***
— Что это с ним? — Сириус недоуменно посмотрел на закрывшуюся дверь и сощурился. — Без понятия, — оборотень пожал плечами, стараясь выглядеть беззаботным и скрыть дрожь. На самом деле, он понимал: это все из-за него, но признать это глаза в глаза страху… решимости нет. Джеймс Поттер думает и уверен на все сто в том, что он, Ремус Треверс, влюблен в его лучшего друга. Вот только Ремусу Сириус нафиг не сдался, даже если бы ему пообещали за это несметные богатства. Совладать с таким нравом ему было бы точно не под силу, да и не хотелось ему. Шатену больше нравятся веселые, но спокойные люди, что не ведут себя настолько… вульгарно. Каждый раз, видя невозможные выходки этого… этого… — Сириуса, одним словом! — он не мог сдержать своего смущения и раздражения, становясь красным как вареный рак, настолько беспардонными ему казались поступки наследника темного рода. Взять хотя бы тот раз, когда, еще в самом начале их поездки в Хогвартс, когда дети еще не успели познакомиться толком… Сириус начал щекотать Джеймса и они устроили шуточную баталию, в ходе которой более миниатюрный мальчик оказался на полу, прижатый этим пройдохой с шальным выражением глаз. Он будто пьяный, наслаждался прикосновениями к другу, их шутками и весельем, и чуткое обоняние оборотня не позволило ему, к сожалению, не понять этого. Он смотрел на черноволосого ребенка с румянцем на щеках и видел монстра, черного и страшного, что скрывается под личиной ребенка, наслаждаясь отведенной ролью. Казалось, это была собака огромнейших размеров, с красными фосфористыми глазами, невероятно длинными и острыми клыками и когтями, размером с клык тигра. Внутренний волк Ремуса сжался, и смотря на Сириуса, мальчик обливался семью потами, краснея лицом от переживаний и страха. Отвлекли его, слава Мерлину, шок и некая ревность Джеймса, что вдруг начал испытывать к нему неприязнь. Как ребенок к младенцу, которому мама уделяет все свое внимание, хотя та и не перестает любить свое чадо. Вот только Джеймс, похоже, не понимал, что для Сириуса Ремус — пустое место, а Джеймс… будто весь мир, будто наваждение, которое нужно оберегать и защищать. Сокровище, что в любой момент могут украсть, оттого он так ревностно относится ко всем посторонним, что смеют заговорить с его Джеймсом. И оттого выставляет напоказ то, что позволено ему, но не позволено другим — обнимать, щекотать, прикасаться и всячески мешать и навязываться, приставать. Чтобы четко показать другим границу между ними и его Джеймсом. Таких случаев было не счесть, да даже когда наследник Поттер однажды буднично пожаловался на свой выбор факультета, Сириус не переминул показать всем вокруг, что уж он-то прекрасно знает своего… друга, и что никого лучше него нет. (А Джеймс будто и не замечает ничего) Ремус удивляется этому ребенку, его сверстнику, но до чего же наивным тот иногда был — чистой воды невинный ребенок! Оборотень дорожил дружбой с таким светлым и добрым магом, но также и боялся за него, ощущая так невыносимо часто это проклятое чувство. Чувство беспомощности. Будто он парализован и ничем не может помочь, не может открыть этим ангельским глазам правду, столь жестокую правду. В такие моменты сердце сжималось, глаза влажнели, а ноги подгибались — последнее из-за того недоброжелательного и предупреждающего взгляда Сириуса, которым тот не забывал его наградить, когда понял то, что понял он сам. Я знаю, что ты знаешь, что я знаю, что ты знаешь, да? Они с Сириусом не были друзьями ни в коем разе, вот только Джеймс называет их так, ярко и хитро улыбаясь, и даже несмотря на прищурившиеся глаза, он умудряется выглядеть так невинно! Почувствовав чужое, — Ремус даже не мог описать это чувство, будто гордость за свою собственность, но вперемешку с желанием обладать и защищать, — это был буйный коктейль чувств, и Ремус вновь перестал слышать окружающий мир, краснея лицом: в голове перемешалось от своих и чужих чувств, сжималось сердце, и даже непонятно — отчего? Шум волн в ушах не давал услышать взволнованного Джеймса. Придя в себя, Ремус открыл рот для попытки предупредить, оградить, вот только открыв глаза — встретился с чужими синими глубокими омутами, что предупреждали: хоть одно не то слово и голова Ремуса в истинном обличии будет покоиться над камином в гостиной семейства Блэк. Дураком Треверс не был, не так был выращен. Поэтому он сжал зубы до онемения челюстей и попытался изобразить улыбку уголками губ, вот только получилось явно не очень. Джеймс посмотрел обеспокоено, — и это, попросил бы Ремус заметить, несмотря на то, что тот часто испытывал раздражение и ревность в его сторону! — но потом его светлые глаза будто озарились пониманием — эврика! — и он поддерживающе хлопнул друга по плечу, разворачиваясь и начиная разговор сам с собой, и Ремус в тот момент даже под легилименцией не мог бы сказать о чем, зато Сириус не упустил возможности воспользоваться шансом и поучаствовать в разговоре со своим ненаглядным. Джеймс был уверен в том, что Ремусу нравится Сириус, в то время как самого оборотня трясет от внутреннего монстра этого «мальчика». И чувствовать детскую и открытую ревность без явной агрессии и желания навредить… это был словно чуть теплый ветерок, но, по сравнению с обжигающим жаром ветра Сириуса, это казалось облегчением. — Хм, — протянул Грим в шкуре ребенка в реальности. После исчерпывающего ответа Ремуса по поводу странного поведения Джеймса и его обиженного неожиданного ухода, Сириус тоже покинул их комнату, собираясь найти кузена и поговорить, не обращая боле внимания на посторонний раздражитель.***
В плохом настроении, я, весь такой разобиженный, вышел из нашей комнаты и спустился по лестнице, не пытаясь шагать спокойно и тихо, размеренно, как подобает аристократам. Нахмуренные брови приводить в надлежащее состояние я тоже не думал — вот еще, обойдутся, а на их мнение мне плевать, Поттеры все равно не в Священных Двадцати восьми, исключение не грозит, так что на чье-то мнение мне параллельно. Я резко остановился и вздохнул. Ладно, не так уж и параллельно, но хмурое выражение убирать с лица и не думал, хватит с них и достойной походки. Вышел за пределы гостиной, ощущая любопытные взгляды на себе, ступая по стылым коридорам. Вот именно сейчас, спустя десять минут ходьбы, я пожалел, что не надел шерстяные подштанники — сверху тепло, снизу тепло, а коленкам и ляжкам холодно! И как назло, палочку я не взял с собой, она осталась на столе рядом со спичечным коробком, все спички из которого надо было превратить в иголки. Ну, а кто ж знал, что посреди выполнения задания, когда я встал потянуться и размять косточки, меня начнут щекотать? Ну и итог всем ясен, я ушел, так как чертов Треверс снова залип на Сири! И теперь пожинаю плоды своих необдуманных действий. Я беспалевно осмотрел коридор — ни спереди, ни сзади ни одной души, чисто, — и убедившись в отсутствии свидетелей, что могли бы донести декану, а там и директору и родителям о нарушении правил, беспалочково наложил на себя заклинание теплоты. Тут же меня обволокло теплым воздухом, волосы чуть приподнялись, щеки разрумянились, и я тут же стал счастливым человеком. — Наследник Поттер? — раздался неожиданно незнакомый голос, отчего я чуть не присоединился к Мерлину на тот свет. Хотя нет, где-то я его слышал… Я повернулся: — О, наследник Гринграсс, рад Вас видеть. — И я рад, Джеймс, — о как… перешли на имена? Но в глазах третьекурсника было вежливое любопытство и дружелюбная расположенность, да и парнишка мне импонирует, так что… можно и сблизиться. — Хорошо, — я благосклонно улыбнулся, — что ты здесь делаешь? Странное дело, что он оказался наверху, если слизеринские подземелья внизу. — Я шел к старосте Гриффиндора, но если уж мы встретились, то видимо, судьба это. Поговорим? — он кивком указал на дверь рядом. Пустующий класс, скорее всего. Он меня заинтересовал, о чем же он хочет поговорить? Мы не близки, знакомы шапочно, а где мог вызвать желание поболтать со мной… без понятия. Когда мы зашли в пыльный класс, то парень, как вежливый джентльмен, сделал обстановку уютнее — парты убрал в сторону и стулья трансфигурировал в кресла. Замудренным заклинанием оказалась убрана вся пыль, окна открылись, впуская свежий воздух и разгоняя затхлость. Мы присели и казалось, что оказались ближе, чем были до этого в коридоре — друг напротив друга, глаза в глаза, когда между вами нет преград. Мне стало неловко от благосклонного, но пустого, как и в нашу первую встречу, взгляда. — Итак, — я неловко пригладил волосы и улыбнулся, что не представляло сложности, ведь паренек он неплохой, — о чем ты хотел поговорить, Маркус? Кто бы мог подумать, что это имя на губах будет вызывать отторжение: ну вот никак не хотелось признавать и осознать, что парня напротив зовут Маркус. Ему бы подошло другое имя, более возвышенное, как и он сам… Взгляд этот, будто ангел, незнакомый с мирскими утехами и понятиями, любопытный, но пустой, еще ничего не знающий… — Мм, — он отвел глаза и мило зажмурился, позволяя потокам прохладного воздуха играть со своими волосами, — пахнет зимой. — Мне тоже нравится, — сказал я откровенно, — сразу чувствуешь наступающие холода, эту атмосферу праздника, веселья, снега и домашнего очага. Перед глазами встает картина камина, и как мы всей семьей сидим, греемся и пьем чай, при этом ведя теплые и такие родные беседы. — Мгм, — весь его ответ. Мальчик, похоже, замечтался. Впрочем, и я поддался этой атмосфере и со спокойствием в душе смотрел в окно. Думать ни о чем не хотелось. — Тогда, на перроне… — я заинтересовано посмотрел на него, отвлекаясь и будто приходя в себя, — через рукопожатие, я почувствовал, что ты такой же. — Такой же как ты? — я приподнял брови, выглядя невиннее некуда. Щеки начали краснеть и покалывать, и это точно не от морозной прохлады в помещении. В душе я чувствовал небольшую панику. — Что ты чувствуешь, глядя на это? Он вытянул из кармана кулон, шестиконечная звезда, заключенная в круг. А внутри — символ даров смерти. Круг, треугольник, прямая линия. И не это было самым примечательным, а энергетика медальона. Темная и родная, именно тот спокойный холод, что я ощущал на семейном кладбище, в лесу в нескольких милях от дома. Появившись на свет, кулон сразу начал окутывать силой, будто заключая в объятия. Я завороженно смотрел на кусок металла и силой воли отвел взгляд, переводя его на лицо парня. Рафаи… нет, Маркус, смотрел любопытно и пусто, как всегда, ничего не изменилось. Ответ вслух был не нужен. Мы взглянули друг другу в глаза и между нами будто промелькнула молния. Он вдруг открылся мне, его магия, — аура, — потянулась ко мне навстречу. Такой знак доверия… восхищает. Ведь я могу в момент его открытости легко убить самонадеянного мальчишку, — такое могут делать только в самом узком кругу семьи или пары, — но он… такой доверчивый, наивный и открытый! Ангел, самый что ни на есть настоящий ангел с пустым незнающим взглядом. Я в ответ тоже распустил свою магию, отпустил себя, неосознанно чувствуя расположение и симпатию от такого родного чувства. Его магия похожа на мою, но какая-то другая, что ли, и я еще не настолько опытен, чтобы различать — что тут говорить, я даже ауру или помолвки/брак не вижу, а тут такое… Она была чуть теплее моей, но одновременно с более светлой искоркой. Это можно было бы сравнить с горьким кофе — мой более насыщенный, наверное, если это так можно описать, а его — с ноткой корицы. И вроде бы напиток остался тем же, но привкус чуть изменился, совсем незаметно, но одновременно и значительно. Опять же, свою собственную ауру и магию я ощущать не умею, и это вообще чудо, что смог ощутить сейчас хотя бы чужую! — Мм, Маркус, — проглатываю вновь неприятное чувство неправильности, оседающее на корне языка. Юноша смотрит на меня даже радостно. Раньше, еще пять минут назад, я бы не смог даже увидеть радость на будто бы безразличном лице, а сейчас, ввиду того, что мы и не прекращали «соприкасаться» магией, мог с поразительной легкостью определить его эмоции. Опасная это штука однако, и я теперь на себе понял, почему такое практикуют только в кругу семьи. Почему я раньше такого не делал с мамой или папой? Или тем же Сириусом или Седриком? Все логично: как я уже говорил, даже чудо, что я сейчас смог почувствовать наши ауры, а вот детям такой возможности не предоставлено — они, до недавнего времени и я, не умеют управлять своей магией за пределами тела. То есть, сырой магией. Да, стихийные выбросы. Да, колдовать беспалочково. Да, шибануть сырой силушкой двух придурков. Но филигранно управлять потоком и окружить им другого человека, не нападая в момент эмоций, а просто потому, что хочешь открыться? Нет, ни в коем случае! Вот и все, детям такое неподвластно — мы просто не знаем, как это, у нас нет того чувства. И только увидев и почувствовал на себе пример того, как это делается, интуитивно понял: я тоже так могу. — Да? — он даже как-то тепло посмотрел на меня, и мне стало неловко. Смущающе неловко, что он относится так по-родному ко мне только потому, что мы похожи. — Спасибо. Что показал мне пример и я смог повторить. А то кто знает, когда бы кто-нибудь решился. — я покачал головой, — Нет, не за это… За то, что открылся. Подняв глаза на него и увидев внимание и улыбку, я тоже улыбнулся. Не мог не сделать. — Мне правда приятно. Но неужели ты и вправду такой доверчивый? А если бы я был плохим человеком и сдал бы тебя? — я и правду не понимал, что и показывал недоуменным тоном. — У меня тот же козырь, что и у тебя. Если ты расскажешь обо мне, то придется рассказать и о себе. Но даже если тебе как-то удастся скрыть сей факт, мне поверит тоже немало благопристойных магов. — он вновь дружелюбно улыбнулся, будто бы слова, только то произнесенные им, совсем не были угрозой. И удивительно, но угрозы от него не чувствовалось, хоть и говорил парень серьезно. Поверить в то, что подставь его я, он бы подставил меня в ответ несмотря на всю дружелюбность, было легче легкого — все же мы оба наследники Родов, по-другому никак, это большая ответственность. Иногда она непосильной ношей тянет вниз, когда наследник не способен справиться с ней, а иногда просто отягощает плечи, позволяя жить обычной жизнью. У меня, скорее всего, последний вариант. Как там у Ра… Маркуса, я не знаю, да и узнать мне… не суждено. Словив задумчивый взгляд, Гринграсс понял, что пора закругляться. Чужая магия нехотя поползла к хозяину, оставив напоследок тепло в груди. Приятно, что сказать, отчего я не удержал улыбку во все лицо. Улыбка была на моем лице и когда мы выходили из класса, собираясь вместе пойти к нам в гостиную — мне в мою комнату, все же я уже давно остыл и приступ обиженности прошел, а Маркусу к старосте моего факультета. Столкнулись нос к носу с Грейвсом. — Здравствуйте, профессор! — черт, и почему мы не вышли две минуты раньше или позже?! — Добрый вечер, мистер Поттер и Гринграсс. — Маркус пробормотал не заинтересовано приветствие и собирался втихую ускользнуть. А вот фиг тебе! Захватил его локоть и не позволил двинуться. Улыбаемся и машем, ребята. — Что Вы здесь делаете, сэр? — увидев иронично поднятую бровь, я почувствовал себя дураком. Вспомнилась наша первая встреча, — Согласен, глупый вопрос, хаха. — Мои покои совсем рядом, мистер Поттер. Я просто иду отдохнуть от мелких исчадий ада, на удивление, верно? — Ой, конечно же Вы имеете на это полное право, все же такой труд… тогда не будем Вас беспокоить! Мы уже пойдем, простите. Потянул… друга за руку, намекая идти. Чего я не ожидал, так это ироничного и смеющегося взгляда мужчины. Я опешил и замер на секунду, но после очнулся и, кивнув на прощанье, ушел. — У него приятная магия… — Верно, — также задумчиво ответил я. Было ясно, что сказал он это для зеленого меня, ведь точно видел профессора на уроках и уже чувствовал ее. Я расширил глаза в понимании. А ведь жук такой, он сразу все понял! Вот и смеялся иронично! А еще взрослый мужчина, называется. Профессор, ага, как же!