***
Тем временем Елизавета почти кипела от возбуждения. Баш (скорее всего) любил Родериха! Да, тот факт, что ей пришлось подавить любовный интерес Лили, расстраивал, но, по крайней мере, она перенаправила ее сторону более вероятных отношений. У нее даже мелькнула мысль использовать Лили, чтобы убрать Гилберта с дороги, но она быстро была отброшена. Она никогда не смогла бы так использовать свою подругу. Конечно, это оставляло ее с вечно раздражающей проблемой в виде Гилберта, но все же. Елизавета позвонить своему сообщнику, чтобы узнать последние новости. Слабый голос ответил: — Ве~ Чао. — Просыпайся-просыпайся, соня. У меня новости! — Мисс Венгрия? — Да-да, дорогой. Я только что разговаривала с Лили, и она сказала, что Баш любит Родериха! Елизавета услышала шорох простыней и предположила, что Феличиано сел. — Что? — Знаю, это так волнующе! Ооо, это сработает, я просто чувствую. Мне нравится, как все складывается, а тебе? — А, ага. — Да проснись же ты, Фели! В любом случае, я звонила, чтобы поделиться с тобой этой замечательной новостью и проверить, возможно ли отвлечь Гилберта, чтобы он не помешал моим… нашим планам! Ну? — Эм, Гилберт где-то отдыхает. — Оу, а где? — Не знаю. Елизавета на мгновение замолчала. — Фели, ты в порядке? Ты сам не свой. Мгновенно Феличиано ответил: — Извините, мисс Венгрия. Я просто сильно устал. Дойцу не давал мне спать прошлой ночью, хехе. — Охохо, неужели? — Венгрия рассмеялась. — Хорошо. В любом случае, поскольку Гилберт, считай, убран с дороги, я собираюсь завтра заскочить к Родериху. Похоже, Дмитрий решил встать раньше обычного, так что мне пора! — О, хорошо, мисс Венгрия. А я продолжу спать. Удачи! — Сладких снов, Фели. Елизавета повесила трубку и схватила сумочку. Посмотрев на часы, она прикинула, сможет ли добраться до рынка и вернуться до того, как Дмитрий окончательно проснется, а затем закончить работу, которая требовала ее внимания. Завтра она отправиться к Родериху и вытянет из него информацию. Это поможет ей понять, как лучше манипулировать Швейцарией и Австрией, чтобы побудить их преодолеть себя и что-то сделать! У нее была цель, и она собиралась ее добиться, и ничто не могло ей помешать. Ничто.***
Феличиано потер глаза и застонал от только что полученной информации. Всего его планы пошли прахом в ту минуту, когда Венгрия сказала, что Швейцария взаимно влюблен в Австрию. Потянувшись и скатившись с кровати, Феличиано спустился вниз и обнаружил, что Людвиг улучил редкое время для себя. Немец удобно развалился в кресле и читал книгу. На его лице не были видны морщинки, которые обычно можно было заметить, когда он работал, и Феличиано на мгновение остановился, чтобы взглянуть на него. На лице Германии явно читалось удовольствие от чего-то прочитанного, а через несколько секунд он тихо рассмеялся. Его смех не был элегантным, скорее, коротким, удивленным и резким, но Феличиано это нравилось. Германия так редко смеялся, так что эта книга действительно была забавна. Не желая портить момент, Феличиано попытался улизнуть, но почти сразу же наткнулся на маленький столик у лестницы. Глаза Германии метнулись вверх, чтобы увидеть Италию, изо всех сил пытающегося удержать маленькую лампу на столе от падения. После мгновения отчаянных движений Италия замер и посмотрел на своего супруга широко раскрытыми глазами. — Ве~ доброе утро? Утверждение прозвучало почти как вопрос, и Италия поморщился от того, как неловко это было. Он тут же выпрямился и смущенно уставился в пол. Через мгновение он услышал, как Германия кашлянул. Италия поднял глаза и увидел, что глаза мужчины искрились весельем, а в уголках рта появилась улыбка, которую он обычно не показывал. Людвиг отложил книгу и развел руки в приветственном жесте, которым Феличиано быстро чмокнул его в щеку, прежде чем уютно устроиться в его крепких объятиях. — Ве, ты определенно в хорошем настроении… — Я пытаюсь быть лучше. — Что? Германия посмотрел на парня, лежащего у него на коленях, и сказал, слегка нахмурившись, что уже было более эмоциональным, чем его обычное выражение лица. — Я пытаюсь показывать, что люблю тебя. После прошлой ночи я… подумал, что так будет лучше. Италия сел, готовый расстроиться. — Эй, я думал, что сказал, что тебе не нужно меняться, потому что ты идеален таким, какой есть! Ве, что за изменения? — Ну, прошлой ночью я думал, что могу потерять тебя… — Дойцу, я думал, что мы пришли к взаимопониманию… — после сцены, последовавшей за его звонком в Венгрию, Италия и Германия не провели ночь, ублажая друг друга, как могла подумать Елизавета, а лежали в объятиях друг друга и обсуждали вещи, о которых они никогда не говорили; о страхах, с которыми они никогда не сталкивались, и о надеждах, которые они всегда держали близко к сердцу, без стен или ограничений. Германия был полон решимости узнать все об Италии, а Италия пытался убедиться, что его любовь не отвернется от хорошо скрытых аспектов его личности. Он боялся, что если все не будет выложено на стол прямо сейчас, если Людвиг обнаружит что-то позже, то это будет конец их отношений, а это было неприемлемо. Оба, казалось бы, успокоились и после этого крепко спали, но, видимо, у Германии остались некоторые опасения. Германия просто прижался губами к виску Италии. — Просто позволь мне любить тебя, ja? Италия нахмурился про себя, но на самом деле не видел никаких недостатков в том, чтобы Германия больше его целовал. — Ве, хорошо. Они немного посидели довольные присутствием друг друга, прежде чем Германия сказал: — Ты какой-то нервный. — …Мои планы разрушены, — Людвиг издал тихий вопросительный звук, и Феличиано начал объяснять. — Я о плане мести мистеру Австрии. Людвиг напрягся и на мгновение замолчал. Затем он спокойно спросил: — Означает ли это, что я могу… Феличиано вскочил. — Нет! Дойцу, ты не можешь! Ты не можешь просто напасть на Австрию без… — Феличиано, это будем просто мы в наших человеческих воплощениях, а не как Австрия и Германия. Я оскорблен и чувствую себя ужасно от того что не могу помочь Гилберту чувствовать себя лучше. Как его брат, я должен, по крайней мере, встретиться с Родерихом лично. Мне нужна вся история, а не только то, что сказал Франциск. Я хочу знать, что именно он сказал моему старшему брату, что у него был такой измученный страдальческий взгляд. Я хочу понять, почему он не здесь, не топит свое разбитое сердце в пиве, — я хочу знать, почему он бросил меня, почему я не могу ему помочь. Феличиано посмотрел и увидел, как глаза Людвига затуманились от того, что он не мог заставить себя сказать вслух. — Пожалуйста, только не бери свой пистолет, — это все, что он мог сказать. Людвиг вздохнул и сказал: — Гилберт просил меня не причинять вреда Родериху, поэтому я оставлю его здесь, — затем Германия вспомнил о другом звонке, и его губы изогнулись в улыбке, которая была бы таковой, если бы не была столь угрожающей. — Тем не менее, я последую совету Антонио. Мне нужно позвонить. Феличиано прижался к своему возлюбленному в страхе перед этим выражением лица, в ужасе от того, что оно могло означать. Обычно Испания был очень жизнерадостен, но, как известно, у него бывали свои… моменты. — Кому ты собираешься звонить? — Шотландии. Возможно, он захочет присоединиться к нашей поездке, — Германия на мгновение замолчал, прежде чем разблокировать свой телефон, и посмотрел на Италию немного неуверенно. — Ты… не хотел бы ты поехать со мной. — Конечно, — Италия улыбнулся. — Мы ведь семья. Германия кивнул и продолжил набирать номер. ! И я единственный в мире, кто может помешать тебе убить его, подумал Италия. Как нация, Германия давно отказалась от войны, но Людвиг обладал сознанием, которое было отделено от страны, которую он представлял, и в душе был военным. Если бы он действительно счел это необходимым, он бы причинил вред музыканту. Единственная проблема заключалась в том, что если то, что сказал Родерих, было достаточно, чтобы даже Людвиг потерял контроль, то и сам Феличиано не был уверен, что сделает, удержит его или предложит подержать Родериха.***
Зазвонил телефон. Мужчина, просматривал какие-то бумаги, пока ждал, когда выпечка приготовится. Он ответил на звонок, сделав глоток чая. — Алло? — Бонжур, Анг… Пип. Воплощение Англии повесило трубку. Артур Кёрклэнд вернулся к бумагам, немного более раздраженный чем раньше. Повесить трубку, не сказав ни слова, было не по-джентльменски, но Франциск исчерпал все его хорошие манеры еще столетия назад. Артур не чувствовал угрызений совести, когда пошел еще за чаем. Он подумал, что в следующий раз сначала стоит проверить, кто звонит. Таймер запищал, и Артур нервно вскочил со своего места. Его булочки были готовы! Сегодня они были с белым шоколадом и малиной, а пахли просто божественно. Ему очень хотелось сладкого… Телефон снова зазвонил. Хорошее настроение сразу же испортилось при мысли о том, что это снова Франциск. Артур вытащил булочки из духовки и думал о том, стоит ли ему ответить, хотя бы чтобы больше не беспокоили или лучше выключить телефон и игнорировать звонки. Но Артур не был собой, если бы не предпочел сорвать пластырь, вместо того чтобы тянуть его медленно. — Какого черта тебе нужно, лягушатник? Ему ответили очень характерным смехом. — Фусососо, ты так отвечаешь на все звонки Франциска? Артур отнял телефон от уха и проверил имя на экране. Да, там было написано «Лягушатник». — Оу, Антонио, прости. Я ожидал услышать Францию. — Ясно, — сказал Антонио, в его голосе явно слышалось веселье. — Мы не… ладно, я не… хотел беспокоить тебя. Мы просто ищем твоего брата. Англия вздохнул. — Какого именно, и что он натворил? Испания рассмеялся. — О, да ладно тебе, Артур. Tus hermanos не так уж и плохи. Мы ищем Скотта. Англия знал, что его братья не были такими проблемными, как раньше, но всегда был готов, что все это затишье прервется, так что он не испытывал никаких угрызений совести, жалуясь на них. Это была его работа как самого младшего — жаловаться на своих братьев, верно? — Ты не можешь просто позвонить ему? Уверен, у Франциска есть его номер. Гилберт с вами? Кажется, он всегда знает, где его сообщник, — Англия покачал головой при воспоминании о том, как в последний раз вытаскивал из тюрьмы этих идиотов. Его беспокоило то, что их редко ловили, и лишь одному богу было известно, чем они занимались и как часто. — Мы позвонили ему, только чтобы услышать автоответчик, который направил нас на голосовую почту. И на самом деле мы ищем Гилберта. Поскольку Скотт был тем, кто помог ему спрятаться, мы подумали, что должны хотя бы попытаться спросить его, куда он спрятал нашего друга! — Погоди, в смысле спрятал? — Ну, понимаешь… — О, дай мне… — Но он повесит трубку… — Mon ami, не переживай… Послышались звуки возни, и телефон оказался у Франциска, который быстро сказал: — Не вешай трубку! — Верни мне Испанию, Франция. — Нет. Ты знаешь, где твой брат? Французский акцент как всегда его раздражал. — Нет. Я ему не… — Не мог ли ты, пожалуйста, попросить его позвонить нам? Франциск сказал «пожалуйста» не в насмешливом тоне. Артур опешил и понял, что все серьезно. — Что происходит, Франциск? — Гилберт пропал, а твой брат помог ему исчезнуть. Мы с Антонио пытаемся его найти. Франциск даже не вставлял французские слова и говорил строго по делу. Артур уловил нотку беспокойства в его голосе и смутился. Это не звучало так, будто Гилберт наконец-то… исчез. Но очевидно, что что-то случилось с Пруссией, раз Франция и Испания так обеспокоились его поисками. Затем ему пришла в голову другая мысль. — А если Гилберт не хочет, чтобы его нашли? Мы с тобой оба знаем, что Скотт не станет помогать, если это так. — Мы знаем, что это рискованно, но все же, Артур. Англия вздрогнул, услышав свое имя. Это звучало… неправильно. — Я все еще ненавижу тебя… — Но ты все равно позвонишь. Спасибо. — До свидания, Франциск. Артур уставился на телефон, закончив самый вежливый разговор с Францией за последние годы. Набирая номер брата только для того, чтобы услышать автоответчик, он вздохнул и оставил сообщение. Он всегда ненавидел, когда его братья (ладно, только Скотт) не отвечали на звонки. Это заставляло его беспокоиться. Повернувшись к остывающим булочкам, Артру попытался успокоиться. Через некоторое время тишина квартиры и отголоски жизни на улицах Лондона, доносившиеся снизу, вызвали чувство одиночества. Ненавидя себя, Англия взял телефон, чтобы позвонить человеку, которого ненавидел любить, но без которого не мог жить, и попытался забыть холодное чувство в животе.***
Скотт Кёрклэнд вернулся домой и сразу же пошел в душ, на ходу сбрасывая одежду. Последние полтора дня он провел на улице, просто гуляя. Он не считал пройденные километры и даже не смотрел, куда идет. Конечно, он бы все равно не заблудился в Шотландии, потому что это все равно что заблудиться в собственном теле. Иногда мысли поглощали его, а иногда голова была абсолютно пуста во время таких прогулок. Он никогда не брал с собой телефон или другую технику. Он хотел провести это время с самим собой, а Скотт ненавидел, когда его отвлекали. Когда он был уже далеко от дома, на некогда ясном ночном небе начали собираться облака, и Скотт пошел обратно. Он наблюдал, как тускнеют звезды, и ждал первых капель дождя. Они пришли примерно через десять минут. Дождь был легким, но постоянным, так что Скотт промок насквозь. Когда он наконец увидел свой дом, дождь прекратился, и мужчина с отвращением посмотрел на небо. Затем он вошел в свой дом с намерением принять горячий душ. Под струями напряжение в его плечах, возникшее от холода, начало ослабевать, а его мысли начали блуждать между работой, друзьями и любовью. Как дела у Гилберта? Справляется ли Мэттью с изменениями в своем расписании? Боже, прошло так много времени с тех пор, как он был колонией, но все же казалось, что это было вчера. Скотт чувствовал себя старым и все более одиноким. И, как обычно бывает в такие моменты, он задумался о брате. Как работали семьи, когда дело касалось нации, было не совсем ясно. Они не были семьями в человеческом смысле. Да, Древний Рим был дедушкой Италии и Романо, и потомки, безусловно, выглядели как предок, но кто был их родителями? У них их не было, и они просто появились в один прекрасный день на холмах итальянского полуострова, как и любая другая нация. Почему они родились и когда умрут? Или они уже мертвы? Пруссия остался с потерей своей нации, но Рим то исчез. У Пруссии был «брат», но они появились на своей родине порознь и поодиночке, а после не встречались с друг другом долгое время. Ситуация с Кёрклэндами была иной. Казалось, у них была мать, но не было отца. Они не всегда были знакомы с друг другом, но встретились почти сразу после появления. Хотя рождение близнецов (Ирландия и Северная Ирландия) остается загадкой*, всегда были Дилан (Уэльс), Артур и Скотт. Когда они были моложе, ему необъяснимо нравилось приставать к Артуру, нравилось, как он краснел от смущения и хмурил свои комично большие брови. Что-то… изменилось после того, как они пережили вторжение за вторжение в Темные века, и Скотт начал испытывать привязанность, которая явно не была нормальной для людей. Он этого не понимал, и замешательство заставило его буквально накинуться на Артура. Так продолжалось до тех пор, пока Дилан не усадил его и не рассказал о своих наблюдениях. Та часть Скотта, которая не была его правительством или населением, та часть, которая была просто не совсем человеком, каким-то образом влюбилась в кого-то, кого он называл братом. Артур, к счастью, ничего не заметил, и понимание Дилана помогло Скотту не сделать того, о чем бы он пожалел. Долгое время он не был доволен своими побуждениями, несмотря на то, что он не подчинялся человеческой морали, и в итоге он начал избегать Англию, пока не решил отделить Шотландии от союзного королевства. Это стало проблемой. Скотт вздохнул и прогнал воспоминания прочь. Теперь это был спорный вопрос. Некоторым вещам не суждено было сбыться, и он, наконец, смирился с этим. Это не означало, что двигаться дальше было легко, но он пытался. Это означало, что он находился в достаточно особом положении, чтобы понять, через что проходил Гилберт. Скотт откинул волосы назад и переключил свои мысли с брата по крови на брата по оружию. Ему понадобится время. Артур отвергал его в течение долгого времени, явно не осознавая ситуации. И это была небольшая, но постоянная боль, которая была своего рода пыткой, но она приучила его к определенному образу жизни. Однако у Гилберта была надежда, пока его чувства не бросили ему же в лицо, предварительно вырвав его сердце и растоптав. На месте Гилберта Скотт бы заставил весь мир гореть только для того, чтобы разбивший сердце почувствовал его боль. И все же друг предпочел скрыть это и отступить, несмотря на то, что для него это очень несвойственно. Скотт никогда не признается об этом вслух, но он был почти в панике из-за своего друга, когда Прубёрд впервые появился в этом доме почти неделю назад. Родерих был еще одной вещью, ради которой Гилберту приходилось жить, и в тот момент в его голове была лишь одна мысль: переживет ли подобное его друг? Скотт редко мог скрыть свои эмоции от Гилберта, но он знал, что ему нужно быть сильным и спокойным к тому времени, когда прибудет пруссак. Тот факт, что его попытки в спокойствие смогли обмануть Гилберта, только сильнее говорил о том, насколько плоха была ситуация. Выключив воду, Скотт потянулся за полотенцем и начал одеваться. Поездка Гилберта в Канаду была хорошей идеей, признался он сам себе. Мэттью был нейтральной стороной, добрым и, благослови его господь, немного забывчивым, особенно в больших скоплениях людей. Как Гилберту вообще пришла эта идея, было для него загадкой, учитывая, что они никогда не встречались и действительно казались странной парой. Скотт нахмурился, подумав, что ему придется позвонить, чтобы связаться с ними. Теперь полностью одетый и с еще влажными волосами, Скотт потянулся за телефоном. В Торонто было чуть больше семи утра, но Мэттью всегда вставал рано. Сразу стало очевидно, что у него были пропущенные. Мало кто утруждал себя тем, чтобы оставлять ему сообщения после первого пропущенного, поэтому он поджал губы и включил телефон на громкую связь. — У вас пять непрослушанных сообщений. О, ради всего святого, подумал Скотт, я просто хотел один день отдохнуть! — Первое сообщение пришло вчера в двенадцать двадцать шесть, — знакомый немецкий акцент зазвучал в динамике. — «Gut morgen, Скотт. Это Гер… Людвиг, и, прежде чем ты удалишь это сообщение, — Скотт уже потянулся к телефону именно за этим, если честно, — я не собираюсь спрашивать тебя, где мой брат. Он позвонил и сообщил, что в безопасности, и я полагаю, что на данный момент этого достаточно. Кроме того, я знаю, что было бы бесполезно спрашивать у тебя подобное. Я звоню, чтобы узнать, не хочешь ли ты поехать со мной и Феличиано к Родериху. До моего сведения дошло, что я не знаю всей истории произошедшего, и что сделал Родерих. Думаю, ты тоже знаешь не все. Я… я просто хочу помочь ему, Скотт. Я в долгу перед ним, а мой долг, как брата, сделать все возможное для него. Мы в любом случае поедем, но я подумал, что должен хотя бы спросить тебя.» Сообщение закончилось, и его телефон дал ему возможность решить, что с ним сделать. Несколько секунд он просто стоял. Он никогда не слышал от Людвига так много слов за раз. В его голосе были настоящие эмоции. В целом сообщение было немного тревожным. Скотту было не особо важно, что там сказал Родерих. О, он заставит его заплатить, потому что никто не может ранить его человека и уйти целым, а Гилберт был определенно его человеком. Людвигу, однако, было не все равно. Скотт надеялся, что от Родериха останется хоть что-то, с чем ему придется иметь дело, если Людвигу не понравится услышанное. Теперь у меня одной проблемой меньше, подумал он, пожимая плечами и удаляя сообщение немца. Он расчесывал волосы, когда снова заговорил знакомый голос. — «Mon ami! Надеюсь, что с тобой все хорошо! Знаю, что ты совершенно непреклонен в желании не сообщать о местонахождении о nous petit Prus…» Сообщение стерто. Следующее было отправлено вчера в шестнадцать тридцать два. «Шотландия, я знаю, что Франциск может быть немного… напыщенным. — довольно дипломатично заявил голос Испании, в котором почему-то отсутствовала обычная веселость, которая добавляла приятный оттенок его голосу. — Но, пожалуйста, пойми, что мы просто беспокоимся о Гилберте. Перезвони кому-нибудь из нас, por favor. Пожалуйста.» Конец сообщения, — Скотт вздохнул и удалил сообщение. Он знал, что другие будут беспокоиться, но… — «Скотт, это Артур.» — тело Скотта предало его. Он на секунду замер, широко раскрыв глаза в потрясении. Затем его немедленно затопил стыд. Сообщение продолжалось. — «Эм, мне только что звонил этот лягу… Франциск и Антонио. Они искали тебя. Что-то насчет Гилберта? Конечно, я сказал им, что понятия не имею, где ты. Хочу, чтобы ты знал, что я не твоя секретарша и тебе следует научиться поднимать трубку своего чертового телефона. Мы с тобой не разговаривали почти год! Но…» — Артур прочистил горло, давая понять любому, кто его знал, что он не хочет договаривать. — «Эм, дело в том, что тебе нужно брать трубку. Да. Пока.» Скотт криво улыбнулся. Артур так и не научился нормально заканчивать сообщения. Шотландия сохранил его. — Следующее сообщение. Отправлено сегодня в час пятнадцать ночи. «А, привет! Привет, Скотт, это Мэттью. Эм, я просто подумал, что тебе захочется узнать, что все хорошо. Мы подружились! Прости, если разбудил тебя, но я знаю, что у тебя иногда бывают… проблемы со сном, и подумал, что ты не будешь против. Не стесняйся перезвонить, когда захочешь. Уверен, что Г… он захочет услышать тебя. У него нет своего мобильного, так что просто позвони на мой номер. Наверное, я ему уже немного наскучил…» — Мэттью тихо самоиронично рассмеялся, что заставило Скотта нахмуриться. Канада с быстрым «пока» повесил трубку. Скотт не знал, была ли скука Гилберта от Мэттью правдой или просто результатом того, что Мэттью ни с кем не общался кроме своего брата, у которого, если честно, внимание было хуже, чем у ребенка, а волки и то сильнее соблюдают приличия на его фоне. Ему стоило бы им позвонить. Мэттью уже скорее всего встал, но Гилберт… К тому же, сначала он хотел поговорить с другим человеком. Собравшись с духом, Скотт ухмыльнулся, набирая номер телефона. Ему ответили после двух гудков. — Слышал, ты скучаешь по мне, брат.