***
Чонгуку здесь не нравится. Ему не нравится настолько, что он практически ни с кем не разговаривает, избегает любого диалога, а если вступает, то откровенно язвит и интереса не проявляет. Пышный прием «Черной розы» — всего лишь бессмысленная показуха, созданная для прикрытия всех темных и нелегальных дел клана. И все семьи криминального мира промышляют балами и приемами, благотворительными акциями и меценатством. Занимаясь этим кощунством, они все прикрывают задницы от различных бюро расследований и налоговых служб, ищущих лазейки и провокационные события, чтобы вывести преступников под тяжелый молот судейского приговора. Но в большинстве своем все федеральные службы связаны по рукам и ногам, потому что не имеют достаточно прав, потому что половина из них куплена. В современном мире продается все. В погоне за деньгами люди продают не только свою душу. Чонгук залпом выпивает виски, взятый с подноса, морщится недовольно. Выпивка отвратная, люди раздражающие, хочется устроить кровавый дождь, что зальет каждый уголок помещения, и услышать отчаянные крики, молящие о пощаде, готовые на коленях стоять перед ним и бесконечно целовать его ноги. Чонгук дал три дня на то, чтобы Чон Хосок выяснил и вернул его товар — если этого не произойдет, то через пару часов всех присутствующих на банкете будут выносить в черных мешках. Чонгук орлиным взглядом скользит по лицам людей, выискивая его. Но его здесь нет. Чонгуку не нравится, что он оглядывается по сторонам, как потерянный мальчик в поисках родителей, не нравится, что гребанный Пак Чимин занимает слишком много места в его голове. Он будто сбор всех фетишей Чонгука. Чон объяснить самому себе эту тягу странную не может, потому что не разбирается, а разобраться хочет. Не может же какой-то обычный человек так сильно цеплять одним своим взглядом, не может разрушать выстраиваемые годами крепости, такого не бывает. Но с Чонгуком происходит именно это. Его цепляет и тянет, стоящая годами конструкция не выдерживает и рушится. Чонгук на грани позорного поражения. Он взмахивает головой, непрошенные мысли отгоняет, ибо Чон Чонгук никогда не сдается и никогда не проигрывает. Мужчина проходит между людьми, на ходу перекидываясь с кем-то бессмысленными словами, и подходит к Джексону, флиртующему в углу с двумя девушками. Этому ловеласу повод дай перед кем-то членом потрясти — Ванг не упустит такой возможности. Хоть он является головорезом клана и правой рукой Чона, но иногда его хочется прибить или задушить прямо на месте. Например, как сейчас. — Чонгук-а, что ты такой нервный? — спрашивает Джей, поворачиваясь лицом к другу и параллельно приобнимая одной рукой стройную, вычурно разодетую девушку. — Не забывай, зачем мы здесь, — хмыкает мужчина и брезгливо сбрасывает положившую на его плечо руку девушки. Внутри Чонгука клокочет ярость, еще чуть-чуть — вулкан взорвется, погребет под горячей лавой все живое. — Я помню-помню, жду сигнала к началу представления, — улыбается во все тридцать два зуба Ванг и целует рядом стоящую девушку. Чонгук глаза иронично закатывает, бросает взгляд на наручные часы и на секунду замирает. Он его чувствует, чувствует каждой клеточкой своего тела. Чонгук поднимает голову и устремляет взор в сторону входа, откуда грациозно, словно он — король всего мероприятия, заходит Чимин. Весь кислород из легких одним точным ударом выбивается, вынуждая расстегнуть пару верхних пуговиц на рубашке. Чонгук слюни, скатывающиеся по подбородку, мысленно подтирает и следит за тем, как Чимин, кому-то кивая, проходит внутрь огромной залы. На него смотрят все. На такую неземную красоту не смотреть невозможно. На нем костюм цвета крови, волосы идеально уложены, глаза слегка подкрашены темными тенями. У него взгляд уверенный, а походка твердая и смелая, из Чимина такая сила сочится, что Чонгук невольно ей подчиняется. Он наблюдает за ним, за тем, как Пак сдержанно улыбается министру, который делает ему комплимент. Министр красивых мальчиков любит, Чон знает, а еще он ему глаза вырежет из-за того, что смотрит на того, кто ему принадлежит. Чимин протягивает руку одному из представителей другого клана, слегка кланяется и юрко проходит меж гостей. Чонгук облизывает неожиданно пересохшие губы и начинает двигаться в сторону Пака, который кого-то ищет. Чон резко сокращает расстояние между ними, хватает за локоть брюнета и разворачивает его лицом к себе. Чонгук сцепляет руки в замок на талии и довольно ухмыляется, смотря в глаза, напоминающие тягучую карамель. — Кого-то потерял? — в голосе Чона ехидные нотки скользят, ему жутко интересно, как себя мальчишка поведет. Он весь такой самоуверенный, дерзкий, показывающий, что не боится ничего и никого. Чимин в упор смотрит в глаза, маску напускной смелости снимать не собирается. — Как раз Вас, — кладет Пак руки на грудь мужчины и слегка сжимает лацканы пиджака. — Отмените свою операцию, я нашел ваш украденный товар и предателей, которые были у вас под носом. Из-за большой разницы в росте Чимину приходится сильно задрать голову вверх. Во взгляде брюнета ликование, гордость и открытое превосходство, которые он пытается показать. Чонгук смотрит на него, восхищается безупречности лица и огоньками в глазах. Мужчина невесомо проводит костяшками пальцев по скуле, поражаясь гладкостью и нежностью кожи. Чимин резко в сторону голову поворачивает и уходит от прикосновений, на что Чон только в снисходительной улыбке уголки губ приподнимает. — Я в тебе не сомневался, Пак Чимин. Он неожиданно сокращает расстояние между их лицами, губами мажет по пухлым губам парня, подкрашенным бесцветным блеском со вкусом клубники. Чонгук сладкое не любит, но с Чимина слизывать его готов. — Отойдите от меня. Угроза в голосе брюнета только смешок вызывает, мужчина сильнее к себе прижимает. Он его теплом наслаждается, легкой дрожью, которую даже маска героя скрыть не способна. — Отчего ты дрожишь, малыш? — на ухо шепчет Чонгук, опаляя мочку горячим дыханием, заставляя Пака прикусить губу. — Ты меня одним своим видом заводишь, — языком по хрящику проводит. — Я тебя хочу. Чимин не выдерживает, резко толкает его в грудь, но крепкая хватка не ослабевает, а только сильнее становится. Чимину кажется, что ему сейчас позвонки переломают, но вместо этого Чонгук руки расцепляет, птичку из клетки выпускает. — Ты меня своей непокорностью еще больше заводишь, — губы нахально облизывает, а после язык на щеку толкает, глазами открыто Пака съедает. — Отзовите своих людей, которые заполонили зал, и сами уходите отсюда. «Черная роза» выдвинутые вами условия выполнила, будьте так любезны выполнять свои. Чимин на пару шагов назад отходит, только бы подальше от этого человека находиться. Когда он далеко, Чимин на ногах твердо стоит, по четко выверенному плану двигается, но стоит Чонгуку появиться и оказаться слишком близко, как все в один щелчок рушится. — Уйду, если ты пойдешь со мной. Чимин удивленно смотрит на него, хлопает своими длинными ресницами, именно сейчас строит из себя дурачка, свалившегося с Луны. Чимин знает, чего хочет Чонгук, прекрасно осознает последствия своего отказа. Если Чимин не пойдет с ним, то глава клана «Алой Зари» устроит торжественное жертвоприношение языческим богам, в которых он верует. Богам смерти и хаоса, жадно потирающим ручки, ждущим жалкие душонки, которыми они жаждут полакомиться. Чимин понимает, но ноги будто с полом срослись, свинцом налились, отказываются сделать даже шаг. Чимин глазами ищет спасения, но не находит. Хосок сейчас занят более важными делами, чем спасение рекрута, который только-только в ряды вступил и ничего из себя не представляет. У Чимина выбора нет, рядом с самым настоящим бесом у него никогда нет выбора. Он с трудом отрывает ногу и делает шаг по направлению к Чонгуку. Чимин сейчас отчетливо фразу Чона в их последнюю ночь понимает: «Я всегда на шаг впереди». Чимин проиграл. Он проигрывает раз за разом, поддаваясь своим эмоциям, поддаваясь чувствам, что вспыхивают в душе вечным пламенем, которое ничем не затушить. Чимин не хочет с ним идти, но вкладывает ладонь в протянутую руку и идет вместе с ним в сторону выхода. Он не обращает внимания на тех, кто смотрит на них, ведь все это не имеет значения тогда, когда идешь под руку с самим Чон Чонгуком. Глупый дурак, жертвующий собой во благо других. Кто ему все эти люди? Половина из них убийцы, наркоторговцы, воры, наживающиеся на страданиях народа. Он их спасает от неминуемой гибели. Чонгук его маленькую ладонь в своей сжимает, изумляется, как она идеально лежит, изгиб к изгибу, складочка к складочке. Боги явно выгравировали Пак Чимина для него. Они садятся в машину — брюнет сразу отодвигается ближе к окну, пока Чонгук распоряжается о том, чтобы водитель вез их в особняк. Чимину здесь некомфортно: тесное помещение сжимается до еще более мелких размеров, кажется, что воздуха становится слишком мало для троих людей. — Никто не пострадает? — Я умею держать слово, Чимин. Имя, сказанное его губами, его низким, чуть хрипловатым голосом посылает по телу электрические импульсы. Пак сжимает руки в кулаки, молится про себя о том, чтобы все побыстрее закончилось. Рядом с Чимином становится спокойней. Чонгук не понимает, но парень действует на него, как колыбельная — на младенца. Даже убивать не хочется. Они едут в абсолютной тишине, только звук шин по асфальту ее нарушает. Особняк Чонгука своими размерами поражает, Чимин невольно засматривается на красивое строение, напоминающее ему какой-нибудь дворец из восточной сказки. — Нравится? Чимин неосознанно кивает и позволяет Чонгуку завести себя внутрь. Все естество кричит о том, что надо бежать, что надо прятаться, но как, когда сильные руки обнимают со спины, прижимая к себе, а губы, еле касаясь, ведут по шее, посылая по телу рой мурашек? Чимин откидывает голову на его плечо, ведется на нежность, как кот — на лакомство. Эта ласка нужна ему, потому что Чимин устал. Три дня, во время которых он прошел почти все круги ада, были невероятно тяжелыми. Он не спал, не ел — он, как собака-ищейка, искал и вынюхивал то, что от него потребовал Хосок. Чимин грубый голос в трубке до сих пор помнит, угрозы тоже. Чонгук дал три дня. Чимин дал себе три дня, чтобы доказать, что он не пустое место. Но в очередной раз проиграл, оказавшись в лапах демона, талантливо играющего на струнах его души. Руки Чона скользят по талии, расстегивают пиджак и за плечи стягивают вниз, отбрасывая в сторону. Чимин такой хрупкий, напоминающий ангела, с небес упавшего, чьи крылья обгорели во время падения. Его сломать труда не составит, и сейчас Чонгук с ним как с фарфоровой куклой обращается. Мужчина разворачивает его лицом к себе, цепляет небольшой подбородок пальцами и приподнимает голову. У него щеки порозовели, губы слегка приоткрыты, весь он такой желанный, такой невозможно красивый, что у Чонгука все триггеры пуск дают. Он прикасается к губам Чимина, как к самому вкусному десерту, целует нежно, обводя языком кромку зубов, щекоча верхнее небо, вкусом едва уловимой клубники упивается. Пусть сегодня все будет по-другому. Хоть раз. Чимин ведется. Парень руками окольцовывает шею, притягивает ближе к себе и нетерпеливо отвечает на поцелуй. Чимин ведь человек, ему тоже хочется чувствовать чужое тепло, пусть это тепло и принесло в жизнь одну концентрическую ядовитую боль, от которой разъедается кожа, оставляя незаживающие рубцы, пусть один раз будет иначе. Они оба люди. У обоих в душе пустота, от которой по утрам задыхаешься. Обоим необходимо тепло, отыскавшееся друг в друге. Оно почти не греет, но для них является спасением в той кромешной и холодной тьме, в которой они оказались. Чимин не помнит, как они дошли до второго этажа и до спальни, где одна кровать занимает чуть ли не половину пространства. Чимин от изумления рот раскрывает, Чонгук его внутрь подталкивает и реакцией парня забавляется. — Ее сделали по специальному заказу и привезли из Индии, — улыбается Чонгук и подталкивает брюнета к кровати. Чимин в собственных конечностях путается, на край мягкой кровати садится и снизу-вверх на Чона смотрит. Мужчина действительно на древнегреческого бога похож. Рубашка расстегнута на все пуговицы, из-под которой узоры татуировок, тело покрывающих, видны, кубики рельефного пресса и накаченной груди облизываться заставляют. Чимин на тело его смотрит и восхищения во взгляде не скрывает, что ему только льстит. Чонгук рукой проводит по мягким волосам, костяшками пальцев дотрагивается до щеки, вниз скользит и легонько толкает Пака в грудь. Мужчина сверху оказывается, расставляя руки по обе стороны от головы Чимина. Чонгук его снова глубоко и долго целует, целует трепетно, будто пытается показать, что он не такой уж и монстр. Пусть хоть сегодня он побудет человеком. Чимин дрожащими руками стягивает с него рубашку, кончиками пальцев проводит по широким плечам и на рисунки, ему непонятные, смотрит. В них целая история Чонгука — возможно, когда-нибудь Чимин ее узнает. Мужчина времени тоже не теряет: он раздевает маленькое тельце под собой, параллельно целует каждый изгиб, каждую выступающую косточку. Чимин такой худенький — ветром сдует, его бы запереть в самых лучших ресторанах и откармливать, чтобы после за щеки долго тискать. Чонгук руку под талию заводит и переворачивает парня на живот, на поясницу давит, максимально выгнуться заставляет. Это лучшая картина, за которую не жалко отдать все свое состояние. Податливый Чимин, желающий того же, что и он, — самое прекрасное, что происходило в жизни Чона. Он проводит руками по бедрам, оглаживает ягодицы и сжимает их, оставляя следы своих ногтей на персиковой коже. Чимин цепляется пальцами за простыни, сжимает их, тихо выдыхает. Чонгук действует на него похуже любого алкоголя, он опьяняет и будоражит одними своими прикосновениями. Чонгук подтягивает его к себе и за руки приподнимает, Чимин шею мужчины обхватывает, а тот только загадочно улыбается. — Я помню, какой ты узкий, — шепчет в самое ухо, заставляя Пака носом уткнуться в выемку ключиц. Чонгук заносит его в ванную комнату и затаскивает в стеклянный душ, настраивает воду и подставляет Чимина под напор теплой воды. Чонгук долго его растягивает, дуреет оттого, какой Пак узкий, дуреет оттого, как Чимин сам начинает глубже насаживаться на пальцы, как просит еще и еще. Вода смывает всю грязь, всю ложь, все самое отвратное, что между ними было. Вода очищает, забирая с собой все, что терзает душу. Чонгук к кафельной стене тяжело дышащего парня прижимает, одну ногу приподнимает, укладывая за свое бедро, пару раз по своему члену проводит и головкой пристраивается ко входу. Чимин от дикого возбуждения дрожит весь, пальцами за плечи цепляется, чтобы не упасть, губами умоляет Чонгука. — Ты такой нетерпеливый, малыш, — губы в губы говорит. — Чего ты хочешь? — Перестань издеваться! Хочу тебя, Чонгук! Ухмылка на лице довольная расползается, Чонгук нарочно медленно входит в него, ощущая, как эластичные стенки поддаются и растягиваются еще сильнее. Судорожный, глубокий стон с губ пухлых срывается, отдается эхом от стен душевой. Чонгук толкаться начинает постепенно, не так, как привык и делал раньше. Он хочет наслаждение растянуть до максимума. Он впервые хочет доставить наслаждение не только себе, но и другому. Чимин закидывает вторую ногу на бедро Чона, тот в свою очередь его приподнимает и на весу трахать начинает. Чимин громко и бесстыдно стонет, ближе прижимается к мокрому телу Чонгука. Неважно, что будет потом. Пусть этот момент продлится бесконечно. Чонгук некоторое время трахает его на весу, после поворачивает животом к стене и заставляет выгнуться в пояснице. Снова входит на всю длину, выбивая из груди Пака новые и новые стоны удовольствия, что ласкают его слух. Чимин на своих двоих держится только оттого, что сильная рука мужчины поперек талии держит. Чонгук трахает долго, то наращивая, то сбавляя темп, то останавливается, то быстро двигаться начинает. Чонгук свою неутолимую жажду за долгое время утоляет сексом с тем, кто из него всю трезвость выбивает. Чон свободной рукой зарывается пятерней в шелковые волосы, пропускает их между пальцами, тянет назад, шею выцеловывать начинает. Он оставляет укусы-засосы на ней, целует и посасывает кожу. Чимин все ногти об кафель сдирает, рукой к члену стоящему тянется, но Чонгук резко его руку назад заламывает, импульсы боли по телу посылая. Но плевать, плевать на нее. Вся Вселенная Чимина сейчас в небольшом пространстве сконцентрирована, в которой есть только он и его личный дьявол, высасывающий из него душу. Чимин утыкается лбом в стену, Чонгук продолжает его втрахивать в нее. Грудь Чимина уже красная от трения, а ноги в разные стороны расходятся — Чонгук не останавливается, продолжает сладкую пытку. Чимин кончает первым от особенно глубоких толчков, все тело дрожит, ему кажется, что он сейчас отключится, но только ласковый голос Чона, приказывающий стоять, в сознании оставляет. Мужчина чиминовы бедра сжимает, сильно и уже больно внутрь толкается, полузадушенные хрипы вызывает и кончает прямо в Пака, еще пару фрикций делает. — Блять, какой же ты ахуенный, — наваливается на него Чонгук, одной рукой упираясь в стену, а второй поддерживая обмякшего Чимина. Чонгук поворачивает его к себе, на красивое лицо с прикрытыми глазами смотрит и наслаждается. На губах Пака легкая полуулыбка, довольная и нежная, адресованная именно ему. За такую улыбку Чонгук готов продаться тысячу раз, лишь бы ее каждый день видеть. Мужчина отмывает от спермы парня, закутывает его в халат махровый и берет на руки, относит в спальню, укладывает на постель. На такой огромной кровати, свернувшись калачиком, Чимин кажется еще меньше. Нет, Чонгуку не жаль, что почти два года назад он сломал его, вынудив пойти по опасному и скользкому пути. Ему не жаль, потому что не сделай Чимин этого, они могли бы больше не встретиться. Чонгуку не жаль за то, что показал ему настоящую жизнь, в которой зло, тьма, пустота и одиночество являются главными путеводителями. Ему не жаль. Чонгук садится на кровать и начинает перебирать пряди темных волос. Чонгуку жаль лишь об одном. Он берет телефон и пишет Джексону короткое сообщение. Чонгук слово всегда держит, но на пороге война и благополучие клана, стоящее выше чувств и выше всех эмоций. Потом Чонгук будет глубоко жалеть о своем выборе, об обмане, но не сейчас. Чонгук целует парня в лоб и ложится рядом, притягивая его к себе, вдыхая глубоко его запах. Ведь ненависть — тоже чувство.***
Юнги дрожит всем телом от страха, пронизывающего острыми многочисленными иголочками. Юнги закрывает уши ладонями, прячась на втором этаже галереи, в которой был прием. Хосок приказал спрятаться в самом дальнем кабинете, когда начался хаос. Люди начали замертво падать от выстрелов сначала незаметных, а после — летящих со всех сторон. Юнги так страшно, никогда не было так страшно даже тогда, когда он вступил в ряды клана под маской «своего», зная, что крысой самой главной является. Он на волосок от смерти оказался, почувствовал, как старуха с косой в спину ему дышала, ее удушающий холод. Юнги сидит под столом, всхлипывает и молится всем богам, чтобы его спасли, а еще он молится за душу Чон Хосока. Мужчина остался в пучине адских событий, Юнги не знает, жив он или мертв. Если с ним что-то случится, то Мин не соберет себя, не сможет, потому что без Хосока нет его. Пусть их счастье скоро закончится, пусть Чон навсегда похоронит его под могильными плитами, Юнги без него никак. Парень выползает из-под стола, прислушиваясь к шуму снизу, продолжая тихо плакать и вытирать катящиеся соленые слезы. Юнги страшно, но он заталкивает страх поглубже в себя, приоткрывает дверь, и абсолютная, пугающая тишина давит. Неизвестность пугает. Юнги на дрожащих ногах поднимается с пола и, придерживаясь ближе к стене, идет вдоль нее. Снизу не доносится ни одного звука. Парень останавливается у лестницы и замирает от охватившего его ужаса. Лужи крови окрасили пол и стены, трупы гостей с дырками в теле украшают картину, созданную «Алой зарей». Юнги топит немой вскрик, прикрывая ладошкой рот, слезы с новой силой брызжут из глаз. «Хосок, где Хосок…» Юнги на негнущихся ногах спускается по лестнице, начинает обходить людей и пытается не смотреть на их обезображенные тела и застывшие лица. Его цель — найти Хосока, молиться, чтобы он не был среди этих людей. Юнги подскальзывается на осколке разбитого стекла и падает на пол, пачкаясь в крови, которая повсюду. Юнги облизывает губы, судорожно по сторонам осматривается, снова поднимается на ноги и одними губами шепчет бесконечное «Хосок». Парень на секунду останавливается, слышит скрежет металла, напоминающий снимание пистолета с предохранителя, и раздается выстрел. — Юнги! Это его голос. Юнги узнает из миллионов. Он оборачивается, но видит только широкую спину. — Хосок! Раздается еще один выстрел. Множество людей клана забегают внутрь, проверяя, есть ли выжившие, и добивая врагов. Их окружают люди, Юнги не видит лиц и голосов их не различает, они все сливаются в один противный и жужжащий звук. Юнги видит, как пропитывается темно-багровым цветом рубашка Чона, медленно опускающегося на колени. Юнги рвется к Хосоку, но его оттаскивают, крепко поперек груди держат. Парень брыкается, кричит, но его, как пушинку, над землей приподнимают и из здания выносят. — Хосоку окажут помощь, с ним все будет в порядке, приди в себя, Юнги! — звонкая пощечина пространство рассекает. Мин ошарашено смотрит на Югема, у которого по щеке кровь течет и у которого разорван пиджак в нескольких местах. — Что. Что произошло? — Алая заря. Чонгук не сдержал слово. — И что это значит, Югем? — Это значит…Война.