ID работы: 7595796

Не надо, папа!

Naruto, Boruto: Naruto Next Generations (кроссовер)
Джен
NC-17
Завершён
3025
Размер:
1 428 страниц, 211 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Разрешено только в виде ссылки
Поделиться:
Награды от читателей:
3025 Нравится 13839 Отзывы 1159 В сборник Скачать

Часть 67. Лабиринт Воспоминаний

Настройки текста
      

67

      Сарада, воодушевленная тем, что отец наконец ожил и перестал ее игнорировать, попыталась наладить с ним отношения окончательно и помириться, но Саске тут же озлобился, обозвал ее нехорошими словами и выгнал. Тема Итачи была для него больной, и за тот случай в курортном городке он ее еще не простил.       Но тогда почему ответил про шифр? Хвастал своей эрудицией или тоже заинтересовался содержимым свитков?       Вернувшись домой, Сарада тут же опробовала его совет, развернула и рассмотрела все свитки одновременно. Она ползала на коленях по полу в гостиной, до рези в глазах всматриваясь в символы, но видела все те же бессмысленные значки.       Наверное, дело не в «неполной системе», как сказал папа, а я просто не знаю, как заставить шаринган расшифровывать записи.       Сарада зажмурилась, зарылась пальцами в волосы, сжала в кулаках пряди и потянула за них, словно это могло помочь очистить разум и отыскать разгадку.       Не помогло.       Шаринган погас. Сарада вздохнула, посмотрела на бесконечные ленты свитков, расстеленные на полу, и стала их сворачивать.       Идти к Саске и снова просить совета не хотелось. Во-первых, они поссорились. Во-вторых, он явно уже дал ей все, что мог дать. И сомневалась она разве что в последнем.       После этой беседы в госпитале Сарада пришла к выводу, что явно недооценивала Саске. Она привыкла воспринимать его не как отца, а как младшего брата, который внезапно вырос и стал ее ровесником. На фоне Итачи и Шисуи он выглядел совершенно невпечатляюще. Пускай ему предстояло великое будущее, но сейчас он был просто генином, погрязшим в плену лжи. Итачи и Шисуи вешали ему лапшу на уши, и Сарада со своей стороны относилась к Саске немного снисходительно, ведь она-то знала больше. Знала о собраниях в Храме Нака и о ситуации в клане, о том, что Учиха планировали восстание. Знала, что Шисуи убил не Итачи, а Данзо. И еще знала ту сторону Итачи, которая была недоступна Саске. Необъяснимые поступки делали образ сумасшедшего дяди настолько противоречивым, что Сарада боялась его, ненавидела, восхищалась им и тянулась к нему одновременно.       Но сейчас оказалось, что Саске знал куда больше, чем она полагала. И тонкости его знаний поразили Сараду. Откуда ему было известно все это? Шисуи рассказывал?       Ей следовало понять, что Саске далеко не прост, уже тогда, когда он, будучи еще совсем ребенком, заступился за нее во время стычки с Военной Полицией много лет назад. Но поняла почему-то только сейчас, и сквозь снисходительное презрение к отцу начал пробиваться росток уважения, пока еще слабый и тонкий, но ему просто нужно было время, чтобы подрасти и окрепнуть.       Сарада спрятала на место свитки и прохаживалась по гостиной, вспоминая во всех подробностях их недавний разговор.       Или «неполная система», или Мангеке. И папа был уверен, что второе. Но я проверила и то, и другое, даже одновременно. Не помогает.       Само слово «система» сбивало ее с толку. Сарада не до конца понимала принцип, по которому додзюцу читает шифры.       Если я не понимаю принцип, как я могу заставить шаринган заняться расшифровкой? А ведь у папы получилось. Что он там вообще расшифровывал?       Сараду осенило.       Точно. Скрижаль.       Та каменная скрижаль, о которой упоминал отец. Сарада, правда, ни разу не читала ее. Видела вдалеке, подсвеченную жарким светом пламени, за силуэтами дедушки и его помощников, но не решалась приблизиться. Да и возможности никак не было. Она приходила на собрания в числе последних, и ей, как генину, отводили место в самом конце, у входа. А после собраний было не до скрижали. Атмосфера в зале накалялась до такой степени, что оттуда хотелось убраться поскорее, не пересекаясь и не соприкасаясь случайно ни с кем из Учиха, которые на каждом собрании обливали грязью Итачи.       А ведь тогда он казался нормальным.       Стемнело рано. Мокрый ветер пробирал до костей. С каждым шагом, приближающим ее к району Учиха, Сарада ощущала все большее и большее беспокойство, словно все ужасы, связанные с этим местом, до сих пор таились там. Казалось, что, ступив на территорию кланового квартала, она снова увидит свежие мертвые тела, лужи крови. Наткнется на Анбу Корня и того мужчину в оранжевой маске.       Сарада остановилась у ворот в квартал. Там, за провисшей желтой лентой, были запечатаны ужасы ее прошлого. Она зябко растерла голые плечи, поднырнула под ленту, вспоминая, как прорывалась грудью сквозь такую же точно ленту, когда впервые попала в это время. Кто-то повесил на место старых лент новые.       Сарада шагала по знакомым улицам и отовсюду на нее пялились красно-белые веера. Вокруг не было ни души. Только брусчатка, немые стены домов, выцветшие флаги и гирлянды гербов, которые беспощадно терзал сырой ветер.       Она выбрала явно не лучшее время, чтобы наведаться сюда. Все выглядело слишком мрачным, и от этого становилось как-то не по себе.       Ноги несли ее вверх по скользкой наклонной дороге. Вперед, к дому бабушки и дедушки, вдоль сплошного оштукатуренного забора с фамильными гербами. А дальше вниз, к озеру и по набережной, где не было ни домов, ни напоминаний о давней трагедии, только природа — молчаливая и беспощадная в своем немом неистовстве.       В разбушевавшемся от ветра озере вода казалась черной. На мокрых темных досках вымостки застыли лужи. Набережная закончилась. Сарада прошла через тории и двинулась по каменным плитам к Храму Нака.       Прежде место собраний клана не вызывало у Сарады ничего кроме отвращения и желания убраться поскорее прочь от этих злых людей, готовых зубами растерзать ее любимого дядю. Но сейчас сердце болезненно защемило. Она остановилась у самого входа.       Мне бы хотелось вернуть все это. Тогда Учиха казались одной неразрешимой проблемой, но сейчас… Я понимаю их.       Она тяжело вздохнула. Если бы все это происходило сейчас, если бы с нынешними мозгами и своей силой Мангеке она попала в прошлое… Нет, она все еще не знала, как можно было разрешить вскипевший конфликт между Учиха и деревней, как можно было заметить, когда в ее дяде под толстым налетом загадочности и неприступности стал просыпаться монстр. Но в любом случае сейчас она не вела бы себя как перепуганный ребенок, ничего не смыслящий в жизни. Возможно, она бы даже осмелилась выступить на одном из собраний. Попыталась бы найти общий язык с дедушкой, хоть он и не знал, что на самом деле она — его внучка.       Как хорошо и легко рассуждать сейчас. А когда живешь и варишься в этом ежедневно, вся уверенность куда-то испаряется.       Сарада по привычке разулась. С каждым шагом по прохладным матам она все больше окуналась в свое прошлое. Быть может, это запахи храма напоминали ей о том периоде жизни, который она провела в квартале Учиха?       Она вспомнила Мичи, компанию молодежи, которая обступила ее на улице. Тогда ей было страшно и неловко. А как бы она поступила сейчас?       …зажгла огненной техникой осветительную подставку в одном из углов храма.       Правый дальний угол под седьмым татами. Давно отточенный путь.       По полу перед ней двигалась вытянутая тень, повторяющая искаженные очертания ее тела. Сарада откинула мат, но вместо знакомого спуска в тайный зал увидела бетонный пол с маркировкой шарингана, подобной той, что была на свитке Шисуи. Попытка прочесть скрижаль встретила непредвиденное препятствие.       Кто это сделал? Кто закрыл проход в подвал, да еще и так, что снаружи ничего не изменилось?       Сарада сидела на коленях на татами, слушала треск пламени и шум ливня на улице: он успел начаться, пока она была в храме. Поразмыслив, она коснулась ладонью холодного пола, выпустила чакру и активировала шаринган.       Вокруг узора томоэ, как и в свитке Шисуи, проступили печати.       Сердце забилось чаще.       Вот оно что. Везде один принцип.       Вот только печатей было гораздо больше. У Шисуи в свитке меньше десятка, а здесь… Множество. Мелкие символы, обозначающие зверей, сгрудились вокруг рисунка шарингана несколькими тонкими кольцами.       И папа сам это вскрыл? Сколько же ему было лет?       Сарада вдруг подумала, что явно недооценивала не только глубину познаний Саске, но и его способности. Он бы разгадал первые ступени защиты свитков Шисуи и наверняка бы самостоятельно разобрался с последней, тогда как она сама зашла в беспросветный тупик.       Если папа смог, то смогу и я.       Сарада глубоко вздохнула и стала складывать печати. Одну за другой. Медленно, чтобы не сбиться.       «Они никогда не закончатся», — подумала она на втором кругу.       Но печати все-таки закончились. Сарада приложила руку к самому центру — зрачку нарисованного шарингана. Из-под ладони выстрелили по четырем направлениям узорные ленты фуиндзюцу. На плите проявилась надпись. Сарада, следуя указаниям, сложила вместе ладони и прикрыла глаза.       Чувствуй. Ты передала чакру в печать на плите. Давай же.       Бетонная плита дрогнула и с грохотом поехала в сторону сама по себе.       Сарада открыла глаза и с трепетом наблюдала, как перед ней появляется темный провал и знакомая лестница.       Получилось!       Что же это, проход открывали перед каждым собранием? Или он все время был открыт, пока в квартале царил клан Учиха, а после трагедии некто запечатал ход в святилище? Некто. Скажем, Учиха Итачи.       В зале, где проходили тайные собрания, царила многолетняя духота. Пахло гарью от вновь зажженных факелов, пылью и еще чем-то неприятным, похожим на отголоски настоявшегося запаха пота и разлагающейся древней ткани.       В грязных стеклах очков расплывались блики света. Сарада подошла к скрижали, сняла и протерла подолом платья очки. Странные символы смотрели на нее с камня. Чем-то похожие на записи на свитке Шисуи. А может, и не похожие. Глаза отчаянно хотели выдать желаемое за действительное.       От пробудившегося шарингана подвал храма потерял свои тусклые краски. Сарада пробежала взглядом по записям. Все те же непонятные значки.       И как можно это чит       Символы прояснились. Как-то сами по себе. В какой-то момент из иероглифов, штрихов и линий перед глазами родился вполне себе понятный текст. Сарада от удивления крепко зажмурилась и вновь посмотрела на скрижаль. На периферии зрения были все те же нечитабельные записи. Текст в точке фокуса немного плыл и искажался: потому что картинки, которую она видела, на самом деле не было — ее создавал мозг с помощью шарингана.       Поразительно.       Система на скрижали была полной. Шаринган смог расшифровать ее с первого взгляда.       Когда прошло первое удивление, Сарада попробовала вникнуть в смысл записей. Не все символы прояснились. Среди разборчивого текста попадались куски значков, которые шаринган будто бы не включил в расшифровку. К чему они были тогда на скрижали? Отвлекали внимание?              

«…падут границы меж миром божьим и волей наследника силы шарингана…»

             У Сарады пробежал мороз по коже. Манера выражаться у древних была своеобразная.              

«…уплатит цену дерзнувший творить мир согласно своим желаниям…»

             Учиха, скрывающие свое сокровище от посторонних глаз, неплохо подстраховались. Так просто в храм было не войти, даже знающему о подвале и расположении в храме нужного мата. Вначале нужно было догадаться пустить чакру на каменный блок. Потом активировать шаринган и прочесть печати, применить их, вскрыть проход и наконец расшифровать шаринганом систему символов.       «А теперь последний, самый сложный этап, — сердито подумала Сарада. — Понять, что пытались сказать предки».       Она долго сидела перед каменной плитой, пытаясь разобраться в ворохе метафор и выяснить что-нибудь полезное для себя.       «…уплатит цену дерзнувший…»       Скрижаль гласила, что этой самой ценой была «тьма навеки» причем «мгновенно».       Сарада запуталась.       Тьма. При чем тут тьма?       Она почесала затекшую шею. Неожиданно пришел на ум разговор с Шисуи в тот день, когда он впервые привел ее домой.       Тогда Шисуи сказал, что после пробуждения Мангеке человек погружается во тьму.       «…во всех смыслах: и душевно, и физически».       Физически. Точно, слепота.       Чем мощнее техника, тем больший урон получают глаза.       Шисуи… Сарада вдруг подумала, что компрессы Кирэй могли быть бесполезны. Проблемы со зрением, вдруг они были необратимы? Но в любом случае после использования Мангеке зрение садилось постепенно, а здесь… Мгновенно и навеки.       Речь идет не просто о Мангеке, а может, даже и не о нем вовсе. Это какая-то техника. Но какой силы должна быть техника, чтобы глаза после нее мгновенно слепли? Или я чего-то не понимаю?       Сарада долго сидела над скрижалью. Она не следила за временем. Проваливалась в символы на каменной плите, сходила с ума от пресыщенных метафорами речевых оборотов.       Одного визита было явно недостаточно. Ей нужно было время все обдумать в более спокойной обстановке. И, тем не менее, Сарада пыталась выжать из этого посещения все: очень уж не хотелось лишний раз наведываться в квартал. Но в конце концов усталость взяла верх, и она сдалась.       Очутившись в наземной части храма, Сарада оглянулась на черный провал лестницы и вдруг задумалась: а как запечатать проход? Каменная плита ушла в сторону, печатей видно больше не было.       Ч-черт.       На улице наверняка уже стоял поздний вечер или даже ночь. Оставлять подвал открытым было опасно. Пусть и прочитанное на скрижали все еще с трудом оседало в голове, но Сарада смутно подозревала глубокий смысл во всем этом. Слишком глубокий, чтобы позволить кому-либо прикоснуться к нему. А нежелательных людей, способных прочитать скрижаль, кроме нее, Саске и Итачи, наверняка было достаточно.       Шаринган был у Какаши-сенсея. Рокудайме все еще лежал без сознания, кроме того, он вряд ли подозревал о тайнах клана Учиха и вероятно не претендовал на них, но все же. Шаринган был у Данзо. Пусть с ним разобрался дядя, но сколько еще было таких неучтенных обладателей кланового додзюцу Учиха?       И тот человек в оранжевой маске. У него тоже был шаринган. Шисуи-сан… Почему ты ничего не рассказал мне о нем? Ты же явно знал. И знал немало.       Итак, лаз в подвал нужно было закрыть во что бы то ни стало. Бежать к Саске под дождем и спрашивать, как это сделать, не хотелось. Слишком унизительно.       Он же сам догадался? Или ему показал Шисуи?       Очарование догадливым отцом вмиг испарилось. Разумеется, Шисуи. Сарада в раздумьях прикусила губу.       Как же закрыть эту чертову плиту?       Она попыталась снять ближайший мат, но под ним был пол. Плита располагалась ниже. Сарада ползала на коленях вокруг дыры, свешивалась над краем. Пыталась вспомнить символы…       Стоп. Я… помню!       Ну конечно же! Она считала их шаринганом. Додзюцу аккуратно откладывало в памяти все, с чем сталкивалось.       Сарада поднялась и стала складывать печати. В этот раз пошло быстрее. Поймав волну, руки сами выполняли нужные печати. Сарада закончила складывать печати и сложила вместе ладони. Плита все еще помнила ее чакру. Откликалась.       Интересно, она пропускает только Учиха? Или любой человек может пустить на нее свою чакру и открыть проход?       Татами под ногами глухо завибрировали. Послышался каменный скрежет. Черный провал лестницы медленно закрывала плита.       

****

      Она вернулась домой после полуночи. На улице разбушевалась гроза. В свете фонарей мелькали быстрые косые капли и блестели глубокие лужи. Сарада на обратном пути промокла до нитки.       Переодевшись в сухое и заварив себе чай, она по привычке пересчитала тридцать восемь питомцев и планировала сесть за книгу по ядам, но что-то вновь потянуло ее к свиткам Шисуи.       Она знала, что все равно не сумеет прочесть их, но любопытно было сравнить по памяти, есть ли что-нибудь общее между письменами на скрижали и записями Шисуи. Какое-то мгновение там, в подвале Храма Нака, ей казалось, что да, но еще с тех пор ее раздирали сомнения, не придумала ли она себе все это.       От частого использования додзюцу за этот вечер значительно подсел запас чакры, и, активировав шаринган над развернутым свитком, Сарада ощутила легкое головокружение и даже немного тошноту. Расплывающимся от усталости зрением она взглянула на символы… и с удивлением обнаружила, что может прочитать текст.       «…каждым слоем понемногу изменять реальность…»       Усталость как рукой сняло. Сарада жадно пробежала глазами по записям. От восхищения и внезапной радости у нее захватило дыхание.       Получилось. Черт… Получилось! Но как? Я же ничего не сделала.       Слабость охватывала тело и разум все больше и больше, и Сарада погасила додзюцу. Сидя на своем диване в мертвой тишине квартиры, она уставилась на сюрикены, неизменно торчащие из стены между дверьми ванной и туалета.       Скрижаль. Она прочитала скрижаль. И только после этого смогла разобрать свитки Шисуи.       Без скрижали система шифра не была полной. Или же шифр Шисуи был многоуровневым и базировался на тайных записях скрижали. Шифр внутри шифра.       Пусть Сараде и стоило огромного труда пройти по этой цепи, чтобы разгадать тайну шифра, но все-таки ничего особенного в этом не было. Да, она устала за день, промокла, замерзла и вымоталась, общаться с вредным отцом и вновь посещать квартал Учиха было психологически тяжело, но сам принцип дешифровки не представлял особых сложностей для наследника додзюцу Учиха. Он был схож: и для свитков, и для скрижали, и для прохода в храм. Нужен был только ключ — глаза. По сути, за нее все делал шаринган.       Но чтобы выстроить шифр, основанный на шифре, нужно было понимать суть первого и самостоятельно разработать механику второго, чтобы шаринган его воспринял с легкостью и так же просто считал.       Невероятно. Шисуи-сан… Как ты это сделал?

****

             Последние несколько дней Сарада разбиралась со свитками.       Понемногу она пришла к выводу, что автором свитков был не Шисуи. Он просто хранил их. А человеком, который разработал шифр и записал свои техники в свитки, был какой-то другой Учиха. Может, и кто-то из близкой родни Шисуи.       Сарада бесконечно уважала покойного товарища, но в то же время и знала его темперамент. Шисуи был не из тех, кто сидел бы и корпел над созданием многомудрых шифров и дивных техник. Общительный Шисуи наверняка тратил свое свободное время или на тренировки Саске, или на встречи с Кирэй и друзьями.       Четыре свитка она прочитать так и не смогла. Они не расшифровывались ни шаринганом, ни Мангеке. Ни по отдельности, ни все вместе. Учитывая методику шифрования, в цепи скрижаль-свитки наверняка были еще какие-то дополнительные звенья, о которых Сарада не подозревала.       В двух других обнаружились какие-то мудреные техники. Сарада попробовала в них вникнуть, но уровень не менее А-ранга остудил ее пыл: на их изучение пришлось бы потратить годы.       В третьем, а точнее, в первом, ведь именно этот свиток она случайно раскрыла по возвращению из Храма Нака, оказались техники иллюзий. И, что характерно, как раз в нем текст был написан уже рукой Шисуи. Сарада поняла это не столько по почерку, сколько по стилю.       При виде техник гендзюцу у нее часто забилось сердце. Она жадно вчитывалась в заметки Шисуи, втайне надеясь отыскать описание техники дяди, которой он погрузил Какаши-сенсея в длительный беспробудный сон. Но нашлось кое-что другое.       Сила Мангеке Шисуи, отныне запечатанная в хрупком тельце ворона Дроши, заключалась в технике высшего гендзюцу — Котоамацуками. Способность внушить человеку идею так, что он примет ее как свою, и жертва ни о чем не будет подозревать. Однако за каждую мощную технику есть своя плата. После применения Котоамацуками перезаряжалась около десятка лет. Слишком долго.       Но Шисуи даром времени не терял и на замену Котоамацуками разрабатывал другие техники, менее затратные, но более сложные в исполнении. Читать и понимать его заметки было гораздо проще, чем письмена на скрижали и слишком заумные записи в других расшифрованных свитках. Вместо сухого описания техник Шисуи беспощадно кривлял стиль всех своих предшественников, и, читая эти записи, Сарада невольно расплывалась в улыбке, будто с листа с ней разговаривал живой Шисуи.       

«Искусство гендзюцу: Лабиринт Воспоминаний

      

Предисловие

      (О потомок Учиха, взявший в руки сей древний манускрипт, не ленись и прочти предисловие, ибо ничего не поймешь ты без него)              Человеческая память — понятие зыбкое. Воспоминания не хранятся в одной и той же форме вечно, одни за ненадобностью стираются, другие же передаются дальше, однако за долгое время претерпевают настолько глобальные метаморфозы, что могут изменяться до неузнаваемости.       Свойство нашей памяти в том, что она передает дальше не первоначальный образ, а последний восстановленный. Мы вспоминаем не первое воспоминание, а последнее воспоминание воспоминания. Эта длинная цепь передачи воспоминаний накапливает неточности, и в конце концов от первоначального образа может и вовсе ничего не остаться.       По правде говоря, свести условно нормального* человека с ума не такая уж и сложная задача. Внести в хаос мыслей еще бо́льший хаос с помощью гендзюцу, и вот уже рассудок трещит по швам. Звучит достаточно просто. Но тут своя сложность.       

Принцип техники

       потомок Учиха, читающий сей древний манускрипт. Если ты решил, что достаточно хорош, чтобы разобраться с техникой с ходу, и пропустил предисловие, я тебя разочарую: ты хорош недостаточно. Поэтому иди и читай предисловие)              Основная идея состоит в том, чтобы последовательно накладывать на человека гендзюцу, которое практически ничем не отличается от реальности, одно за другим, слоями. И с каждым слоем понемногу изменять реальность под себя, постепенно.       Здесь следует заметить, что количество три-пять слоев — это никуда не годится. Техника так не работает. На малом количестве слоев переход будет слишком резким и запутать  человека условно нормального человека не получится. Или получится запутать, но халтуру быстро раскроют. Слоев нужны десятки. Лучше сотни. Чем больше слоев, тем незаметнее переход, тем качественнее техника.       Жертва не обязательно сходит с ума. С помощью слоев гендзюцу можно играть с воспоминаниями: убирать ненужные и возводить вместо них новые. Техника не дает возможности стирать воспоминания, однако вышвырнуть их на окраину сознания, где хранятся обрывки снов, фантазий и прочий хлам, вполне возможно.       Сильной стороной Лабиринта Воспоминаний является то, что хорошо подготовленное внушение (много сотен слоев) могут не распутать даже опытные Яманака, потому что следа гендзюцу не остается: оно рассеивается сразу после завершения наложения слоев. На руку пользователю техники играет особенность человеческой памяти, о которой ты, потомок Учиха, знал бы, если бы не пропустил предисловие.       

Главная сложность техники

      Как раз из-за этой сложности Лабиринт Воспоминаний балансирует на грани между А-рангом и S-рангом. Для техники, разумеется, исключительно необходимо свободное обращение с гендзюцу, азов будет мало. И принцип Лабиринта в общем-то прост и ясен. Сложность же состоит в том, чтобы:       а) выстроить максимально реалистичное гендзюцу, а это уже доступно не каждому;       б) четко спланировать свою идею, аккуратно внедрить ее и развивать с каждым слоем постепенно.       Каждый случай уникален и требует особого чутья. Для этого у меня уже нет ни советов, ни подсказок, о потомок Учиха, читающий… впрочем, неважно. Этому нельзя научить, как нельзя научить слепого различать цвета. Это нужно чувствовать подсознательно, и если верного чутья у тебя нет, то овладеть техникой, к сожалению, не получится.       *условно нормальный человек — обозначение человеческой особи, не страдающей описанными острыми психическими заболеваниями и не требующей изоляции от общества других индивидов».
Отношение автора к критике
Приветствую критику в любой форме, укажите все недостатки моих работ.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.