***
Чимину снится странный сон. Он видит в нем отца, который качается на веревочных качелях над обрывом. Отец не улыбается, не веселится, он просто качается корпусом взад-вперед, снова и снова. Чимин его громко кликает, делает шаг вперед, но замирает на месте. Отец медленно поворачивает голову назад — на щеках слезы и легкая полуулыбка на губах. Чимин срывается на бег, но мужчина отрицательно качает головой, своим жестом будто говорит о чем-то важном и серьезном, но о чем именно — Чимин понять не может. Он руку протянуть хочет, дотянуться до отца и прикоснуться к родной душе, но его силуэт начинает постепенно исчезать и распадаться на черные лепестки роз. Ветер начинает кружить их в хаотичном танце, унося высоко в небо в виде воронки. Чимин завороженно смотрит на необычное явление, но резкая необъяснимая боль ударом по сердцу проходится, распахнуть широко глаза вынуждает. Чимин тяжело дышит, лежа спиной на огромной мягкой кровати. Левая рука на сердце покоится, которое бьется в бешеном ритме, дай ему волю — оно бы пробило грудную клетку. Тишину в комнате нарушают только звуки воды, доносящиеся из ванной, и шумное Чиминово дыхание. Парень поворачивает голову в сторону, смотрит на смятые простыни и до боли прокусывает щеку изнутри, глотая слюну вперемешку с собственной кровью. Чимин вспоминает жаркую ночь с Чонгуком, сохранившуюся особым файлом в его голове. Чимин вспоминает каждое нежно-грубое прикосновение к телу, вспоминает каждый поцелуй, от которых губы распухли и до сих пор болят, каждое ласковое слово, что приятной патокой разливается по телу. Чимин собирает по крупицам в единую картину всю ночь, протяжно выдыхает, зарываясь пятерней в растрепанные волосы. Было слишком хорошо, настолько, что хочется повторить, а если можно, то не один раз. Чимин по щелчку пальцев забыл, кто такой Чон Чонгук, что сделал с ним. Он отбросил все эти мысли, что новыми ветками на дереве растут в нем ежедневно, получил то, о чем так давно мечтал. Он получил тепло, нежность и чувство, которому вряд ли можно дать правильное название. Это точно не любовь. Это жажда. Такая сильная жажда, от которой во рту пересыхает, конечности сводит от болезненных судорог. Жажда, когда все, о чем ты мечтаешь, — это сделать что угодно, лишь бы ее утолить. Пусть ее источником будет канализационная вода, плевать, ведь главное — перестать так отчаянно и жадно хотеть пить. Живительная вода Чимина — Чонгук. Он в нем захлебывается всякий раз, но не умирает, а только как необходимую влагу получает, второе дыхание и шанс жить дальше. Как бы парадоксально это ни звучало, но Чимин живет только благодаря Чонгуку. Живет с мыслями о нем, подпитывается ими, просыпается по утрам и делает то, что ему будет велено, и всегда, при любом раскладе в его голове один образ, один голос, один черный омут. Чонгук — его спасательный жилет, который больно сдавливает, но не дает потонуть. Чимин сам себя ненавидит и проклинает, но жилет сорвать не пытается. Не может. Или не хочет? Чимин инстинктивно направляет взор на открывшуюся дверь, из которой появляется Чонгук в одном полотенце, держащемся на тазобедренных косточках. Пусть он будет проклят, чертов Чон Чонгук со своим ахуенным телом, от одного вида которого пальцы на ногах поджимаются, а кровь резким потоком приливается к щекам. Чимин открыто и голодно рассматривает накачанное Чонгуково тело, облизывает неожиданно ставшие сухими губы и желает прижаться к нему, еще раз вобрать в себя его тепло. Чонгук стоит спиной, глаза Пака скользят по мощной, крепкой спине, останавливаясь заинтересованным взглядом на черном, средних размеров круге между лопаток, с краев которого как будто стекают яркие красные капли, напоминающие кровь. Герб клана «Алой Зари». Он получил такое название из-за методов убийства, ведь все они совершаются именно на рассвете, когда первые лучи солнца освещают небо, разукрашивая его в насыщенный алый цвет. Чимин продолжает вести взгляд вверх, сталкивается взглядом с бесконечной тьмой, засасывающей в себя глубоко. Душа Чимина давно потерялась в ее запутанных лабиринтах. — Уже проснулся, ангел мой? — спрашивает Чонгук с довольной ухмылкой на губах. Он сокращает расстояние между шкафом и кроватью, упираясь коленями в ее край, пальцем подзывая брюнета к себе. Чимин не сдается. Пак присаживается на кровать и облокачивается спиной на изголовье, чуть склоняя голову вправо, лукаво поглядывая на Чона из-под полуопущенных ресниц. — Если играешь с огнем, то не бойся обжечься, — говорит спокойным голосом Чон, любуясь хрупкой фигурой, в которой внутренняя сила помножена на бесконечность. Чимин развязывает одолженный Чоном ночью халат и стягивает со своих плеч, оголяя острые бледные ключицы. Эта бледность так изысканно контрастирует с волосами цвета вороного крыла, и безумные огоньки в сознании Чонгука вспыхивают один за другим. Самообладание крошится, осыпаясь старой штукатуркой под ногами. Чимин издевается над ним, пошло облизывает свои блядские розовые губы, заставляя член невольно дернуться. Чонгук собирался в офис, но планам Чонгука, похоже, придется немного подождать. Чимин ногой отпихивает одеяло куда-то на пол, раскрываясь перед ним во всей своей неотразимой красоте, которая кружит голову всякий раз, стоит Чонгуку с ней столкнуться. Невозможно быть таким красивым, сексуальным и одаренным одновременно. Чонгук говорит себе не удивляться, но удивляется, потому что Чимин другой. Он перечеркивает всех тех, кто был «до», переплевывает всех, кто будут «после». Чимин игриво улыбается, согнутые в коленях стройные ноги разводит. И в этот раз поводок в его руках. Выдержка Чонгука ломается на части. Он залезает на кровать, хватает мальчишку за щиколотку и подтягивает к себе, нависает сверху и в глубоком поцелуе топит возглас возмущения. Чонгук терзает персиковые губы в жестком поцелуе, неслабо хватает Чиминовы бедра, оставляя алые полумесяцы от ногтей. Желание затапливает все естество, каждая клеточка тела наполняется неконтролируемой страстью и жаждой, от которой хочется побыстрее избавиться. Чонгук отрицает, но Пак Чимину проигрывает в этой схватке. Парень охотно отвечает, льнет ближе своим горячим телом, воспламеняя Чонгука изнутри. Пак кладет ладони на грудь мужчины и слегка отталкивает его, забирает всю инициативу в свои руки. Чимин переворачивает Чона на спину, заползает на его бедра и в глазах не скрывает своего превосходства. В голове Чонгука проскальзывает мысль, что умереть под таким, как Чимин, совсем не страшно. Он из тех, кто никогда не сдается, несмотря на весь пиздец, происходящий с ним. Чимин только немое восхищение в глазах мужчины вызывает, никто и никогда с ним сравниться не сможет. Парень снимает с себя халат, отбрасывая его в сторону, нависает над лицом Чонгука, и хрен знает, о чем он сейчас думает. Чонгук в карамельные глаза смотрит и на их дне бесов видит, которые демонические танцы устраивают. Чонгук лежит под ним, не сопротивляясь, не дыша и не предпринимая попытку хоть как-то помешать Паку. Чимин кончиком языка проводит по его губам, начинает целовать, едва прикасаясь, дразнит и играет одновременно, словно дикая, не прирученная никем кошка. Чимин руками скользит по напряженному телу Чонгука, развязывает полотенце, высвобождая давно вставший от возбуждения член. Чимин заводит одну руку за спину, берет возбужденную плоть и сам направляет, нарочно медленно насаживается на член, игнорируя легкую боль. Парень начинает плавно двигать бедрами, наблюдая за реакцией Чона, который готов в любую секунду сорваться и перейти на быстрый темп, как он любит это делать. Но он ждет, как послушный пес, — Чимина это только забавляет и сильнее заводит. Брюнет нагибается к лицу мужчины, начинает целовать его, сходя с ума от этих губ. Если утолять жажду, то только таким способом. Чонгук тянется руками к бедрам Пака, но тот перехватывает их, окольцовывает запястья и прижимает их к постели, продолжая вылизывать языком влажным рот Чона. — Если ты будешь всегда на шаг впереди, — шепчет Чимин в приоткрытые губы, — то знай, что я всегда буду следовать позади, словно твоя тень. Никогда не оставляй спину открытой, Чонгук-а, ведь рано или поздно она придет по твою душу, а ты окажешься беззащитным. — Помолчи, сейчас я хочу слышать твои громкие и сладкие стоны, которые будут умолять меня трахать тебя глубже, жестче и сильнее, — говорит Чонгук и резко переворачивает Пака под себя, закидывает на плечи его ноги и одним движением входит в него, не замечая ядовитую улыбку, которая расползлась на Чиминовых губах.***
Война кланов — это реки крови, горы трупов и бесчисленное множество жертв. Это неоправданная жестокость, буйство и насилие. Война — это страшно, это бесчеловечно, ведь она не щадит ни стариков, ни детей, ни женщин, она не имеет пола и не имеет границ. Война между кланами обходится слишком большими потерями обеих сторон и обходится недешево. Обстановка осложняется тем, что в такие времена смуты и раздора полиция, всевозможные бюро расследования и детективные группировки как крысы выползают из своих убежищ в надежде оторвать себе лакомый кусочек. Мало того, что все стоит на пороховой бочке, которая в любую секунду может рвануть, так приходится отмывать огромные деньги тем, кто упрямо сует нос в криминальные разборки. Особо неунимаемых вояк приходится убирать с шахматного поля и тщательно заметать следы, доставляя еще больше хлопот. Юнги много читал в полицейских архивах о войнах между различными криминальными группировками, семьями и кланами, но скажи ему несколько лет назад, что он будет в ее эпицентре, то покрутил бы у своего виска и сказал бы, что это чушь, такого не будет. Никогда не говори «никогда». Юнги теперь в ее центре, один из ее участников, один из тех, из-за кого на улицах могут гибнуть мирные и невиновные ни в чем люди. На руках Юнги кровь давно. Ее ничто не сотрет, не выведет алые пятна, как ржавчина на металле, глубоко въевшиеся под кожу. Юнги каждый день в себе человечность губит, закапывает под тоннами сырой земли в надеждах, что когда-нибудь это ее погубит и она задохнется или съедена червями будет. Юнги во лжи запутался, он будто пойманная в паутинные сети маленькая букашка, у которой шансов на спасение нет никаких. Он барахтается, но только сильнее путается в ее липучих нитях. Юнги все надеется, что кто-нибудь его спасет, протянет так необходимую сейчас руку помощи, но никто не приходит, никто не помогает. Юнги с самого раннего детства знал, что станет служить во благо государству, встанет в доблестные ряды полиции и будет с чистой совестью выполнять наложенные на него обязанности. Его отец Мин Йонг — глава комитета сыскной полиции, который занимается расследованием уголовных преступлений и особо серьезных дел с красной пометкой «секретно». Юнги знал, что пойдет по стопам отца, потому что частенько в детстве без разрешения лазил в бумагах отца и читал отчеты, в которых не понимал ни слова, но верил, что раз отец занимается благородным делом, значит, и он должен. Юнги рос щуплым и слабым парнем, часто болеющим, но с несгибаемой волей и таким стержнем, который никакой ураган не сможет сломать. Юнги, несмотря на свою хрупкую внешность, смог поступить в полицейскую академию и окончить ее с отличием. Ему не всегда удавалось с блеском выполнять физические упражнения, но он старался изо всех сил, некоторые закрывали глаза и ставили ему «отлично». Юнги отличался от многих студентов острым умом, быстрой смекалкой и сообразительностью, что стало одним из важнейших составляющих того, почему именно его выбрали на такую опасную и важную роль. Юнги дали право выбора, дали время обдумать все, рассказали обо всех возможных сценариях развития событий. Юнги думал почти две недели, прикидывал все и ночами не мог нормально спать, потому что мыслей было так много, что они не давали просто-напросто заснуть. В последний день раздумий Юнги пришел к отцу. Они не разговаривали в тот вечер — они долго сидели на кухне в свете неоновых ламп, смотря на белый стол с крошками хлеба, которые сестра забыла убрать после вечернего ужина. Йонг не был согласен с решением сына, но в его антрацитовых глазах была такая решимость и такая уверенность, что мужчина пойти против Юнги не смог. Юнги потратил целый год на изучение всей подноготной клана «Черная роза», в ряды которой должен был вступить. Он досконально изучал все, что смогла нарыть специальная служба разведки, но понял, что этого мало. Юнги решил подойти к поиску информации иным способом. Ежемесячную зарплату потратил на дорогой костюм, выкрасил волосы в роскошный блонд, научился красиво подводить черным карандашом глаза и получил приглашение через особых людей в логово акул. Юнги начал посещать различные приемы сливок общества, знакомился с влиятельными людьми темного мира и изучал его структуру изнутри. Со временем он начал замечать, что на него заглядываются, откровенно облизывают текущие слюни изо рта, смотря на кукольную внешность. Юнги стал пользоваться этим, ходить в рестораны с бизнесменами и бандитами, уже зарывая голосящий во всю голос разума и совести. Так надо. Это делается для общего блага. Юнги улыбался, льстил, врал, обольщал, пока в один из таких вечеров не встретил его. Чон Хосока, чей взгляд любого мог с ума свести и на колени поставить, а от одного голоса которого мурашки по телу бегать в рассыпную начинают. Юнги много видел его на фотографиях, читал о нем всевозможные статьи в интернете, желтую прессу — в общем, все, что только мог найти. Но в реальности преемник «Черной розы» оказался в разы выше, чем на фотографии, в тысячу раз красивее. Юнги тогда им любовался, а Хосок стоял с невероятно красивой девушкой, скучающе разглядывая гостей, но в один момент заметил, как его жадно разглядывает кто-то. Тот момент Юнги может описать всего парочкой слов: искра, буря, безумие. Прищуренный взгляд острых глаз, смотрящих на него, выжрали его душу за одну секунду. Юнги не мыслил, что творил, он просто поддался желанию, поддался наваждению: один раз попробовав запретный плод, вряд ли сможешь когда-нибудь себе отказать. Юнги их страстный секс в туалете помнит так ярко, так остро, что эти воспоминания вспарывают сознание, как умелый потрошитель — дичь. Юнги отдал себя на растерзание зверю, никогда бы не подумал, что весь выстроенный четко план разрушится одним движением. Юнги негласно стал членом «Черной розы», доверенным лицом Чон Хосока, не просто очередной шлюхой, а тем, кого Чон полюбил окончательно и бесповоротно. Юнги воспользовался этим, как последняя тварь, о чем теперь так сильно жалеет. Мин стоит на перекрестке четырех дорог, все не знает, куда ему идти. Блондин сидит в палате Хосока, который спит после ударной дозы снотворного и обезболивающего, введенной ему после операции. У него было ранение в грудную область, но по счастливому стечению обстоятельств пуля застряла в мышцах, не повредив жизненно важных сосудов и нервов. Юнги после того, как вывели из здания, посадили в машину и велели ждать. Чего ждать? Пока Хосок истечет кровью? Юнги места себе не находил, все выбраться хотел и к Чону побежать, но Югем дал серьезно понять, что если ослушается, то коленные чашечки точно прострелит и рядом в палате положит. Югем в критические моменты умеет быть самым стойким, хладнокровным и рассудительным, никогда не поддается эмоциям, внушая другим уверенность. Юнги рядом с ним всегда становится спокойно, поэтому в те минуты он притих, прижав колени к груди и уткнувшись в них носом. После Югем сразу распорядился, чтобы его доставили в ту же больницу, что и Хосока, и осмотрели врачи на наличие каких-либо повреждений. Но Юнги цел, на нем были мелкие незначительные царапины из-за стекла, на которое он случайным образом напоролся. Юнги наотрез отказался покидать стены больницы, пока не узнает, что с Хосоком и насколько все серьезно. Ему привезли новые вещи, еду и разрешили находиться в палате Чона. Юнги пьет третий стаканчик кофе, любезно принесенный телохранителем из кафе рядом, не сводит усталого взгляда с Хосока. Его грудь равномерно поднимается и опускается, пикающие приборы говорят о стабильности его состояния. Мину не помешало бы поспать после всего перенесенного стресса, но вместо этого блондин упорно продолжает буравить взглядом мониторы. Юнги откидывается на спинку кресла и сильно сжимает кулаки, в голове всплывают самые яркие воспоминания, связанные с Чоном. Если бы Юнги предложили что-то поменять, то пожелал бы, чтобы он никогда не влюблялся в Хосока. Потому что любить его невыносимо больно, зная, что рано или поздно придется вонзить нож по самую рукоять в спину того, кого всегда прикрываешь. Юнги себя ненавидит, ведь каждый день обманывает, предает и затягивает туже поводок, перекрывая кислород тому, кем сам дышит. У Мина настоящий диссонанс, а как с ним справиться, он понятия не имеет. Юнги теряет счет времени, пару раз впадает в легкую дремоту, пока скрип открывающейся двери не вырывает из нее. Он поворачивает голову в сторону входа, широко распахивает лисьи глаза. Блондин вскакивает с кресла, быстрыми шагами преодолевает расстояние и толкает появившегося парня в грудь, тем самым не давая войти в палату. — Юнги! — вскрикивает недовольно Пак, нахмуривая брови. — Что произошло?! И без того уставший, весь на нервах Мин вспыхивает, подобно костру, в который подкинули побольше дров. — Ты совсем блять?! Где ты был?! Ты должен был быть рядом с Хосоком и кланом, а вместо этого где тебя черти носили?! Небось, раздвигал ноги под Чонгуком? Да? — Юнги бровь иронично выгибает и еще раз толкает Чимина в грудь. Два телохранителя сразу навострились и приблизились к парням, но Мин одним движением руки приказал им замереть. — Что? Я услышал, что Хосок в больнице, и сразу приехал. Да, я был с Чонгуком, но это было ради клана! Он обещал, что никто не пострадает! — Чимин тоже голос повышает. — Ты совсем дурак, ЧимЧим, — Юнги пальцами зарывается в волосы и качает головой, горько усмехаясь. — Ты еще такой наивный и глупый. Неужели ты думал, что Чон Чонгук сдержит слово перед смазливым пацаном, когда на кону стоит намного большее? Ты серьезно думал, что имеешь хоть какую-то власть над ним из-за того, что добровольно ложишься под него? Ты… Но Юнги не успевает закончить: Чимин бьет его в челюсть, совсем не жалея сил. У Чимина удар поставлен плохо, но Юнги чувствует, как вязкая кровь с привкусом железа затапливает рот. Блондин сплевывает ее на кафельный пол белого цвета и улыбается кровавой улыбкой, смотря на брюнета. — А ты не трус, не перестаю тебе удивляться. Юнги на такой выпад отвечать не собирается. Он не для того много лет учился выдержке и самообладанию, чтобы растеряться перед обычным пареньком, у которого в голове черт знает что происходит. Юнги утирает рукавом толстовки кровь со рта и выпрямляется, становясь с Чимином наравне, твердо и с вызовом смотря ему в глаза. — Ты не предотвратил неизбежного. Между кланами теперь война, и все мы в нее втянуты. Я не знаю, чего добивается Чонгук своими действиями, но не забывай, на чьей стороне ты. Чимин раздраженно фыркает и потирает костяшки пальцев, так же открыто и с уверенностью смотрит в глаза цвета темной ночи. У Чимина сейчас в голове хаос полнейший, а в груди, где-то в области сердца, кто-то больно насечки делает. Чонгук не сдержал свое слово. Это осознание под дых бьет, пополам заставляя согнуться и без того еле держащегося на ногах Пака. То, что между ними было утром, невозможно объяснить, но Чимин тогда на какие-то крохотные мгновения почувствовал себя счастливо. Это счастье развалилось в миг, не успев стать чем-то цельным. Чонгук очередной раз рушит все вокруг, оставляя после себя руины. Мужчина отправил Пака домой, не сказав ни слова на прощание. После того, как Чимин пересек порог квартиры, телефон нещадно начал звонить и звонить. Ему не пришлось долго думать, услышав одно-единственное «Чон Хосок в больнице». Чимин сразу сорвался, не переодеваясь, в том же самом костюме, в котором был на приеме. Правда всегда режет искусней любого палача. — Ты — черная роза, Чимин, пора бы тебе это запомнить, — приблизившись к лицу, в самые губы говорит Юнги, опаляя их горячим дыханием. Брюнет толкает его, сам на пару шагов назад отходит, упираясь лопатками в холодную стену. «Как же я ненавижу тебя, Чонгук…» — мысль в голове пролетает, но растворяется на задворках сознания. Внезапно в коридоре становится так тихо, что можно услышать звук собственного сердцебиения. Чимин поворачивает голову и, кажется, на секунды забывает, как нужно дышать. Глава клана «Черная роза» идет в их сторону, удостаивает их равнодушным взглядом и вместе с врачом, словно собачка, следом идущим, заходят в палату Хосока. Юнги весь тушуется, сквозь землю провалиться мечтает, лишь бы не видеть и не слышать этого человека. Чимин на дверь смотрит, ведь он лицом к лицу с самим Чон Пуонгом впервые сталкивается. В эти минуты все мысли о Чонгуке испаряются в небытие. Парень переводит взгляд на Юнги, подальше от двери отошедшего, обещание себе мысленно дает, что обязательно все выяснит. Пуонг выходит через какие-то пять минут и кивком подзывает к себе Юнги, который с опущенной головой подходит к нему. Юнги его боится. Этот страх в воздухе витает, Чимин его отчетливо чувствует. — Он очнулся и просит тебя, — спокойно говорит старший Чон и переводит свой орлиный взор на застывшего Пака. — А ты идешь со мной, — не просьба, а приказ, которому Чимин не подчиниться не может. Он ноги еле передвигает, его подталкивает в спину один из личных телохранителей Пуонга, все время тенью следующих за ним. Чимин не до конца понимает, что происходит, но когда оказывается в замкнутом пространстве с таким человеком, то невольно сжимает руки в кулаки. Аура Пуонга давящая, тяжелая, будто держишь на своих плечах могильную плиту, которая вот-вот тебя погубит, а его цепкий и орлиный взгляд в самую душу глядит. Чимин неосознанно ерзает на сидении и в сторону мужчины пытается не смотреть. — Извините, но куда мы едем? — дрожь в голосе от такого властного человека не скрыть. — Я хочу тебе кое-что показать. Весь остальной путь проходит в тишине. Чимин наблюдает за быстро сменяющейся картинкой за окном, в голове перебирает все мысли о том, куда его может вести сам глава клана, которому до таких пешек, как Пак, дела нет. Еще надо узнать, чем же он заслужил такое внимание старшего. Роллс останавливается около величественного особняка, по соображениям Чимина, принадлежавшего семье Чон. Брюнет бросает вопросительный взгляд на мужчину, который выходит из автомобиля и даже не смотрит в его сторону. Он следом выходит и оббегает машину, спотыкается об какой-то камень носком ботинка и идет за Пуонгом, огибающим особняк с одной стороны. Они идут по вымощенной камнем аллее в сторону огромного стеклянного строения, Чимин пытается не отставать, но все время оглядывается, жадно рассматривая невероятную красоту, даже слюной давится. — Можете идти, Чимин мне вреда не причинит, правда же? — смотрит так странно, что Пак безотчетно кивает пару раз. — Славно, пойдем. Они заходят внутрь оранжереи, Чимин замирает прямо на входе, не сдерживает восторженного писка, вырывавшегося из груди. Он ладошкой прикрывает рот и смотрит вокруг, глубокий вдох делает и пытается запомнить его, заклеймить на своем сознании и в особо темные дни снова и снова возвращаться к цветочному аромату самых красивых цветов мира. Чимин в оранжерее черных роз, чей запах настолько сильно кружит голову, что ему приходится молить себя не упасть. — Нравится? — ловит восторженный взгляд мальчика Пуонг. — Ты знал, почему наш клан носит название именно «Черная роза»? — мужчина проводит пальцами по не раскрывшемуся еще бутону. — Жена моего отца любила розы, она была невероятной женщиной. Такой сильной и властной, что ничуть не уступала ни одному мужчине в только-только зародившемся клане, который шаг за шагом шел к своему месту под солнцем. Она была для отца настоящей поддержкой, стеной, на которую он в случае чего мог опереться. По его заказу эту оранжерею построил один из архитекторов из Италии, и здесь начали выращивать розы всевозможных оттенков. Но мою мать отравили на приеме чиновника или политика, не помню уже, прямо за столом перед всеми гостями. Мне было четыре года, и я помню, как алое пламя поднималось высоко в предрассветное небо, и запах гари по всей округе. Я смотрел, как горят цветы, что были выращены для матери, и не мог поверить, что ее больше нет. После ее смерти в нововыстроенной оранжерее росли только черные розы. Отсюда и пошло название. К тому же, наш подарок — это всегда букет черных роз. Чимин слушает историю, прикасается пальцами к бутону и на подушечках мягкость лепестков ощущает. Чимин до конца не понимает, зачем его привели сюда, зачем рассказывают все это, но покорно и внимательно слушает, исподлобья наблюдая за тем, как сменяются эмоции на лице Пуонга. — Ты, наверное, думаешь, зачем я тебе все это рассказываю? Вступив в клан, ты должен знать ее историю. Тебя выбрал сам Хосок, увидев в тебе потенциал. Воины воинами, но настоящих бойцов, готовых положить голову под гильотину за клан, единицы. Так вот, к чему это я, — он на секунду задумывается. — Я хочу, чтобы ты нарыл всю информацию о Мин Юнги. Я выделю тебе нескольких людей для этого, ты должен выяснить о нем все. Чимин удивление в своих глазах не скрывает, хмыкает, царапаясь об острый шип. — Я не понимаю, Юнги ведь является непосредственным человеком Хосока, а это значит, я буду это за его спиной делать, — Чимин брови к переносице сводит, не понимает, к чему ведет мужчина. — Я не могу этого делать. В какую игру Вы играете, господин Чон? — прямо задает вопрос Пак, о чем уже жалеет, увидев, как вспыхнул недобрый огонек на дне темно-карих глаз. — Чимин, — холодно говорит Пуонг, а у Чимина мелкие волосы на затылке дыбом встают. — Ты только познаешь азы этого мира, тебе еще многому надо научиться. Это не приказ, скорее, просьба. Хосок — мой сын, и я желаю ему только благополучия, ведь он скоро займет мое место. — Вы в чем-то подозреваете Юнги? — бровь выгибает. — Ты это и выяснишь. — Но если Хосок узнает, то он убьет меня, — придумывает новые аргументы Чимин. — Он ничего не узнает, ты умеешь работать тихо, знаешь необходимые подходы к человеку. Как можно объяснить твою связь с Чонгуком? — Чимин понимает, что проебался, так сильно проебался, как никогда. — Не переживай, это нам даже на руку, но мы обсудим это с тобой в следующий раз, — уголками губ улыбается мужчина, вызывая в Чимине необъяснимую бурю непонятых эмоций. — Если я Вам откажу? — храбрость включает. — Если я Вам откажу, то я пойду против главы целого клана, а если приму Ваше предложение, то предам Хосока, получается так? — Ты спасешь Хосока. — Мне терять нечего, я не хочу играть на два фронта. Вы плетете интриги против собственного сына! — Тебе есть, что терять, Чимин. У тебя есть отец, мать и сестра, кажется, ее зовут Лалиса. Она спит с нашим врагом. Поэтому отныне ты мой человек, Чимин. Ты мои уши и глаза. Я предупрежу тебя только об одном — не делай глупостей, мне бы не хотелось лишать мир такого ума и красоты. Теперь ты свободен. Вот только Чимин понимает, что могильная плита, которую он с трудом удерживал на своих плечах, поставила его на колени перед тем, кто умеет бить в самые уязвимые точки человека.