*****
Чанёль и ДиО, после мытья полов, перешли к мытью окон. Благо, Кёнсу взял девчачий, а Чанёль мужской туалет. И конечно же, если учесть, какие у них были отношения между собой, то от этого уже можно понять, что тут не обошлось без ссор. Кёнсу то и дело говорил, какой Чанёль ворчливый и придурошный, в то время, как второй отвечал ДиО, что по нему, наверное, сам Люцифер плачет. Взяв стеклоочиститель, Кёнсу начал активно вытирать пыль с наружной стороны стекла. На улице дул прохладный ветерок, но было терпимо. «— Пап? — маленькие ручки схватились за край папиной футболки. — Ну, папа? Молодой и симпатичный азиат сидел в кресле-качалке, читая очередную книгу об экономике. Услышав зов собственного чада, он улыбнулся ему и отложил книгу в сторону. — Что, малыш? — голос был нежным и тихим. — Пап, скажи, пожалуйста, что такое любовь? — детские глазки блестели от любопытства. — Откуда ты это услышал? — теперь отец вопросительно посмотрел на милое личико собственного сына. — От воспитательницы. Она сказала нам, что надо любить и слушать родителей. И из-за этого мне стало очень любопытно. — Хмм, любовь, говоришь? Ну что же, если тебе это, правда, интересно, тогда слушай меня. Если объяснять простым для тебя языком, то любовь — это когда мама говорит тебе не забывать надеть шапку, любовь — это когда она не забывает целовать тебя в лоб перед сном, любовь — это когда даже я говорю тебе быть осторожным, пересекая дорогу. И вообще в целом любовь — это когда ты боишься потерять кого-то. Понимаешь? Но, похоже маленький Кёнсу не понял слова отца и продолжал смотреть на его лицо. — Ты сейчас меня не понял, да? На что маленькая голова отрицательно помахала. — Хмм, Кёнсу, я думаю, что тебе ещё рано знать такое. Ты ещё маленький и, навряд ли, сейчас меня поймешь. Станешь более взрослым, вот тогда, возможно. Или когда встретишь «того самого». — Кого? Кого? — детские глазки странно прищурились. Отец от этого лишь ещё больше улыбнулся. — Я говорю про того самого «особенного человека», который будет дорожить тобой, а ты им. У этого человека будут по-особенному сиять глаза, когда они увидят тебя, у него будет особенный аромат, который ты будешь готов вдыхать всю жизнь, у этого человека будет особая аура, которую ты будешь чувствовать за мили. Даже когда он исчезнет, ты всегда будешь знать, где он. Этот человек будет тебя искренне любить. Просто так. Самое главное, помни, сынок, что найдя такого человека, не потеряй его. Никогда в этой жизни. Береги его, как зеницу ока. Маленький Кёнсу слушал всё это, широко открыв рот. Для мальчика такое объяснение про любовь, наверное, было особо значимым». — Эй, придурок! Кёнсу вздрогнул, поняв, что он глубоко ушел в себя и продолжал чистить одну и ту же часть стекла. И ни на сантиметр не сдвинулся вперед. Просто шикарно. Он обернулся и увидел двухметрового, который держал в руках тазик с водой и мокрую тряпку. — Чего тебе? — вырвалось из уст Кёнсу. На что он, протерев лоб от пота, устало глянул на него. — Я закончил, не забудь запереть двери. И, не сказав ничего другого, он ушел. Кёнсу слышал, как громкие шаги отдалялись и становились все дальше и дальше. — Ну на хер, — сказал он и решил, что пора заканчивать с этим. В школе помимо него и охранника никого не было. Было слишком тихо, что очень давило на нервы Кёнсу. Он задолбался. Не только от того, что какая-то дрянь не собиралась исчезнуть со стекла, но также из-за того, что он вообще имеет дело с двухметровым придурком. Эта «война» между ним и Чанёлем началась так давно, что он сам толком и не помнит, как оно началось. Возможно, так даже лучше. Спустя полчаса, когда две огромнейшие (даже больше чем Кёнсу) стекла сверкали от чистоты, Кёнсу поблагодарил всех богов за то, что эта пытка закончилась. Вылив грязную воду в унитаз, он вернулся в класс, чтобы поставить на место ведро и тряпку. Закрыв все нужные двери, он пошел в сторону охраны. Вернув ключи толстопузому охраннику, он, фыркнув, повесил рюкзак на плечо и свалил подальше от места, куда он, если честно, ходил с трудом. Он не понимал, зачем вообще ходить в эту шарагу и учить бесполезные предметы, если он мечтал быть актером. Но его утешало то, что до окончания школы ему оставался всего лишь год, что ну ОЧЕНЬ радовало его. Уже вечерело, а на улице был прохладный ветер, от чего Су немного дрожал. Он словно на повторе крутил и крутил, то самое, особое воспоминание об отцовском рассказе о любви. «Самое главное, помни, сынок, что найдя такого человека, не потеряй его. Никогда в этой жизни. Береги его, как зеницу ока». Словно цитаты великих людей, эта фраза постоянно мелькала перед его глазами. «Скажи, отец, будет ли меня любить кто-то искренне, как ты это говорил, в то время как меня даже родная мать не любит?» Глаза наполнились слезами, губы задрожали от холода и боли. Кёнсу ненавидел. Ненавидел свою мать, которая неделями пропадала на работе. Ненавидел школу, в которой его все считали изгоем и сиротой. Ненавидел двухметровую швабру за то, что тот постоянно раздражал его своими тупыми замашками. Ненавидел свою жизнь в целом. И даже единственный друг Бэкки не мог помочь ему. Он столько раз ему говорил простить всех и забить хуй на это, но Кёнсу всегда пропускал всё мимо ушей, ведь он понимал, что такая псевдоподдержка ни черта не поможет. Проплакав полдороги, он сам не заметил, как добрался до дома. Ещё больше его добило то, что в доме не было света. Опять.*****
— Кёнсу, с тобой точно всё в порядке? — Бэкхён смотрел на опухшее лицо друга. — Ты уже как два дня сам не свой. Кёнсу позвал друга, чтобы не чувствовать себя одиноким, благо, он знал, что в такое время он вечно страдает херней. Правда, в первое время его пришлось уговаривать, сказав, что в доме есть много хавчика, но потом, он сам, поняв намек, пришел, чтобы помочь другу в такой эмоционально-кризисной ситуации. — Всё нормально. Они сидели в гостиной, смотря какую-то корейскую дораму по телевизору, хомяча чипсы и запивая их колой. Бэкки был в пижаме, в то время как ДиО был в длинном халате и с огромными очками. Аппетита у него не было. Он тупо лежал на диване, пустыми глазами следя за действиями главных героев телесериала. — Опять всё из-за него? Или из-за матери? — спросил Бэкки, попивая очередную бутылку колы. — Из-за всего, что меня окружает, в целом, — фыркнул Су. — Знаешь, я, и вправду, задолбался. Я просто устал. Часто думаю о суициде, ведь у меня реально нету причины для существования. Мама меня ненавидит и считает дни, когда вышвырнет меня из дома, директор мечтает о том же, о чём и мать. Плюс, к этому присоединилась ещё одна головная боль по имени Чанёль. Блять, как же ЗАЕБАЛО всё! ДиО с головой закрылся пледом. Бэкхён слушал его и молчал. Он понимал, что в такие моменты очень нужны друзья, и то, что его позвал Кёнсу, это уже в каком-то смысле льстило ему. Это означало, что он был единственным, кому он доверяет. — Кёнсу, я не буду говорить тебе банальное «Всё будет хорошо» или «Успокойся». Просто помни, что со временем, все эти проблемы исчезнут, даже не оставив следа. И, Господи, ради всего святого, прекрати думать о суициде. Мне, в отличие от других, не всё равно на твои проблемы. Достав тушу друга из пледа, он крепко обнял его. Кёнсу давно уже не сдерживал слезы и начал рыдать, в то время как Бэк успокаивающе теребил его волосы. Сейчас не нужны слова, сейчас нужна лишь терапия в виде обнимашек и вкусняшек.*****
— Сэр, и что же Вы задумали? Немолодой мужик лежал на диване, куря длинную сигарету. На его лицо, покрытое щетиной, светила яркая луна, делая его вид ещё более устрашающим. В кабинете играла старая джазовая музыка 60-х годов. — О, ты даже и не представляешь, что я задумал. Если первый план сработал, то я уверен, что и второй сработает. Не думаю, что нам что-то помешает. Раз уж взрослые оказались дурачками, то я уверен, что и сын будет таким же. В кабинете послышался громкий и зловещий смех.