open

\\ Открытие кофейни — привычное явление для деловой Москвы, но целое событие для нескольких заблудших душ. Вот только кое-кто это событие едва не проспал. Эрику встать рано было всегда сложно. «Восход» должен в восемь ноль-ноль ровно открыться, а Эрик всю ночь провел за инструментом, несмотря на просьбу Трущева выспаться перед одним из самых главных дней в жизни кофейни. Сережа об этом, конечно, точно знать не мог, но смутно догадывался, а чутье его никогда не подводило, особенно когда дело касалось Эрика. Поэтому PLC встает пораньше и вместо прямого маршрута до «Восхода» делает круг, чтобы заглянуть к Шутову. Вторая пара ключей от квартиры, заботливо подсунутая еще на первой неделе в карман сережиной куртки, наконец-то пригодилась. PLC заходит в чужую квартиру так, будто каждый день здесь бывает. Кривится, увидев в прихожей пакет с мусором — делает галочку по пути обратно выкинуть. Из единственной комнаты доносится едва слышимое сопение. — Вставай давай, пес, — громко и четко говорит Сережа, пересекая комнату и подходя к занавешенному окну. Ждет пару секунд — нет ответа? ну ладно, — и одергивает штору, впуская в комнату яркий солнечный свет. — Ммм, — сонно отзывается Эрик, «спрятавшись» под плед так, что выглядывает одна только кудрявая макушка. — Еще пять минуточек, мам. — Вот за это тоже потом пизды получишь, — смеется PLC. Все до невозможности банально, все до невозможности смешно. — А если бы я был не один? — злобно отзывается «одеяло». Сережу опять пробивает на смех. — Бездомного кота бы приютил? Похвально, похвально. «Одеяло» издает раздраженные звуки Эрика. PLC смотрит на часы, понимая, что они и так бессовестно опаздывают, после нескольких провальных попыток стянуть с Шутова одеяло, он предпринимает крайние меры. — Последнее предупреждение. Твоя «детка» у меня в заложниках. И, словно в подтверждение своей угрозы, делает «брынь» по расстроенным струнам. Сон Шутова как рукой сняло. Он тут же откидывает плед и вскакивает на защиту своей прелести. — Только не гитару, Сереж! — Доброе утро, — отвечает Сережа, насмешливо прищурившись, и передает гитару в руки ее законного хозяина. — Мы и так опаздываем из-за тебя, так что шевелись, иначе истребитель взлетит без нас. Эрику ничего не остается, кроме как пробурчать обиженное «мучитель» и подчиниться. \\ — Можно я тебя за усы подергаю? — спрашивает вдруг Шутов, а PLC непонимающе хмурит брови. — Ну, знаешь, на удачу… Сережа советует лучше за стойку встать, чтобы под ногами не мешался, и еще раз сверяется с часами: 7:59 Все готово к встрече первых посетителей. Эрик без браслетов на руках, без банданы и не в рванных джинсах, как обычно, а в свежевыстиранной форме, кажется каким-то нелепо взрослым. Кофемашина сверкает начищенными боками, ждет только своей «минуты славы». Софа в десятый раз столы блестящие протирает — волнуется, не знает руки чем занять. Женя и Тим у стойки стоят, готовые в любой момент рвануть к столику первого клиента наперегонки. Никита все утро на кухне, откуда вкусный запах выпечки. Сережа всем этим так гордится. 8:00 Все делают глубокий вдох. Двери «Восхода» открываются. \\ Сережа стоит, опершись о стойку, с Эриком лениво переговаривается, но взгляда от двери не отрывает. Сейчас должен зайти первый гость, сейчас должна начаться история «Восхода», сейчас! И дверь действительно открывается, колокольчик возвещает о посетителе, Трущев не может улыбки скрыть, пока не видит, кто именно входит, и тогда… — О нет. О да, Сереженька, о да. На пороге «Восхода» не кто иной, как Свобода. — Неплохо, неплохо, — резюмирует Максим с видом критика Мишлен. Конечно, со стороны серьезность его выглядит комично в паре с грязной одеждой, гитарой за спиной и листиком, застрявшем в светлых волосах. — Не скажу, чтобы «вау», но… уютно. — Хм, спасибо, — подает голос PLC. — Зачем ты здесь? — А зачем люди приходят в кофейни? — расплывается в кошачьей улыбке Анисимов. — Кофе попить. Первым в этой ситуации находится Эрик. Он почти дружелюбно интересуется: «что тебе именно?», рукой указывая на доску за своей спиной. Необычный посетитель — многие знали Максима, потому что каждое утро и вечер пробегали мимо него, а некоторые даже бросали мелочь, — привлек внимание всей кофейни. У Сережи в голове предупредительные сирены включаются на всю громкость — что-то нечисто. Сейчас же что-нибудь провернет такое, чтобы потом как байку всем рассказывали, но не верили в реальность, и… — Мне воды. Горячей, — говорит Максим и достает из кармана пакетик самого дешевого растворимого кофе. Свет выключается, кулисы стыдливо задергиваются. Где-то слышны хлипкие аплодисменты. Антракт. Как там говорят? Первый блин котам комом? Коту под хвост? PLC очухивается, когда Эрик уже быстро пластиковый стаканчик с водой в руки Максу сует, краснея до кончиков ушей. А Анисимову хоть бы хны. — Сколько с меня? — За счет заведения, — цедит Трущев, едва подавляя желание выпнуть его из «Восхода», как кота из подъезда. Терпение никогда не было сильной стороной Сережи, а Максим будто намеренно проверял его нервы на прочность. Если бы PLC умел взрываться от переполнявшего его раздражения, то «Восход» сейчас взлетел бы к чертям. — Спасибо, — Макс улыбается миленько, как кот, который невинно глядит в глаза хозяина и в то же время продолжает обдирать ногтями диван. — До встречи. Я буду часто заглядывать. — Только, блять, попробуй. Сережа произносит это таким тоном, что даже Эрик ощущает острое желание сбежать, а Свобода стоит, как ни в чем не бывало, помешивает растворимый кофе поданной ему пластиковой ложкой, делает глоток, будто это напиток богов. И, уходя, улыбается от уха до уха. \\ После смены ребята сбиваются в группку у стойки (все, кроме Майер), шутят, смеются, улыбаются — Софи особенно — и от этого Женю так сильно воротит, что хочется всем шеи свернуть. — У меня чурчхела на всех, — тихо говорит Софа. — Я раздам ее. — Теперь Софи может ходить по «Восходу» и кричать: чурчхела, пахлава, горячая кукуруза! — передразнивает ее Сережа. Очередной взрыв смеха — Женя изо всех сил старается не сжимать кружку так сильно, но от напряжения пальцы даже немного сводит. — Я и тебе кусочек оставила, — окликает Софи одиноко сидящую за столиком Женю, — Это очень вкусно, знаешь, мне родители из Грузии привозят… — Какая жалость, что меня это совершенно не волнует, — выплевывает Майер. Софа запинается о черную туфлю со шпилькой, выставленную как назло в тот момент, когда девушка решается подойти, и теряет равновесие. Хорошее настроение Авазашвили испаряется в одно мгновение. Женя накручивает локон на палец и улыбается: упс, я снова это сделала. — Да ты достала! — вдруг рычит Софа, хлопнув подносом по столу так, что у Эрика уши закладывает. — Я, конечно, понимаю, что тебе необходима эта работа, но человеком-то оставаться нужно! — А ты-то как раз на человека и стала похожа, — совершенно спокойно отвечает Женя. Софи давится воздухом и краснеет аж до кончиков косичек. — Ходишь вся такая тихая, скромная, слова против не скажешь. Я уверена, если бы посетитель тебя решил облапать, ты даже пикнуть не посмела бы. А я по морде ему дала б, и тебя тоже научу, как за себя постоять. И когда до Софы доходит, Майер пересекает комнату как можно быстрее и скрывается за дверью. Авазашвили знает, что слишком добрая, слишком славная, будто душа мягким курсивом, а Женя в свою очередь прекрасно знает, что таким, как Соня, плохо приходится. И пытается если не защитить, то закалить — как викингов, знаете, в тяжелый поход отправляют, так вот Софу заставляют работать с Женей на одном тонущем судне. Ссора утром, грубость на обед, во время особенно наплыва, и чужие слезы под конец дня. Сломается или останется — одно из двух. — Жень. Вспомнишь солнце, вот и лучик. Майер выпускает дым в небо и смотрит холодно на мнущуюся рядом Софу. — Если бы ты раньше сказала, что не со зла это делаешь, я не… грубила бы. И вот — опять. Вместо того чтобы осадить зарвавшуюся Женю и послать к чертям всю ее работу по закалке, Софа виновато улыбается, косичками лицо стыдливо прикрывая, и тупит взгляд. — Кричи, если тебе хочется, — отвечает Майер, и ее голос вдруг становится более глубокий, грудной, будто она сейчас зарыдает. — Груби в ответ, если думаешь, что тебе нагрубили. Перестань уже стесняться, закрываться и быть… такой. — Перестать быть собой? — улыбается Софи, делая шаг ближе. — Это твои заповеди, Женя, и не мне их судить. Но я предпочту страдать от своей доброты, чем заставлять кого-то страдать от своей жестокости. Женя губу до боли закусывает, чувствуя, как внутри все вдруг обрывается. Но виду не подает — если играть роль, так до конца. Поэтому выдыхает: — Ну и дура ты. И одним взглядом обещает: прости, больше не буду. Софа кивает, прекрасно видя за фасадом и штукатуркой роковой женщины настоящую, искреннюю Майер. — Ну что, поладили наконец-то? — спрашивает Сережа за их спинами, и девушки подпрыгивают от неожиданности. — Я рад, что выбирать не придется, хотя еще чуть-чуть, и уверен — уволил бы обеих. Врет, конечно. Женя сигарету тушит и разворачивается к Соне: — Давай сюда свою чурчхелу. \\ Диана слишком долго мнется у входа. Вроде бы, ничего необычного — пришла в кофейню устраиваться, Диану с ее-то данными давно должны всеми руками и ногами взять, но она все равно волнуется. В прошлый раз даже слушать не стали. Слишком молодая, слишком наивная, слишком красивая, то в ней не нравится, это не так делает. Если бы Ди умела молиться, она бы обязательно это сделала. Вот только молитвы тут не помогут, все амулеты на счастье утеряны, а заклинания, вычитанные из книжки про Гарри Поттера, бесполезны для магглов, поэтому Диана просто вдыхает морозный воздух полной грудью и входит в «Восход». — Привет, — она миленько улыбается парню у стойки, который при виде нее немного расслабляется, — Я хотела бы поговорить насчет работы официанткой… — Во-первых, у нас уже все места заняты, и нам как бы не требуется, — он окидывает Диану взглядом и продолжает уже совсем неуверенно, — Во-вторых, вопрос не ко мне. Вон там усатый сидит, Трущев, к нему и иди. Удачи. Видякина кивает и направляется к Сереже на негнущихся ногах. — Здрав… PLC смотрит на нее так, что девушка совсем путается и заканчивает абсолютно смешным »…ия желаю, товарищ капитан». Все с этого тихо угорают, но вот Ди совсем не до смеха. — Меня зовут Диана, и я хотела бы… — Официантки не требуются. Диана замирает. — Но… — Это все. Иди, пожалуйста, и не мешай. Он говорит это совершенно будничным тоном, спокойно, без единой эмоции. Так же зачитывают смертный приговор привыкшие к подобному судьи. У Сережи пачка счетов на столе, повисший дамокловым кредит из-за чертовой кофейни и пятеро работников — более чем достаточно. Ему нет дела до проблем Видякиной. И это сначала сбивает с толку. Девушка глотает ртом воздух, сжимает пальцы в кулаки с такой силой, что длинные ногти впиваются в ладони и оставляют полукружья следов, в глазах — отчаяние и испуг. — А теперь послушай меня! — Диана практически кричит, обращая на себя внимание всех, кроме спокойно смотрящего на ее взрыв Трущева, — Я приехала сюда за мечтой, вот только меня со всем обломали, а сейчас деньги кончились, родители обеспечивать не могут, жрать, знаете, хочется! Никуда не берут, потому что здесь все по связям и по знакомствам, даже в сранную кофейню! Скоро на улицах буду петь, чтобы хоть как-то… — Хорошо. Сережа встает из-за стола, и Диана опасливо делает шаг назад. — Что? — девушка закашлялась, поперхнувшись полоснувшем по горлу страхом. Уж лучше бы он орал на нее, чем вот так… — Хорошо, ты принята на испытательный срок. И приступаешь сейчас. Выдайте ей поднос. Женя, иди отдохни. Женя, кажется, отдыхать совсем не собирается. Она открывает рот, чтобы напомнить Сереже о том, что Видякиной нужно хотя бы с ассортиментом ознакомиться и освоиться хоть немного, но Трущев даже слушать не хочет. — Женя, ты меня слышишь? Тут Лиана в бой рвется. Майер хмурится, но свой поднос отдает. Диана скидывает с плеч сумку, не совсем понимая, что происходит. В голове гул, будто она на вокзале стоит, руки дрожат, сердце сжимается и мечется по грудной клетке, как бешеное. Видякина подходит к стойке, едва не плача, губы кривит, пока Эрик быстро делает заказ и помогает кое-как на поднос выставить. — На второй столик, — подсказывает ей. А когда понимает, что Диане это нифига не говорит, указывает пальцем на мужчину у окна, ожидающегося свой мокко и приличный кусок вишневого торта. «Спасибо», — говорит взгляд девушки. Она чувствует, что остается всего один вариант — либо она сейчас докажет и добьется, либо упадет и вернется назад. Диана не успевает сделать и трех шагов, как путается в ногах и с грохотом опрокидывает поднос. PLC бросает ей короткое: — Уволена. \\ В подсобке собирается консилиум. Или клуб по поддержке одной разбитой Дианы, сути дела не меняет. Диана прячется там, чувствуя себя совершенно лишней. Лучше бы сразу на вокзал поехала, чего мучиться. Сначала она никак не реагирует — просто сидит на диване и втыкает в стену, через минут двадцать, кажется, оправляется, улыбается, даже сигарету стрельнуть просит, а потом вдруг как возьмет и заревет. В голос. С надрывом. — На самом деле, несправедливо! Вот так просто слил меня… — захлебывается в обиде и злости Видякина, — Я недотягиваю, да, я согласна, но я готова была работать и… я считаю, что из меня можно было что-то сделать! Софа подает ей салфетки, чтобы вытереть слезы и потекшую тушь. Эрик поджимает губы, почему-то чувствуя себя виноватым за то, как повел себя PLC. — И что ты теперь будешь делать? Просто смиришься, соберешь вещи и уедешь домой? — холодно интересуется Тим. — А ты что-то другое предлагаешь? — язвит Женя, которую в подсобку никто не звал, и именно поэтому она здесь и стояла, сложив руки на груди. — Да, — твердо говорит Эрик, и Диана вдруг перестает плакать, — Требовать свой второй шанс, оставаться в кофейне до тех пор, пока Сережа, блять, не убедится. Ты сможешь. И это первый раз, когда кто-то не говорит Диане, что она не справится. \\ Трущев в кофейню заходит без особого воодушевления. На самом деле, он же не злой совсем, просто не выспался, наверно. Всю ночь мучился, вспоминая, какие глаза были у этой Лианы, когда он ее уволил. Или Дианы, черт ее знает. И нет чтобы хотя бы внутренне смириться с тем фактом, что девчонку жалко, стыдно за то, что он с ней так, — PLC все еще продолжает уверять себя, что ему дела нет до кого бы то ни было. К черту. Хмуро кивает засыпающему на ходу Эрику, садится за столик, ожидая свой неизменный ристретто. — Итак, ставки, на сколько минут сегодня опоздает Гринберг, — спрашивает он у Шутова. — На полчаса, — отвечает чужой голос. Чашка оказывается перед носом. Сережа вскидывает голову и встречается с тем самым взглядом Дианы, который никак не давал ему покоя. — Какого… — Ристретто без сахара, — перебивает его девушка, — Хотя я бы посоветовала все-таки добавить, как такой горький можно пить? И улыбается. Немного растерянная, смущенная, но чертовски довольная. Трущев тянется к чашке, но тут же себя останавливает — мало ли, вдруг Диана решила отомстить и отравить его. Поэтому откидывается на спинку стула и придает себе серьезный вид, хотя так тянет рассмеяться. — Что ты здесь делаешь? — Работаю. На несколько минут Сережа все-таки зависает. Диана комкает низ кофты и кусает губы, но улыбку не теряет. Верит. По лицу PLC за мгновение пробегает волна таких эмоций, что Видякина пугается. Еще одного отказа она точно не переживет. — Ты ведь понимаешь, что это не то место, за которое нужно бороться? — как-то совсем мягко говорит Трущев, и эта метаморфоза говорит о движении в нужную сторону. Диана расслабляется и выпаливает, не думая совсем: — Тогда за что стоит бороться? Чувствует, что вырывает победу, потому что Сережа смотрит ей в глаза с каким-то подобием уважения, кивает и: — Только из-за силы духа — оставайся. В следующий момент Сережа оказывается зажат в объятьях Видякиной. И тогда он понимает, что поступает правильно, неловко хлопает ее по спине и видит через тонкое девичье плечо улыбающуюся мордашку Шутова. Проходя мимо стойки, Диана отбивает «пять» Эрику и с победным возгласом скрывается на кухне. — Это ведь твоя тема, — практически кричит ему с другого конца зала Шутов. — Тебе нравятся такие истории, такие люди. Бунтари, сильные личности, для которых слова «нет» не существует. Потому что ты сам такой. PLC пытается скрыть улыбку, отворачиваясь и отпивая глоточек до отвратительности горького кофе. Наверно, все-таки стоит положить хотя бы ложку сахара. \\ Наплыв посетителей предсказуемо маленький, но даже от этого все будто с ума сходят. Эрик каждому зашедшему улыбку такую дарит, что даже те, кто за кофе навынос пришли, все равно в «Восходе» остаются. Тим успевает не только работу выполнять, но и шутить напропалую, иногда совсем неуместно. Майер изящно скользит между столиков, поднос в ее руках кажется пушинкой, в то время как Софа двумя руками за свой цепляется и боится уронить. Диана быстро освоилась и влилась в компанию. Они болеют этим, живут одним только «Восходом», думают только о кофе и друг друге. И, несмотря на стычки, усталость и бессилие к концу дня, каждый из них чувствует себя чуточку счастливее. Будто на своем месте. Будто дома. Вот только их маленький, совсем недавно воздвигнутый дом посещает второй раз торнадо по имени Свобода. Разносить все в щепки. Сережа уже готов авторитет потерять и вытолкать его за дверь, но останавливается, когда видит рядом с ним миниатюрную девушку с розоватыми волосами, закрученными в смешные баранки, и взглядом оленьим. — Это monkey, — улыбается Макс, указывая рукой на спутницу. — Вообще-то, я Кристина, — быстро поправляет Кошелева, заливаясь предательским румянцем. — Да-да, мартышка, — отмахивается от нее Максим, и опять обращается к Трущеву. — Так вот. Она недавно приехала в Москву и как бы нуждается в работе. Я подумал, что мы можем дать ей место в семье «Восхода», хотя бы официанткой на первое время. «Мы можем дать ей место в семье» — звенит эхом в ушах у PLC. От этого самого «мы» в груди все переворачивается, да и от остального не легче, и даже взгляд Кристины, обращенный на Сережу с безграничной надеждой, не спасает. — Я сам решу, нужен ли нам еще один человек в команду или нет, — холодно отвечает Трущев, ловя на себе еще и тяжелый взгляд серо-голубых глаз. — Это моя кофейня. — Но… — начинает препираться Свобода, однако его быстро перебивают категорическим. — Это мое решение. — У меня от тебя когнитивный диссонанс, — обиженно тянет Макс. — А ты заебал. Вот и поговорили, называется. — Отлично, приятно оставаться в твоей кофейне, — в тон ему отвечает Максим и уходит, драматично хлопнув дверью. Сережа пару секунд смотрит ему вслед, а потом круто разворачивается и уходит в комнату отдыха и по совместительству свой «кабинет», не говоря ни слова и не смотря никому в глаза. Бедная Кристина так и стоит посередине зала, с тусклой улыбкой на губах, не зная, уйти ли за Максом или остаться в кофейне до озвучивания приговора. — Это что такое сейчас было? — интересуется Эрик, залетая в помещение и практически падая на диван рядом с Сережей. — Отказать девчонке — причем, классной девчонке! — только потому что ее привел этот Максим. Урок с Ди тебя совсем ничему не учит? Вы как кошка с собакой, честное слово, самому не смешно? Никакого ответа. Шутов бросает на него взгляд и ему совсем не нравится, что он видит: напряженные плечи, тяжелое дыхание, поджатые губы, взгляд в пустоту. В последний раз Сережа выглядел таким еще в Краснодаре, и… — Когда я только задумывал сбежать в Москву и открыть что-то… — голос предательски дрожит, и Эрик всеми силами души пытается не сорваться и не полезть обнимать этого вечно держащего все в себе старикашку, — … это не должно было стать таким. — Каким? — совершенно ничего не понимает. Сережа не торопится объяснять. — Родным. Я думал, что это будет отвлекать меня своими проблемами, заполнять пустоту, но я не подозревал, что найду людей, которые… Остаток фразы застревает в горле. — К которым ты привязываешься, — заканчивает за него Шутов. — И сейчас у меня такое чувство… — Сережа делает глубокий вдох перед тем, как выпалить самое ноющее, — будто я пытаюсь их заменить. Создать вторую «Плохую компанию», копию копии, понимаешь? Но второй семьи не бывает. — Тогда и любим мы тоже только однажды, — шепчет Эрик, — и за этим следует вывод, что жизнь полная хуйня, а мы уже все проебали. Смысл тогда вообще?.. — Не дави на больное, а. Эрик закатывает глаза. — У тебя из больного… бля, даже и не перечислить. Я что, совсем дурак — промежуток от минус бесконечности до плюс бесконечности считать? Шутов встает и собирается уйти уже, но замирает у двери. — Я понимаю, — кивает Эрик, вцепившись в ручку так, словно без нее упадет в пропасть, — Но держаться за воспоминания глупо. «Восход» — другое место, они — другие люди, не копии, а оригиналы, и ты здесь… другой. Не тот, кто стал отказывать бы человеку, просто потому что боишься к этому самому человеку привязаться, а она, между прочим, до сих пор в зале сидит и ждет. — Вали уже, — беззлобно отвечает PLC. — И да, форму новую не забудь посмотреть. Для Кошелевой. \\ Максим хмурится, зло перебирает струны бедной гитары — она расстроилась почти также сильно, как и ее владелец, — и бросает уничтожающие взгляды на каждого, кто посмеет хотя бы посмотреть на сидящего прямо на асфальте музыканта. Наконец прекратив мучить инструмент и уши прохожих, Анисимов прислоняется спиной к грязной обшарпанной стене дома и закрывает глаза, пытаясь переварить всю сегодняшнюю ситуацию. Глупо, глупо, глупо вот так надеяться, что нашел что-то настоящее. Воображать, что почти обрел… что? Дом? Семью? Стал, наконец, кому-то нужен в этом пропахшем одиночеством мегаполисе? Ты не Свобода, а Наивность, похоже. — Вали нахуй отсюда, — шипит Анисимов, когда кто-то нависает над ним, думая, что это очередная бабулька или, что еще хуже, мент. Когда после такого радушного приема некто не спешит убраться подобру-поздорову, Максим поднимает голову и… Встречается взглядом с Сережей, который стоит, чуть ухмыляясь. Свобода вскакивает на ноги, сам не зная зачем, и складывает руки на груди, думая, что выглядит готовым к нападению львом, а на деле — насупившийся маленький котенок. — Что это? — спрашивает Макс, пялясь на пластиковый стаканчик с кривой надписью «Свобода» в руке Сережи. — Кофе, очевидно же. Не знал, какой именно ты любишь, поэтому взял на свой вкус. Максим берет предложенный ему напиток, улыбается натянуто и шепчет едва слышно «спасибо». А потом отходит на пару шагов в сторону, выкидывает полный стаканчик в урну рядом и плюхается на прежнее место, мстительно улыбаясь. — Ты думаешь, меня можно кофе твоим дурацким купить? PLC никак не реагирует. То есть, вообще никак, будто готов был к такой истерике. Не в лицо стаканчик полетел, и на том спасибо. Он просто стоически считает до десяти, чтобы не сказать ничего лишнего — опять — и садится рядом, наплевав на пыль и грязь. От стены исходит такой холод, что спина сразу покрылась мурашками, а вот Макс — живой, теплый, пусть и обиженный, и Сережа даже сам не замечает, как придвигается к нему ближе. — Что ты делаешь? — уже спокойно интересуется Свобода. — Опускаюсь на один уровень с тобой, — хмыкает PLC, услышав ответное «надейся на это, ты все равно будешь ниже», и какое-то время они так и сидят, молча, без движения, думая каждый о своем. — Ты взял Кристину официанткой? — ломает тишину Максим. — Нет. — Тогда ты очень проеб… Сережа перебивает его, не давая закончить. — Официанток у нас хватает, а вот бариста всего один. Кристина умная, быстро схватывает, за половину дня научилась почти всему. Эрик от нее без ума. Думаю, сначала будет помогать ему, а потом, может быть, и совсем заменять станет. Ей все нравится, я спрашивал. Макс ошеломленно смотрит на него и впервые не хочет отшучиваться. — Спасибо, — благодарит уже искренне. — Извини, что я… — Да не, ты был прав, — качает головой Трущев. — Во всем прав. — Ну, разумеется, я был прав! Впервые за этот день Максим широко и по-настоящему улыбается. PLC напрягает губы, чтобы не улыбаться в ответ. Не помогает. — Почему ты так выразился, там, в «Восходе»? В смысле, ты сказал «Мы можем дать ей место в семье». — Я так сказал? — деланно удивляется Максим, — Я за своей речью совсем не слежу. Сережа всем своим видом показывает, что не удовлетворен подобным ответом. Конечно, открывать душу какому-то незнакомому парню с улицы — не его стиль, не его почерк, знаете. Сережа даже Эрику в этом признаться не мог, тот эти слова из Трущева чуть ли щипцами не вытаскивал, а этот… просто взгляд свой кидает, и все — прорывает. — У меня всегда была идея, типа, знаешь, цель жизни — найти место, где «не зря», с людьми, которые «свои». Упав однажды, страшно взлетать во второй раз. Я и испугался. А потом все эти люди, с которыми нас будто бы мир сам сводит. Когда «Восход» только открылся, мне показалось, что… ну, оно. А сейчас поговорил с ребятами, послушал, посмотрел со стороны и понял, что мне не показалось. Нашел. Каждое слово дается с большим трудом, в страхе, что его вот-вот перебьют, и когда Сережа наконец-то смотрит на него, Макс тупо пялится на сцепленные в замок пальцы, осанка расслабленная, дыхание ровное. Да ему плевать на твою историю, — проносится в голове. — Показал себя слабаком, и что? — Забей, — Сережа вдруг замечает, что говорит не холодно и отстранено, как задумывалось, а обиженно. Смешно, блять. И когда PLC уже успевает во всем этом разочароваться, когда готов уже втоптать все свои искренние мысли в грязь, когда уже собирается уйти и больше к бродячему музыканту никогда даже мысленно не возвращаться, Максим вдруг говорит: — Тебе интересно, почему я именно ее привел? Не знаю. Просто почувствовал, что у нее никого нет, и… Большинство, насколько я знаю, в «Восход» из разных мест попали, от чего-то сбежали. И здесь у них нет ни друзей, ни поддержки, ни семьи… У Крис, у Тима, у Никиты, у Софы, у Дианы, даже у этой Жени, у тебя, — Свобода задумывается, подбирая правильные слова, чтобы не обидеть и не разрушить создавшуюся атмосферу, — этого не было. А теперь есть. Анисимов поддерживает разговор явно не из вежливости, потому что Макс и вежливость… скажем так, понятия совсем несовместимые. Ему не все равно, ему важно не только слушать, но и отвечать. И Сережу это поражает. — Эй, — говорит вдруг Свобода, привлекая внимание. — Чего? — Я кофе хочу. Ну вот, все опять встало на свои места. — В урне посмотри, может, осталось еще что-нибудь. — Да иди ты. Сережа встает, чувствуя, как затекли мышцы от сидения на асфальте, и Макс думает, что вот он сейчас опять все разрушит и уйдет один. Этого не происходит. PLC протягивает Максиму руку — просто помогает подняться, конечно, но метафора, если посмотреть, все равно глубокая. — Кофе? — Кофе. «Восход» их заждался.