Transparency

      Людвиг шел на кухню так тихо, как только мог. На часах было полвосьмого утра, время для утренней чашки кофе. Феличиано все еще был в кровати, утомлённый ночной… активностью, да и поспать он любил. Сколько Людвиг себя помнил, он всегда вставал в это время. Всегда были какие-то дела, требующие внимания. До того, как он познакомился с Феличиано во время Первой мировой войны, он иногда уделял время чтению или музыке. Сейчас же всё его время занимал Италия. И по-другому просто не могло быть.       Хотя иногда Феличиано требовалось больше энергии, чтобы управлять страной, поэтому и для него Людвиг готовил кофе. Не то чтобы Крауц был зависим от кофе… скорее был более нервным (как говорит Феличиано) без него. А никто не любил нервного Германию, поэтому другие страны любезно отправляли блондину изысканные зёрна кофе, чтобы у него они всегда были.       Нажав кнопку на кофемашине, чтобы начался процесс заваривания (Германия приготовил зёрна еще вчера). Он заметил помидор на столе рядом с холодильником. Он сменил фрукты в миске на столе, не замечая записки, пока не обернулся. Нахмурившись, он взял ее в руки, узнавая корявый почерк. Ну, он хотя бы не был таким ужасным, как у Феличиано (у него был настолько плохой почерк, что Людвиг не сразу понял, что это английский).       «Запад, ты тронул мое пиво. Это нарушение кодекса немецких братьев, ты вообще не великолепен. Я направляюсь в Испанию. Вернусь, когда вернусь. P.S. Твой великий брат. Забудь, что сказал очкарик, я великий и всегда таким буду».       Людвиг покачал головой, взяв чашку кофе. Он знал, что его брат не в порядке. Германия уловил нотки боли в глазах Пруссии, когда он вчера упомянул о Родерихе. Гилберт избегал разговора с ним, он даже не пошел к нему, когда обнаружил пропажу пива. Одно только это давало понять, насколько все серьезно, и не важно, как ведет себя Пруссия. Людвигу нужно было позвонить Антонио, чтобы предупредить о состоянии брата. Гилберту не хотелось с кем-нибудь говорить, но нужно. Антонио как раз подходит.       Людвиг был уже на полпути к телефону, когда вспомнил про время. Испания и Южная Италия были хуже Феличиано, когда дело касалось сна. Покачав головой, мужчина поднялся к себе в кабинет. Можно позаниматься делами в ожидании, пока остальные проснутся. ***       Тем временем, Гилберт уже приближался к границе Франции. Он не останавливался отдохнуть, да и не хотел, несмотря на то, что не спал уже около суток. Он нарушал все ограничения скорости (хотя их было не так уж и много, Гил хорошо проложил свой маршрут). Всего за полтора часа он проехал Бельгию. С такой скоростью он достигнет Евротоннеля примерно через четыре часа.       Он подъехал к контрольно-пропускному пункту на границе. На стенде был изображён глобус, который напомнил ему знак ООН. Медленно продвигаясь в очереди, Гилберт достал свой немецкий паспорт, игнорируя горечь от того, что он даже не может носить паспорт своей страны. В верхнем левом углу на странице личной информации был символ его нации. Тихо вздохнув, он заговорил со знакомым полицейским.       — Хей, Демиен. Ты как?       Мужчина посмотрел на того, кто назвал его по имени. Большие карие глаза смотрели с удивлением на красные, смотрящие на него. Прочистив горло, Демиен вежливо улыбнулся.       — Доброе утро, мистер Байльшмидт. Вы так рано, — забрав его паспорт и поставив печать в нем, полицейский спросил: — Хотите, чтобы я связался с мистером Боннефуа и сообщил о вашем приезде?       Было немного больно. Гилберт знал, что Демиен просто пытается быть вежливым, но тот факт, что он спросил, а не просто сразу сообщил Франциску о присутствии другой страны в пределах его границ. Это было тонким напоминанием о том, что у него нет нации и, следовательно, хоть какого-то положения в мире. Если бы это был Людвиг, то Демиен бы сразу же позвонил Франциску…       — Ксесесе, нет, спасибо. Я хочу удивить его.       Отдавая паспорт, Демиен не заметил, какой удар нанес блондину.       — Хорошо, приятно провести время во Франции!       Убрав паспорт, Гил махнул рукой и спешно поехал дальше. Гилберт старался сосредоточиться не на своем прошлом, а на конечном пункте поездки. ***       Был полдень, а Людвиг уже начинал терять терпение. Феличиано проснулся всего два часа назад, но успел устроить беспорядок на кухне и в гостиной. Сейчас он находился в студии, занимаясь живописью и устраивая беспорядок. Германия потёр глаза и потянулся к телефону. Он решил позвонить Антонио, думая, что он уже не спит.       — Buenos días.       — Gut morgen, Антонио, — Испания немного помолчал, прежде чем ответить.       — Что случилось, Германия? — Людвиг нахмурился. Почему, каждый раз когда я звоню кому-нибудь, они думают, что что-то не так.       — Ах… да. Я насчет Гилберта. Видишь ли…       — Что случилось? Я думал, он в Австрии. Или Родерих все-таки сорвался? Если да, то я позвоню Франциску.       — Nein, физически Родерих не навредил Гилберту, — снова наступила тишина. Антонио был один из немногих, кто знал, что Пруссия влюблён в австрийца, поэтому Людвиг не говорил всего. Испания и без того был смышлёным и читал между строк.       — Насколько все плохо?       — Я не совсем уверен, он ушел прежде, чем я смог нормально с ним поговорить. Он оставил мне записку, что поехал к тебе…       — Людвиг, он ни за что не придет сюда.       — Что?       Антонио не мог поверить, что Германия настолько туп, когда дело доходит до эмоциональных проблем.       — Подумай, Людвиг. Ему разбили сердце. Ты действительно думаешь, что он пойдет туда, где есть любящая друг друга пара? Ловино может и не самый нежный, но он определенно любит меня. Думаешь, Гилберт захочет быть рядом с двумя безумно счастливыми людьми, пока сам несчастлив? — после недолгой паузы он добавил. — Да и не видел я Прубёрда.       Людвиг немного помолчал.       — Тогда где же он?       Антонио вздохнул.       — Гилберт говорит на немецком, английском, французском и почти свободно на испанском. Да и русский у него приличный. Он может быть где угодно. ***       Уже был поздний вечер, когда Пруссия въехал в Эдинбург. В Англии, как всегда, был дождь, что и замедлил его. Он остановился, чтобы заправиться и поесть. Гилберт был уставшим, но решил, что поспит в самолёте. Всё равно, в перелете будет нечем заняться. Либо сон, либо мысли о Родерихе, третьего не дано.       Его друг Скотт жил в Батгейте, небольшом городке недалеко от Эдинбурга. Дом Шотландии находился в стороне от эдинбургского аэропорта, но нужно было съездить к нему, чтобы забрать Прубёрда и переговорить со своим сообщником, а то вдруг он решит вернуть его братцу, а не помочь.       Когда он приехал в город, в поле зрения попали дома. Огни в них указывали, занят дом или нет, или в каких еще бодрствовали, а в каких уже спали. Проехав немного по мощеной булыжником дороге, Пруссия подъехал к дому Скотта и был встречен звонким щебетом. Когда он снял шлем, у его лица замаячила желтая птичка. ЧИРИК!       — Воу, Прубёрд, успокойся, — подставляя ладонь в перчатке, чтобы птиц приземлился, Пруссия заметил, что пернатый уже заканчивает лекцию. — Что я должен был сделать?       — Тебе не кажется, что твоя маленькая птичка устала лететь? — глаза Гилберта смотрели в зеленые, цвета травы, глаза его друга. Шотландец был долговязый, одного роста с Гилбертом. Растрёпанные темно-рыжие волосы и дьявольский взгляд ясно давали понять, что он не на стороне ангелов. Хотя Гилберт тоже там не был.       Одетый в темно-бордовый свитер и черные джинсы, Скотт прислонился к двери своего кирпичного дома (на стенах было много мха). Скрестив руки на груди, он наблюдал за слезающим с мотоцикла другом. Было очевидно, что пруссаку нужен либо сон, либо большое количество алкоголя. Хотя скорее всего и то, и другое. Под глазами были темные круги, а уголок рта дергался, что свидетельствовало о его усталости. Гилберт был словно раскрытая книга для Шотландии.       Гилберт был более молодой версией Шотландии. Они оба вырастили своих братьев могущественными нациями, которые ушли впустую, оба умели веселиться, оба носили шрамы прошлого, о которых предпочли бы забыть.       Гилберт заметил, что за ним наблюдают, но решил сосредоточиться на маленьком комочке в руке.       — Прости, Прубёрд. Совсем не круто, что тебе пришлось лететь от Родериха до Скотта. Ты можешь простить меня? Я принесу тебе свежих червей…       Когда упомянули червей, Прубёрд перестал сердито щебетать. После он взлетел и приземлился в волосы Пруссии, наводя там еще больший беспорядок.       Довольный тем, что его пернатый компаньон успокоился, Гилберт повернулся к своему другу.       — Знаешь, Скотти, было бы здорово, если я мог зайти ненадолго. У тебя есть черви?       — С какого фига они у меня должны быть, Гил? — Скотт прошел в дом, пруссак следовал за ним.       — Ты рыбачишь… иногда.       — Ну да, но уже давно не занимался этим. Но мы оба знаем, что тебя сейчас не черви волнуют, — Скотт зашел за барную стойку. — На этот раз пива будет недостаточно.       Гилберт вздохнул.       — Что он сказал?       — Он так быстро проговорил и отключился, что я не успел ему сказать, кто приедет, — ответил Скотт, наливая Гилберту двойную.       Пруссия немного поколебался, прежде чем выпить ликер.       — Что?       — Я честно пытался все ему объяснить. Но он был так взволнован, что у меня не получилось разъяснить ему, на что он согласился. Думаю, ему немного одиноко.       — Ну, все-таки он только со своим брудером общается…       — Да, этот янки любого заставит желать другой компании. Он сказал, что заберет тебя из аэропорта.       Гилберт выпил еще рюмку ликера, наслаждаясь теплом, которое он приносил.       — Знаешь, очень круто, что ты помогаешь мне с этим.       — Хех, давай без сантиментов. Я тебе должен еще за тот случай с полицией…       — Ксесесе, хорошие были времена.       — Гил, — серьезно сказал Скотт, — я понимаю, почему тебе нужно уйти. Но я здесь для тебя, если хочешь поговорить.       Гилберт уже было хотел сказать, что он великий и всегда таким будет, но вовремя опомнился, с кем сейчас разговаривает. Скотт нес свою романтическую ношу, которая была гораздо тяжелее, поэтому Пруссия просто сказал:        — Danke.       Он принял правильно решение прийти к Скотту вместо Франциска или Антонио. Кто бы мог понять его больное разбитое сердце, если не тот, кто чувствует то же самое, когда видит своего брата в объятиях американца? ***       На следующий день Людвиг организовал конференцию между собой и ближайшими друзьями Гилберта. Он был глубоко обеспокоен своим братом, зная, что если бы Феличиано отказал ему несколько лет назад, Крауц точно бы захотел с кем-нибудь поговорить. Он помнил лишь любовь, исходящую от Италии на протяжении нескольких лет, но вот только Гилберт любил Родериха несколько веков…       — Так, кто-нибудь видел или слышал о mein bruder?       — Нет, на моих границах его не было, Лови проверил итальянское правительство и тоже безрезультатно.       — Нет, — ответил датчанин. Маттиас беспокоился о Гилберте, но был очень шокирован, что его собутыльник был влюблен в заносчивого австрийца. — Он не пересекал ни границ Дании, ни границ других скандинавов.       — Нет, — ответил француз, — но вчера утром он пересек мою границу с Бельгией.       Воцарилась полная тишина.       — И как ты раньше не узнал? — спросил Людвиг. — Все страны информируются сразу же, когда другие страны пересекают границы.       — Мы с Гилбертом давно дружим. Да и он больше не нация, так что я вычеркнул его из списка. Мне дежурный работник сообщил, что Гил хочет удивить меня.       Германия вздохнул.       — Ну, он не мог слишком далеко уйти…       — Вы все — те ещё ублюдки.       Хор извинений на разных языках промчался по линии. Шотландия только посмеялся.       — Глухие что ли? Я сказал, что вы все ублюдки. Думаете, Гил хочет, чтобы вы его нашли? Что ему нужен кто-то, кто поможет справиться с болью? А вы себя пробовали поставить на его место? — Молчание. — Так я и думал. Мы говорили об этом с Гилом.       Германия заговорил на следующем отрезке тишины.       — Ты знаешь, где он сейчас, — это был не вопрос, но Скотт все равно ответил.       — Ты чертовски прав. И ему хорошо там, где он сейчас. Оставьте его в покое.       — Mon ami, но где… — прозвучал сигнал того, что Шотландия уже отключился.       — Что ж, для меня этого достаточно, — сказал Маттиас и последовал примеру Шотландии.       — Ja, может, Шотландия прав, — на заднем плане послышался грохот. — Я уже иду, Феличи. — Германия отключился.       — Франциск…       — Oui, я согласен.       Больше ничего не нужно было говорить. Франция и Испания повесили трубку. Они найдут Гилберта, даже если он этого не хочет, ***       Мэттью Уильямс дрожал от волнения, когда стоял в секции выдачи багажа в аэропорту Торонто. Его так давно никто не навещал кроме Альфреда и Франциска. Он, конечно, видел всех на саммитах, но даже когда он выступал, остальные смотрели сквозь него, даже Артур. Он был второй по величине страной, но люди забывали о его существовании.       Но не в этот раз, подумал Мэттью. В этот раз его искали. Объявили, что рейс из Эдинбурга прибыл. Белый медвежонок на руках канадца проснулся. Люди, по факту, должны замечать исчезающий вид животного у кого-то на руках, но и это не работало.       — Ты кто? — спросил медвежонок.       Мэттью вздохнул.       — Я Канада.       Когда Скотт позвонил ему, Мэттью был просто в восторге. Шотландия был не самым дружелюбным братом Англии, но он никогда не относился к Мэтту так, словно тот не существовал. К сожалению, Мэттью забыл спросить, кто к нему прилетает, но предположил, что это мужчина. Он запасся ингредиентами для блинов, прибрал свой дом до блеска и купил билеты на местный хоккей. НХЛ был закрыт (снова), но было еще много игр, на которые можно сходить и хорошо провести время.       Итак, подготовившись, Канада ждал. Первые люди начали выходить из таможни и забирать свои сумки, но никакой нации пока видно не было. Беспокоясь, Канада решил пройти в таможню, но был остановлен охранником.       — Сэр, вы не можете войти, это…       Мэттью лишь улыбнулся, показывая свой пропуск. Охранник извинился и отошел в сторону. Канада продолжал идти, пока звуки криков не достигли его ушей.       — Я же говорю, что Прубёрд не переносит никаких заболеваний и в клетке сидеть не будет, это не по-великому.       Мэттью остановился. О, боже, подумал Мэттью. Он никогда лично не разговаривал с Пруссией (он видел его только издалека и на фотографиях), но из того, что он слышал от Франциска, ни у кого больше не было птицы по имени Прубёрд. Подойдя ближе, он был замечен охранниками.       — Извините.       Гилберт немедленно повернулся на мягкий звук и искал его источник. Его глаза нашли самого красивого человека, которого он когда-либо видел. Он думал, что никто не может быть таким же великолепным как Родерих, но, чёрт, как он ошибался.       Голубые, почти фиолетовые глаза смотрели на него сквозь овальные очки без оправы. Кремовая кожа покрывала тонкие, но мужские черты лица, а его медовые волосы были просто прекрасны. Завитушка висела перед лицом и шевелилась от каждого вздоха розовых губ. Парень был немного ниже Пруссии и казался… куда мягче в коричневой куртке и кремовых сапогах. Милый маленький белый медведь на руках (черт возьми, он был настоящим!) не помогал ему выглядеть… ну, мужественнее.       — С птицей всё хорошо. Этот человек со мной.       Гилберт обрадовался.       — Видишь, я же говорил, что с Прубёрдом все хорошо. Ксесесе, как вовремя, Кана… Мэттью! Danke.       Мэттью повернулся наконец, чтобы посмотреть Пруссии в лицо и моргнув, увидел, какой он мужественный. Он, конечно, видела Гилберта на фотографиях, но, черт… Вспоминая, как выглядит он сам, Канада улыбнулся.       Гилберт моргнул. Что, черт возьми, со мной такое.       — Никаких проблем, Пру… Гилберт. Добро пожаловать в Канаду.