Не надо, папа!

      

200

      Дом Саске был слишком чистым. Здание только недавно построили, на нем еще не успел осесть энергетический налет. Джуни привык, что его дом — тот самый, где он родился и рос, был более настоящим, чем люди, которых он порой ощущал на улицах Конохи. Родной дом отличался мрачным, тяжелым характером и, казалось, стонал по ночам. Кроме них с мамой в этом районе больше никто не жил. Никто даже не заходил в квартал. Люди боялись его и избегали. Возможно, они тоже слышали стоны, хоть мама и утверждала, что обычные люди не умеют слышать здания. Она и сама не умела, и Джуни подозревал, что мама немного его побаивалась за эти способности.       Когда дом стонал, Джуни вставал и гладил стены, пытаясь уменьшить его боль. Иногда получалось, а иногда нет. Дом все порывался что-то сказать ему, пробивался рассеянными образами в сознание, и Джуни честно принимал их, но они были слишком слабы, чтобы донести до него хоть какую-то информацию.       Пока мама была на миссии, он жил у Саске и Сакуры. Саске дома бывал редко. Джуни помнил его мощный образ с первых лет жизни, но в последнее время Саске наведывался домой всего пару раз, иногда тыкал его пальцами в лоб, но так и не говорил ни слова. Все они — и Саске, и Сакура, и даже мама — испытывали к нему странную жалость. Джуни поначалу даже не понимал, что может быть иначе, но к маленькой Сараде все относились не так, и он в конце концов понял, что для него делают исключение.       Мама ушла на миссию. Новый дом семьи Учиха возвышался над ним скучной прозрачной махиной. Колупать червей ему запретили, и Джуни долго держался, чтобы не огорчать маму, но делать и вправду было нечего, так что очень скоро он сдался и снова взялся за старое. Земля после дождя была влажной и приятно жгла пальцы накопленной силой. Черви — гладкие и скользкие, щекотно извивались на ладонях, а Джуни наблюдал их тонкие энергетические образы и утолял свою тайную страсть.       — Эй! — позвал незнакомый голос.       Джуни увлекся червями и не обратил внимания, что один из человеческих очагов слишком уж долго маячил поблизости, за спиной. Он повернулся к пришельцу боком, чтобы лучше слышать, и спросил:       — Ты кто?        — На кой черт тебе мое имя? — буркнул мальчишка.       Джуни немного подумал и вернулся к червям. Он насобирал их уже целый ворох, и их изящные тонкие тельца интересовали его больше грубого парнишки.       — Слышь, так ты сын Учихи Саске?       Джуни снова повернулся к нему ухом.       — Нет. Я сын Узумаки Карин.       Парень фыркнул. Яркий, с бегущими внутри быстрыми струйками, он находился на высоте — на какой-то плоской конструкции в полтора метра. Конструкция была новой, потому ощущать ее границы было сложно.       — Узумаки Карин — это самка, — пояснил грубиян менторским тоном. — Одна самка не может произвести щенка. Должен быть еще кобель.       — Правда? — пробормотал Джуни.       Кобель…       — У тебя должно быть двое родителей. Всекаешь? Отец и мать.       Это был интересный факт. Джуни раньше о таком не задумывался.       — Ты явно Учиха, — бросил парень таким тоном, словно обвинял его в чем-то. — Иначе почему живешь в их доме?       — Я — Узумаки, — спокойно ответил Джуни.       Для грубого мальчишки этого было достаточно, нечего было объяснять ему что-либо. Он и так потратил на него слишком много времени. Черви были важнее.       Джуни снова присел на корточки перед шевелящимся клубком тусклых теней.       «У тебя должно быть двое родителей…»       На границе сознания зазвенели знакомые нотки вибрации.        — Странный ты, — фыркнул грубиян. — Эй-эй, да ты!       Но Джуни уже не слышал его. Вибрация нарастала. Мир вокруг подрагивал и расслаивался: и образ мальчишки, и черви, и невесомые очертания нового дома. От вибрации звенела голова, шептались чужие голоса все громче и громче…       Замолчите!       Джуни схватился за голову.       Вибрация прошила его тело насквозь, так что, казалось, само сердце задрожало в такт колебаниям, и пошла на спад. Кожа покрылась липким холодным потом. Джуни выдохнул.       Это был лишь предвестник. Короткий предупредительный залп. Следующий должен был случиться ночью. Прежде всегда было так… Ночь каким-то образом заставляла эту бешеную встряску задержаться.