Вечная жизнь Свободного города

— Подарок? — Небольшой презент, да. — Это классно, да! Я согласна! — Ещё бы ты была не согласна, — усмехнулась девушка. — Бывает и такое! – засмеялась Грейси, складывая посуду на мойку. — Потом помоем! – махнула рукой Лейла, собирая сумку. – Одевайся! — А куда мы идём?       Лейла вспомнила себя в детстве. Всегда такой вопрос она задавала своему отцу, который постоянно с ней возился. Он показал ей весь Либерти, какой тот был. Все театры, музеи и кафе были посещены ею именно с отцом. Мама же по большей части ничем не занималась, просиживала полвечера за телевизором, до этого проходив полдня по дому. И всё же отец находил, за что любить свою жену. Лейла этого совершенно не понимала, но сказать, что она не любила маму, не могла. Скорее, относилась к ней чуть критичней, чем ко всем остальным. Осуждала её чаще. Но если вдруг на душе накапливался непосильно тяжкий груз, поговорить откровенно она могла только с матерью. Так могло бы произойти и в тот раз, но, увы, Лейла не успела, и родители уплыли. С тех самых пор, даже когда Лейле удалось вернуться к родителям, они будто отдалились друг от друга, находились в постоянной недомолвке. Она привыкла, но от этого её ощущение одиночества резко усиливалось. И так шесть лет подряд, никто не мог полностью отогнать это ужасное ощущение, так развивающее скептицизм и цинизм. А для девушки это пагубные качества, как любит говорить её отец. Когда ещё в её голове не присутствовало этих пагубных качеств, она в страхе и смятении сидела в углу старого гаражика, снаружи которого висела старая, с облупившейся краской, вывеска «Гараж Эдди». Она сидела и ошарашенно глядела на парня, стоявшего возле умывальника и разглядывающего себя в зеркало. Похоже, сегодня он участвовал в драке и рассматривал ссадины, которые получил. Он задал свой вопрос и будто забыл о нём, а девушка даже не знала, что на него ответить. — Ну так что? – наконец опомнился он. — Я… мне некуда было идти, и я… — Сбежавшая, что ли? — Можно и так сказать… — Хм, и что же, ты думаешь, что ты тут будешь сидеть ни за что, ни про что, в гараже, который уже занят мною? — Нет, сэр, я не думаю… Я просто… — Сэр? Ха-ха! – парень улыбнулся.       Это была первая такая яркая улыбка, которую удалось увидеть Лейле, обычно жители Либерти не улыбались. — Сэр… О, да. Называли бы меня так пару лет назад, а, мне даже было бы, наверное, приятно. Откуда сбежала-то, публичный дом?       Лейла промолчала, закрыв лицо курткой. — Ты знаешь, что молчание – знак согласия, зачастую? Или знак понимания. Я тебя спросил – ты промолчала. Значит, точно поняла, что я спросил. И согласна, так ли это?       Лейла продолжила молчать. — Раз сбежала ты с публичного дома, значит, тебе есть чем платить. — Нет, у меня нет денег! – резко ответила Лейла. — А зачем мне деньги? Плати собой! – лукаво произнёс парень, сняв куртку и швырнув её на матрас, заменяющий кровать.       Лейла в ужасе выглянула из-за куртки. Но это было шесть лет назад, теперь же всё стало иначе.       Для своего возраста Грейси была девочкой очень смышленой, схватывающей всё на лету. Она неплохо запоминала всяческие фразы, которые ей нравились, знала несколько сказок, помимо этого читала, пусть пока слегка запинаясь, считала и училась писать. Так же её рвением стала игра на синтезаторе после появления Лейлы. Что уж говорить о рисовании и лепке, в которых Грейси тоже души не чаяла. В кого пошла милая девчушка характером, Лейла не могла понять до сих пор.       Она была сильно похожа на Клода, проявлялись некоторые его черты. Но представить Клода в детстве рисующего или вылепливающего что-то из пластилина было очень сложно. То же самое можно было сказать и о Марии. Молчаливый гангстер, водитель и мастер на все руки Клод, у которого руки оказались чуть ли не по плечи в крови, и бывшая светская львица, занюхивающая любой мелкий повод коксом – отличные родители, что сказать! И, тем не менее, Грейси росла положительным ребёнком, на которого даже такой город, как Либерти, не мог повлиять.       Возможно, Лейла в чём-то вспоминала себя в детстве. Её детство тоже прошло в одиночестве, дома, среди мультфильмов, альбомов, красок и пианино. Лишь после первого года в школе маленькая «Лейли» обзавелась друзьями. Дружба эта была крепка. Но шли годы, и дети росли, становились подростками. Подростками, которых интересовали запретные развлечения, приносящие выгоду и удовольствие. Мама Лейлы была против такого образа жизни и зачастую запирала дочь в комнате. И так друзья, которые были так близки, отдалились. Они стали плохой компанией. А Лейла, как и в детстве, осталась одиноким подростком.       После знакомства с Клодом Лейла начала ко всему относиться проще, более умно и мудро. За это она любила Клода в первую очередь. Он научил её ценить нужное, отбрасывая хлам. После возвращения к родителям Лейла стала учиться в университете. Её мечта была такова: стать ведущей новостей. Но судьба распорядилась по-другому, и она стала учиться совсем другой профессии. Появились новые знакомые, друзья. Но было уже не так больно отпускать их, если это нужно. Хотя друзья не пытались от неё отходить, будто расценивали в ней что-то лидерское, манящее к себе. Но по окончании университета всех заставила расстаться работа. Кто-то получил места посолиднее, кто-то лишь мизерную зарплату и несбыточные мечты. Лейле повезло больше всех остальных. Как бы то ни было, но Лейла помнила всех своих друзей. И школьных, и университетских, и с работы. Но теперь её мысли были забиты не этим.       Грейси прытко оделась. Теперь же она принялась собирать маленькую, обшитую бисером сумочку, прямо как взрослая дама. Лейла сидела на кресле с леопардовыми пятнами и улыбалась. До того чудным ей казалось такое наивное и забавное поведение ребёнка. — Что ты там собираешь, Грейси? — Ну как, я как мама, как ты. Я же девушка! Будущая дама! А даме подобает иметь при себе всё необходимое, да? – серьёзно ответила Грейси. — Что ты там собираешь? — Вот расчёска, — показала она розовенькую расческу с большим стразиком на ручке, — а вот салфетки, сухие и влажные, — показав и проговорив, что она возьмёт с собой, Грейси аккуратно складывала это в сумочку. – Резиночки, мало ли что, вдруг понадобится. Кошелёчек. У меня там десять долларов. Я должна быть со своими деньгами, на личные расходы. — Ох, ну истинная леди! Хватит собирать, самое основное ты взяла. Идём же! – Лейла взяла девочку за руку, быстро выбежала из квартиры и закрыла за собой двери. – Вперёд!       Но поймать такси оказалось не так то и легко, поскольку дорожное движение сегодня было на редкость тихим, и жёлтых такси-кебов просто нигде не было. Лейле казалось, что все, недолго думая, просто плевали на работу и решили оттянуться как следует в такой-то прекрасный день. Не всегда выдавалась такая чудесная погода и такое классное настроение. Лейла и Грейси прошли неспешно полквартала пешком, когда мимо проезжал старенький такси-кеб, на несколько раз перекрашенный, судя по всему. Водитель остановился и лихо подозвал девушку с маленькой спутницей к себе: — Может, подкинуть? — Как раз об этом и думала. — Садись, красотка, — подмигнул темнокожий мужчина. — Красотка не одна, имей в виду! – строго ответила Лейла, усаживая Грейси на заднее сидение. — Куда едем, леди? — Миддл-парк ещё существует тут? — Хм-м, да, есть такой, пятнадцать минут езды! А что, приезжие? — Почти.       Грейси уселась возле окна и стала рассматривать своё отражение, возможно, играя с солнечными зайчиками. Лейла пыталась найти в сумке телефон, чтобы сделать вид, что она читает сообщение или звонит. Ей был не слишком приятен водитель. Водитель же, в бодром и позитивном настроении, решил негромко включить радио, листая радиоволны. «Радио Брокер», «Либерти-Рок» и ещё множество новых радиостанций поразили Лейлу. Как же давно она тут не была. Ни «Губок 106.6», ни «Поболтаем ФМ» не было. Водитель оставил какую-то композицию в исполнении Мэтт-Догга из Лос-Сантоса и стал в такт покачивать головой. Лейла недовольно закатила глаза. Уж очень не любила она музыку рэп-исполнителей. А мужчина был весь на взводе, похоже, какой-то мексиканской или ямайской внешности, со слегка грубоватым голосом. — Эй, детка, да это музыка настоящих мужиков, понимаешь? — То есть, ты считаешь, что настоящий мужик это тот, у кого мотня от штанов тащится за ним где-то позади и который обвешивается золотом не хуже степной цыганки, так что ли? — Да эти парни круты, читают о жизни, за жизнь. — Читают? Тараторят что-то на свой лад со своим ужасным акцентом. — Эх, детка, у тебя, наверное, не было никогда настоящего мужика. Самца, животного! — Это настоящий мужик? Ха-ха, да уж, видимо, я действительно тебя не понимаю. — У меня была отличная работа, в таксопарке! Да девки от меня только так пёрлись, ты понимаешь, о чём я? А знаешь почему? Да потому что я знаю фишку, я, как эти парни, могу сказать столько за жизнь, столько о женщине, сколько не смогут сказать сопливые малыши с розочками в руках, говорящие стишками о сопливой любви! — Да что ты? Водитель таксопарка – мечта! — Да я вылавливал таких туристок по праздникам, у-ух, как мы жарили! — Настоящий мужчина – это тот, кто создаёт события, а не является их жалким потребителем. Ну и что же? По праздникам, не шибко-то круто. Ты гонишься за каждой юбкой аэропорта, а дальше? — А что дальше? Все они мои и все они тащились от времени, проведённого со мной! — И что? — Слушай, ты не мужик ли случаем? – обернулся водитель, стоя на светофоре. — Слушай, а ты головой не бился ни обо что? — Хорошо, хорошо, извиняй! Я ого мужик! Таксист – самый, сука, хитрый и изворотливый! Да у меня баб в этом городе было больше, чем у этой девчонки светлых сказок на ночь! Вот что значит настоящий мужик! — Ты хвастун, не замечал ли за собой?       Минут пять он ехал молча, иногда посвистывая в такт музыке. — Хм, какая-то ты пессимистично настроенная! Знаешь, я вот катался в таксопарке, да, было дело. Был хозяин, прискорбно, но мудак ещё тот. Зажимал зарплату, неудачник, чтоб его! Но я, — горделиво выделил местоимение водитель, — я-то знал, что когда-нибудь его неудачливость его покарает! К херам спалили его таксопарк и квартирку тоже, меньше надо было якшаться со своим вонючим кузеном, европеец сволочной! Они неудачники! Но я, потеряв работу, не растерялся, и вот, я таксую сам по себе. Сам себе хозяин, и это круто! – он открыл окно и выкрикнул. – РЕАЛЬНО КРУТО! — Не вижу ничего крутого. — Детка, да ты непростая конфетка, как поглядеть. На эту душещипательную историю покупалось минимум девок десять! Да я покажу тебе рай, чёрт возьми! Кстати, мы уже почти подъехали! Ах, ты мудила, чтоб тебя! – посигналил он проезжающей мимо машине, чуть не стукнувшись с ней зеркалами заднего вида.       Грейси сконфуженно сидела в машине, ей было неудобно слышать такие ругательства, тем более при Лейле. Девушка смекнула, что к чему и сказала, разминая пальцы: — Грейси, милая, прикрой ушки, пожалуйста, я сейчас буду ругаться.       Девочка послушно кивнула и закрыла уши ладошками. Машина остановилась напротив парка, и водитель уже хотел сказать последнюю фразу, но Лейла схватила его за горло и, грозя пальцем свободной руки, начала отчитывать его: — Послушай, мистер Большой Папочка, здесь сидит ребёнок, и ты никакого грёбанного права выражаться не имел! Мне совершенно всё равно, кто был твой хозяин, и какой вонючий был у него братишка, ясно тебе, да?       Водитель нервно попытался кивнуть, Лейла же не отпуская его горла, продолжила: — Загнать меня в свою водительскую постель – плохая идея, начиная хотя бы с того, что я не девка, а девушка. Знаешь разницу?       Водитель замотал головой. — А, что, девушки никогда не было? – ехидно спросила Лейла. – Знай одно: все мужчины – чудовища. Женщинам лишь остаётся их кормить получше! Спасибо, и перестань слушать это дерьмо, лучше бы семью завёл. И мудак-то наверняка ты, а не твой бывший босс! – Лейла кинула ему десять долларов на переднее сидение и жестом показала Грейси, что пора идти.       Водитель радостно заглотал воздух и взялся потирать красную шею. Он ничего не ответил, лишь ошарашенно смотрел, как девушка помогает выйти малышке. — А знаешь, детка, — откашлялся водитель, — ты мне напомнила одного человека, ой как напомнила! — Я рада за тебя! Au revoir [1]!       Машина уехала, и до Миддл-парка оставалось немного, перейти дорогу. Грейси только сейчас убрала от ушей ладошки и засмеялась. Она смеялась звонко, да так, что люди, проходившие мимо, довольно оглядывались вслед, с улыбкой смотря на девочку. Лейла тоже засмеялась, спросив: — Ну а что не так-то? — Ты сейчас выглядела как роковая женщина из фильмов со стрельбой! — Боевик? — Да, наверное. Мне тоже не понравился этот мистер. — Он слишком много сквернословит. — Папа говорил, что лучше промолчать, чем сказать скверное слово. Он всегда говорил так маме, она часто раньше ругалась. — Да, твоя мама это умела… Эм, идём, зелёный!       В парке было полно народу, все сидели на траве, расстелив покрывала и наслаждаясь погодой. То и дело слышался отдалённый звон бубенчиков, видимо, сегодня детей катали на пони. Раздавались призывные крики продавцов газировки и мороженого, которые катали свои тележки туда-обратно. Детишки помладше пускали мыльные пузыри или игрались у фонтана. Грейси заворожено наблюдала за продавцом воздушных шаров, который очаровывал одну из мамашек, совершенно забив на просьбы детей продать шарик. — Что, хочешь шарик? — Нет, знаешь, Лейла, я бы не отказалась от мороженого. — Ха-ха, я тоже об этом подумала! Скорее, скорее, пока самое вкусное не раскупили!       Купить ванильный рожок, усевшись на лавочке в прохладном теньке, — что может быть лучше?! Грейси довольно уселась рядышком и смотрела по сторонам. Лёгкий ветерок потихоньку теребил волосы, и Лейла решилась начать разговор. — Малышка, а ты помнишь папу? — Да, я его неплохо помню. А что? — Я давно не видела его, и вот, хотела бы узнать, каков он был. Как он, э-э-э, как он пропал? — Ну-у-у, — Грейси потихоньку ела мороженое и улыбалась, — он был сильный, такой высокий. С тёмными волосами и смешной чёлкой, она постоянно во все стороны топорщилась. Мама частенько рассказывала, что когда я была совсем маленькая, я дёргала папу за эту чёлку. Он лишь смеялся, ничего не отвечая мне на это. Он ни за что не хотел стричься. А вот маму заставил как-то раз поменять причёску. Это она мне рассказывала. Она показывала мне наш альбом, я правда не знаю, где он, мы бы с тобой поглядели. Там у неё были короткие волосы и ярко накрашенные губы. Вот… Последний раз я видела его где-то месяцев десять назад… Я не знаю, честно. Он поцеловал меня с утра и сказал, что когда он вернётся, мы начнём новую жизнь, поиграем в новый старт. Он так сказал. Но он не вернулся… Я до сих пор жду его. Я хочу новую жизнь и новый старт, как он и обещал… Ещё у папы были мои глазки. — Может, у тебя глазки, как у него? — Нет, нет, у него как у меня, — звонко смеялась Грейси, — он нечасто говорил. Но если говорил, то хорошие слова, добрые. Он учил меня читать. — Да? — Да, да. Он меня всему учил, он сказал, что хочет, чтобы я была умненькой девочкой. Я очень стараюсь для него. Я его очень люблю! А ты? — Э-э-э, да, скорее всего, — Лейла уткнулась взглядом в пол, она не знала, что отвечать в этом случае. — Папа говорил, что любовь – это самое сладкое счастье, с которым нельзя расстаться без слёз. Он говорил, что не хочет, чтобы я плакала. Значит, он хотел, чтобы я любила, да? — Хм, — Лейла была удивлена такому наивному мышлению девочки, — думаю, да. Да, любовь, это… Это важно. — Папа ещё постоянно брился, но у него были такие… Банбарды их мама называла! – Лейла усмехнулась, как забавно малышка перефразировала слово «бакенбарды». – Он был серьёзен и очень умён. Я очень люблю папу и верю, что он скоро приедет, люблю его, даже, наверное, больше, чем маму. Я не знаю. Это плохо, Лейла? — Любить папу – это не плохо. Это отлично! Но… Разделять маму и папу не стоит. Они в твоей жизни равноправны, важны каждый по-своему, без них не было бы тебя такой, какая ты есть. Мама — это особенный человек. Материнская любовь - это топливо, которое позволяет обычному человеку совершать невозможное. Хм, не знаю, поняла ли ты меня, но… Любовь матери всегда ближе, мама всегда должна быть рядом, когда нет папы, не так ли? — Да, моя мамочка со мной, пока папа ищет путь домой. — Вот, видишь, твоя мама – умничка, она не растерялась, она ищет папу. — Мне стыдно, что я так сказала… Я люблю их обоих… Одинаково. — Не одинаково, а безмерно, да! – Лейла улыбнулась и погладила Грейси по макушке.       Та немного поёжилась. — Ты права… — Знаешь, твоей маме непросто. — Да, понимаю, мне действительно стыдно. — Это не простое задание быть обычным родителем для необычного ребёнка. — Ха-ха, я необычная? — Да, Грейси, очень даже. Ты и читать, и писать, и считать умеешь! А вон, некоторые, — она указала на двух мальчишек, гоняющих голубей, — до сих пор страдают глупостью.       Грейси снова звонко засмеялась и принялась дальше уплетать слегка подтаявшее мороженое. — Грейси, я же тоже всегда думала, что люблю больше папу, но так и есть. И мне тоже стыдно за это. — Почему же? — Мама, возможно, не проводила со мной столько времени, сколько бы я хотела… — Но ты же сама сказала, что мама… — Да, я знаю, жаль, я поняла это поздно. Хотя у всех разные ситуации, конечно… — А где твоя мама? — Она далеко, как и папа. Когда-то мы жили тут, но нам пришлось уехать. — Почему же? — Ситуация такая сложилась, нехорошая. Может, не жилось здесь, как подобает, не знаю. — Но ты же вернулась? — Да, твоя мама позвала, я и вернулась. — Ты так любишь их? — Да. Сама не знаю, как так получилось, как так полюбилось… Эх, Грейси, это всё сложно, но теперь я тут, чтобы ты была в безопасности, чтобы составить тебе компанию! — Я очень рада! Знаешь, мне кажется… — Что? — Я люблю папу, люблю маму. Но похоже, я начинаю любить и тебя! – Грейси пододвинулась поближе к Лейле и прижалась к её руке.       В этот момент будто что-то ёкнуло в груди у Лейлы, похоже, она сама стала привязываться к малышке. Мимо пробежал мужчина в розовом спортивном костюме, широко улыбаясь своими отбеленными зубами. Вдруг он резко остановился, подбежал к Грейси и протянул ей яркий воздушный шарик, который был привязан к его запястью. — Держи, малышка. Дядя Берни [2] сегодня в шикарном настроении! — О, спасибо, мистер! – радостно захлопала в ладоши Грейси. — Не стоит, хорошего вам дня, леди! – дядя Берни побежал дальше по тропинке.       Грейси начала рассказывать что-то о том, как её прошлый воздушный шарик улетел ввысь и как долго пришлось плакать по нему. Но Лейла слушала лишь для виду, на самом деле она глубоко задумалась, мечтая о счастливом будущем и желая его маленькой девочке.