Коридоры

Вкус разочарования горче водки и перца, неприятнее холодного ливня и тёплого, сто раз разбавленного пива. Прикосновение отчаяния ледянее космической пустоты и разрушительнее атомной бомбы. С губ даже не может сорваться ни одно ругательство, мысли не могут обрести форму и облачиться в слова, а пальцы впиваются в волосы. Безысходность и растерянность очень схожи с ядовитым газом — при отравлении пульс учащается, голова идёт кругом, и ты никак не можешь отдышаться, только смотришь и смотришь, не можешь поверить глазам и тому, что тебя окружает. Иногда вздрагиваешь. Небо грохочет и разрывается сотнями молний — ещё немного и попадут в мою опору; я смотрю вниз, но вижу лишь чёрные тучи, расползающиеся по коридорам плотной дымкой, и вновь возвращаюсь к тёмной, каменной паутине с множеством тайн, ловушек, тупиков и опасностей. Ложь на вкус, как рыбий жир, политый тухлым соевым соусом. Примерно так же смердит обман и притворство. Примерно так же, как и от этих вкусов и ароматов, хочется скривиться от осознания, что каждый пребывающий здесь — игрок. Каждый играет в игру и никто из нас — в похожую. Нас водят за нос, нас водят по кругу. Здесь нет белых ворот. Здесь нет арок. Ни одной. Ни одного светлого и яркого пятна, ни одной скважины или трещины, которая могла бы вернуть наши души обратно. Лабиринт выглядит настолько огромным, таким необъятным, что вряд ли он вообще может быть проходим. Он — замкнутый круг. Он — западня. Вспышки молний мешают сосредоточиться. Каменная паутина меняется, преображается ежесекундно. Массивные стены то исчезают, то появляются совсем в других местах и в другом положении, образуя новые и новые коридоры, новые тупики и новые проходы. Ад работает лучше и чище, чем когда-то исправные часы моего Сэмми. Сэмми… Его имя отзывается колкостью где-то в области сердца, и в этот момент, в эту долю мгновения слабости, я не выдерживаю. — Сэ-э-эм! — голос звучит надрывно и хрипло — так играют отчаяние и боль с нотками страха за брата, за то, что я не знаю, что с ним. — Сэмми! — насколько хватает дыхания; в надежде, что он услышит, даже находясь в другой реальности, в другой вселенной, в другом измерении мира. Он должен услышать и хотя бы подать знак, что с ним всё в порядке! Но этого не произойдёт, разумеется. «Уничтожь всё…» — так шипит гнев или печать Каина. — «Уничтожь всё и спаси себя сам!» — звучит одновременно с нарастающей дрожью в руке и болью. Я чувствую, как в горле и груди всё клокочет от злости; как сжимаются челюсти и напрягается каждый мускул в теле. — Я убью тебя, — говорю тихо, озвучивая то, что мне внушала печать. — Чёрт тебя дери, Кроули! Я убью тебя! — максимально громко, до першения в горле, капель пота и вздутых вен на висках. Так, что я всем сердцем желаю, чтобы в сжатом кулаке ощущалась твёрдость рукояти моего клинка. Так, что хочется расколоть камни одним ударом! Хочется выбраться и всадить клинок в грудь Адового хозяина за всё, что мне пришлось здесь увидеть и пережить. И, будто услышав меня, раскат грома грохочет так, что сердце подскакивает к глотке, а руки невольно прикрывают голову, и молния бьёт прямиком в стену, на которой стою я. Я был готов к тому, что через меня должен был пройти разряд. Я был готов снова умереть и снова подняться в другой части Ада, но ничего подобного не произошло и не происходит до сих пор, только камень под ногами начинает вибрировать и гудеть, а впереди, где стена уходит в бесконечность, сгущается странное облако и движется прямо на меня. Когда я понимаю, что нужно бежать — мне едва хватает скорости, чтобы оторвать ноги от земли и ринуться по шаткому камню прочь. За мной остаётся лишь растущее облако пыли, а стена — рушится, исчезает, растворяется по камешку. Чтобы лучше представить, можно подуть на букет из одуванчиков и смотреть, как в разные стороны разлетаются семена. Скажете, что в этот раз всё слишком просто? Тогда сделайте это на высоте Бурдж-Халифа! Будет неплохо, если вы в этот момент прогуляетесь по натянутому тросу, но не бойтесь разбиться — это не так страшно, как может показаться на первый взгляд. Просто поверьте на слово. Вы почувствуете, как белые парашютики начнут улетать прямо из-под ботинок. Мимолётно, на долю земной секунды, может быть, успеете подумать, что бежите по воздуху, прежде чем заряд адреналина выстрелит в башку, а лёгкие подскочат к горлу. Инстинктивно вы будете хвататься за…пыль, надышитесь ею и будете падать, падать, падать бесконечно долго, так, что успеете замёрзнуть и подумать, что надо обязательно запомнить этот момент. Вы успеете подумать о том, что захотите заставить себя не забыть картину лабиринта, его механизм и ту идею, что выхода нет. И только потом будет удар. Удар настолько мощный, что вышибет всю грязь с одежды, и, в конце шестой минуты Ада, он продаст ваше сознание тьме. В этот раз глаза открыть не получается. В этот раз я чувствую, как никогда, каждую косточку, каждую мышцу, каждую царапинку и каждый синяк на теле. Адски болит спина. Она становится эпицентром всех ощущений. Я не могу пошевелить даже кончиками пальцев. Не могу повернуть головой, и даже дышать получается через раз. Чувствую, как одежда снова пропитывается тёплым и липким — кровью; чувствую кровь и во рту. Со мной только одна мысль: «голова на палке».