее прикрытия. — Зачем ты борешься со мной? — рявкнул Чанёль. — А если я попрошу вас, господин Пак, не трогать меня, вы прислушаетесь к моей просьбе? — с вызовом задал риторический вопрос омега. — Нет, — жестко ответил Пак, — я беру лишь то, что считаю по праву своим. Бороться голышом под альфой было унизительно, но что ещё оставалось делать? Бэкхён решил сменить тактику. Он утих на время, приподнялся на локтях, приблизился к лицу Чана и сделал новый выпад. Только на этот раз в ход пошли зубы и ногти. Бэкхён впился в плечо альфы, царапая ногтями предплечье. Но это было всё равно, что нападение котёнка на взрослого тигра. Быстрыми и точными движениями Чанёль снова опрокинул омегу на кровать, только теперь уже лицом вниз. То, что произошло потом, стало для Бэкки самым унизительным, волнующим, болезненным и, одновременно доводящим до пика возбуждения, действием. Чанёль впился своими зубами в шею омеги, но не с боку, как это делают многие альфы, чтобы всем была видна метка и причастность, а на затылке, у основания головы. Бэкки пронзила боль, что омежка невольно заскулил и с силой сжал стёганное одеяло в ладонях. Но несмотря на жуткую боль именно с того места стало разливаться огненное тепло и перемещаться по позвоночнику вниз, достигая самого интимного места между ног. Чанёль облизнул свои губы, чувствуя солёный вкус крови во рту, и снова припал к ранке, вылизывая её. Слюна, доставшаяся от предков, наделённая лизоцимом и выделяющая это вещество, именно в момент крайнего возбуждения способна творить чудеса. Бэкхён с каждой секундой чувствовал, как боль в месте укуса утихает, а возбуждение лишь сильнее нарастает. Аромат омеги усилился настолько, что походил на аромат в момент течности. Чанёль боялся, что Бэкки сможет его увидеть. Лицо приняло поистине хищные черты, глаза блестели, а радужка увеличилась вдвое. С Паком такое бывало лишь однажды, при первом гоне, когда гормоны были на самом пике. Рука Чана потянулась вниз, раздвигая округлые ягодицы. Как он предполагал, от возбуждения смазка проступила не только у него на члене, но и в промежности омеги. Пальцы скользнули внутрь Бэкхёна без сопротивления. Укус подействовал на омегу так, как надо. Но эта узость и жар тела Бэкки там внизу сводила Пака с ума. При лучшем раскладе стоило заниматься прилюдией гораздо дольше, но Чанёль так долго ждал этого момента, что и секунды больше оттягивать не стал. Он направил член внутрь Бэкхёна и вошёл в него. Мальчишка заскулил ещё сильнее и задергался под Паком, словно рыбёшка, выброшенная на берег. — Тш-ш, — уже более ласково прошептал Пак, снова вылизывая шею омеги, — скоро пройдёт. Бэкхёну казалось, что его пронзили раскалённым копьём, а размер слишком не подходил для его хрупкого тела. Он начал осознавать, что больше не девственен. Его тело теперь познало альфу, пусть и против воли, и с этим уже ничего не поделаешь, не исправишь. Чанёль начал двигаться внутри, не прекращая целовать и вылизывать шею и плечи омеги. Бэкхён не желал отвечать на его ласки, лишь упрямо сжимал зубы, уткнувшись лицом в одеяло. Но предательское тело омеги отреагировало, и Бэкки ненароком обронил тихий стон наслаждения. Это подстегнуло Чанёля ещё более настойчиво применить свои ласки. Он приподнял Бэкки за бедра, погружаясь в него ещё глубже. Мальчишка потерялся в пространстве. Он чувствовал лишь дикий адреналин и возбуждение, зудящее чувство в анусе и желание получить разрядку. И он её получил. Гораздо раньше, чем получил её Пак. Это было стыдно и восхитительно одновременно. Но это был не конец. Чанёль знал, что у него всего одна ночь, и хотел воспользоваться ей до последней минуты. Когда альфа перевернул Бэкки на спину, то продолжал оставаться внутри него, а горячее дыхание сбоку свидетельствовало о том, что это не сон. Бэкхён открыл глаза, встречаясь с бездонно-черным взглядом Пак Чанёля. Парень не знал, что им движет, но сам потянулся к альфе за поцелуем. Не было проронено больше ни слова, но они придавались соитию ещё несколько раз. И каждый раз для Бэкхёна был ошеломляющим, выворачивающим душу наизнанку. Когда за окном показалась тонкая полоска рассвета, Чанёль молча встал с кровати и, быстро облачившись в свою одежду, что валялась на полу, вышел из комнаты. Бэкхён в очередной раз стал спрашивать у самого себя, как можно любить и ненавидеть человека одновременно? Что это? Насмешка судьбы? Почувствовав одиночество, когда постель остыла после ухода Пака, Бэкхён дал волю слезам.

***

Только к обеду Бэкки смог взять себя в руки. Его не беспокоили никто: ни Минсок, ни прислуга. Было ли это тактичностью или же Пак Чанёль отдал такой приказ? Но омега благодарил судьбу за эту передышку перед тем, как столкнётся лицом к лицу с реальностью, с осуждающими взглядами других обитателей замка. Ему было бесконечно стыдно за случившееся. Стыдно, что все знали о происходящем этой ночью. И ещё более стыдно за свою реакцию и поведение. Он, как последний распутный омега, отдавался Чанёлю и наслаждался этим. Стыдился того, с каким пылом и страстью принимал в себя Пака и был счастлив в этот момент. Но поднялось солнце над горизонтом, и счастье сменилось стыдом. Омежка стал размышлять над произошедшим. Разве мог он или Минсок открыто выступить против приказа Пак Чанёля, хозяина этих земель? Нет, они не могли. Чанёль потребовал право первой брачной ночи, не переступив закон и не нарушив его. Другое дело имел ли право Бэкхён наслаждаться соитием? Но омега это делал, бесстыдно и развратно. Почему? Потому что его сердце было затронуто. Он уже давно понял, что влюблён в этого оккупанта и врага. Влюблён и изменить сей факт не в силе. Бэкки заставил себя подняться с постели, чувствуя во всём теле усталость — последствия бурной ночи. Каждая мышца, особенно в нижней части тела, свидетельствовала о невероятном блаженстве, которое испытал Бэк ночью. Не было лохани, в которой он мог бы искупаться и смыть с себя хотя бы частично запах альфы, поэтому пришлось довольствоваться малым — обтереть себя тряпочкой и водой из графина для умывания. Когда Бэкки вытирал шею, то невольно затронул то место, куда укусил его Пак. Он не видел сам укус, но чувствовал эту метку пальцами. Как же он появиться перед всеми с таким явным признаком принадлежности? Бэкки решил не заплетать волосы, а оставить их распущенными, чтобы хоть так скрыть постыдную метку. Стоило Бэкхёну перешагнуть порог главного зала, как все голоса смолкли, а глаза уставились прямо на него. Слуги уже разносили еду к столу. Кто-то смотрел сочувственно, кто-то с презрением или явной завистью. Секунды утекали так быстро, а омега не мог заставить себя двинуться дальше. Помощь пришла как раз вовремя. Минсок встал из-за стола и подошёл к Бэкки. — Мой дорогой супруг, — начал альфа мягко и без тени упрёка, — я надеялся, что ты спустишься к обеду. Место подле меня свободно. Он взял Бэкхёна за руку и отвел того к пустующему месту на скамье, помог усесться. Минсок сам наложил еду для омеги, и Бэк был несказанно благодарен ему за это. С каждой минутой парень понемногу расслаблялся. Наконец в зал вошёл Пак Чанёль, а следом за ним и Тао. Оба уселись на свои законные места, и альфа тут же пробежался взглядом по головам присутствующих, задерживаясь лишь на одном человеке, которого, собственно, и искал. Бэкхён-ни выглядел усталым и смущенным. Он не поднимал головы от своей миски. Минсок помогал ему справиться с унылым настроением. Тао заметил заинтересованность Чана и невольно сжал ложку в руке до побеление костяшек. Ненависть с новой силой вспыхнула в нём к своему супругу и к старшему брату. Чанёль заставил себя отвести взгляд, но во время трапезы невольно, то и дело взгляд находил того единственно важного. Дни потянулись рутинной чередой один за другим. Казалось, все перестали судачить о выходке лорда. Сплетни прекратились, и Бэкки успокоился, отодвигая своё смущение в дальний угол. Он всё больше удивлялся насколько замечательным человеком оказался Минсок, его новоиспечённый муж — по закону венчания, но не в постели. Мин ни разу не обмолвился и словом о произошедшем в их первую брачную ночь и всю последующую неделю вел себя с Бэкхёном исключительно вежливо и дружелюбно. Где-то в глубине души омега сетовал на судьбу, которая распорядилась по своему. Разве Минсок не заслужил своего личного счастья? Но эта нелепая свадьба обрекла их на существование бок о бок, при этом не испытывая друг к другу любви и страсти. Минсок проявлял к Бэкки исключительно уважительное и дружелюбное отношения, также как и сам омега. На большее они просто были не способны. Бэкхён по прежнему помогал в замке, лечил людей, изготавливал снадобья, запасался травами, которые понемногу начали «просыпаться» после весны. Он не хотел признавать себе, что очень тоскует. Тоскует по человеку, которого ненавидел больше всего. Метка, которую поставил Пак в первую брачную ночь Бэкки зарубцевалась, но не исчезла. Бордово-коричневые отметины зубов четко виднелись на затылке, чуть ниже, где начиналась шея. Бэкки с того дня носил исключительно распущенные волосы, не заплетая их в косу, чтобы метка была не заметна окружающим. Пак Чанёль — его главный враг, оккупант и завоеватель, человек, что занял место Сехуна и Кая. Почему же тогда сердце Бэкки с каждым днём источало такую глубокую тоску, что ночью невозможно было спать, а слезы сами текли из глаз? Бэкки проклинал судьбу, за то, что она сыграла с ним злую шутку — заставила полюбить своего врага. Полюбить так, что от одной мысли о нём обострялись всё чувства. — Бэкхён, — обратился к нему Минсок как-то поздно вечером, складывая свои вещи в сундук, — наш грум поранил ногу. Ему нужна твоя помощь. Он на сеновале. Поди к нему. — Сейчас? — удивился омега, — Время уже позднее… — Но не будет же он терпеть нескончаемую боль до утра? — настаивал Минсок, участливо глядя на своего супруга. — И то верно, — кивнул Бэкки. Он покопался в своих склянках, взял нужные настойки — от воспаления, от боли и чистой материи, вышел из комнаты. Замок уже утих. Почти все устроились спать. Бэкки бесшумно прошёл по внутреннему двору до самого конца и нашёл-таки вход в конюшню, которая граничила с сеновалом. Темно было — хоть глаз выколи. Но омега слишком хорошо знал эти места и без сомнений двинулся вглубь, зная, что сможет разложить свои снадобья на скамье, что стояла возле стены. Но где же грум? Именно в тот момент, когда Бэкки подумал об этом, его обоняние с четкостью уловило знакомый, терпко-сладкий запах альфы. Этот запах он не спутал бы ни с чьим другим. Сердце трепетно сжалось в груди, а к горлу подкатил ком слез, настолько сильно тело, и разум Бэкхёна отреагировал на него. И пусть на сеновале было очень темно, но не надо было видеть, чтобы понять, кто находиться рядом. Сильные руки обняли его со спины, а губы уткнулись в затылок, с шумом вдыхая аромат омеги. Бэкки невольно застонал и содрогнулся от волны удовольствия. Это было неправильно с самого начала. И Бэкхён и Чанёль понимали, но противостоять своим чувствам и притяжению были не в силах. Бэкки развернулся в кольце рук, оказываясь лицом к лицу с Чанёлем. Глаза уже почти привыкли к темноте, и омега смог различать очертания. Они не сговаривались, но оба, словно сумасшедшие, словно изголодавшиеся путники, кинулись друг к другу. Поцелуи были жаркими, пылкими, и лишь через продолжительное время Чанёль оторвался от сладкий губ омеги, повел его на помост, что возвышался над потолком, создавая из себя открытый второй этаж, на котором так же хранились тюки с сеном. Бэкхён почувствовал у себя под спиной толстую шкуру. Но понять, кто и как тут всё обустроил, ему не дали. Чанёль улегся сверху. Эта ночь снова принадлежала им. Бэкхён не корил себя за это. Он так сильно желал Чанёля, что бесстыдно отдавался ему до утра. Также как и Чан, словно ненасытный зверь, брал своё, испытывая небывалый трепет при каждом прикосновении и поцелуе. Что ждало их с восходом солнца? Оба понимали, что делают постыдное и неправильное. И оба понимали, что по-другому попросту не смогут.