***
— Чан, а ты не пробовал молиться перед сном? — Юра с братиком сидели на кухне, попивая чаёк. На кухне горело несколько светильников, создавая некую романтическую атмосферу, но им было не до романтики. Чан пришёл домой уставшим и в паршивом настроении. Руки его болели и дрожали, он с трудом поднимал чашку. — Я не очень верю в Бога, ты же знаешь. — Но хотя бы попытайся! — Надоело! — послышался звук кулака, ударившего стол. Чанёль резко встал со стула, а его лицо было красным от гнева. Юра вздрогнула, а её брат был зол. Очень зол. Его просто раздражало, что даже сестра не могла ему помочь в такой нужный момент. Руки до сих пор дрожали, а из больших глаз пошли длинные струи слез. Из-за бессонницы, стресса и вечного чувства вины у него случился нервный срыв. Чан упал на колени и заплакал. И дело было вовсе не в сестре и даже не из-за учебы или из-за вечных драк с коротышкой. Вовсе нет. Он просто чувствовал себя беспомощным и, в каком-то смысле, виноватым. Прошло десять лет, а он до сих пор винил себя в смерти родителей, даже, если он не имел к этому никакого отношения. Он винил себя, что не очень хорошо учился, и что у него почти не было друзей. Он винил себя, что его жизнь состояла только из нытья, вечной боли в сердце и депрессии. Как же ему хотелось поплакать. — Эй, Чанёль, что с тобой? Чанёль? — Юра, встав со стула, тоже села на колени и обняла братика. Ничего кроме сестринской любви и сочувствия, она не могла дать ему. Юра очень любила братика и всегда желала ему только всего наилучшего. И в моменты, когда он начинал плакать, её маленькое сердце обливалось кровью. Ужасно хотелось избавить его от боли и снова вернуть ему ту самую детскую улыбку, которую она очень любила. Но даже сейчас она не могла ничего делать, кроме как обнимать его и шептать банальные слова, что всё будет хорошо. В какой-то момент она даже пожалела, что отпросилась с работы и пришла рано. Она просто хотела поговорить о сне, который его не покидал уже на протяжении десятилетия. — Чан? Встань, пожалуйста, — тихо прошептала она и поднялась с колен. Чан продолжал плакать и сидеть на месте. — Чан, давай, вставай, — она взяв его за локоть, помогла ему медленно подняться. И когда он уже нормально стоял на ногах, она посмотрела ему в глаза, двумя руками держа грустную физиономию. — Чан, слушай, я тебя прекрасно понимаю. То, что ты плачешь — это нормально. То, что ты до сих пор скучаешь по ним — это нормально. Но послушай меня! Ты не можешь вечно вставать с постели и орать на весь дом — это ненормально. Ты должен высыпаться, чтобы у тебя оценки были выше, и мордашка была похожей на человеческую. У Чана опухли глаза, а лицо было уставшим. За какой-то день он просто вымотался донельзя. Единственной его целью сейчас были: горячий душ, большая подушка и теплое одеяло. — Прости меня, сестра, что я порой веду себя как паршивец. Спасибо тебе, что закрываешь на всё это глаза, — сказал он дрожащим голосом. — Я буду молиться, если не забуду. А теперь позволь мне уйти, — он, нежно взяв сестринские руки, медленно отпустил их. А сам направился в сторону лестницы, на ходу стирая слезы. — Чан, постой! — крикнула сестра и пошла в его сторону. Чан повернулся и уставился на неё красными глазами. — Смотри, что я тебе привезла! — она держала в руках три большие коричневые свечи, с непонятными символами на боках. Они напоминали Чанёлю свечи, которые используют экстрасенсы во время своих сеансов. — Что это? — усталым голосом спросил он. — Эти свечи посоветовала мне одна бабуля моей знакомой. Она говорит, что они должны помочь во время плохих снов и стрессов. Просто зажги их перед сном. — Свечи? Сестра, это звучит как полный бред, — он, проигнорировав её просьбу, начал подниматься вверх по лестнице. — Чанни! — снова крикнула она, взяв его руку. Чан чувствовал, что сейчас опять разозлиться, но теперь это может кончиться не только слезами. — Прошу, ради меня, хотя бы попробуй. Это же не так сложно! — она держала свечи в ладонях, умоляюще глядя на братика. — Хорошо. Но если они мне не помогут, я их сразу выброшу, договорились? — сказал он, вопросительно уставившись на сестру. — Хорошо, — выдохнула она и слегка улыбнулась. — Доброй ночи. Она, спустившись, пошла в сторону своей комнаты, а он в ванную.***
— Какое блаженство! — выдохнул Чан, массируя голову шампунем. Сам он стоял в душевой, улыбаясь до ушей. Это именно то, чего он ждал весь день. Через некоторое время, смыв шампунь теплой водой, Чанёль принялся мыть тело и в какое-то мгновение ушел в свои мысли. «Кёнсу, по идее, милый, если не учесть его дерьмовый характер. Но вот почему он ссорится именно со мной? У нас и так полно придурков, мог бы среди них найти себе достойного кандидата. Бля, как же он меня бесит. Несмотря на рост, всё равно каким-то чудом даёт пиздюлей. И откуда у него столько силы? Будто он ждал, пока я переведусь в его школу. Блин, этот Кёнсу, очень странный. Не удивлюсь, если однажды услышу слушок, что он убил кого-то, чтобы сделать жертвоприношение Сатане. Бля, но в каком-то смысле он милый». Чанёль дал себе пощёчину и просто охренел от последней мысли. Че, блять? «Так, Чанёль, иди спать. Твой мозг уже явно начинает глючить». Через некоторые время, он вышел из душевой, предварительно напялив на себя длинный халат. Настроение после душа заметно улучшилось. Добравшись до комнаты, он, поправив постельку, мягко сел на неё, полотенцем продолжая вытирать волосы. На тумбочке стояли те самые свечи. Чанёль хотел их сразу выбросить, но так как он уже вторую неделю не мог нормально выспаться, то решил действительно попробовать это «чудо». Одевшись в пижаму, он достал из нижней полки заранее подготовленные спички и зажёг свечи. «Свечи как свечи, и что особенного может быть в них?» — подумал Чан и поставил одну из них в подсвечник на тумбочку. Она горела неярким пламенем и была без запаха, что очень радовало его. Не хватало проснуться утром в цветочном раю. Сильно зевнув, он почесал своё пузо и лёг в постель. Как только голова встретилась с подушкой, царство Морфея приняло его в свои большие объятия. «Боль. Пустота. Крик. Снова боль. И снова крик. Чанёль сидел на коленях на земле. Он кричал и проклинал судьбу. Двумя руками он останавливал, точнее, пытался остановить обильный поток крови на груди у сестры. Юра лежала на земле, пустыми глазами смотря на чистое голубое небо. Сама она была бледная, а вся её одежда была в пятнах от крови. Чанёль кричал над ней, что ей ещё рано уходить и даже начал бить по щекам. Отчаянно он пытался привести её в чувство, но это было напрасно. Он понимал, что с каждой струёй крови, её тело медленно покидает жизнь. Он цеплялся за неё до последнего, пока она окончательно не перестала дышать». Чанёль резко проснулся, но на этот раз не с криком, а скорее, испугом. Время было 4 утра.***
— Доброе утро, Чанни! Юра готовила на сковороде классический завтрак в виде яичницы с беконом. Чанёль в пижаме, с рисунком железного человека, был ужасно утомлён. Нормально он всё-таки не поспал. — Доброе утро, сестра! Он, отодвинув стул, сел на него, руками упёршись об стол. Жутко хотелось спать и никуда не идти. — Я вижу, свечи тебе не помогли. Что, опять они снились? — спросила она, поставив в центр сковороду с завтраком. — Нет, они мне не снились. Приснилось нечто жуткое, от чего я не мог заснуть, правда, теперь не помню что, — Чан устало зевнул и начал класть в тарелку половину яичницы. Юра налила ему кофе с молоком. — Может они начинают работать. То, что ты не помнишь кошмар — это уже хорошо. Может, сегодня спокойно заснёшь? — она слегка улыбнулась, жуя кусок бекона. — Не знаю. Посмотрим. Лично я, сам уже задолбался, — он отпил немного кофе и принялся трапезничать.***
— Новенький… Говорят, что он приехал из Пусана, и что он сирота, которого воспитала только бабушка. — Правда? Охренеть. Его уже видел кто-нибудь? — Нет. Говорят, что во время урока географии он придет. — Блин, классно. Надеюсь он симпатичный, а то надоели эти однообразные морды. Разговор двух одноклассниц, застал Чанёля и Кёнсу врасплох. Правда, в отличие от Чанёля, Кёнсу сделал вид что ему похуй и продолжал поддерживать разговор с Бэкки, а вот Чан немного охренел. Новенький? Этого ещё не хватало. В этом гадюшнике и так хватало придурков с опухолью мозга, и плюс к этому придет новенький, который будет учиться с ними. Если они вообще дадут ему такую возможность. Сказать честно, Чану уже стало жалко своего нового одноклассника, ведь над ним тут же начнутся издевательства в виде шантажирования деньгами и унижения на глазах у всех. В классе помимо тех девушек, коротышки и Бэка никого не было. Возможно, это было и к лучшему, что их разговор услышал только узкий круг людей. Чан никак не мог сконцентрироваться на первых двух уроках, лихорадочно представляя образ новенького. Какой он? Может, он маленький и жирный задрот, никогда не снимавший брекеты и постоянно играющий в какую-нибудь онлайн-игру? А может высокий ростом и загорелый красавчик, с 8 кубиками пресса и ослепительной улыбкой? Не, вряд ли. Наконец, настал час Х, когда начался злосчастный урок географии, который он ждал с нетерпением. Учительница что-то объясняла об экологии Италии, иногда показывая эту страну на карте. Чанёль делал вид, что слушал, а сам волновался, чёрт знает ради кого. Все (ну почти все) слушали учительницу, что-то строча в тетради. В их числе был и Кёнсу, который чертил карту, иногда поправляя очки. — Мисс Тен, прошу прощения за беспокойство, но не позволите ли мне прервать ваш урок на несколько минут и представить нового ученика нашей школы? — тихо произнесла директриса, а её голова смешно торчала из двери. — Да, конечно. Прошу, — прервала свою речь географичка и жестом показала, что можно войти. Директриса, как всегда, в безвкусной одежде и с фальшивой улыбкой, зашла в класс и встала в центр перед учениками. — Ребята, к вам в класс перевёлся новенький. Сам он из Пусана. Учится прилично и любит участвовать в различных мероприятиях школы. Прошу любить и жаловать. Заходи, Чондэ. В класс зашёл средний ростом, хорошо одетый и довольно симпатичный мальчуган с улыбкой ангела. Сам он продолжал улыбаться и смотреть в пол от стеснительности. «Так вот, о ком шла речь» — подумал Чан, внимательно изучая новенького. «А он действительно симпатичный, надеюсь, что он не задрот». В классе все начали шептаться, особенно девушки. То и дело говорили, какой он милый и забавный. — Прошу, садись, куда пожелаешь, — ласково сказала директриса, жестом указывая на класс. Сама она покинула помещение, через несколько минут. Он, поправив сумку на плече, внимательно смотрел на парты, пытаясь найти свободное место. — Чондэ, сядь со мной! — крикнула отличница на передней парте, стуча по соседнему стулу рукой. — Нет, садись со мной! — следом крикнула ещё одна, но уже с задней парты второго ряда. — Нет, садись со мной! —послышалось уже с третьей парты, третьего ряда. — Нет, я лучше её! Я помогу тебе с уроками, садись со мной! Класс был похож на пчелиное гнездо, от этих орущих девиц. Было видно, что Чондэ был в конфузе и не ожидал такой реакции с женской стороны. В конце, окончательно задолбавшись, он пошел в сторону Чанёля. — Можно? — тихо сказал Чондэ, указывая на пустой стул, на котором, наверное, никто не сидел за последние два года. Никто не хотел сидеть с Чаном, потому что он был слишком болтлив и порою даже раздражающим. И даже то, что Чондэ захотел сесть с ним — ему уже льстило. Чанёль охренел. Он чувствовал себя главной героиней какой-то дорамы, в которую влюбился красавчик всей школы. А ведь так начинаются чуть ли не все азиатские телесериалы в жанре романтика. — Ээ… Да, конечно, садись! Чан улыбнулся и жестом указал на стул. Чондэ сел, поставив сумку на стол, и достал оттуда нужные книги и тетради. — Меня, кстати, зовут Чанёль! — он протянул ему руку, на что тот не сильно её сжал. — Рад знакомству, Чанёль. Отныне я буду твоим постоянным соседом. Последние слова прозвучали для него, словно признание в любви, от чего он густо покраснел. — Я только рад этому, — улыбнулся Чан.