Наброски

…там живет монстр, он убивает тех, кто нарушит покой его леса… … это плохое, проклятое место … … ничто не растопит его сердце… … раньше здесь было поместье герцога Ушинского… …он уличил жену в неверности и убил… …закопал заживо с любовником… … все разрушилось, а на месте поместья вырос лес… … он бессмертный… …заключил сделку с дьяволом… …женщин ждет месть… … он демон… Воспоминания о старых легендах кружились у меня в голове как назойливые мухи. С детства мне не давали покоя страшные истории о герцоге и его неверной жене. Я была очень мечтательным ребенком и могла целыми днями думать, как однажды я вырасту и спасу моего проклятого герцога, создавая свою вариацию диснеевской «Красавицы и чудовища» и нашего «Аленького цветочка». Мне все это казалось очень романтичным, и я с детской наивностью считала, что при одном взгляде на меня герцог раскается в своих грехах, проклятие спадет, и мы будем жить долго и счастливо, как в типичной сказке. И это притом, что деревенскую легенду рассказывали как предостережение. Ни о каких романтичных бреднях не могло быть и речи, потому что в лесу реально пропадали люди. Ни один не вернулся. Отправляли целые поисковые группы, которые так же бесследно исчезали. Лес словно съедал их, и даже косточки не выплевывал. Местные впрочем, исчезали редко, народ у нас тут суеверный и на рожон не лез. Так что, лес, по понятным причинам, был запретным местом даже сейчас, когда уже многие годы не было в живых никого, кто был свидетелем тех событий. И, несмотря на то, что люди считали это просто страшной сказкой, никто не нарушал покой леса, вероятно подсознательно чувство самосохранения давало о себе знать. Даже самые отчаянные головы не решались на это. Но не я. С детских лет я вынашивала свою мечту. Ступить на запретную территорию, поднять тяжелую мохнатую лапу ели и прошмыгнуть туда, в неизвестность. Девочкой я провела много часов, издали, наблюдая за лесом, не видя ничего устрашающего. Как тянул ее в глубь этот таинственный шепот елей! Но строгий наказ бабушки удерживал меня от безрассудного похода. Прошло уже много лет, как я не была в деревне, и бабушка давно покоилась с миром, думы о страшном лесе не тревожили меня, как ни с того ни с сего воспоминания закружились в моей голове беспокойным роем. И вновь я будто слышу шепот елей, и тянется рука к мохнатой лапе, и взгляд мчится в глубь, стремясь опередить ноги. Надо ехать. Решение зрело давно, и этот неожиданный всплеск воспоминаний стремительно подтолкнул его оформиться в слова. Было лето, сессия почти закончилась, и ничто не держало меня в городе. Друзья не поняли этот неожиданный порыв укрыться на лето в сельской глуши, но мне было все равно. И вот я еду по ухабистой дороге в неудобном автобусе, а мысли все роятся в голове не давая покоя. …кто же ты? Что ты хочешь? Куда зовешь меня? В каком непроглядном мраке твое пристанище? Пойдешь ли ты на свет, если я укажу тебе путь, пройду его вместе с тобой? Я не знала, к кому взывала, но чувствовала, что кто-то ждет моего прихода, молит о помощи, может, сам того не понимая. Но я знала — я нужна. Рассуждая здраво – все это бред. Может, мне стоило показаться врачу. Но чувство, что я нужна кому-то было сильнее меня. Я не могла его игнорировать. В конце концов, лечь в психушку я всегда успею. Моя остановка. Наконец-то. Перебросив тяжелую сумку на плечо, я шагнула на пыльную дорогу. Солнце палило нещадно, и я порадовалась, что избавилась от длинных волос, легкий ветерок приятно холодил затылок. Надвинув на глаза кепку, я зашагала вперед. От остановки до дома полчаса ходьбы, но по такому пеклу я не была уверена, что доберусь. А по пути лишь поля да поля, ни кустика, ни тенечка. Я шла под знойным солнцем, вглядываясь в безупречную лазурь неба, на котором не было даже легкого намека на облака. Надоедливо кружились овода над головой, и возникал закономерный вопрос, что быстрее меня доконает – раскаленный блин в небе или эта туча голодных насекомых. Я гадала — как давно здесь не было дождя, трава была нещадно выжжена солнцем. Засушливое лето. Я порадовалась, что никаких огородных работ не предвидится, я не понимала ради чего горбатиться на грядке, когда результат зачастую не окупает себя. А вот и дом. Давненько я здесь не была. Уже десять лет прошло с тех пор. А без хозяина он три года стоит, со смерти бабушки. Покосился, покривился от старости, и будто смотрел с укором – мол, чего так долго тебе не было. И двор зарос совсем, смотрелся чужаком, горделиво выставляя на показ всю свою дикость и нелюдимость. А за домом, за огородом, если приглядеться, можно увидеть тот самый лес. Мне не хотелось заходить в дом, слишком угрюмо он смотрелся по среди летнего зноя. С неохотой я поднялась по сгнившим ступеням и с трудом открыла проржавевший замок. Войдя в дом, я поморщилась от неприятного запаха сырости, затхлости, старости… Нужно было заняться уборкой, раз я собиралась все лето провести здесь. Занимаясь неприятной мне работой, с тоской думала о лесе, как хорошо там сейчас в этот летний зной! Проснулась я рано, несмотря на то, что сильно устала вчера. Солнце только-только начало всходить, и в ласковых объятьях восхода я отправилась туда, куда так стремилось мое сердце. Дорога была легкой, и мне было радостно и весело оттого, что, наконец, осуществляла задуманное. Скинув кроссовки, я наслаждалась утренней росой, она приятно холодила босые ноги, а я с неутолимой жаждой вдыхала знакомые с детства ароматы. А вот и лес – древний и могучий. Мне стало тревожно и страшно. Зачем, ради чего я иду туда? Не зря же он внушал ужас всем. Но обратного пути нет. Я должна понять, что так тянет меня сюда. Может знаменитый убийца хочет искупить свои грехи, а я должна как-то помочь? Но почему я? Но впрочем, возможно все это чушь, а притягивает меня лишь любопытство, запретный плод и все такое. Вполне логично и это не делает меня сумасшедшей. Взгляну одним глазком и домой пойду, а может, вообще уеду… Я вошла. Лес смотрел букой и выглядел грозно лишь поначалу. Вскоре место мрачных елей заняли стройные веселые сосны. Дышалось в этом царстве хвои легко и свободно. Настроение мое сразу поднялось, я решила, что сказки – это всего лишь сказки, и зря я так боялась. Лес как лес. Я с удовольствием вдыхала запах хвои и жалела, что не взяла фотоаппарат. Но вот в просвете между сосен что-то засверкало. Я ускорила шаг и оказалась на берегу чудного маленького озера. Такой чистой прозрачной воды я давно не видела. Вот что значит – человек не потревожил этот дивный уголок природы. Я зачерпнула ладонью воды. Ледяная, аж пальцы сводит. Наверняка где-то здесь бьет ключ. За ночь она бы так не остыла, слишком лето жаркое. С удивлением на противоположном берегу я заметила старый сруб, вероятно охотничий домик. Наверно, не я одна пренебрегла старыми сказками, единственно возможное логичное объяснение. Возможно домик лесника… Я присела на берегу и задумчиво посмотрела в глубь озере. Я недоумевала, как же люди до сих пор бояться этого места. Ведь ничего чудесней мне не приходилось видеть. Все здесь словно пело гимн самой жизни, приносило в душу покой и умиротворение. Я сама не заметила, как уснула, а ветер кружился в волосах и словно шептал слова колыбельной. Мне снова приснился один сон, он мне давно снится, наверно с тех пор как я не была в деревне. Я пробираюсь через лес, и сейчас мне ясно что это именно этот лес, где я уснула. Ветви цепляются за меня, мешая пройти, словно предупреждая об опасности, но я упорно иду к намеченной цели. Что это за цель, я не знаю, но чувствую, она есть. Неожиданно лес сменяет болото, деревья за спиной стонут и кричат «Вернись!» Но я иду, осторожно ступая по топи, я знаю, что должна пройти этот путь, иного выбора нет. Вдруг я замечаю, что в руке у меня окровавленный кинжал, и понимаю, путь мой – это бегство. Я стою, не замечая, что коварная топь засасывает меня, пытаюсь вспомнить, что я сделала, от кого бегу. И знаю лишь одно — я убила. Но вот я уже по грудь в болоте, паника охватывает меня, я начинаю кричать и барахтаться, от чего меня лишь сильнее засасывает. Мне не спастись – это я понимаю совершенно четко. Это моя кара. Проснулась я то ли от холода, то ли от смутного ощущения опасности. Ко сну я уже давно привыкла, иногда мне кажется, что в нем не я вовсе, он не мог быть причиной моего страха. Я осторожно обернулась по сторонам, мгла обступила меня со всех сторон. Это удивительно, ведь было только три часа дня. Лес такой дружелюбный днем, сейчас казался самым страшным из кошмаров. И снова в голове моей закружилась сказка-предупреждение. Черт меня дернул во все это ввязаться! Я не знала, куда мне идти, а что еще хуже очень четко понимала, что лес меня не отпустит в любом случае. И тут я почувствовала, что не одна. Каждая клеточка моего тела кричала об опасности, хотелось встать и бежать, бежать, не важно куда, лишь бы по дальше отсюда, но животный страх сковывал мое тело, мешая двинуться с места. Кто-то полным ненависти взглядом прожигал мою спину. Я знала, он убьет меня. Не было спасения. Но инстинкт заставил мое тело двигаться. Я побежала. С трудом, продираясь сквозь деревья, я бежала подгоняемая страхом, но преследования не чувствовала. Я даже не заметила, как лес поредел, и место твердой почвы заняла хлюпающая болотная жижа. Я не знала как нужно вести себя на болоте, чтобы не утонуть, и поэтому упорно продолжала свой путь, хотя чувствовала, что иду навстречу своей гибели. Я не понимала, за что он хочет моей смерти, хотя ведь в сказке было ясно сказано – женщин ждет смерть. Почему я считала, что нужна… Внезапно сквозь мглу я увидела, как прорисовывается чей-то мрачный силуэт, он непоколебимой скалой возвышался в трех метрах от меня. Из-под черных нахмуренных бровей смотрели глаза, прожигающие все мое существо. Я видела только эти глаза и не понимала, как эти осколки льда могли так пылать не расплавившись. Сколь сильна была ненависть, сквозившая во взгляде! Я была уверена, что никогда раньше не видела его, однако было в нем что-то такое знакомое и родное… Он молча наблюдал, как я тону. А я все смотрела на него, пытаясь вспомнить… Вспомнить что? Этого я не знала. В конце концов, он нарушил эту тяжелую для меня тишину. — История повторяется, не правда ли? У меня мурашки пошли по телу от этого глубокого бархатного голоса, наверняка он неплохо поет. Я судорожно сглотнула, я не была уверена, что мой ответ его интересовал, я пыталась понять, что я такого совершила, какой смертный грех повис на моей душе, за что я сейчас расплачиваюсь. Он, усмехнувшись, сказал: — Молчишь? Действительно, что ты можешь сказать? Я снова удивилась, как много ненависти было в его словах. — Софья, Софья… Неужели ты надеялась уйти от расплаты? После этих слов я совсем обалдела, дрожащим от страха голосом, я спросила: — Откуда вы знаете мое имя? В ответ он рассмеялся: — Дорогая, не прикидывайся дурочкой. Тебе это не идет. -Боюсь, я действительно не понимаю о чем вы… В его глазах промелькнуло сомнение лишь на одно мгновение, потом они снова стали жестокими и ненавидящими. — Не думай, что в этот раз тебе удастся меня провести. Я, наконец, избавлюсь от тебя раз и навсегда! Ситуация прямо скажем не хорошая. Умирать мне совсем не хотелось, а если все же этого не избежать знать хотя бы за что. — Я, тем не менее, хотела бы знать, что я такого вам страшного сделала! Я вас вижу впервые, так что потрудитесь объяснить, какая муха вас укусила! – терять мне было уже нечего, так что можно было и подерзить, хотя с психами шутки плохи… — Нет, дорогая. Ты сама все знаешь. Ты проиграла. Даже не начав игру. Этот мерзавец рассмеялся, а я была уже по шею в болоте. Я лихорадочно соображала – что делать?! Он, похоже, собирался и дальше наблюдать за моей смертью. Нужно мыслить логически – если этот человек желает моей смерти, значит, действительно, есть за что. Что-то по истине ужасное… Может, это было в прошлой жизни? Некоторые люди верят в это. За что он ненавидит меня даже сквозь века? Я не могла поверить, что была способна на что-то плохое. Может, я убила кого-нибудь, кто был ему очень дорог, кого он любил? Я вдруг представила, как могли бы выглядеть эти глаза, пылая любовью, а не ненавистью. Я все смотрела в эти прекрасные льдисто-зеленые глаза, сколько же ненависти в них было. Ненависти и чего-то еще, чего-то неуловимого… Ненависть и боль, горечь, словно ему жаль, что я погибаю, но он понимает, что так нужно, и ненавидит меня за это еще сильнее. Весь мой страх куда-то улетучился, почему-то я не боялась умереть, не боялась его. Я была почти счастлива. Меня неумолимо засасывало, и я была рада, что последнее, что я вижу – это он. — Почему же вы меня так ненавидите? – я с удивлением услышала в своем голосе нежность. В ответ он саркастически улыбнулся: — Не помнишь? Я отрицательно покачала головой, насколько это было возможно. — Не лги хотя бы перед смертью, Софья. — Вы можете хотя бы на мгновение предположить, что я не просвещена в курс событий? Думаю, это был последний мой вопрос, я уже чувствовала у себя во рту болотную жижу. Еще чуть-чуть и я начну задыхаться. Лучше дыхание не задерживать, так я умру быстрее, меньше мучаться. Не знаю, из каких соображений он выудил меня из болота. Может, моя финальная фраза возымела эффект. Тем не менее, он меня спас, я и была благодарно за это. Я лежала на земле, вся в болотной жиже. Мне было так плохо, что вставать не хотелось. Я не вполне понимала, что происходит, и смотрела на все очень отрешенно, будто со стороны. На миг я подумала, что все же умерла, но жуткий вкус во рту заставил меня поверить, что мои мучения еще не закончились. Что же теперь придумает мой палач? — Либо ты действительно ничего не помнишь, либо очень хорошо лжешь,— услышала я возле себя его задумчивый голос. Я тихонечко повернула голову в его сторону. Говорить ничего не хотелось, мне казалось, что это будет болезненно после таких купаний. И тут я потеряла сознание, мой мозг решил, что хватит с него волнений, и правильно сделал. Мне снился сон. Готический замок, я в темноте бесшумно, словно кошка, куда-то иду. Бесконечная вереница коридоров, жуткие скульптуры, а я все иду, ступая босыми ногами по каменному полу, ногам холодно, но это ерунда. У меня есть цель. В моих руках смерть, его смерть. Я покрепче сжала кинжал, тот самый. Он смотрел на нее спящую, и смешанные чувства отражались на его лице. Как она прекрасна, как невинна! Какой это жестокий обман. Что ж на этот раз он на стороже, он не даст себя обмануть. Слишком хорошо он знает, что скрывается за этой оболочкой. Во сне София беспокойно вздохнула и перевернулась на другой бок. Брови ее сосредоточенно нахмурились, и она снова заворочалась. Сон, вероятно, был дурной. Слезы побежали по ее щекам, и чуть слышно она бормотала: — Прости… так надо… прости… Он провел пальцами по мокрой щеке и усмехнулся – никогда прежде не видел ее слез. София во сне бессознательным движением прижалась к его ладони. -… прости… Я шла и шла, я знала, что это всего лишь сон, но что-то подсказывало мне, что это разгадка. Я поняла, что плачу, бессвязно шепча: «так надо… прости…» Я пыталась понять, зачем мне его смерть, но воспоминание ускользало от меня. Я проснулась. Поняла, что плакала я не только во сне, но и наяву. Мне не хотелось открывать глаза и возвращаться к реальности, я чувствовала его присутствие, боль накрыла меня свинцовым плащом, и я заревела по-настоящему. Я не знала, кого я оплакиваю себя или его, было неловко оттого, что он видит как я плачу, но остановиться я не могла. Я услышала, как он подошел ко мне, и сел рядом, словно в нерешительности. — Дорогая, стоит ли так убиваться? От этих слов я заревела еще сильнее. Он обнял меня за плечи, мне стало еще горче. Знает ли он причину моих слез? Утешает свою убийцу. Я спрятала лицо в подушку, пытаясь сдержать слезы. — Что тебя так расстроило? Я подняла на него свои красные заплаканные глаза, пытаясь разгадать, что чувствует он. Но взгляд его был непроницаем. — Так ради чего же этот вселенский потоп? – снова спросил он, вытирая мое мокрое лицо. — Я вас убила, да? – одними губами спросила я. Казалось, он был удивлен, но быстро взял себя в руки. — А вчера ты утверждала, что ничего не помнишь, — он зло усмехнулся, — оплакиваешь, что не удалось совершить задуманное? Не трать слезы попусту, они тебе еще пригодятся. Это прозвучало как угроза. Я ничего не могла сказать на это. Прости, я не хотела? Смешно! Это была моя цель. Но почему же я так этого хотела? Почему? Я вдруг подумала, что непросто складывались наши отношения, а в этой жизни будет еще сложнее. Сердце его жаждет мести. Я могла это понять. И простить. Хотя видит Бог, прощение должна заслужить я, видно за этим меня так тянуло в этот проклятый лес. — Что вы намерены делать? Он резко отстранился от меня и отошел к окну. Я села на кровати, закутавшись в одеяло. — Пусть это будет для тебя сюрприз, — сказал он и покинул комнату. Я же, наконец, осмотрелась, задалась вопросом, кто меня вымыл и переодел, ощутила смесь смущения, и удовольствия от мысли, что это был он. Мне показалось, что я почти вспомнила, что значит быть в его объятьях, чувствовать его поцелуи. Я ожидала увидеть комнату старинного замка, или что-то в этом роде, и была удивлена, обнаружив интерьер, соответствующий современности. Комната была просторная и светлая, но явно не обжитая. Кроме кровати и кресла в углу, в котором вероятно сидел мой тюремщик, мебели больше не было. Я подошла к окну и отдернула занавески. Смешно. Он решил, что есть необходимость в решетках. Видимо готовился к моему прибытию. За окном я увидела сад в утренней дымке, хотя скорее в тумане. Я еще раз пробежала глазами по комнате. Две двери, в одну он вышел, и она наверняка заперта, а вот вторая, возможно, ведет в ванну. Я решила это проверить. Действительно, ванная комната. Я придирчиво посмотрела в зеркало, волосы высохли как зря и были похожи на птичье гнездо. Я обнаружила наличие всех туалетных принадлежностей и решила, что не будет лишним привести себя в порядок. Закончив водные процедуры, я поняла, что у меня больше суток не было во рту ни крошки. Может, он решил голодом меня заморить? Чувствуя себя неловко в почти пуританской сорочке, я вернулась в комнату. Я обнаружила, что пока меня не было, здесь появилась одежда. Джинсы и простой свитер, по качеству совсем не дешевка. Но я бы себе такое не купила. Я предпочитала одежду более женственную и сексуальную, а в этом нельзя было с уверенностью сказать, что у меня за фигура. Чувствуя себя не в своей тарелке, я села в кресле и стала ждать его. Мне не хотелось думать о своем сне и утренней истерике. Но, тем не менее, я терзалась вопросом – за что я его убила. Наверняка у меня была веская причина для этого. Чувство вины меня не очень глодало, все же в этой жизни я ничего дурного не сделала, а в прошлом… как я могу отвечать за то, чего не помню. Да, думаю, стоит этот вопрос выяснить. Не будет же он вечно молчать. А мой сон может вообще не имеет отношение к действительности. Я так задумалась, что даже не заметила, как он вошел. — Вижу, ты готова. Я подпрыгнула от неожиданности. — Вы меня напугали, — я съежилась под его взглядом. Он схватил меня за руку и выволок из кресла. — Пойдем. Я не решилась спрашивать куда, настроение его, судя по всему, лишь ухудшилось. Я безропотно пошла за ним, еле поспевая за его широкими шагами. Мы вышли из дома, он был такой же пустой, как и комната, где я спала. Нас ждала машина с водителем. Это меня несколько удивило, и я терзалась смутными сомнениями, что мы не в России. Ехали мы молча, а я, глядя в окно, все больше убеждалась в своей правоте – у нас таких дорог нет. Вероятно, мы в Европе. Я думать не хотела, каким образом мы здесь оказались. Подозрительно покосившись на своего попутчика, я решила – он колдун или что-нибудь в этом роде. Меня эта мысль позабавила, и я улыбнулась. Так мы и ехали – я, пряча улыбку, изредка поглядывала на него, он же упорно меня не замечал. В конце концов, мне надоело молчать. — Можно спросить? – со всей серьезностью спросила я. Он удивленно поднял брови, но ничего не ответил. Я решила повторить попытку завязать разговор. — Куда мы едем? Тишина. — Как вас зовут? Легкий смешок и все та же тишина. Я подумала было тоже больше не говорить ни слова, но решила, что это плохая идея. Сделав самое невинное лицо, какое я только могла, придвинулась к нему почти вплотную и вновь задала вопрос. — Вы так и будете молчать? Он бросил на меня такой взгляд, что я почти пожалела, что сижу так близко. Я не отодвинулась, на что он, думаю, рассчитывал. Откинувшись на спинку, я изучала его лицо. Он был совершенен как греческая статуя. Я почти ощущала тепло его тела, как же хотелось, чтобы обнял меня! — Мне холодно. Тишина. Я надулась. Упрямый болван! Но тут он нажал на какую-то кнопку, и между нами и водителем появилась перегородка. — Что ты себе позволяешь! – он повернулся ко мне в гневе, — запомни хорошенько, я больше не попадусь в твои сети! Он грубо схватил меня, прижав к себе, и ей-богу, я была бы счастлива умереть в этих объятьях. Я чувствовала его дыхание на своем лице, инстинктивно я подалась вперед, надеясь на поцелуй. Мне показалось, что он хочет этого не меньше чем я. Я подвинулась еще ближе и робко прикоснулась к его губам. В ту же секунду он отшвырнул меня на место. Я повернулась к нему спиной и упорно всю оставшуюся дорогу смотрела в окно, безуспешно борясь со слезами. Он больше не сказал ни слова, а я спиной чувствовала его ярость. Мы приехали в какой-то порт. Пахло морем и рыбой, множество людей различных национальностей сновали туда сюда. Я буквально утонула в шуме. Мой тюремщик вышел и машины, и грубо схватив меня за руку повел за собой. Я попыталась вырваться: — Отпустите, я сама пойду! Он как всегда проигнорировал меня, это уже начинало порядком надоедать. Тем временем мы подошли к пристани, там нас ждала небольшая яхта. Он, не дав мне возможности осмотреться, запер в каюте. Чувство голода мучило меня все сильнее. Надо делать ноги! Чтобы я ему не сделала когда-то там непонятно когда, я не обязана расплачиваться за это сейчас. Со своей совестью и чувством вины я как-нибудь договорюсь, только бы убежать! Я посмотрела в иллюминатор, внизу плескались волны, и я решила, что вполне могу пролезть в него и вплавь как-нибудь добраться до пристани, а затеряться в толпе будет не сложно. Открыв его, я высунулась и посмотрела по сторонам – в Багдаде все спокойно. Осторожно, тихо-тихо я вылезла, благо физическая подготовка позволяла мне проделывать такие номера. Я отпустила руки и погрузилась в море и буквально задохнулась от ледяной воды, плавала я неважно, но выбора не было. Как меня никто не заметил, пока я плыла, не знаю. Благополучно выбравшись на пирс, я нырнула в толпу. Отойдя на безопасное расстояние, я посмотрела на яхту. Все спокойно. Пропажа еще не обнаружена. Я улыбнулась своей удаче. Что делать теперь, я еще не решила, главное было уйти как можно дальше от пристани. Судя по всему, это был провинциальный портовый городок. Как отсюда выбираться я не знала. Не думаю, что здесь есть русское посольство. А местные органы правопорядка скорее навредят мне, чем помогут. Наверно, я выглядела странно – в мокрой одежде, с взлохмаченными волосами. Меня будет легко найти. Это расстраивало. Кроме того, я замерзла и все еще сильно хотела есть. Я бродила по улицам и почти жалела, что сбежала. Небо затянулось серыми облаками, вскоре стал накрапывать мелкий дождь, который постепенно усиливался. Людей на улицах почти не стало. Я забрела в какой-то парк и спряталась в беседке, было одиноко, голодно и холодно. Наверняка, меня уже ищут. Обхватив колени руками, я смотрела на дождь. Мне никогда не было так холодно, зуб на зуб не попадал. И, честно говоря, я ждала, пока он меня найдет. Идея побега была вообщем-то неплоха, но ни черта не продумана. Я не знаю, сколько я так сидела, по-моему, у меня замерз даже мозг, во всяком случае, думать о чем-то я не могла и находилась в полном анабиозе. Он меня нашел. Я не сомневалась, что так и будет. Наверно, у меня был очень жалкий вид, и он не стал кричать на меня, на что я рассчитывала, а просто отнес в машину. Включил печку, завернул меня в свой пиджак и повез, вероятно, снова на яхту. Мы не сказали друг другу ни слова за всю дорогу, впрочем, времени это заняло минут десять, не больше. Он также на руках отнес меня в каюту, там не надолго вышел, и по звуку я поняла, что набирает ванну. Так как я сидела как истукан и стучала зубами, он решил, что я сейчас не в состоянии что-то делать сама и попытался меня раздеть. Во мне всколыхнулись остатки разума, я одеревеневшими руками оттолкнула его и со словами «сама» прошествовала в ванну на негнущихся ногах. Сняла дурацкий свитер, ломая ногти, с трудом стянула мокрые джинсы и с наслаждением погрузилась в горячую воду. Я долго не могла согреться, но когда по всему телу разнеслась приятная теплота, я задремала. Наверно, я долго не подавала признаков жизни, поэтому он осторожно приоткрыв дверь, посмотрел как я там, сквозь дрему я заметила это и ленивым движением кинула в него мочалку. — Брысь! Дама раздета. Он поймал мочалку, рассмеялся над моей выходкой и зашел, заперев за собой дверь. Я совсем уже проснулась и секунду размышляла, нужно ли мне прикрыться, решив, что нужно, я резко села в ванне, закрыв все интересные места руками. — Эй! Невежливо так вот врываться, — возмущенно воскликнула я. — Невежливо уходить не попрощавшись, — невозмутимо ответил он. Я поморщилась при этих словах. Зануда, когда же он, наконец, решит, что со мной делать! Он подал мне полотенце, я подозрительно на него посмотрев, попросила отвернуться. — Раньше ты не была такой скромницей. — Когда раньше? Вы хоть точно уверены, что было это «раньше»? – я упорно сидела в ванне. Он не стал со мной пререкаться, а просто вытащил и замотал в полотенце. Моему возмущению не было предела. — Да что вы себе позволяете! Я извивалась в его руках как уж на сковородке, впрочем, безуспешно. Он, посмеиваясь надо мной, отнес меня на кровать, закутал в одеяло так, что я чувствовала себя большим младенцем. — Я есть хочу! – обиженным голосом заявила я. — Что ж, надеюсь, пока меня не будет, ты никуда не испаришься? – он выглядел очень сурово и серьезно, но мне показалось, что он не рассержен, и может быть даже, я чуточку растопила его сердце. Я робко ему улыбнулась. — Только если вы скажете, наконец, свое имя. — Владимир. Я улыбнулась еще шире и ответила: — Приятно познакомиться. Его это, похоже, позабавило, но тут же словно сам себе что-то напомнив, стал еще суровее и молча вышел. Я утешила себя тем, что сейчас в нем нет хотя бы ненависти. Вырвалась из кокона, в который он меня засунул, кинула на стул мокрое полотенце и, замотавшись в одеяло, стала ждать его возвращения. Он пришел очень скоро с подносом еды. Я даже не помню, что там было, просто молча все съела, успокоив, наконец, свой желудок. Меня снова потянуло в сон, не обращая на него внимания, я свернулась калачиком и заснула. Проснувшись, я поняла, что еще ночь, лунный свет просачивался сквозь иллюминатор, освещая каюту. Мой тюремщик спал в кресле, наверно не решился оставлять меня одну после побега. Я подумала, что возможно, стоит его пригласить в кровать, места нам двоим, вполне хватит, но, решив, что он воспримет это как попытку сблизиться, я решила, что пусть мучается в кресле. Закрыв глаза, я вновь очень быстро уснула.