Transparency

      — Эй, Гил?       Гилберт оторвался от книги. Это был «Портрет Дориана Грея», его самая любимая английская книга. Он слишком хорошо понимал падение Дориана, и магия картины привлекала его.       — Что случилось, Мэтти? Ты закончил?       Сразу же после того, как канадец накормил Кумаджиро, ему позвонили его боссы. По-видимому, Мэттью все это время работал настолько усердно, что правительство заменяло его сразу двумя людьми. Мэттью сказал человеку на другом конце провода, что будет рад помочь, но Гилберт видел, как в глазах канадца проскочило раздражение. Оно исчезло так быстро, что если бы Пруссия моргнул в этот момент, то и вовсе бы его не заметил, но он смотрел. Такой навык требует практики. Много практики.       Гилберт не стал его отвлекать. Он только попросил, можно ли ему взять одну из книг Мэттью, решив не беспокоить канадца. Так они и устроились в кабинете: Гилберт, растянувшись на ковре, читал книгу, а Мэттью усердно работал за письменным столом.       — Да, только что, — ответил Мэттью. Было уже около полудня. Гилберт подумал о том, что правительство не может справиться с двумя заменами, а Мэттью управился за три часа. Может, им просто нужна была его подпись? — Я забыл, что должен был рассказать тебе кое-что об игре, на которую мы идем сегодня вечером.       Расслабленное лицо Гилберта сменилось уже знакомой ухмылкой.       — Ах, да. Наше первое место по плану. Что ты хотел сказать?       Мэттью слегка прищурился, увидев как изменилось выражение лица Гилберта.       — Ну, Национальная хоккейная лига сейчас на очередном локауте, поэтому я купил билеты на местный матч.       — Круто. Во сколько начинается игра?       — В 18:30. Тебе также стоит знать о лиге, которая спонсирует игру.       Гилберт выжидающе посмотрел на Мэттью.       — Ладно, я слушаю.       Мэттью вздохнул и потер глаза.       — Она называется АРН и пропагандирует круглогодичную игру в хоккей для всех возрастов. Игра, на которую я купил билеты — это сезонное первенство для более поздней возрастной группы. Это люди, которые могли бы играть в колледже или просто так развлекаются.       Гилберт кивнул.       — Звучит великолепно. В чем проблема?       — Обычно я избегаю подобных игр, потому что эта категория людей чувствует, что должна что-то кому-то доказать. Вспыхивает всё больше драк, и нарушается всё больше правил, когда они бьются за шайбу. Когда лига только появилась, количество назначенных пенальти делало игру менее интересной для просмотра. Я хожу на игры смотреть хоккей, а не какие-то эгоистичные баталии, понимаешь? Но теперь АРН сосредоточила своих лучших арбитров именно в таких командах, оставив игру практически на произвол судьбы. Я пытался поговорить об этом с владельцем лиги, но это оказалось бесполезным. Итак, я пытаюсь сказать, что сегодняшний матч это не то, что я считаю развлечением, но она даст тебе базовое понимание игры.       — Мэтти, если тебе действительно не нравится, мы всегда можем пойти на другую игру.       Мэттью бросил на Гилберта свирепый взгляд.       — Не получится. Независимо от того, как сильно меня беспокоит поведение старших игроков, тот факт, что ты не видел хоккей в живую, раздражает меня больше. Мне трудно поверить, что ты прожил так долго и ни разу не был на игре. Это преступление.       Гилберт приподнялся на локтях, чтобы подать знак, что сдается.       — Моя вина. Но ты ведь знаешь, что это не первое мое преступление, верно?       Мэттью закатил глаза.       — Я так и думал. Ты дружишь Франциском и Алистером. Зная их, могу сказать, что вы нарушили законов больше, чем я могу перечислить, а это немало.       — Ксесесе, ты, наверное, прав. Но я не жалею об этом. Некоторые из лучших развлечений приводили меня к аресту.       — И почему я не удивлен?       — Не критикуй, раз сам не пробовал, Мэтти. Или пробовал?       Мэттью посмотрел на Гилберта с легким раздражением.       — Я знаю, что, как правило, я очень вежлив, но у моей страны есть история гражданского неповиновения. Конечно, она не так обширна, как население Альфреда, но она существует. Некоторые из недавних беспорядков были связаны с хоккеем.       Одним плавным движением Гилберт поднялся и подошел к столу. Наклонившись, он сказал:       — Я спрашивал не об этом, и ты это прекрасно знаешь. Тебя лично, Мэттью Уильямс, арестовывали?       Мэттью опустил взгляд и слегка покраснел. Он заколебался, и Гилберт знал ответ прежде, чем Канада ответил (очень) тихим голосом.       — Нет, лично меня никогда не арестовывали. Это не совсем то, к чему я стремлюсь…       — Быть арестованным это не самое веселое, Мэтти, хотя я признаю, что в тюрьме бывали и дикие времена. Нет, — Пруссия наклонил голову и смотрел на Мэттью, пока тот не поднял взгляд, — источником удовольствия является то, что приводит тебя в тюрьму. Тот факт, что то, что ты делаешь нечто запрещенное, дает острые ощущения. Да и возможность быть пойманным добавляет остроты ощущений. На самом деле, я немного удивлен, что ты, с твоим великолепным хобби в виде экстремальных видов спорта, не хотел бы пройтись по тонкому льду законности.       Мэттью понимал, что ему буквально бросают вызов, но его отвлек пристальный взгляд Гилберта, стоявшего всего в нескольких сантиметрах. Красный цвет его глаз завораживал, и то, что его могли арестовать с этим человеком, казалось лучшей в мире вещью. Не похоже, что после этого у него были какие-то серьезные последствия, подумал Мэттью. Что будет делать правительство, посадив в тюрьму олицетворение собственной страны? И если это на самом деле так весело, как сказал Гилберт… Мэттью обдумывал все это, медленно наклоняясь к Гилберту. Его глаза опустились на губы другого мужчины без каких-либо протестующих мыслей со стороны Мэттью. Да, запретный плод еще никогда не был так сладок…       Телефонный звонок заставил Мэттью вздрогнуть и издать тихий писк. Мысли о правонарушении быстро испарились. Это также отвлекло Мэттью от Гилберта, который уже тоже отошел от стола. Они оба покраснели, когда Мэттью повернулся, чтобы ответить на звонок. Гилберт вернулся к книге. Пока Мэттью обсуждал с начальством только что законченную работу, Гилберт лихорадочно пытался понять, что же произошло. Он не нарушил ни одно из своих правил, (которые он еще не вычеркнул в тот день), и все же, еще пара секунд и он бы набросился на него. И хуже всего было то, что Мэттью выглядел слишком готовым к такому.       Как он вообще докатился до такого? Только что они говорили о хоккее, а в следующую секунду Гилберт уже перегнулся через антикварный стол Мэттью, готовый расцеловать его до потери сознания. Мне нужно пересмотреть свои правила, потому что они не работают.       Мэттью положил трубку, а Гилберт, которые уже несколько секунд пялился в книгу, не видя букв, положил ее на угол стола Канады. Решив вести себя так, словно ничего не произошло, Гилберт поспешил заговорить первым.       Он поднял бровь и сказал:       — Это было быстро.       Мэттью вздохнул и провел рукой по волосам.       — Мой босс просто хотел поблагодарить меня за тяжелую работу во время моего первого отпуска за многие годы. Не хочешь пообедать? Мы уже давно здесь торчим…       — Звучит великолепно.       Поднявшись со своего удобного офисного кресла, Мэттью обошел стол, но остановился там, где стоял Гилберт, и вопросительно посмотрел на собеседника.       — Что-то случилось, Гил?       Я хочу поцеловать тебя, подумал он. Изогнув губы в более легкой версии своей фирменной ухмылки, Гилберт сказал:       — Кажется, я только что придумал кое-что получше, чем называть тебя просто «Мэтти».       Мэттью направился к двери.       — Я хочу это знать?       Следуя за Канадой, Пруссия рассмеялся.       — Я всем своим друзьям даю прозвища.       Мэттью не смог сдержать улыбки, представив себя другом Гилберта, не обращая внимания на то, что произошло несколько минут назад. Хорошо, что Мэттью шел впереди, иначе бы Пруссия заметил его улыбку, а за этим бы последовало смущение. Как бы то ни было, Канада откровенно ухмыльнулся.       — Ну, так что это, Гил?       — Пташка.       Мэттью резко остановился и обернулся, отчего Гилберт врезался в него. Какое-то время они оба пытались сохранить равновесия, но, в конце концов, Пруссия схватил Канаду за плечо.       — Прости, Гил, но что? Почему пташка?       Гилберт отпустил Мэттью и немного отошел от канадца.       — Ну, ты издаешь эти милые писки, что очень похоже птиц или обезьян. А так как птицы самые удивительные животные, я остановил свой выбор на «Пташке».       Мэттью покраснел и уже открыл рот, чтобы возразить, но передумал.       — Я бы запротестовал, но, учитывая, что ты сказал, могло быть и хуже. Просто если люди спросят, не говори им, почему именно так. Я и так достаточно смущен тем, что иногда издаю этот звук. Так что давай оставим это между нами, ладно?       — Великолепно. Итак, что у нас на обед?

***

      Мэттью и Гилберт прошли через вход на каток. Он был частью общественного комплекса отдыха, который, по словам Мэттью, включал также бассейн и теннисные корты. К большому облегчению Гилберта, они были в отдельном здании. От запаха хлорки у него дергался левый глаз.       Мэттью был немного встревожен. Его беспокоило не только поведение игроков, но и его собственная реакция на них. Он обычно раздражался, когда судьи не назначали четкого пенальти. Мэттью знал, что Гилберт будет не против, если тот потеряет самообладание, но он не хотел ввязываться в ссору из-за хоккея сегодня вечером.       Гилберт тем временем сосредоточился на том, чтобы не заснуть. Смена часовых поясов все-таки ударила по нему, хоть и не так сильно как по обычному человеку. Вероятно, дело еще в том, что он не спал нормально последние две ночи. Но хоккей был действительно важен для Мэттью, и поэтому он не хотел пропускать его. Несмотря на то, что Мэттью говорил ранее конкретно об этой игре, когда обсуждал основные правила хоккея с Гилбертом, Пруссия был уверен, что канадец был взволнован. И будет очень неприятно, если Гилберт просто уснет.       — Мистер Уильямс!       Мэттью обернулся и увидел приближающегося к нему толстяка. Он сразу же узнал яркие карие глаза и круглое лицо человека, который подошел ближе. Улыбаясь, он распахнул объятия, приветствуя мужчину.       — Я же говорил, что ты можешь звать меня по имени. Как поживаешь, Руди?       Гилберт прищурился, глядя на мужчину, обнимающего его друга. Затем он немедленно спрятал свои эмоции за маской эгоизма, привычно ухмыльнувшись. Странно было показывать именно эту свою сторону. Впрочем, два дня не выбили его из колеи окончательно.       Мэттью отодвинулся от Руди с приятной улыбкой на лице.       — Мы так давно не виделись! Как поживают Алисса и дети?       Руди зашелся глубоким рокочущим смехом.       — С ними все хорошо. Ребекка недавно поступила в медицинскую школу, а Ким учится на втором курсе в Университете Торонто.       — Здорово. Не могу поверить, что они выросли так быстро!       — Разве не все дети такие? Но хватит о моей семье. Как вы, Мистер Уильямс? Я был удивлен вашим звонком по поводу билетов на эту игру. Знаю же, что вам не нравится их управление.       — Я планировал сводить своего друга, когда узнал, что он приедет, а это была единственная игра на неделе. И представьте себе мое удивление, когда он сказал, что никогда не был на игре! Руди, Это Гилберт Байльшмидт, мой друг. Гилберт, Руди Джонсон, сопредседатель АРН. Я знаю его уже… очень давно.       Гилберт пожал протянутую руку Руди.       — Приятно видеть Мистера Уильямса с друзьями. Я знаю его с детства, — добавил он, понизив голос, — и он всегда был один. Я рад, что больше это не так. Отпустив его руку, Гилберт сбросил маску, почувствовав себя достаточно комфортно для этого.       — Я обещаю, что пока он позволяет мне оставаться, Пташка больше не будет один.       Руди изогнул брови.       — Пташка?       Лицо Мэттью мгновенно покраснело, и он кашлянул в кулак.       — Так! Что там по билетам?       С кривой усмешкой Руди отдал Мэттью билеты, за которые тот заплатил, несмотря на то, что они могли достаться ему бесплатно.       — Вот, пожалуйста, мистер Уильямс. У меня есть кое-какая работа, но, пожалуйста, наслаждайтесь игрой.       — Увидимся. Пожалуйста, передай от меня привет Алиссе и девочкам.       — Будет сделано, Мистер Уильямс, — после этого он оставил их вдвоем в переполненном вестибюле.       Прежде чем удалиться в свой кабинет, Руди Джонсон еще раз взглянул на канадца, который почти не изменился спустя столько лет и его спутника, который смотрел на Мэттью так, словно он был единственным человеком на Земле. Может, у Мистера Уильямса еще есть надежда. Нужно рассказать Алиссе об этом…

***

      — Ты в порядке, Пташка? Выглядишь немного болезненно.       Мэттью фыркнул, заставляя завитушку перед его лицом подняться.       — Я в норме, просто немного смущен.       Гилберт нахмурился.       — Если тебя так смущает это имя, то я буду называть тебя так только когда мы одни.       Мэттью понимал, что так ему будет легче, но также это прозвище было знаком того, что они друзья, и он был не уверен, что хочет отказаться от этого маленького напоминания.       — Все в порядке, Гил. Просто нужно привыкнуть. А теперь пошли искать наши места.       Гилберт последовал за Мэттью через вестибюль, тихо радуясь, что все еще может называть его Пташкой. Любому, кто услышит его, будет понятно, что он близок с Мэттью, и если это заставит кого-то думать, что между нациями существует нечто большее, чем дружба, то так тому и быть.       После того, как они предъявили свои билеты у входа, Мэттью все труднее было двигаться вперед. Было слишком много людей, и он всегда пропускал других вперед. Слишком хорошо осознавая свою незаметность, он не хотел, чтобы люди сталкивались с ним, спешащие перекусить или найти место до начала игры.       Гилберт начал замечать закономерность. Мэттью отскакивал в сторону от кого-то, кто проносился мимо и, казалось, не замечал канадца. Люди расходились в разные стороны, чтобы обойти Гилберта, когда ухмылка с его лица сползла, сменившись на хмурое выражение. Примерно через две минуты терпение Пруссии лопнуло.       Гилберт обнял Мэттью за плечи и пристально посмотрел на человека, который шел прямо на канадца. Парень, который теперь видел, что чуть не произошло, попятился с поднятыми вверх руками. Наконец, пара смогла двигаться сквозь толпу в устойчивом темпе.       — Гил…       — Да, Пташка? — Гилберт на мгновение перестал хмуриться и изогнул бровь, посмотрев на канадца.       Мэттью хотел спросить про руку, обнимающую его за плечи, но не стал, потому что они шли. Со вздохом, полным смирения, Канада обнял Гилберта за талию и сказал:       — Ты идешь не в ту сторону.

***

      — О, судьи, да ладно! Даже бы младенец заметил, что неправильно атакует! Если вы не засчитали офсайд*, то засчитайте хотя бы это!       Гилберт понимал, о чем говорит Мэттью, но он был так занят, пытаясь уследить за шайбой, что не видел действий, которые привели его друга в ярость. Конечно, раздраженный Мэттью то еще зрелище. Обычно спокойный канадец сейчас покраснел и сильно размахивал руками. Его голос действительно был слышен; это показатель того, насколько все плохо. Гилберт взглянул на часы. До начала второго периода оставалось всего пять минут. Нам повезет, если мой тихий канадец не устроит погром до этого момента. Ну, в смысле, не мой канадец, блять.       Возможность погрома становилась все более вероятной, когда Гилберт оглянулся на толпу позади них. Их места были рядом с защитными бортами, так что он мог видеть всех. Люди начинали злиться не меньше Мэттью. Они, конечно, говорили об этом гораздо громче, но не менее сердито. Гилберт любил устраивать беспорядки, но они не были его представлении хорошем времяпрепровождении. Они были разрушительным хаосом, а не забавой, которая просто выходила за рамки стандартов общества. Его беспокоило то, что происходило у него за спиной.       Гилберту показалась странной одна пара человек на трибунах, они что-то кричали, а потом выглядели смущенными, не понимая, почему они вообще это кричат. Гилберт посмотрел на еще одну женщину, которая, казалось, колебалась между яростью и смущением.       Mein Gott, что если…       — Пташка! — нет ответа. — Мэтти, — все еще ничего. — Мэттью Уильямс! — схватив канадца за плечи, он с силой развернул его к себе лицом. Глаза Мэттью были почти фиолетовыми, а лицо залито тревожно знакомым румянцем. К сожалению, не любовная страсть делала его таким. Нет, он становился все более жестоким.       — Что? — рявкнул Мэттью на Гилберта, хотя сразу же после этого его глаза пришли в норму. — Прости, Гил. Что такое?       Гилберт сразу же заметил, что люди позади них стали тише. Черт, похоже я прав.       — Нам нужно уходить, Пташка. Прямо сейчас.       — Но игра только…       Гилберт приложил палец к губам Мэттью, чтобы заставить его замолчать. Глаза Канады расширились.       — Ты мне доверяешь?       Мэттью посмотрел на серьезное лицо Гилберта, и, казалось, на мгновение задумался над ответом. Могу ли я ему доверять? Я знаю его всего два дня, но чувствую, что да. И, Боже, он сейчас так серьезен.       Гилберт задержал дыхание на несколько секунд, когда Мэттью не двигался и ничего не говорил. Убрав палец ото рта собеседника, он едва расслышал тихое:       — Да, я тебе доверяю.       С серьезным видом Гилберт кивнул в знак благодарности и потянул Мэттью за руку к ближайшему выходу, не заботясь о том, сколько им придется идти пешком по прохладному ночному воздуху до машины.       — Гил, это не тот выход.       — Знаю. Думаю, немного свежего воздуха только пойдет нам на пользу.       Выйдя наружу через черный ход, Гилберт вздохнул.       — На играх всегда так много людей?       Мэттью нахмурился.       — Нет. Это была чемпионская игра для старшей возрастной группы в АРН. И с закрытием НХЛ люди, наверное, приходят на те игры, которые получается. А что?       — Когда ты в последний раз был рядом с таким количеством людей в замкнутом пространстве?       — Прошлогодний финал Кубка Стэнли в Ванкувере. Зачем тебе это?       — А в ту ночь не было беспорядков?       Мэттью остановился и Гилберт тоже. Они все еще держались за руку, хотя ни один из них этого не заметил.       — Что ты пытаешься сказать, Гил?       — Есть несколько причин, по которым мы не должны взаимодействовать с большим количеством народа.

***

      По дороге домой Мэттью ехал молча, ошеломленный внезапным осознанием. Был ли я причиной всех этих беспорядков? Были ли травмы людей и ущерб имуществу полностью моей виной? Мэттью не знал точного ответа, но он определенно не собирался выходить из дома в ближайшее время.       Гилберт, однако, беспокоился о Мэттью. С тех пор как Пруссия последний раз говорил, лицо канадца стало мрачным, а сам он замкнутым. Что бы он себе ни надумал, это не было чем-то хорошим. Гилберт начинал отчаиваться.       — Когда у меня было королевство, я много общался с его жителями.       Мэттью вздрогнул. Гилберт никогда не заговаривал о прошлом.       — Гил…       — Я всегда думал, что драки, которые вспыхивали, были нормальной частью деревенской жизни. Тогда всем было трудно, поэтому освобождение от напряжения через драку выглядело логичным в эпоху до книг или, черт возьми, грамотности. Но, Пташка, я был не таким, как сейчас. В глубине души я был самым конфронтационном человеком, которого ты когда-либо встречал. Я преуспевал в сражениях, и каждая война была для меня чем-то особенным. Я не могу не задаться вопросом, были ли те драки, которые казались мне обычным делом, на самом деле моей виной.       — Гил, ты не знал.       Гилберт посмотрел на Мэттью.       — Как и ты. Так что не вини себя за то, что уже случилось. Мы не можем изменить прошлое, так что просто учись на нем, хорошо?       Губы Мэттью скривились в подобии улыбки.       — Неплохо.       — Да, но это не делает то, что я сказал, менее правдивым. Не думаю, что кто-то из нас знает, какое влияние мы оказываем на наших людей.       — Это беспокоит меня. Всем бы было неплохо знать об этом.       — Тебе ведь скоро ехать на мировое собрание, да? Сделай презентацию или что-то в этом роде.       Мэттью горько рассмеялся.       — Если мы хотим, чтобы остальные народы это понял, то я самый худший человек на роль, того, кто это расскажет.       Гилберт молча смотрел на Мэттью. Канадец почувствовал на себя пристальный взгляд, заставивший его покраснеть и сосредоточиться на дороге.       — А почему нет?       — Ты же видел, что большинство людей меня не замечают, верно? Ну, с нациями немного по-другому. Люди видят меня только тогда, когда им это удобно или им что-то от меня нужно. Иначе они просто смотрят сквозь меня. Ты один из немногих, кто видит меня постоянно.       — Ублюдки.       Мэттью резко повернулся к Гилберту, удивленный злобой в его голосе.       — Гил, в чем дело? Они не виноваты, что не видят меня. Я не самый заметный человек…       — Не надо мне это говорить, Пташка. Ты вторая по величине нация в мире. Конечно, ты тихий, но это не оправдывает того, что они тебя не видят. Это полностью их вина, так что они те еще ублюдки. Не защищай их, ладно?       — Некоторые видят меня. Например, Том, Нидерланды, начал общаться со мной после Второй мировой. Карлос, Куба, видит меня, даже несмотря на то, что иногда путает меня с Альфредом и пытается напасть, — Мэттью поймал мрачный взгляд Гилберта. — Это не помогает, да?       — Нет.       Поскольку больше сказать было нечего, Мэттью сменил тему.       — Ну, вот и все, показал я тебе радости хоккея, ага.       Гилберт заметил обескураженное выражение лица Мэттью (и смирился с переменой темы), и у него появилась идея.       — Ты всегда можешь просто научить меня играть.       — Гил, это отличная идея! Не знаю, почему я не подумал об этом раньше. Мы должны обсудить то, когда начнем, — Мэттью подъехал к своему дому и припарковался. — Хочешь съесть что-нибудь?       — Вообще-то я немного устал. Я плохо спал последние два дня, да и смена часовых поясов наконец-то настигла меня.       — Прости. Пожалуйста, ложись спать. Я не хотел тебя утомлять…       — Не беспокойся об этом. Я уверен, что это просто смена поясов.       — Хорошо… — они вошли в дом, где их встретили белый медвежонок и маленькая желтая птичка. Кумаджиро нигде не было видно. Гилберт, сопровождаемый Прубердом, начал подниматься по лестнице.       — Не строй слишком много планов, завтра моя очередь показывать тебе веселье. Спокойной ночи, Пташка.       — Спокойной ночи, Гил, — Мэттью покачал головой, размышляя над тем, чем они займутся завтра. Хотя, язвительно подумал он, вряд ли это будет хуже, чем моя сегодняшняя попытка.       Мэттью взял Кленовый Листик на руки, стараясь не думать о последствиях того, что узнал сегодня вечером. Это может подождать до завтра, подумал Мэттью. Все может подождать до завтра.

***

      Гилберт был измотан, но ему нужно было внести изменения в правила. Прежде чем он снова увидит Мэттью. За один день многое изменилось. Он уже убрал несколько правил и сделал несколько вещей, которые правила не охватывали, так что ситуация была экстренной. Нужно было сделать все по-быстрому, потому что еще десять минут и он уснет стоя.       Почистив зубы, Гилберт достал свой дневник и принялся лихорадочно писать.       Великолепный Дневник,       Правила, которые я установил раньше, оказались недостаточно устрашающими, чтобы справиться с силой присутствия Пташки. (Кстати, Мэтти теперь Пташка!) Во всяком случае, вот некоторые изменения:       Пятое и девятое правила больше недействительны.       Избегай ситуаций, когда соблазнить Пташку более естественно, чем просто поговорить с ним.       Мой мозг слишком устал, чтобы думать дальше! Gott verdammt джетлаг. На данный момент этого должно хватить.       Великий Я.       Сделав это (Гилберт признает, что это немного глупо), Пруссия едва нашел в себе силы отложить дневник и пожелать Пруберду спокойной ночи прежде, чем рухнуть на кровать и заснуть, лишь коснувшись подушки.