Дневник фигуриста

23 ноября

Обещать себе не писать каждый день и делать обратное на следующий же – так по мне. Начинаю сомневаться в этой идее. Одна только мысль, что эта дурацкая книжка со мной, беззаботно лежит в рюкзаке и в любой момент может оказаться в руках любопытной Милки или витающего в облаках Гоши, заставляет ходить и оглядываться. И это я еще не упоминал дебилов-одноклассников, которые вечно лезут с расспросами не в свое дело. За пределами школы спокойней, на льду – еще лучше. При виде катка забывается все. И даже ужасные картины того, как Мила копошится в рюкзаке, злорадно смеясь, отходят на второй план. Сегодняшний прокат был обыденным: прыжки под ворчание Якова, уже приевшаяся музыка, от которой вянут уши и странная, но такая близкая атмосфера Петербургского Ледового дворца. И если поначалу мне, коренному москвичу, все это было чуждым, то сейчас все иначе. Иногда мне кажется, что я родился в этом городе, вырос, ходил по этим красивым улицам, уверенно ступая по поребрикам и забегая в парадные (да-да, запоминать все эти словечки приходилось долго и мучительно). Петербург открывался мне с самых разных сторон, и каждый раз я стоял, разинув рот, и с трудом осознавал, что мне нравится этот город. Но сейчас не об этом. На тренировке были только мы с Милой. Яков долго отчитывал нас за отсутствие Гоши (очень логично с его стороны). Мила только пожимала плечами, явно скрывая истинную причину отсутствия. Фельцман, готовый взорваться, гонял нас, как проклятый. А Милке все было нипочем. Удивляюсь ее легкомысленности. В раздевалке (она у нас, кстати, общая; знакомы давно, стесняться нечего) Мила легонько толкнула меня в бок, подозрительно покосившись, и сама все рассказала. – А у Гоши новая пассия, представляешь? Он весь день готовился идти на свидание. Для него каждый раз, как первый, ты же знаешь. Сегодня буду сопровождать его, – пропищала она, непонятно чему радуясь. – Ты в кустах сидеть собралась и реплики ему подсказывать? Браво, твоя помощь будет как нельзя кстати, – ответил я сухо и, запихав коньки в рюкзак, спешно ретировался. До меня долетело только недовольное цоканье и, уверен, наигранно осуждающий взгляд. Мила была в своем репертуаре, впрочем, как и Гоша. Этот парень по-прежнему остается для меня загадкой: любитель прогуливать тренировки и большой любви, ради которой жертвует первым, а потом получает нагоняй от Якова, но все равно выступает достойно и нередко берет медаль. Но даже ему повезло больше, чем мне. Если нашим общим тренером и наставником является Яков, то на индивидуальных с меня дерут по три шкуры, заставляя скакать чуть ли не в пуантах и пачке. Бывшая жена Фельцмана, Лилия Барановская, – Гитлер в юбке, и я ничуть не преувеличиваю. Этой женщине удается невозможное, и, наверное, поэтому я все еще хожу на ее занятия и терплю дурацкие адажио, арабески и лей ауты, сдерживая ругань и мат. Короче говоря, команда подобралась, что надо. Но я не жалуюсь. Порог дома я переступил в 10 вечера, с трудом переставляя ноги от усталости. Потя встретила меня привычным мурчанием и просьбой пожрать, читавшейся в выразительных глазах. Если б она только знала, что того же самого хотелось и мне. Пришлось наспех заваривать крепкий чай и заказывать пиццу. И только когда она наконец оказалась у меня дома, я позволил себе слабо улыбнуться и облегченно откинуться на кровати, осыпая ее крошками. Потя беспрестанно просила кусочки колбасы, в чем я ей, конечно, не отказывал. Отказывать ей в чем-либо было трудно: все-таки единственное родное существо, не считая дедушки, который живет в Москве. Вспомнив о том, что давно не созванивались, я тапнул по вызову и долго вслушивался в гудки, пока на том проводе не произнесли удивленное «Алло?». – Дед-у-у-у-ль, привет. Это я, Юра. Как дела? Прости, что не звонил. Ты же знаешь, у меня тренировки и в школе завал, – затараторил я, скрывая всякую усталость в голосе. – Ах, Юра! Это ты? Здравствуй-здравствуй. Это ты меня прости. Старый мобильник совсем окочурился. Пришлось покупать новый, без кнопок, представляешь? Долго же мне пришлось к нему привыкать. А все номера ушли на тот свет со старенькой нокией. Сидел и ждал твоего звонка. Завтра попрошу какого-нибудь школьника сохранить его мне. А то меня только на звонки отвечать научили, да самому звонить. Остальное не соображу, не для моих лет эта штука. А кнопочные перевелись совсем, везде эти сенс... сенс... – Сенсорные! – подсказал я, с трудом сдерживая смешки. – Во-во, сенсорные. И слово-то какое, хрен выговоришь! – выругался он про себя, совершенно забыв о том, что я все еще его слышу. Дед частенько забывал о моем присутствии, начиная переходить на ругательства, которые всегда меня забавляли. Этот случай не был исключением. – Хорошо, дедуль, я тебя понял. Как увидимся, научу тебя пользоваться этим чудом техники, договорились? – Договорились! Сам-то как? Не переусердствуй там. Я тебя знаю. Небось не кушаешь совсем и доводишь себя этими тренировками. – Нет, все хорошо. Кушаю, отдыхаю, успеваемость в школе улучшаю, – пропел я в рифму. – Ну, смотри мне, приеду и откормлю тебя пирожками, – погрозил дед, отчего я не сдержался и прыснул со смеху. – Да, дедуль, ты это каждый раз говоришь. Все, мне пора. Спокойной тебе ночи. И береги себя, пожалуйста, – добавил я с небольшой тревогой в голосе. – Обязательно, Юра, обязательно! Ведь есть для кого беречь. И тебе спокойной. Я отключился первым, зная, что дед будет долго с этим мучиться на новом телефоне. Потя понимающе уткнулась мне в шею, как бы подбадривая. За деда я волновался больше всех: единственный близкий человек как никак, другой родни у меня не было, даже матери с отцом. Ударяться в воспоминания давно минувших лет не стану. Не доверяю этой дурацкой книжке и все никак не привыкну, что продолжаю писать, зная, что все это бесполезно. Лучше бы и вправду отдохнул ну или позависал в интернете. Но времени не остается ни на что. Наверное, пора на боковую. Завтра тяжелый день.