66
«Как нужна для жемчужины полная тьма – Так страданья нужны для души и ума. Ты лишился всего, и душа опустела? Эта чаша наполнится снова сама!»
© Омар Хайям
Сарада все-таки уничтожила тело Шисуи, как и обещала. Пришла на кладбище к свежей могиле, расстелила свиток и применила ту самую технику. Под землей послышался негромкий глухой хлопок. Сарада свернула свиток дрожащими руками, поднялась с колен и окинула взглядом пустое вечернее кладбище. В сумраке все еще можно было различить имя на могильном камне:«Учиха Шисуи»
Пустые символы. Никакого Шисуи здесь нет. Сарада спрятала свиток и медленно побрела домой. Над мрачными деревьями догорало оранжевыми красками небо. Вечер был теплым, словно молоко. Сарада слушала мирный гомон улицы, вдыхала запахи вечерней свежести и уличной еды, духов и крепкого пота случайных прохожих. Все то, что вызывало у нее хоть какие-то чувства, будь то нежная привязанность или панический страх, исчезло. Шисуи умер. Корень — истреблен Итачи. Нанадайме ушел из деревни в путешествие. Отец в больнице и не хочет ее видеть. Дядя — психопат-отцеубийца, но почему-то дважды не убил и даже подарил право на жизнь ей и Саске, уничтожив организацию Данзо. Сарада оказалась предоставлена самой себе, и ей понемногу удалось подчинить хаос своих мыслей. События минувшей недели стали для нее серьезным ударом. Прежде она медленно варилась в своем безумии, но в тот вечер, когда погиб Шисуи и вернулся в деревню Итачи, душевная боль и дикий страх достигли своего апогея. Душу перекрутило в фарш, и Сарада точно сошла бы с ума, если бы неожиданно не сработали защитные механизмы психики. Рассудок не мог терпеть такой натиск, и естественной его реакцией было защититься: погасить страх, отринуть панику, заглушить сомнения. С самого первого момента в прошлом Сарада не знала покоя. Тревожилась за будущее, за своих друзей и близких, сомневалась в каждом решении, однако путешествие, первостепенной целью которого было спасти от гибели маму, постепенно обретало новый смысл. Сараде явился мир, в котором выросли родители, и этот мир уже успел преобразить ее до неузнаваемости. Он рассыпался в руках. Сарада была практически уверена, что будущее изменилось настолько, что вопрос с мамой и той роковой миссией может быть неактуален вовсе. Впереди ожидались самые кровавые годы из учебника по истории, и Сакура могла просто не дожить до того дня, когда должна была погибнуть. Родители казались Сараде беззащитными. Как матери боязно отпускать от себя ребенка, которого столько месяцев она носила в утробе, так и Сараде было страшно за Саске и Сакуру. Однако после гибели Шисуи тревоги, сутками роящиеся в сознании, осели кучей сухого мусора, и Сарада просто безжалостно вытряхнула их из головы. Ей было уже неважно, родятся в будущем Боруто и другие или нет. Вряд ли пережить их отсутствие было бы сложнее, чем оправиться сейчас от смерти Шисуи. Прошлое приняло ее, поглотило, обратило на свою сторону. Учиха Сарада стала частью истории. Если раньше ей казалось, что в прошлом она чужая, то сейчас и в будущем она не видела для себя места. Она успела свыкнуться с мыслью, что родители — ее ровесники, Нанадайме Хокаге — непоседливый шумный генин, который называет ее «нээ-чан» и смотрит таким взглядом, каким никто никогда на нее не смотрел. И Сарада чувствовала, что если вернется обратно, то станет одинокой. Люди этого поколения не примут ее: все они станут взрослыми. А одноклассники не поймут. Пустота в душе и холодный расчет в мыслях поначалу пугали. Сарада будто стояла в огромном пустом зале, где эхом раздавался ее голос, четкий как никогда: никто его не перекрикивал, не пытался заглушить, — и чувствовала, что в этой временной пустоте очень скоро появится что-то новое, а рядом уже не было Шисуи, чтобы рисовать на чистом листе новую Сараду. В направлении туманного будущего развернулся легким пунктиром ее путь ниндзя, все еще нечеткий и призрачный, но Сарада знала: с каждым шагом он будет становиться яснее.****
Сарада наведалась в комнату Шисуи и проверила пробирку с насекомыми. На столе в полумраке спальни с распахнутыми шторами лежал толстый цилиндрик, в котором лениво копошились жуки — подарок дяди. Черт знает, что подразумевал этим жестом Итачи, может, надеялся, что незадачливая племянница разобьет нечаянно пробирку и остатки клана Учиха благополучно скончаются от яда, но Сарада восприняла его по-своему. Быть сильной и быстрой, отлично владеть своим додзюцу — этого было мало. Все навыки оказались бесполезны, когда Шисуи-сан был на краю гибели. Все, что оставалось тогда — сидеть и смотреть. И слушать лекции о том, что делать с его глазами и телом после смерти. Пусть навязчивые мысли больше не занимали ее, но прошлое все еще нависало над ней, и Сарада неосознанно пыталась разрешить проблемы минувшего, пускай и с серьезным опозданием. Отыскать антидот против яда, убившего Шисуи — вот чего она хотела. Ей казалось, только знание, что она сумеет разрешить ту безвыходную ситуацию, принесет окончательное удовлетворение и поставит жирную точку в печальных воспоминаниях о кончине друга. Сарада приблизительно понимала, в какую огромную область лезет, и подозревала, что самообучением и ослиным упрямством она вряд ли добьется чего-то толкового. Но можно было начать хоть с чего-то. Хотя бы с книг. С чтением у нее проблем-то никогда не было! Неожиданный подарок дяди заставил ее вернуться в тот день в Резиденцию и забрать книгу, о которой она уже и думать-то забыла, стоило выбраться с Саске на поиски Нанадайме. Осилив эту книгу за один вечер, Сарада наведалась в библиотеку и нагребла себе всего, что имело хоть какое-то отношение к ядам. Денег в доме хватало, команды у нее не было, и все свободное время она посвятила обучению. Жуки обосновались отныне в комнате Шисуи, а Сарада углубилась в чтение. Делить квартиру с ядовитыми насекомыми, погубившими Шисуи, оказалось далеко не так просто. Первую ночь Сарада не могла нормально спать. Беспокойно вскакивала, бежала в комнату Шисуи и проверяла, хорошо ли закрыта пробирка. Пересчитывала жуков, не сбежал ли кто. Тридцать восемь особей. Магическая цифра «тридцать восемь» прочно отпечаталась в ее сознании, и даже посреди ночи, просыпаясь в панике, что насекомые сбежали из своей стеклянной темницы, Сарада видела перед глазами символы заветных цифр. Она вздохнула и включила свет. В который раз пересчитала насекомых. Все были на местах. Надо что-то с этим делать. Нет ли какого-то барьера, чтобы их запечатать? Сарада отошла от письменного стола и случайно заметила в оконном стекле свое невесомое отражение, сквозь которое просвечивались перила балкона, деревья и огни дома напротив. Склонила голову. Поправила очки. Ни презрения к себе, ни наоборот гордыни… Пусто. Она медленно расстегнула молнию, скинула платье. Все еще худой неоформившийся подросток. Сарада заправила за уши волосы и осмотрела комнату, которая отныне была целиком и полностью в ее распоряжении. Взгляд упал на темно-серую футболку Шисуи, все так же лежащую на покрывале. Сарада провела рукой по мягкой ткани, сгребла футболку и, повинуясь какому-то необъяснимому порыву, натянула ее на себя. Опять посмотрела на свое отражение в окне. Футболка была велика. Вырез сползал, обнажая бретельки топика и острое плечо. Рукава прикрывали руки до самых локтей, низ футболки почти полностью заслонял шорты… Но Сарада осталась довольна. Мягкая ткань приятно касалась кожи, знакомый родной запах обволакивал, задевая притихшие струны души. Снова захотелось плакать, но Сарада уверенно тряхнула головой и вернулась в гостиную, повесив перед этим на спинку стула свое платье и погасив свет. Она забралась с ногами на диван и развернула свиток, который брала с собой на кладбище. Техника, уничтожившая тело Шисуи, оказалась самой простой из всех. Другие сбивали с толку и с тем, чтобы изолировать опасных жуков, никак бы не помогли, потому Сарада вернула свиток в ящик, постояла, подумала, забрала все остальные свитки и вывалила на диван. Вечер обещал быть интересным. К разочарованию Сарады, ни одной подходящей барьерной техники в свитках не нашлось. Все они действовали только в момент подачи чакры, а оставить их работать автономно на долгое время было нельзя. Это огорчало. Тем не менее обнаружилось и кое-что интересное. А именно — подписанные непонятным языком свитки, которые внутри оказались пустыми. «Зачем подписывать пустые свитки и прятать в ящик с другими?» — сердито подумала Сарада. Хотя, может, Шисуи планировал их заполнить, но… не успел? Сарада со вздохом откинулась на спинку дивана. В квартире стояла звенящая тишина. Слышался мерный звук электричества. Она отложила свитки и взяла со стопки рядом с журнальным столиком верхнюю книгу.«Введение в неорганические яды»
****
День выпал холодный и ветреный. Сухо шелестели деревья вокруг пустой тренировочной площадки, а Сарада зябко пожимала плечами, складывала печати и размышляла настолько цинично и хладнокровно, что Нанадайме наверняка бы снова вспылил, узнав, о чем она думает. Будущее — в топку. Птица. Убийство членов Корня — туда же. Их убил дядя, пускай его и ловят. Все равно не поймают. Змея. Если что, я вообще ни при чем. Я — маленькая слабая девочка-генин. Обезьяна. У меня нет Мангеке. Я бы не сумела одолеть членов Корня. Коза. Сарада закончила складывать печати. В воздухе повис искрящийся разрядами шарик. Она попробовала пустить на него больше чакры, и шарик увеличился. Так. Теперь управление… Шаровая молния понеслась по воздуху и спикировала в гнилую колоду на краю тренировочной площадки. Раздался оглушительный взрыв, во все стороны полетели щепки. Сарада опустила руки. Слишком медленно. Во время сражения с Бунтант в Стране Воды она в точности все повторяла за своей соперницей, и техника действовала на ура. Но вот применять шаровую молнию в реальном бою Сарада пока не рисковала. Тренировки с Итачи и Шисуи приучили ее, что действовать нужно максимально быстро. Времени на подготовку техники и концентрацию никогда не было, и Сарада предпочитала комбинировать Стихию Молнии с атакой сюрикенами или кунаями. Ладно. Еще раз. Попробуем больше. Она быстро сложила печати. Больше, еще больше! Ее окружили потрескивающие от электричества сферы шаровых молний, и Сарада опять направила их к бревну. Один за другим прогремели взрывы. Она опустила руки и выдохнула. Все еще слишком медленно. Ветер ненадолго унялся, а в леске вокруг тренировочной площадки послышался характерный шорох. — Хе-ей! Давай, Акамару! Бодро тявкнула собака. Все стихло. Так, еще раз. Сарада сложила печать птицы и вдруг заметила на перчатке, прикрывающей руку от локтя до середины ладони, знакомого жука. Ее прошиб пот. Этот жук был точь-в-точь похож на тех, которых ей подарил в пробирке дядя. Итачи сообщил, что Корня больше нет, но Сараду все еще терзали сомнения: не соврал ли? Жук на перчатке был живым доказательством того, что пользователь ядовитых жуков все еще жив, и притихшая было паранойя обнаружить на себе насекомое сейчас стала явью. Инстинкты сработали мгновенно. Сарада замахнулась, чтобы убить жука, пока он не успел переползти на голую кожу, но ее остановил резкий возглас: — Нет! Ладонь замерла в сантиметре от насекомого. Сарада испуганно огляделась. Из леска, спотыкаясь, бежал парень в черных очках. Ворот высокой светлой кофты закрывал ему пол-лица. Это же… Шино-сенсей? Она уже видела его на главных боях. Сенсей подбежал к ней вплотную, торопливо подставил ладонь и легкими пинками погнал жука с ее перчатки. Сарада не дышала, чувствуя сквозь ткань перчатки касания пальцев Шино, который ни с того ни с сего оказался очень уж близко. Насекомое нехотя переползло ему на ладонь, и юный сенсей немного расслабился. — Быть осторожнее надо. Чуть не навредила ему ты. Жучок проворно побежал по его руке и скрылся под покровом рукава. До Сарады наконец дошло. — Так это был твой жук? — Да. Словно гора с плеч свалилась. Дядя не соврал. — Я подумала, он ядовитый. — Не ядовиты кикайчу мои. — Ты — Абураме Шино? Сенсей молча глядел на нее. За высоким воротником и черными очками прочитать выражение его лица было невозможно. — Учиха Сарада? Пусть они и не были знакомы лично, но имена друг друга знали. Шино должен был сражаться на главных боях экзамена на чунина, так что в том, что Учихе известно его имя, ничего удивительного не было. Откуда же ее знает Шино-сенсей, Сарада не имела понятия. Иногда казалось, что в деревне никому нет до нее дела, а в другое время, наоборот, чудилось, что каждый бродячий кот знает ее в лицо и по имени. — Да. — Очень приятно. В кустах послышался шорох. Рядом с разгромленной колодой появилась девушка в теплой толстовке. — Ш-шино-кун… Ты тут? — робко пролепетала она. Сарада взглянула на нее и оторопела. На границе леска и полигона стояла юная Хината. Такая маленькая и кроткая. Даже страшно на задания отправлять. — Идти мне стоит. Шино-сенсей коротко поклонился и скользнул в чащу. Хината издали с опаской посмотрела на Сараду и тоже скрылась в лесу. Вновь зашумел ветер, играя пышной листвой деревьев. Сарада осталась одна. Ее одолевало какое-то нехорошее чувство неприязни. Приступ ревности и стыда. А думала, что разучилась чувствовать. Сарада понимала, что посягает на чужое и в принципе не имеет на это права, но всякий раз, когда в памяти воскресал образ Нанадайме, ревность каким-то удивительным образом побеждала стыд. Сарада сравнивала себя с Хинатой и опасалась, что это кроткое создание в один прекрасный день заинтересует Наруто куда больше, чем она сама. Будущий Хокаге, обуздавший силу Кьюби. Добрый и светлый, уверенный и надежный Нанадайме всегда был примером для нее, и близкое общение с ним в свое время привело Сараду в такой восторг, что она загорелась идеей стать Хокаге. Тогда, в прошлом, она боялась признаться даже самой себе, что влюбилась в отца Боруто. Ей и мысль такая не приходила в голову. Он был намного старше и… Впрочем, то, что он был женат и имел двоих детей, уже было неважно. Сарада и так твердо знала, что они не могут быть вместе ни при каких обстоятельствах — они жили в разных измерениях, которые изредка пересекались самыми краями и тут же расходились вновь. Каким-то образом ей удалось подавить в зародыше зачаток этого большого чувства и убедить саму себя, что это просто огромное уважение и благодарность за то внимание, с которым он некогда отнесся к ней. Но каждый раз, когда мимо проходил случайный клон Седьмого или его веселое лицо появлялось на больших уличных экранах в очередном обращении или интервью, ее сердце трепетало. Она смотрела и не могла оторваться. Ловила дорогую сердцу мимику, каждую интонацию… Но нет, это же была не любовь. Просто восторг и уважение. Не так ли? Все, что оставалось Сараде: идти за ним вслед и надеяться, что однажды он заметит, как она выросла и насколько сильнее стала; оценит путь, который она избрала: такой же путь, как и у него. Передаст ей Коноху и свою волю, как достойной… Уже не девочке из академии, а куноичи уровня Каге. Раньше казалось, этого достаточно. Но после общения с малышом Наруто и генином в костюмчике несочетаемых цветов Сарада выстроила новый образ Седьмого. Из идеального существа, чуть ли не полубога, он стал обычным мальчишкой: слишком шумным и вспыльчивым, местами бестолковым, неаккуратным и без каких-либо выдающихся талантов. И тем более странно было вспоминать, чего он сумеет добиться. Узумаки Наруто больше не был недосягаемым идеалом. Сарада впервые не просто слепо восторгалась, а понимала, что он за человек, чем вообще живет. Замечала, что уже сейчас в богатой игре эмоций на его лице стали появляться характерные гримаски Нанадайме из будущего, которых у маленького шестилетнего Наруто в прошлом еще не было. Отныне они жили в одной плоскости, а Сарада могла общаться с ним как с равным и рассчитывать на взаимные чувства. Несуществующие барьеры, которые она воздвигала, сдерживая себя, пали вместе с осколками старой личности, и подавленный в зародыше огонек, перекованный когда-то в немое восхищение, с каждым днем разгорался все сильнее, преображаясь в крепкую привязанность не к идеальному образу, а к живому человеку сразу всех возрастов. Ее тянуло к Наруто, словно у него было что-то, чего ей не хватало с самого рождения. Она хотела быть рядом, смотреть на него, касаться… Увидела воочию, насколько меняется мир от присутствия Нанадайме: деревня из западни стала просто обычной деревней, мысли о неотвратимости собственной скоропостижной гибели сменились острой тягой к жизни. Ему ничего не надо было говорить. Сарада просто знала, что, если даже весь мир опошлится и сгниет, если даже отец от нее откажется, а родной дядя предаст и решит убить, Нанадайме не изменится. Глупо было полагать, что бывают исключения, но Наруто был этим исключением. Надежным и светлым. Ему хотелось доверять. Хотелось жить подле него в чистом и правильном мире, где есть справедливость, верность и настоящие друзья. В мире Сарады ничего этого не было и близко. Может, потому ее так сильно тянуло к нему? Жизнь упорно отучала ее верить в сказки, но Наруто был живым воплощением одной из таких сказок. И Сарада чувствовала, что частичка умирающего ребенка в ней, пытающегося отладить окружающий мир по своему наивному видению справедливости и порядка, с жадностью рвалась в эту светлую сказку, отвергая цинизм, эгоизм и холодный расчет, прочно овладевшие рулевым колесом ее натуры. Однако даже получи этот ребенок желаемое, ступи он во владения Узумаки Наруто… управляющие у руля не сменились бы. Если бы Наруто захотел быть с ней, Сарада согласилась бы без колебаний. Но в то же время, если бы на Нанадайме предъявил права кто-то еще, пусть даже и его будущая законная жена, она боролась бы за свое место под солнцем. Тревоги о том, что такие желания преступны, ведь они нарушат течение времени, ее более не занимали. «Я — чудовище», — подумала Сарада. И на душе стало как-то спокойнее. Признать, что ты плохой человек, и жить дальше, оправдывая этим все свои грехи, проще, чем продолжать пытаться оставаться хорошей и мучиться угрызениями совести. Сарада по привычке прикусила губу и стала складывать печати. Птица. Змея. Обезьяна… Прости, Боруто.****
Утренний ветер принес грозовые тучи. Небо за окном потемнело, и вскоре в стекло постучались первые косые капли летнего ливня. Сарада поднялась из-за стола с тарелкой в руках и продолжила обедать, стоя у окна и наблюдая, как ураган терзает деревья. Ее посещали разнообразные мысли, чаще всего даже не связанные между собой. Сарада лениво разбирала их, осматривала со всех сторон и отпускала дальше в свободное плаванье. Эх, вот бы повторился один из тех странных снов. Она не знала, чем была вызвана их гипертрофированная реалистичность и был ли в них хоть какой-то смысл. Я бы правда хотела, чтобы ты стал Хокаге, Шисуи-сан, приходил по ночам уставший и делился со мной тем, что произошло за день. Тот странный разговор… Ее вопросы… Сарада прокручивала в голове слова «Дайса» и «Сусаноо». Второе она когда-то слышала, кажется, от папы. Та техника Мангеке вполне могла носить такое название. Быть может, расслабленный разум сумел отыскать дорогу к ответу сам по себе, маскируя свои изыскания под воображаемую беседу с Шисуи? Но «Дайса»? Я никогда не слышала это слово. Просто бессмыслица? Тем не менее Сараде было интересно, какой ответ дал бы ей Шисуи в одном из таких реалистичных снов, если бы она спросила его про пустые свитки. Этот ответ, пусть бы даже и беспорядочно сгенерированный сознанием, подсказал бы, есть ли в свитках какой-нибудь смысл? Она отстранилась от окна, подошла к проходу в гостиную с тарелкой в руках и, навалившись плечом на дверной косяк, продолжала обедать, глядя на пустую гостиную со стопкой книг у дивана. Что бы ответил Шисуи, будь он жив? Сарада вдруг вспомнила, как и сам Шисуи некогда стоял на том же месте в той же позе и наблюдал, как она пытается справиться с барьерной техникой. Что-то щелкнуло в голове. Сарада зажмурилась и вновь открыла глаза, прислушиваясь ко внезапно озарившей ее идее. Капли дождя настойчиво барабанили о стекло. Сарада отставила тарелку с едой и метнулась в гостиную к ящику со свитками. Выбрала один, вернулась на кухню и зажгла свет: слишком уж темно стало от ливня за окном. Она расстелила свиток и приложила к бумаге ладонь. Попробовала пустить чакру, как на барьерную технику, постепенно передавая ее на все пространство листа. И, о чудо, в самом начале девственно чистого листа проступили три томоэ! Свитки не пустые, а с секретом. Ох, Шисуи-сан. Но загадка явно состояла из нескольких уровней. Сарада прошла только первый: догадалась пустить чакру. Три томоэ. Три томоэ… Что это значит? Три томоэ — в завершенном шарингане. Шаринган. Сарада активировала додзюцу. Вокруг томоэ проступили символы. «Тигр», «Крыса», «Бык», «Коза», «Тигр», «Крыса», «Птица». Печати. Сарада сложила печати и приложила правую ладонь к рисунку томоэ. На листе развернулись символы. Она затаила дыхание, наблюдая, как зазмеились по белому пространству бумаги письмена, выползающие из трех черных запятых томоэ. Значит, свитки доступны только нашему клану. Или… или тем, у кого есть шаринган. Сарада с ревностью подумала о Какаши-сенсее, дяде и том… том страшном мужчине в маске, который убил ее. Все они также могли прорваться сквозь секрет Шисуи. Отвлекшись мыслями о других пользователях шарингана, помимо себя самой и отца, Сарада не сразу заметила, что текст прочитать не может. Это была какая-то неразборчивая вязь, отдаленно похожая на обычные символы… Лишь отдаленно. Текст не имел никакого смысла. Сарада напряглась. Так значит, это еще не все? Есть другие уровни загадки? Но как она ни пыталась отыскать решение — оно упрямо не приходило. Прожигая шаринганом свиток, Сарада всматривалась в непонятные символы, надеясь отыскать в них какой-то намек, как преодолеть новую ступень. Тщетно. Полная бессмыслица. Она тяжело вздохнула и хотела было вернуться к еде, но ее неожиданно озарила новая гениальная идея. Дома никого не было. Никто не мог упрекнуть ее или раскрыть. Вспомнился шепот Итачи, и Сарада машинально провела рукой по шее. Ей показалось, что горячее дыхание дяди вновь обжигает кожу. «Если кто-то узнает о Мангеке — повторишь судьбу Шисуи». О да, она не сомневалась. То, с какой легкостью жонглировали глазами Шисуи Данзо, Итачи и сам Шисуи, отбирая их друг у друга, заключая их силу в воронов и прочее, убедило Сараду, что Мангеке лучше скрывать ото всех, по крайней мере до тех пор, пока она не сможет уверенно за себя постоять, иначе глаза ей просто выцарапают. Но сейчас рядом никого не было. Сквозь резь в глазах проступил особенно четкий мир. Малейшие движения и неточности были бы сразу заметны. Сарада еще раз пробежалась взглядом по свитку, но странные записи не изменились. Все то же самое, что и с обычным шаринганом. Она погасила додзюцу. Мир вновь обрел привычные краски. Записи на свитке все еще были видны. Шаринган нужен был только для того, чтобы увидеть печати. Сарада сложила их снова и накрыла ладонью томоэ. Текст исчез. Она тяжело вздохнула и покосилась на полупустую тарелку с обедом. Есть перехотелось.****
Саске сидел на больничной койке, развалившись на широких подушках, и тупо пялился в белый пододеяльник, проваливался взглядом в сплетение волокон. Смотрел и не видел. Зрение застилали воспоминания о встрече с братом. «Ты слаб. Тебе не хватает ненависти». Саске крепко сжал кулак правой руки, разжал и посмотрел на свою ладонь. Левая все еще была туго стянута перевязкой и висела на бинтах на уровне груди. От мазей на коже начался раздражающий зуд, и с каждым днем, проведенным в больнице, Саске злился все больше. Так легко перенаправил мой удар… Он все еще чувствовал стальную хватку брата на запястье, его теплые пальцы. …и так просто сломал руку. В груди стало больно: сердце билось как-то слишком тяжело. По телу разливалась слабость. Всю неделю в голове продолжал говорить голос Итачи. «Ты слаб». Такое чувство, что дьявол решил прогуляться по миру и из всех возможных воплощений выбрал его старшего брата. Итачи тщательно втирался в доверие к клану, к родителям, но на самом деле желал лишь одного: нести смерть и зло. Почему именно моя семья? Мой клан? Почему? Невероятно силен и опасен. Его нужно было уничтожить. И это должен сделать я. Он выбрал меня. Только я смогу остановить его. Ты задолжал мне, Учиха Итачи. Если бы Итачи убил кто-то другой, жизнь бы потеряла всякий смысл. Но каждая тварь пыталась вмешаться. Наруто, Сарада, этот человек… как его там… Джирайя-сама? За окном звонко барабанил дождь. Мимо проходили медсестры, убирали что-то с тумбы, говорили, но Саске будто опустили с головой под воду: все звуки были приглушенными и доносились откуда-то издалека. «Сейчас ты меня не интересуешь». Словно пустое место. Даже Сарада и Наруто интересовали Итачи больше, чем он. Они сильнее меня. Сарада превосходила его в гендзюцу и могла убить человека одним лишь ударом кулака, а Наруто… Создать столько клонов. Призвать гигантскую жабу. Мой соперник на главных боях экзамена, Гаара. Я бы не одолел его. А он… усуратонкачи… он смог! Саске скрипнул зубами от злости. Он хмурился и хмурился, так что из глаз едва не потекли слезы. Я столько работал, но ничуть не вырос. Почему я не стал сильнее? Почему? Я же…****
Сарада постучалась и робко заглянула к отцу. Саске располагался в пустой одиночной палате. Сидел на высоких подушках с рукой, висящей на бинтовой перевязке у груди, и смотрел на одеяло. Сараде показалось, что он сидя задремал, но, присмотревшись, она поняла, что отец бодрствует. За мокрым стеклом белым пятном выступал фасад здания напротив. Ливень закончился, но небо все еще было серым, отчего в палате царил полумрак. Саске не пытался с ним бороться. Ему словно было все равно, где он и что происходит вокруг. На приветственный оклик он никак не отреагировал. Сарада покосилась на выключатель, но зажечь свет не решилась, опасаясь нарушать привычную атмосферу. Прикрыла дверь. Подошла к койке и присела на табурет. Саске даже головы не повернул в ее сторону. Каждый день она приходила навещать его, а он делал вид, что не замечает. Поначалу Сарада пыталась как-то задобрить его, растормошить, даже извинялась, но все, чего можно было добиться от Саске, — единственного слова «отстань», исполненного презрения и отвращения. У Сарады тоже была гордость. Она обиделась. Последние пару дней в госпиталь она не ходила. Дуется? Пускай дуется. В конце концов, у нее достаточно дел куда более важных, чем пытаться добиться расположения вредного родителя. Но сегодня Сарада решила сделать исключение и попытаться снова отыскать подход к Саске. — Ты как? Сухой бессмысленный вопрос, на который никогда не было ответа. Не было и сейчас. Саске неподвижно сидел на кровати, пялясь в свои колени, укрытые одеялом. И что теперь? Что ему сказать? — Скажи… — она собралась с духом и решила спросить напрямик. — Шаринган может читать шифры? Задать вопрос больше было некому. В Конохе не было ни одного живого Учихи, кроме Саске, и ни одного пользователя шарингана в сознании. Перед тем, как навестить отца, Сарада заходила в палату к Какаши-сенсею. Из дома его перенесли в госпиталь, и со дня встречи с Итачи он так и не приходил в себя. Что ты с ним сделал, дядя? От мыслей, какой невероятной силой гендзюцу обладает Итачи, Сараде становилось… Нет, не страшно. Завидно и любопытно. Она тоже так хотела. Саске вдруг шевельнулся и повернулся к ней. Сарада от неожиданности хотела отклониться, но сдержалась. Она не ожидала реакции. Думала Саске так и будет сидеть, упрямо игнорируя ее присутствие. — Что ты сказала? — спросил он и с силой моргнул, словно хотел прояснить зрение. — Э-э… шаринган может читать шифры? Саске нахмурился. Буркнул: — Зажги свет. Не видно ни черта. Сарада опешила. Да ладно? Только заметил? Но вслух язвить не решилась. Она протянула руку и зажгла ночник на тумбе у койки. Вокруг кровати разлился теплый уютный свет, и даже шум ветра за окном не казался больше таким неприятным. — С чего ты вдруг? — с подозрением спросил Саске. Сарада задумалась. Сказать ему правду? Или обойдется? — Если есть некий шифр. Может ли шаринган… — Вопрос я понял, — резко перебил Саске и взглянул на нее немного враждебно. — Я не понял, к чему тебе это. Сарада вздохнула. Придется рассказать правду. И ладно. Все равно без меня первые ступени может и не пройти. — У Шисуи есть свитки. Сверху подписаны, а внутри пустые. Саске непонимающе прищурился. — Эти свитки с секретом. Много ступеней, которые нужно преодолеть, чтобы дойти до сути. Я начала разгадывать один такой свиток. Первые ступени прошла. Саске молча смотрел на нее. Ожидал продолжения. — Я дошла до стадии, где на свитке появился некий шифр. Свитки… — Не лучшее место, чтобы обсуждать это, — прервал ее отец. Сарада смутилась и тут же огрызнулась. — Сам спросил. Тогда ответь на вопрос! Саске откинулся на подушки и уставился в стену напротив кровати. Он о чем-то долго думал, щуря глаза и поджимая губы. Его взгляд стал каким-то мутным. Сарада на самом деле не верила, что Саске известно о шарингане больше, чем ей. Сейчас она воспринимала его не как всезнающего отца, а как мальчишку, который когда-то требовал от нее наблюдения за своими тренировками по метанию кунаев, не подозревал о тайных собраниях клана, не знал о грязи Учиха и правды о гибели Шисуи, не догадывался о необъяснимых маневрах Итачи и жил в плену лжи и мести. Но делать было нечего. Стоило попробовать попросить совета у него. — Шаринган может прочитать шифр, если видит в нем четкую систему. Если же не разгадал ее сразу… — Значит, не выйдет? — закончила Сарада с безнадегой. — Да ты никак тупая, — фыркнул Саске. — Эй! — Шисуи не стал бы оставлять свитки с шифром, который невозможно прочитать. — Это и так понятно, — обиделась Сарада. — Но шаринган системы не видит. — Тогда одно из двух: или нужен другой уровень шарингана, или система на свитке намеренно неполная, чтобы никто чужой вроде Какаши не смог его прочитать. И я склоняюсь к первому. — Нет. — Чего-о? Сарада спохватилась и задохнулась оправданиями. — П-просто… Другой уровень, это же… — …Мангеке Шаринган, — закончил Саске с недобрым подозрением. — Такие были только у Шисуи, Итачи и… Он запнулся. — Д-да, вот почему. Именно поэтому. Если он хотел оставить свитки нам, ему не было смысла зашифровывать их под Мангеке. Мало ли. — Или наоборот был, — туманно ответил Саске. Сарада тихонько сглотнула и спросила: — Так что с неполной системой? Он пожал плечами. — Попробуй просмотреть все свитки одновременно. Может, тогда система станет полной? Сарада поразилась. — Я… я попробую. Спасибо. — Мг. Совет был дельный, и, по правде говоря, она такой помощи от отца не ожидала. — Саске... А ты уже имел дело с такими «шифрами»? — Да. Сарада выжидающе смотрела на него. Саске снова пялился на свои колени, укрытые одеялом, только не бездумно, а вполне себе живо. Моргал даже… — В Храме Нака. В подвале. Никогда не пыталась читать скрижаль? — Н-нет…