102
Наруто сидел на своем любимом месте — на макушке Йондайме Хокаге. Справа от него, сверху, выдавался из скалы огромный профиль дедули Третьего, а слева — физиономия баа-чан. Лик Йондайме был ниже остальных, но и с него было здорово видно деревню: несимметричные лабиринты улочек, яркую кровлю крыш — красную, оранжевую, голубую; пену деревьев, всплывающую среди цветного разнообразия… Чем ближе к стенам, тем больше было зелени. Разогретый камень монумента грел ладони и зад сквозь ткань штанов. Из всех Хокаге Наруто предпочитал именно лик Четвертого. Третьего и Пятую он знал лично, и каменные лица никак не ассоциировались у него с живыми людьми. Просто пустой камень. По мнению Наруто, у ликов на скале не было ничего общего с настоящими стариком Сандайме и Цунаде баа-чан. К тому же с последней он только что поругался, и перемещаться от одной вредной бабульки к другой, каменной, не хотелось. Первого и Второго Хокаге Наруто не знал. Об их славных подвигах на уроках истории он прослушал, а потому их образы не врезались ему в память, особенно образ Второго. А вот Четвертый… Четвертый был особенным. На границе между канувшими в небытие героями далекого прошлого и хорошими знакомыми, которых Наруто помнил живыми. Не зная Четвертого лично, как Цунаде или Третьего, Наруто невольно воспринимал это каменное лицо воплощением духа Йондайме Хокаге. Герой, одолевший Кьюби и спасший Скрытый Лист как раз в день его появления на свет… Эту историю невозможно было прослушать или упустить из виду, она прочно сплеталась с судьбой самого Наруто, причем сплеталась у самых истоков. Наруто выучил ее с ранних лет, хотя тогда даже не подозревал, что тот самый Девятихвостый Лис запечатан именно в нем. Они с Йондайме на пару разделили заслуги и последствия того трагического дня, когда Кьюби атаковал Коноху: Четвертый погиб, а Наруто вместил в своем крохотном тельце биджу. В каком-то смысле они оба пожертвовали собой ради покоя в Скрытом Листе. Может, поэтому Наруто всю свою жизнь ощущал странную связь с Четвертым Хокаге. Его подвиг вдохновлял Наруто с детства. Когда он пытался представить Йондайме, сражающегося с гигантским Лисом, у него захватывало дух, а на глаза наворачивались слезы от восхищения. Когда отшельник-извращенец сравнивал его с Четвертым, Наруто готов был скакать от счастья, а то, что эро-сеннин прежде обучал Йондайме, очень тешило самолюбие Наруто. Похожи… Похожи с Йондайме. Вероятно, это сама судьба, что он, Узумаки Наруто, сирота безродная, был похож на самого Четвертого. Это дарило ему надежду, что, быть может, его мечта стать Нанадайме когда-нибудь воплотится. И в то же время на Йондайме Хокаге у него зрела злейшая обида. В первый же день своей жизни Наруто не хотел становиться героем. Он не выбирал, не мог выбирать. Все выбрали за него. Он разделил подвиг Четвертого, но отнюдь не добровольно, и из-за монстра, спящего внутри за воображаемыми металлическими прутьями печати, вся его жизнь теперь шла под откос. «Йондайме запечатал в тебя Девятихвостого Лиса не потому, что ты был слаб, а потому, что он поверил в твою силу. Он доверил тебе будущее». Слова отшельника-извращенца вдохновили его тогда, заставили Наруто откинуть сомнения и поверить в себя. Вот только сейчас все приобретало совершенно иные краски. Выйдя из Резиденции Хокаге и кое-как оправившись от новостей о Сараде, Наруто первым делом отыскал Темари. Возвращать ее к печальным мыслям об утрате младшего брата было бестактно, но Наруто все же решился. Ему просто нужно было знать. «Его убили свои же, из Песка. Заманили в ловушку во время экзамена», — так ведь говорил Шикамару? Наруто спросил Темари, почему так? Почему шиноби Суны решили избавиться от своего же Казекаге? «Потому что боялись», — ответила Темари. Ее краткий ответ пошатнул опоры всего, во что Наруто верил до этого момента. До этого ему казалось, что стоит завоевать доверие людей и стать Хокаге и на него перестанут смотреть так, словно он олицетворение Кьюби. Но судьба Гаары свидетельствовала о том, что это не обязательно сработает. И даже более вероятно, что не сработает вовсе. Что же это… Меня всегда будут считать Лисом, как бы я ни старался? Даже стать Хокаге — не выход? По спине пробежал мороз. В груди стало тяжело и больно. Солнечные перспективы счастливого будущего свернулись, словно скисшее молоко, и превратились в густой туман, который набивался в легкие и скрывал за собой не счастье, а смерть. И смерть не от рук «Акацуки», а от тех, кого он все это время считал друзьями. Холодок, скользивший по спине, просочился под кожу, потек по венам к сердцу. У Наруто задрожали руки. Он яростно перебирал своих друзей и пытался вычислить, кто бы мог предать его, как предали Гаару. Кто? Неджи? Ему было за что ненавидеть его. Позорный проигрыш гения Хьюга на экзамене… Киба? Или Хината? Она так трепетала в его руках, когда он разрушил расенганом ее бревно. Тогда Наруто был слишком опьянен счастьем и не заморачивался, но сейчас вспоминал все детали и понимал, что Хината была явно не в себе от его близости. Этот странный тип с насекомыми, Шино. Он вообще какой-то загадочный и таинственный. Вполне может тайно его ненавидеть. А может, и Сакура-чан? И Ирука-сенсей… У него вроде бы погибли родители в день нападения Кьюби. А может, и Сарада тоже втайне его опасалась и ушла от греха подальше? Но нет же. Они не такие! Они бы не стали… «Гаара наверняка тоже так думал, и где он теперь?» — сказал внутренний голос. Наруто яростно тряхнул головой. Эти ядовитые мысли зашли слишком далеко. Он вдруг подумал, что даже если это и правда, и Неджи, Киба и другие боятся его и втайне ненавидят, то он как-нибудь переживет это. Но вот, если Сарада… Увидеть ее… Нужно увидеть Сараду. С каждой секундой необходимость в этом нарастала. Неудовлетворенная жажда встречи сливалась со страхами, сомнениями, недоверием… Наруто нужно было немедленно получить от Сарады подтверждение, что все по-прежнему в силе: ее чувства, ее вера в него, слова о том, что он обязательно станет Нанадайме Хокаге. Он скреб ногтями горячий камень макушки Четвертого и насильно подавлял в себе безумное желание сорваться с места, наплевав на запрет Цунаде баа-чан, назначенную встречу с Какаши-сенсеем и Сакурой, и отправиться искать Сараду. Наруто закрыл глаза и прислушался к теплу, которое передавалось от камня к ладони, будто мысли из каменной головы Йондайме могли перетечь к нему. Почему она ушла? Что мне делать? Идти за ней, наплевав на баа-чан? Он был в шаге от того, чтобы действительно сорваться и уйти. И ушел бы. Его удерживало лишь то, что он не знал куда. Представлял, как окажется за пределами деревни, увидит бескрайнюю зелень леса и линюю голубых холмов на горизонте и поймет, что не имеет ни малейшего понятия, что ему делать дальше. Ответь мне, Четвертый! Ветер шелестел в листьях деревьев внизу. Наруто напряженно вслушивался, пытаясь уловить ответ Йондайме на его мысленный вопрос. — Не будь дурачиной. Тебя ищут «Акацуки», — ответил над самым ухом Йондайме Хокаге, только почему-то хорошо знакомым голосом отшельника-извращенца. — Будешь шататься по округе в поисках Орочимару и беглых Учиха — нарвешься на Итачи и уже никому не поможешь. Наруто вздрогнул и открыл глаза. Отшельник стоял позади, сложив руки на груди, и задумчиво осматривал с высоты окрестности Листа. — Цунаде дала шанс твоим друзьям, — продолжил Джирайя. — Будь на их месте кто другой, их бы уже объявили вне закона. Но в то же время нам прекрасно известно, что они ушли добровольно. Непонятно, какие у них мотивы, какие цели, а для тебя они идеальные враги. — Что? — растерянно проронил Наруто. — Твоя стихия — ветер, Наруто. А Учиха — превосходные пользователи катона. Огонь сильнее ветра. Слова извращенца невольно повторяли ход его мыслей до этого. Друзья, от которых стоит ждать опасности. Вот только Наруто в первую очередь грешил на тех, кто оставался в деревне. Никак не на Сараду и Саске. Наруто возмущенно тряхнул головой. Он не хотел в это верить. Не хотел об этом думать. Если в этом мире не было ничего святого, если даже Саске, которого он считал братом, и Сарада, готовы были убить его, то, может, жизнь и не стоила тех стараний, чтобы за нее цепляться? — И это еще не все. В твоем случае, есть кое-что еще, куда более важное, — отшельник понизил голос. — Хорошо известно, что Учиха способны подчинить Кьюби. Кьюби… Снова проклятый Лис. Почему вы хотя бы на минуту не хотите забыть о том, что я джинчурики Кьюби? Отшельник дал ему время осмыслить свои слова и озвучил окончательное решение: — Тебе нельзя к Орочимару, Наруто. Наруто сдавленно сглотнул, поджал колени к груди и обнял их руками. Он был слишком не в себе, чтобы пререкаться с учителем и пытаться что-то ему доказать. Ведь и доказывать было нечего. Можно пытаться убедить другого, только если сам твердо веришь в свою правду. А Наруто сомневался. — Кстати, ты отдал Какаши наш подарок? — А? Наруто встрепенулся. Подарок. — А… Черт! Он потянулся в сумку за книжкой и вытащил ее на свет. — Я забыл, даттебайо, — пробормотал он, разглядывая темно-синюю обложку с перечеркнутыми сердцами, и вздохнул. — Ладно. Отдам после спарринга.****
Цунаде сжалась. Правый бок и щеку грело тепло горячего тела Джирайи. Мрак расступился, и закатное солнце в первое мгновение ослепило глаза. До того, как Джирайя активировал свою технику, они стояли в полумраке леса, было и близко не так ярко. Колючая защита плавно втянулась в лохматую прическу. Вместо рощи вокруг развернулся лесоповал. Бревна с гладкими срезами, не так давно бывшие живыми деревьями, обильно прикрыло ошметками листвы и тонких ветвей. — Я же говорил, здесь может быть опасно, — сказал Джирайя. Из-под его правой руки как раз вылезала перепуганная Шизуне. От неожиданности она настолько сильно прижала к себе поросенка, что Тонтон вместо привычного хрюканья издавала задушенные хрипы. — Что это было? — спросила Цунаде. — Барьер Фуутона Наруто. — Барьер? — Воздушная атака. Атакует сразу десятками клонов в несколько подходов. С таким запасом чакры ему ничего не мешает. — П-поразительно, — выдавила Шизуне. Джирайя победно ухмыльнулся. — Я предупреждал Какаши, что легко ему не будет.****
Дейдара и Сасори остановились у узкого прохода в скалах, который вел в деревню. Вокруг было подозрительно тихо. Из полумрака ущелья вышел шиноби в униформе Скрытого Песка. У него было совершенно невменяемое лицо, а щеки, руки и одежду покрывали косые пятна крови. — Хорошая работа, — похвалил Сасори. — Ты помнишь, кто я? — Конечно, Сасори-сама. Человек опустился на колено и почтительно склонил голову. — Когда их память возвращается, они снова становятся верными слугами, — глухо пробормотал Сасори. Звон бубенцов эхом отзывался в узких скалах главного прохода в деревню. Напарники двинулись за провожатым предателем из Песка. Дейдара аккуратно обходил трупы или перешагивал через них, тогда как Сасори двигался напролом, оставляя в песке за собой широкую борозду. В конце прохода показались округлые верхушки первых домов, и напарники вышли на узкое плато, которое окаймляло лежащую в низине деревню. — Где биджу? — спросил Сасори. — В храме. Я провожу вас, Сасори-сама, — откликнулся предатель. — Хорошо. Дейдара запустил руку в сумку. Зубы на ладони отгрызли небольшой кусочек глины и стали с чавканьем ее пережевывать. Дейдара разжал кулак и сбросил на землю крошечного глиняного птенца. Сложил печати, поднапрягся. Фигурка увеличилась в размере. — А что, мастер, как вам мое творение? — Что ты делаешь? — спросил Сасори с нехорошим таким подозрением. Дейдара прыгнул на здоровенную глиняную птицу. — Буду следить с воздуха. Если вас заметят, отвлеку внимание. Сасори молчал. Судя по всему, идея его настораживала. — Ладно, — сказал он наконец. — Только не глупи. И не заставляй меня ждать. — Сами-то поторапливайтесь, — ухмыльнулся Дейдара. Птица взмыла в воздух. Темные фигурки Сасори и его шпиона уменьшались. Дейдара отвернулся от них и предался наслаждению видом раскрывающейся перед ним Суны. Широкие главные улицы начинались у шарообразного центрального здания Резиденции Казекаге и рассекали деревню лучами на равные сектора аж до самых границ. В секторах сгрудились причудливой формы округлые домики с плоскими площадками на крышах и окнами-иллюминаторами, которые располагались на стенах тесными вереницами, друг рядом с другом и редко когда поодиночке. «Красивая деревня», — подумал Дейдара. Он почувствовал необъяснимый зуд в груди, который плавно перетек к ладоням. В дополнительных ртах языки стали водить по зубам, пытаясь унять этот зуд. Даже очень красивая. Пожалуй, она заслуживает разрушения…****
В лаборатории, где ждал Орочимару, все было по-прежнему. Справа извивались прикованные к стене узники, а первый на очереди уже лежал на операционном столе под яркой лампой. Его тело было покрыто вязью фуиндзюцу. На плече красовалась завитушка, похожая на ту, что была на гербе Узумаки, а в центре, чуть повыше пупка, развернулась красивая печать, напоминающая солнце с несколькими слоями лучей. Орочимару уже успел нанести узоры. Решил на этот раз кое-что подправить, с учетом неудач прошлого дня. Сарада видела прежде, как это делается, и знала общий принцип, а наносить символы фуиндзюцу Орочимару мог и сам, так что участие ее на этом этапе было необязательно. Но вот самостоятельно эксперименты Орочимару никогда не проводил, как и в свое время Цунаде-сама, которая все объясняла на словах или поручала Шизуне, но руки к медицине не прикладывала. Сарада все никак не могла понять: почему? Почему из Легендарной Троицы Листа действовал самостоятельно только Джирайя, а остальные — только через помощников? Обычно в экспериментах змеиному саннину ассистировал Кабуто, но сейчас Кабуто был в Южном убежище. Пару недель назад туда же отправился и Саске с каким-то пустяковым поручением. Это могла выполнить и Тройка Звука, но Саске почему-то очень уж активно вызвался сам, и Орочимару не стал противиться. Здесь же эксперименты все еще продолжались, только вместо Кабуто теперь выступала Сарада. Мысли о том, что все это глубоко неправильно и с живыми людьми так нельзя, как-то сами по себе отключались в тот момент, когда Сарада заходила в операционную. В глубине души она все еще не одобряла методов Орочимару и по своей воле таким бы заниматься не стала, но неотвратимость регулярных экспериментов приучила ее к тому, что от этого все равно не отвертеться. Не согласится она — ей найдут замену. А поскольку шансов грамотно выполнить то, чего хочет Орочимару, больше у нее, то злить его лишний раз было глупостью. Кроме того, у Сарады проснулся и личный интерес. Когда на протяжении месяца одна и та же техника не срабатывала и Орочимару всякий раз вносил в нее поправки, Сарада с интересом ожидала результата. Сработает или нет? Обнаженный подопытный, вонь, стоны и звон цепей уже не отвлекали. Мозг сам отсекал все лишнее и концентрировался только на технике. — Приступим, — сказал Орочимару. Сарада сложила печати и на последней, печати Крысы, левую руку оставила в полупечати, а правую протянула над телом и приложила ладонью к узору солнца. Чакра потекла от нее на символы, просочилась в плоть, и все тело подопытного вспыхнуло голубым пламенем чакры, видимой невооруженным глазом. Она отняла руку. Чакра окутывала тело еще несколько минут и стала гаснуть. Сарада проворно запустила в нее руки и прощупала тело мужчины. Сердце. Сегодня сдало сердце… Она пустила чакру на исцеление. Медицинская техника резонировала с покровом взбесившейся чакры подопытного, Сарада упорно пыталась сохранить контроль до мельчайшей крупицы, чтобы не впрыснуть свою ядовитую чакру в умирающего мужчину, но сердце, едва забившись, сбивалось с ритма и снова замирало, а голубой покров чакры все гас, пока не погас окончательно. Подопытный умер. Сарада чертыхнулась. Орочимару терпеливо вздохнул. Наверное, подумал, что Кабуто бы на ее месте справился. Однако вслух ничего не сказал. Сарада подошла к стене с живыми еще кандидатами. Первые кандалы, прибитые к стене, пустовали. В них когда-то был закован тот человек, который только что умер. Орочимару как раз стянул его с операционного стола, и пятки свежего трупа гулко стукнулись о пол. Орочимару отволок тело в сторону — заложил основу будущей куче: остальные трупы сваливались бы сверху. Следующий на очереди мужчина испуганно извивался в цепях и пытался отклониться от руки Сарады, охваченной зеленым светом медицинской техники. Она собиралась лишить его сознания. Пожалуй, ее лицо должно было быть последним, что бы он видел перед смертью. В операционную неожиданно постучали. Орочимару поморщился. Не любил, когда кто-то осмеливался прервать эксперимент. — Войдите, — прошипел он своим слащаво-гнусным голоском. В щель приоткрывшейся двери просунулась рыжая голова Таюи. Она окинула быстрым взглядом операционную, осторожно вошла и поклонилась. — Орочимару-сама, мы доставили то, что вы просили. Саннин немного оживился. — Все по списку? — Хай. Рука Сарады остановилась у самого лба мужчины. Он с паническим ужасом скосил глаза на ее пальцы и уже не дергался, даже не дышал. Сарада ждала. Орочимару размышлял. Наконец, поразмыслив, он выдал: — На сегодня прервемся, Сарада. Чакра медицинской техники рассеялась. Несчастный мужчина, не веря своим ушам, следил за тем, как рука Сарады отдаляется от него. Сарада прикусила губу, изучая его симпатичную белобрысую физиономию. Она умела отключать чувства, но на сегодня эксперимент был окончен, и блок с эмоций постепенно отступал. Сердце сжалось. Столько надежды загорелось во взгляде подопытного, будто отсрочка в сутки могла сохранить ему жизнь. Так наивно. Тебя не спасет отсрочка. Максимум, что она даст тебе, — еще сутки мучений и страха. — Сарада, мне нужна твоя помощь, — сказал Орочимару. Это стало для Сарады неожиданностью. В основном они работали над техникой, эксперименты с которой саннин сам только что решил отложить. Тогда что еще он планировал? — Идем. Здесь будет тесновато. Орочимару вышел в коридор и приказал Кидомару, ожидавшему снаружи: — Возьмите человек восемь и доставьте в южный зал. — Есть, Орочимару-сама! Сарада вышла следом за саннином. Кидомару, расслабившийся было, стоило Орочимару повернуться к нему спиной и пройти дальше, вновь подтянулся, завидев Сараду, и поклонился ей молча и вежливо. Сарада кивнула ему и направилась за учителем в южный зал. — Что за список? — спросила она, поравнявшись с Орочимару. — Ах это… Нужно пополнять коллекцию образцов ДНК. Все-таки Эдо Тенсей — одна из самых перспективных техник. Эдо Тенсей. Техника прошлой войны, которая унесла столько жизней. Так ее использовал Орочимару? О конкретном пользователе история как-то умалчивала. Войну развязали «Акацуки». Был ли среди них еще пользователь Эдо Тенсей? — Тройка Звука доставила новые образцы. Мы должны проверить, то ли они нашли. — Проверить? — Да. Ворошить могилы — занятие непростое. Часто добываешь материал совсем не того шиноби, которого хотел. А хочется не рядовых, а каких-нибудь уникальных. Знаешь, Сарада, есть личности, которые стоят целой армии… — И как мы проверим? Орочимару развел руками. — Призовем их души. — Но… Вы… — Жаль, Кабуто нет на месте. Но ничего. Я думаю, ты справишься. — Й… я? — Да, ты Сарада, — мягко ответил Орочимару. — Поверь, это совсем не сложная техника. — Но для нее нужны жертвы. — У нас есть. Восемь человек. Так вот для чего он сказал Кидомару привести в зал подопытных? — Тратить человеческий материал, чтобы просто проверить? — Восемь голов туда, восемь сюда, — просто ответил Орочимару. — После недавнего отлова камеры полны. Можем себе позволить. Сарада чуть сбавила шаг, сверля взглядом спину саннина. Орочимару продолжал идти как ни в чем не бывало. У Сарады похолодели пальцы рук. Все-таки, я никогда к этому не привыкну и никогда этого не пойму. В зале было светло. Орочимару распорядился зажечь больше свечей и факелов, чтобы лучше рассмотреть, что за «образцы» добыла Тройка Звука. Связанный человек в тюремной одежде извивался на полу в фокусе развернувшейся печати и истошно кричал. Его тело покрывало чешуей пепла, а пепел обретал другие краски и менял форму. — Отлично. У тебя все получается, Сарада, — слащаво похвалил Орочимару. Подопытный перестал брыкаться и вопить. Вместо него с пола поднялся совсем другой человек. В отличие от предыдущего, он был полностью наг. Сарада прежде не использовала технику. Она восстанавливала тело и чакру, одежду Орочимару посчитал излишними деталями и пустой тратой времени. Впрочем, как всегда. А еще говорят, что Джирайя-сама извращенец. Сарада поморщилась и нервно поправила очки. — Ты Джинпачи Мунаши? — спросил Орочимару. Он взирал на очередного призванного, по-деловому скрестив руки на груди. Человек испуганно оглядывался и пытался прикрыться. У него были пухлые щеки и волосатое тело. — Н-нет. — А кто? — разочарованно спросил саннин. — Мивадэ Торику. — Ты из Тумана? — Д-да. Орочимару раздосадовано махнул рукой. — Прерывай. — Что происходит? Где я? Сарада прервала технику. Воплощение призванного мертвеца осыпалось пылью на каменный пол зала. Из опавшего пепла показалось тело подопытного. Уже мертвое. — Это уже седьмой, и все мимо, — с плохо скрываемым раздражением процедил Орочимару. — Что они притащили? Сарада деликатно промолчала. Ее не задевала тяга Орочимару к коллекционированию образцов ДНК. Не попали и не попали. Тем больший нагоняй получит Тройка Звука. Наблюдать, как Орочимару срывает на них злость, всегда было приятно. Все равно они мерзкие. Сарада не могла простить им убийство Ёро. Почему-то она была уверена, что он наверняка мертв. Все Анбу погибли. Рядом не было медика, чтобы помочь ему, а Кидомару стрелял со знанием дела: так, чтобы не убить сразу, но чтобы жертва гарантированно скончалась от потери крови. Вроде бы и не ослушался, но своего добился. Выстрел Кидомару, крики Таюи: «Не слушай ее! Заканчивай!» Безумные хрипы Укона: «Убей… Убей!» Сарада помнила все. Только Карин тогда повела себя по-человечески. Может, потому Сарада и сошлась с ней и более ни с кем из подчиненных Орочимару. В последний раз, когда они всем лагерем останавливались в Южном и Орочимару проводил там эксперименты, Карин получила неожиданное повышение и осталась в убежище смотрителем. Это было одновременно радостно и грустно, потому что Сарада успела к ней привязаться, и с тех пор, как они расстались, на старой базе даже словом обмолвиться не с кем было. Добыли не то. Теперь Орочимару на вас отыграется. Так вам и надо. — Давай последнего, — с досадным раздражением скомандовал саннин. — Хай. Сарада достала новый образец, злорадно надеясь, что он тоже окажется не тем.