94
Карин не спала. Просто лежала у себя в комнате в темноте и… Чувствовала. Любой другой человек на ее месте, наверное, видел бы только темноту, прислушивался к тишине убежища, надеясь выловить какой-нибудь характерный звук. Она же умела больше. Стоило прикрыть веки, прервать поток информации от глаз, и ей в полной мере открывались слои, которые не мог ощущать никто более. Только она. На самом деле, Карин чувствовала все время, даже с открытыми глазами, однако с закрытыми всегда лучше воспринимаются и вкусы, и звуки. Чакра не была исключением. В каком-то смысле она тоже имела вкус. Очагов вокруг было много. Справа ярусом ниже — целый рассадник: экспериментальные образцы и будущие подопытные. Совсем не впечатляющая чакра, по большей части слабая. Время от времени один из огней вдруг становился ярким, разгорался и разрастался, словно перезревшая звезда, а затем взрывался, как и полагалось сверхновой. Это были подопытные Орочимару-сама, над которыми он все еще экспериментировал с ферментом Джуго. Экспериментальные образцы периодически взрывались, и находиться поблизости от решетки в такие моменты было достаточно неприятно, а вот наблюдать за вспышками маленьких сверхновых из своей уютной комнатушки уже стало для Карин своеобразным хобби. Подопытные взрывались не так уж и часто. В последнее время все реже, и ее это огорчало, но тем большую ценность обретал каждый отдельный взрыв. Сзади, за макушкой, по лабиринтам коридоров перемещался одинокий очаг, металлически холодный и неприятный. Каждый раз, когда Карин ощущала эту чакру, она казалась ей мокрой, будто очаг регулярно роняли в лужу, а он не успевал просыхать, или сам выделял кожей жидкость, как амфибия. У очага нет кожи. Но почему-то мне все равно кажется, что он мокрый и металлический. На этом этаже больше никто не жил, а коридор не вел ни в какие толковые места, так что мокрый-и-металлический явно направлялся к ее комнатке. Ему было еще далеко, а потому Карин продолжила валяться и исследовать окрестности. Последний огонек чакры над головой, на два яруса выше, она оставила на десерт. Ощущать этот очаг было еще приятнее, чем наблюдать вспышки сверхновых в камерах с заключенными подопытными. Он появился менее года назад, и Карин далеко не сразу поняла, кому принадлежит эта прелесть. Очаг маячил где-то в окрестностях, но она всякий раз с ним разминалась и лишь полгода назад наконец выяснила, что это новый фаворит Орочимару — Учиха Саске. Когда она концентрировалась на этой чакре, ей казалось, что тесная комнатка и все убежище Орочимару растворяются и исчезают без следа. В зажмуренное лицо дул прохладный ветер, резкими порывами налетал на деревья, поднимал кругом сильнейший шелест и затихал. Но воцарившийся покой, как правило, был временным. Где-то в глубине этого очага дремал грозовой шторм. Вибрация отдаленных раскатов грома проходила через все тело, вызывая мурашки и томительное предвкушение надвигающейся бури. Наверное, такой же экстаз можно было испытывать, наблюдая за хищником, готовящимся к смертельному броску. Мышцы в напряжении, он плавно припадает на передние лапы, пасет свою жертву, практически не дыша. Такой чистый… Карин мечтательно вздохнула. Одержимость потрясающе вкусной чакрой Саске начинала походить на откровенную наркоманию, но ничего с собой поделать она не могла. Всякий раз, оставаясь в одиночестве в своей комнате, Карин перебирала все очаги в округе и в конце концов переходила к последнему — очагу Саске. Она растворялась в его чакре, купалась в ней, пропускала через свою душу, вздрагивала от холодных мурашек и испытывала почти физическое наслаждение. В ее жизни было мало приятного. Приятными скорее были промежутки покоя, когда о ней забывали и раны от укусов успевали хоть немного затянуться. Чакра Саске распахнула для Карин вселенную. Откинула границы узкого прежде мирка куда-то к рубежам мироздания, куда вселенная еще не успела расшириться. Как-то вдруг оказалось, что на земле есть не только ад, но и рай, просто раньше вход в него был Карин недоступен, потому что находился в деревне Скрытого Листа, но никак не в деревне Скрытой Травы. Она вспомнила о местах, из которых она была родом, и сердце придавило тяжелым грузом неприятных воспоминаний. «Как печально видеть шиноби без родины», — первое, что сказал Орочимару, когда увидел ее. До этого Карин не задумывалась о том, что у нее могла бы быть Родина. Она с рождения жила с матерью в деревне Скрытой Травы, и местные сделали все, чтобы убедить ее, что она — чужая. Ей постоянно напоминали, что она никчемна и бесполезна, а свою полезность вечно приходилось доказывать, подставляя нежное тело под укусы чужих людей. Отвратительных людей. Карин все еще являлись в кошмарах воспоминания о запахе госпиталя, окровавленных бинтах, вони крови, гноя и лекарств. В ушах звенели стоны раненых. Тело болело от укусов, кожу стягивали высохшие слюни, а от зловонного запаха изо рта очередного раненого, разевающего пасть, хотелось блевать, но всякий раз приходилось сдерживаться. Сейчас-то запоздало приходило осознание, что на самом деле она была бесценна и без нее сотни и тысячи шиноби скончались бы от ран, но в самой деревне ей не давали почувствовать собственной важности. Местным это было невыгодно. Карин ненавидела свой дар. Ей казалось, что она не человек, а просто сосуд панацеи, из которого всякий считает своим долгом испить. Наблюдая бесчисленное множество раненых, Карин не раз задумывалась о том, что сил на всех не хватит и в конечном итоге ее опустошат до дна и выкинут. Так же поступили с мамой. Она никогда не была никому по-настоящему нужна. Именно она, а не ее способность. В то же время к генинам деревни относились иначе. Карин казалось, это потому, что она действительно никчемна, тогда как остальные генины на порядок выше и полезнее нее, однако экзамен на чунина, на который ее отправили в качестве дежурной аптечки для настоящих генинов Травы, показал, что эти ребята еще более никчемны, чем она. Вот только в провале экзамена обвинили в первую очередь ее. Не их. …шиноби без родины… С тех пор Карин не раз задумывалась о том, что все могло быть иначе, если бы ее родная деревня некогда не пала. Возможно, дома она была бы нужна и любима? Узумаки. Узумаки Карин. Ей несложно было догадаться о своем происхождении, хоть мама никогда и не рассказывала ей о настоящей родине. Деревня Скрытого Водоворота. Какой она была? В дверь вежливо постучали. Карин вздрогнула, вынырнула из размышлений и отлипла от вкусного очага Саске. — Вхожу, — предупредил металлический и вечно мокрый. Наконец-то добрался. Карин приподнялась на локте и потянулась за очками на прикроватном столике. Очки у нее были все те же, еще со времен жизни в Скрытой Траве. Одежда тоже осталась старая. Дверь приоткрылась, и на полу растянулась полоса желтого света. Заглянул Кабуто. — Спишь? Карин молча покачала головой. — Для тебя есть задание. Новое задание предвещало новые укусы. Карин со вздохом поплелась за Кабуто, жалея, что ее покой наедине с чакрой Саске продлился недолго. Но ее ожидал сюрприз. В зале у огромной змеиной морды с горящими желтыми глазами стояли лучшие шиноби Орочимару-сама. Карин слышала, когда-то их называли Четверкой Звука, однако нынче их команда сократилась до трех человек. Карин не нравилась их чакра. Чакра многорукого Кидомару казалась какой-то грязной, будто смешанной с сажей и в то же время кишащей муравьями. Чакра лицевой стороны двухголового сиамского близнеца с синими губами была ледяной настолько, что от его присутствия становилось больно. Стоило принюхаться к нему, и словно острые и холодные осколки стекла рассекали Карин сердце. Она тут же отшатывалась и пыталась мысленно отгородиться от ранящей чакры. В то же время чакра заднего походила на бездну, способную засосать в свою черноту любого, кто к ней притронется. Карин слабо представляла, как чакра может засасывать, но захлестывающие ее ассоциации зачастую были лишены логики. Чакра Таюи напоминала концентрированную кислоту. Она была наиболее неприятной из всех, возможно, потому, что девушка не пыталась удерживать эту кислоту внутри себя, а была совсем не прочь выплеснуть ее на окружающих. Сука рыжая. У-у. Терпеть ее не могу. Карин насупилась и взглянула на ухмыляющегося Кабуто. Тот поправил круглые очки. — Поступили сведения, что Учиха Сарада покинула деревню Скрытого Листа. Она предположительно направляется в заброшенное убежище неподалеку от резиденции клана Фуума. Встретьте нашу гостью и сопроводите сюда. Когда отыщите Сараду, она станет вашим лидером. Все, как было с Саске. — Слышь, кусок дерьма, ты чего это раскомадовался? — фыркнула Таюя. — Мы служим не тебе. — Так распорядился Орочимару-сама, — спокойно ответил Кабуто. И виду не подал, что его хоть немного задело. — С вами пойдет Карин. Таюя окинула ее быстрым взглядом. Карин сразу стало как-то некомфортно. Показалось, что юбка некрасиво задралась, захотелось подтянуть сетчатые колготы, одернуть рубашку, очки поправить, в конце-то концов, но она сдержалась. Еще не хватало прихорашиваться перед этой дурой. Обойдется. — Зачем нам тащить с собой всякий шлак? Словно пощечина. Таюя своим хамством вспарывала старые шрамы и пускала в них яд. Карин уже почти год жила в убежище Орочимару и отвыкла от таких резких высказываний в свой адрес, а Таюя старательно напоминала ей о временах жизни в деревне Скрытой Травы. Задача Карин все так же состояла в том, чтобы подставлять свое тело под чужие зубы, однако ее хотя бы перестали гнобить. Орочимару и Кабуто обращались со своим сосудом панацеи вежливо: Карин не тащили за руку и не швыряли в гущу раненых, ей обрисовывали задачу, а дальше она действовала добровольно. Из куска мяса она стала личностью. Боль от укусов не притупилась, но вот душевные раны зарубцевались, и на рубцах пустил корни первый росток уверенности в себе. Карин старалась не думать о том, что будет, если она хоть однажды откажется. Возможно, ее бы и правда поволокли силой. Но до тех пор, пока Кабуто был с ней учтив, Карин не противилась своей судьбе. — Для поисков Сарады вам понадобится хороший сенсор, — спокойно объяснил Кабуто. — Твои навыки гендзюцу хороши, Таюя, однако они не помогут тебе отыскать нашу гостью. Карин с этим справится. Его слова подействовали как бальзам.****
Перемещаясь с ветки на ветку вслед за Тройкой Звука, Карин размышляла о том, что станет делать Орочимару-сама с этими двумя из клана Учиха. Карин слышала, что Саске был одним из последних. Последняя девочка, последний мальчик… При мысли о том, что Учиха Сарада будет иметь полное право подбираться к вкусному очагу Саске непозволительно близко, Карин испытала зависть. Ну вот почему так? Всегда так. Одним можно будет касаться Саске, нырять с головой в пьянящий предгрозовой ветер его чакры, а ей остается только довольствоваться отголосками ощущений, которые долетают сквозь перекрытия ярусов. — Что-нибудь чувствуешь? — спросил Кидомару. — Да. — Так чего молчишь? — Простите… — Дура тупая, — фыркнула Таюя. — Я сразу сказала, нам не нужен балласт. — Таюя, держи себя в руках, — лениво откликнулся Сакон. — Ну же, крошка, и что ты чувствуешь? — Я не крошка, — буркнула Карин и сердито поправила очки. Сакон тихонько рассмеялся. — Говори уже. Карин сосредоточилась. Это был ее звездный час. — На два часа четыре очага. Впереди под землей… много. Очень много. — Что значит «очень много»? — насторожился Кидомару. Карин прислушалась к сенсорным ощущениям, но потерялась в том, что происходило с ней здесь и сейчас, оступилась, промахнулась мимо ветки и полетела вниз. Сердце едва не остановилось от страха. Земля неумолимо приближалась, Карин зажмурилась, чтобы не видеть ее, и вдруг плюхнулась на что-то пружинистое и тонкое. Сеть? Карин открыла глаза и поправила съехавшие на лоб очки. Она лежала в гигантской паутине, протянутой меж деревьев, словно батут. — Полегче, красавица, — добродушно ухмыльнулся Кидомару. Карин поднялась на колени, подумав мимоходом, что парень, возможно, не настолько на самом деле плох, как его чакра. — Вот дерьмо, — выругалась Таюя. — Некогда валяться! Поднимайся! — Я… если вам нужны более подробные сведения, мне нужно… Я не могу одновременно бежать и чувствовать так… — Справедливо, — заметил Сакон. — Сделаем паузу. Давай, гони свои сведения. Карин закрыла глаза и сосредоточилась. Ее сознание вмиг стало больше, будто бы вырвалось за пределы тела и распространилось по лесу во все стороны, а главное — вперед. — Много очагов. Самые разные размеры. Есть очень маленькие. Есть огромные. Очень большие. Их тысячи. Это… это не люди. — Не люди? — нахмурилась Таюя. — А люди? Люди там есть? — уточнил Сакон. — Есть. Голоса Тройки Звука звучали у самого уха, но сознанием Карин была очень далеко. Так странно было находиться будто в нескольких местах одновременно. — Один… три… пять. Из них четверо мужчин, а пятый… Карин запнулась. Это невозможно было описать. Слова не подбирались. В чем-то это было похоже на привычный взрыв сверхновой в камере с экспериментальными образцами. Но этот взрыв был не мимолетной вспышкой. Он был куда более мощным, ярким, жгучим и… стабильным. — Поразительная чакра. Безумно сильная. — Похоже на проклятую печать? — спросил Кидомару. — Н-нет. Никогда такого не видела. Оно вообще ни на что не похоже. — Если это и есть наша Учиха, тогда я не удивлен, что Орочимару-сама заинтересовался, — сказал Кидомару. — Это все? — Сакон понемногу терял терпение. — Хай. — Тогда поторопимся, а то те, на два часа, опередят нас.****
Отстала. Тройка Звука рванула вперед и наверняка уже вступила в бой, но Карин преградил путь гигантский очаг чакры, и она медленно отступала от него, не разбирая дороги. В коридоре было темно. Полагаться приходилось исключительно на свое чутье сенсора. Вот он. Тот самый, один из тысячи. Не-человек. Карин буквально видела голубой очаг, который приближался, часто цокая хитиновыми лапками по полу. Она уперлась спиной в стену. Очаг подошел вплотную. Что-то холодное и скользкое коснулось подбородка. Карин затаила дыхание, с трудом сдерживая желание дернуться от отвращения. Очаг чакры изменился. Чакра тонко устремилась потоком в одно место, где-то впереди и внизу. Сердце отмеряло уплывающее время. Баланс чакры в организме перед самым лицом Карин окончательно перекосился, и она, улучив мгновение, бросилась прямо вниз под этот очаг. Позади донесся оглушительный удар и треск расколотого камня. Мама, мамочка, господи… Карин шустро проползла вперед, сдирая локти о каменный пол, и со всех ног бросилась догонять Тройку Звука. За спиной слышался стрекот. Того потрясающе яркого очага чакры впереди больше не было. Он давно перегорел. Очагов вообще стало меньше. Трое — ее команда, судя по мощности, уже перешедшая на второй уровень Проклятой Печати. Еще один совсем слабый очаг был посередине между ними. Слишком слабый. Карин хорошо знала такие очаги. Еще немного, и умрет от чакроистощения. Еще один очаг стал гаснуть на глазах. За ним второй. Кажется, Тройка Звука зря времени не теряла. Карин влетела в зал, освещенный факелами. От яркого света зажмурилась — глаза успели привыкнуть к мраку коридоров. Посреди развалин лежали раздавленные выпотрошенные тела в черных плащах. Таюя, Кидомару и Сакон превратились в жутких монстров. Между ними в центре воображаемого треугольника стояла, пошатываясь, черноволосая девочка в вишневом платье и точно таких же очках, как у нее, Карин. Напротив девочки, чуть поодаль, стоял мужчина в кремовом плаще. Девочка была ранена. Из ее тела торчали сюрикены, на платье расплывались кровавые пятна. Сюрикены надо было вытащить, раны залечить, но все это терпело. А вот чакроистощение — нет. Очаг был слабым, совсем-совсем прозрачным. Карин понимала свою роль в команде. Не только сенсор, еще и целитель. Чутье подсказывало, что эта девочка и есть Учиха Сарада, и если она погибнет здесь, это будет вина ее — Узумаки Карин. Никак не Тройки Звука. Тогда выйдет, что я действительно бесполезный балласт, а эта рыжая дрянь права. И Орочимару-сама от меня отвернется… Карин подлетела к Учихе и протянула ей голую по локоть руку. — Кусай, живо! Сарада вытаращилась на нее. Неуверенно посмотрела на руку, изуродованную недавними шрамами от укусов, потом в глаза и решительно покачала головой. Карин будто окатило ледяной водой. Отказалась? Как-то невероятно. Будто бы и не в этой вселенной вовсе. Еще ни разу ни один человек не отказывался. В обезумевших взглядах была жадность. Люди спасали себя, цеплялись за жизнь, не заботясь о том, что причиняют ей боль. Пускай им было действительно надо, но этой девочке тоже было надо не меньше, чем всем остальным до нее. А она… отказалась. Карин удивленно заглянула ей в лицо. Жить что ли не хотела? Нет, хотела. Не понимала, что ходит по краю? Да нет же, понимала! Наверняка чувствовала дикую слабость и дикую боль, держалась исключительно на силе воли, однако все равно отказалась. Неужели то, что она сделает мне больно, беспокоит ее больше, чем собственная жизнь? Серьезно? Да она сумасшедшая. Нормальные люди не могут так мыслить. Я бы сама так не мыслила! Сарада вдруг резко дернулась. — Нет, не убивайте его! Пожалуйста! Карин глянула в сторону. Уродливое шестирукое существо — Кидомару на последней стадии проклятой печати — готовилось стрелять из лука в мужчину в светлом плаще. — Что? — поразился Кидомару. — Умоляю, не надо! Она пошатнулась и едва не рухнула на пол. Карин успела придержать ее. — Но он наш враг! — Убей… убей! — жадно прохрипел Укон и попытался отделиться от близнеца. Его жуткая чакра стала еще более омерзительной. — Дерьмо… Не слушай ее, — вмешалась Таюя. — Заканчивай! — Нет! — воскликнула вдруг Карин. И удивилась. Сама же от себя не ожидала. Она отпустила Сараду и крепко сжала кулаки, скользкие от крови раненой девочки. — Кабуто сказал, что она станет нашим лидером, когда мы встретимся. Мы встретились. Подчиняйся! — Слышишь, сука. Тебе напомнить твое место? Не дерзи, поняла? Карин нервно сглотнула и уставилась на Таюю. Ее кожа была коричневой, на голове в рыжих волосах пробились маленькие рожки. — Сама ты сука, — выпалила Карин. — И чакра у тебя дерьмовая! Таюя изменилась в лице. Карин еще ни разу не давала ей такой решительный отпор. Таюя открыла рот, чтобы сказать очередную гадость, но их перепалку рассек вжик пущенной стрелы Кидомару. Раздался глухой удар и мучительный стон. Карин резко обернулась. Темно-желтая стрела пригвоздила мужчину к колонне. Светлый плащ обильно заливала яркая кровь. Раненый со стоном потянулся к плечу. Таюя фыркнула. — Зачем? — с угрозой прохрипела Сарада и волком взглянула на Кидомару. Ее очаг мигнул, будто на мгновение налился чакрой чуть больше. — Я не ослушался. Эффект от Проклятой Печати понемногу спадал. Показалось обычное лицо Кидомару, покрытое черными узорами-завитушками. — Рана не смертельная. Может, правда, сдохнуть от потери крови. Но все в его руках. Он хищно оскалился. Карин цыкнула. И все-таки ты падла. Чакра не врет. А я уж было подумала, что хоть ты нормальный среди этих уродов. Куда там. Ладно, все равно мне плевать на этого, у колонны. Учиха без сил опустилась на колени. Ее вело в стороны. Карин один за другим выдернула из ее тела сюрикены, а Сарада каждый раз шипела от боли. Карин снова протянула ей руку. — Кусай. Сарада вяло покачала головой. Не имея сил смотреть Карин в глаза, она тупо пялилась бессмысленным взглядом куда-то в пол. — Дьявол, да почему?! — Это неправильно. Голос Сарады был очень тихим, она буквально шептала. Ну уж нет. Не в этот раз! Если ты сдохнешь тут, то значит, я сплоховала. Я – сенсор и медик. Это то, что получается у меня лучше, чем у Таюи и этих двоих. Карин насильно прижала руку к губам Сарады и всунула ей в зубы. — Я сказала: «кусай»! Это моя сила, и я решаю, как ей распоряжаться! Учиха, давясь, покорно прокусила кожу. Целебная чакра стала передаваться к ней. Укус Сарады отличался. Он был теплым и аккуратным. По сравнению со всеми остальными — даже приятным. — Вот так, — удовлетворенно объявила Карин. Это было какое-то совершенно новое для нее чувство: насильно вливать кому-то в глотку свой дар, который она считала проклятьем. Впервые в жизни она делилась своей силой добровольно. Не потому, что приказал шиноби, погубивший ее мать. Не потому, что она хотела доказать свою полезность, не потому, что боялась разочаровать Орочимару-сама и хотела утереть нос суке Таюе. Черт знает, что настолько задело ее. Внезапный порыв благородства Сарады? Очки, так похожие на ее собственные, и блеклый очаг чакры, напоминающие Карин саму себя во времена жизни в Скрытой Траве, когда никому вокруг не было дела до ее страданий и слабости? Так или иначе, в глубине души Карин осознавала, что она делится своей силой просто потому, что искренне хочет отнять у смерти эту принципиальную девочку.