Порочное создание

Повисшую гробовую тишину прервали тихие звуки воды, и я сама не заметила, как с облегчением выдохнула. Что за чёрт произошёл? Реакция Мудака привела меня к полной капитуляции, заставляя захлопнуть рот и поджать губы до их полного исчезновения с лица. Выключила свет, погружая комнату в темноту, прерывающуюся бликами яркой картинки экрана телевизора, и забралась в кровать, теплее кутаясь в воздушное одеяло. Без понятия, от чего знобило больше: от поджидающей неизвестности или же холодных простыней? Одно знала наверняка: если тема беременности настолько сильно сказывается на адекватном поведении Томаса, когда мне подобная тема с высокой колокольни, то нам будет очень сложно. Первая проблема на пути нашего «долго и счастливо», и мы разбежались по разным комнатам, наговорив друг другу гадостей. Вода в ванной комнате стихла, и я быстро закрыла глаза. Помнила эти чувства: учащённое сердцебиение, покалывание в висках и желание вывернуть наизнанку пальцы, лишь бы они перестали позорно трястись. Я помнила, как медленно открывалась дверь, тяжёлые шаги, раздражённый рык при виде меня, не свалившую к чёрту. Помнила, с каким неудовольствием мужчина ложился на край кровати и с нескрываемой злобой вырывал из моего захвата часть одеяла. Помнила, как сдерживала злость и дикую обиду, как считала минуты до восхода солнца, которое прогонит повисшие над нами тучи, и мы сделаем вид, будто ничего не произошло. Я сделаю вид, что ничего не произошло. Потому что любила. Потому что не хотела терять. Открыла глаза, когда сцена прошлого, точно по отрепетированному сценарию, повторилась. Скрип двери, негромкие шаги, тихий писк выключившегося телевизора, и ощутила, как кровать медленно прогнулась под тяжестью мужского тела. Зажмурилась, чтобы не видеть его тень в лунном свете и не поддаваться желанию разглядеть в чёрном силуэте характерную усмешку. Неожиданно почувствовала, как мягкое одеяло подобралось под меня, не оставляя шансов холодному воздуху завладеть миллиметром оголившегося тела, и ощутила осторожное прикосновение ладони ко лбу. У меня жар, но вовсе не от простуды, а от осознания, насколько сильна во мне Идиотка! Накрыла руку мужчины и развернулась к нему, с неразборчивым всхлипом утыкаясь лицом в шею. Это же Томас, а не мистер Финч. Это же Мудак, который режет с плеча, а после скрывает ото всего мира в крепких, надёжных объятьях. — Ни-и-к, — прошептал, позволяя глотать слёзы, которые никак не хотели выкатиться из глаз и облегчить боль режущихся глаз.- Я не должен был повышать на тебя голос. Прости. Не сдержала смешка, прислоняясь лбом к влажному от мокрых волос лбу Томаса: — Не мне же одной кричать на тебя. Намёк на улыбку мелькнул на губах столь же резко, как исчез с манящей линии. Томас протяжно вздохнул: — Просто стало так херово при мысли, что моему отцу ничего не стоило оплатить мою смерть. И, чёрт подери, Ник, твои слова! Если бы мать рассуждала, как ты, то я бы сейчас не лежал здесь. О, нет-нет-нет! — Тома-а-с, — прошептала, нежно перебирая влажные волосы на его затылке, и не могла сдержать боли в голосе. — Мне очень жаль. Правда. Теснее прижалась к мужчине, опуская его голову к себе на грудь, позволяя учащённому сердцебиению подействовать на Томаса, подобно успокоительному. Я понимала его и с лихвой осознавала свою тупость, когда рванула с двумя тестами к мужчине и заявила о намерении сделать аборт. Обычная жизнь мисс Стаффорд: сначала делала, потом думала. — Твоя мать думала, что сможет удержать мужчину ребёнком. Томас усмехнулся и, готова поклясться, услышала едва уловимое: «Глупая шлюха». — Я же не преследую подобной цели. Я просто не готова, понимаешь? Мне двадцать один, — осторожно напомнила, боясь ляпнуть очередную глупость. — Я живу в самом убогом номере отеля, и вся моя зарплата уходит в копилку на квартиру. А ещё я хочу вернуть свою ауди. И путешествовать хочу, Томас. И глупости совершать хочу. Мне двадцать один! — Ник… — Я не придерживаюсь модной идеологии «Свобода от детей», я не против детей, но не сейчас. Сейчас не готова! — Ник! — настойчиво повторил моё имя, и ощутила, как пальцы прижались к скулам, останавливая поток прорывающихся слов. — Я тебя понял! Разве? Боги! Чувствовала себя дьяволом воплоти и никак не могла избавиться от этого мерзкого ощущения. Томас со своим внутренним мудаком был воплощением снизошедшего Ангела! И как только могла забыть его счастливый блеск в глазах при виде малышки Глассов? Хватило пяти минут выдержки, прежде чем выпалила: — Неужели ты хочешь ребёнка? Майер в раздражении перекатился на свободный край кровати и прикрыл глаза ладонью: — Прошу, Ник, ни слова о детях. Вернёмся к разговору, если завтра врач подтвердит твою беременность. Согласно кивнула и удобнее устроилась на кровати, прижавшись к боку мужчины. Несмотря на глубокую ночь за окном, свинцовые веки и продолжительные зевки, — никто из нас не заснул в ближайший час. Этой ночью расшатанные нервы не позволили сомкнуть глаз. *** Неприятное чувство поселилось в душе, когда мать скинула адрес больницы. Помнилось, у отца всегда был личный лекарь, личный фармацевт, личный подтиратель соплей и личный подносчик таблеток. Стоило ему чихнуть, как вокруг тут же начинали юлить профессионалы в области «чихание без причины». Настало время, когда отец из уютных апартаментов переместился в самую простую больницу, в которой наблюдался обычный люд и в которой наша нашумевшая фамилия вызовет лишь саркастическую улыбку. Я искренне надеялась, что мать не согнулась в припадке на одном из диванов, не славившегося своей кожей и упругой набивкой, и не нагрубила персоналу, отказавшему приносить чашечку изысканного кофе. Ускорила шаг и в неудовольствии поглядела на Томаса, отставшего на несколько пролётов вверх по лестнице. Он вовсе не спешил и даже умудрился пропустить вперёд уборщиков, чем заставил остановиться и выпалить: — Не хочешь вернуться в машину? Ей Богу, Томас, отца хватит второй приступ, если увидит тебя! — Я не собираюсь заходить в палату, — успокоил мужчина и, быстро преодолев расстояние между нами, вручил пакет с фруктами. — Ты вообще уверена, что стоит навещать его? Он как-то не рвался разрешать твои проблемы. Нет, я не уверена и до последнего сомневалась, но отступать было поздно. Нутром чувствовала в нескольких метрах суетившуюся мать и, не желая находить отговорки сбежать из больницы без оглядки, переступила порог стационарного этажа. Не ошиблась: мать мерила шагами узкий проход от одной двери палаты к другой и усердно вытирала ладони влажной салфеткой. Она нисколько не изменилась, только загорела и, что лукавить, похорошела. Женщины всего мира могли возненавидеть её за возраст сорок пять и внешний вид тридцатипятилетней жгучей брюнетки с фигурой молодой Синди Кроуфорд. — Никки! — воскликнула мать и взмахнула руками, дожидаясь, пока я на ватных ногах дойду до неё. Ни шагу навстречу. — Привет, мам, — неосознанно прошептала и ощутила, как грудную клетку болезненно сдавило, когда потянулась за объятьями и не получила желаемой материнской ласки. — Никки, ты себя видела? — заохала мать и ухватила за плечи, в нескрываемой гримасе рассматривая мой внешний вид. — Когда ты последний раз посещала косметолога? Твои запущенные поры со спутников увидеть можно! А волосы? У тебя были такие красивые волосы! Воодушевление, нахлынувшее при виде матери, разбилось о скалы жёсткой реальности, где не было места материнским чувства и, чёрт возьми, любви. Отступила, чувствуя пустоту в области сердца и с мольбой обернулась, поджидая появление Томаса. Только он способен восполнить образовавшийся вакуум внутри меня. — Как твои дела? — холодно поинтересовалась, стараясь сделать вид, что замечания внешности остались без должного внимания. Свободной рукой обхватила свою талию, надеясь, что комментарии по поводу одежды и фигуры не будут высказаны. — Твой отец — любитель драмы! Я так испугалась, что он узнал о моём любовнике и не выдержал предательства… Не представляю, как бы я жила, виня себя в его смерти. Усмехнулась, находя притворные переживания матери до коликов в животе забавными. Вопросы по типу, чьих генов понабрала больше, отпадали сами собой. Внешность — гибрид родителей, а вот эгоизм и притворство — заслуга матери. Спасибо отцу за породу циника, именно благодаря ей удалось одарить родительницу снисходительным взглядом и бросить на диван пакет с гостинцами. Зелёные яблоки и апельсины выкатились из убежища вслед за бутылкой клубничного йогурта, которым мать могла питаться целыми днями. Она тут же схватила бутылку и покрутила в пальцах, проверяя срок годности и достоверность перечисленного состава. Наконец, я была удостоена улыбки: — Спасибо, дорогая! Не сдержала истерического смешка, тут же заглушая его ладонью и резко развернулась, чтобы увидеть подошедшего Майера. — Где ты был? — прошипела и мысленно ударила себя по лбу: никто не виноват в том, что я нелюбимая дочь. Ему, конечно же, было что ответь на агрессивный выпад, но взвинченное состояние было лучшим оправдание подобного поведения. Томас ладонью коснулся моей шеи и совершенно некстати перевёл взгляд поверх меня. Непонимающе нахмурилась, когда любимые карие глаза заметно округлились, а брови в немом вопросе изогнулись. Обернулась к матери и ощутила небывалый приток ярости, заполнивший каждую клетку моего тела. Вовсе не кровь циркулировала по жилам, а магма в своём огненно-жидком составе. Она не имела права ТАК на него смотреть. Чёрт возьми, она не имела права оценивать МОЕГО мужчину, как дешёвая шлюха, вышедшая на очередную охоту. — Дорогая, почему не знакомишь с таким приятным мужчиной? Подчёркнутое «приятный» вывело мою злость на новый уровень, заставляя тут же осечь любвеобильную натуру: « Прекрати!» У меня задёргался глаз, и если бы Томас не положил ладони на плечи, клянусь, заработала бы нервный тик. — Пойдём отсюда, — услышала настойчивые слова и покачала головой, отрывая взгляд от непонимающей матери: — Хочу попрощаться. Навсегда. Он не хотел уходить без меня. Карие глаза упорно заглядывали в мои глаза, пытаясь загипнотизировать и увести за собой. — Ладно, — всё-таки сдался, видя мою непоколебимость. — Я подожду у ресепшена. Наблюдала за спиной удаляющегося мужчины, вновь ощущая подступающее чувство опустошённости, и готова поклясться — мать с тем же похотливым взглядом, каким встретила, провожала МОЕГО Томаса. Угрожающе посмотрела на мать и, не успев вымолвить ни слова, была одарена гневным шипением: — Что ты меня позоришь! — вцепилась пальцами в мой локоть. — Как с матерью разговариваешь? — Ты чуть взглядом не съела моего мужчину! — не осталась в долгу и вырвалась из хватки. — Кто кого позорит! Внезапно мать рассмеялась и махнула рукой, мол: «Глупая, что с неё взять?» Опустилась на диван и открутила крышку бутылки, не забыв протереть бутылку влажной салфеткой. Нет, блядь, это не пережитки высшего общества! Это маразм! — Я могу зайти к отцу? — Иди! А я больше не в силах видеть его недовольную рожу! Думала, сделать шаг в палату отца — это самое сложное, непреодолимое испытание, однако мать одним своим видом заставила влететь в помещение и плотно закрыть дверь. Не хотела более видеть ни её, ни отца, чей взгляд ощущала затылком. Развернулась к родителю и в удивлении оглядела палату, рассчитанную на три персоны. Повезло, что свидетелей воссоединения семейства Стаффорд не было, и одновременно чувствовала невезение момента — оставаться с отцом наедине не лучшая перспектива. — Я ждал тебя. Голос вызвал мелкую дрожь по телу, заставляя вспомнить, почему я так сильно оттягивала телефонные разговоры с отцом. Всего лишь голос, принадлежащий полулежащему мужчине, явно прибывающего не в лучшем состоянии, а я уже ощущала болезненные импульсы подрагивающих коленок. — Как только узнала — сразу приехала к тебе, — пробормотала и с недоверием уставилась на больничную кровать, по свободному месту которой похлопал отец. Сделала неуверенные шаги вперёд и, не найдя скрытого умысла милостивого порыва, присела на краешек постели. Ничтожные сантиметры отдаляли от соприкосновения наших тел, но я не думала пересекать границы. Опыт с матерью был слишком показателен. — Очень рад видеть тебя, — продолжал удивлять отец, во взгляде и голосе которого не прослеживалось былой грубости и едкости. — Как ты живёшь, Никки? — Я? Э-м-м, я хорошо. Хорошо живу! — сбивчиво пробормотала и заёрзала на месте, чувствуя себя под прицелами скрытых камер. Что с этим мужчиной не так? Где властное, жёсткое и подавляющее отношение к нерадивой дочери, к бестолочи и к непроходимой дуре? С трудом верилось, что пережитое потрясение могло кардинально повлиять на составляющую моего отца. Или могло? — Я всегда знал, что ты у меня не пропадёшь! — улыбнулся, похлопал тёплой ладонью по моей руке и неожиданно потянул на себя, позволяя прижаться к груди и ощутить ответные объятья. Чёрт подери! Уткнулась носом в ключицу и успокоилась размеренным сердцебиением отеческого сердца. Бедное сердце, пережившее серьёзную встряску и чуть не лишившее меня внезапного порыва нежности. Замерла, ощущая поглаживания на спине и крупную слезу, сорвавшуюся с моих ресниц. — Мой бойкий солдатик! Ты мой первенец: три килограмма и 19 дюймов! Красивая девочка с причудливо вздёрнутым носиком. Тихонько рассмеялась и подняла покрасневший взгляд на отца, чувствуя его легкий щелчок пальцев по «знаменитому» носу. — Кто же знал, что из румяной, такой безобидной крошки вырастит предательница собственного отца? Смахнула со щёк мокрые капли и в непонимании уставилась на улыбающегося мужчину. Слишком была одурманена проявленной нежностью, что не сразу уловила смысл произнесённого обвинения. — Что? — Я ужасный отец, Никки, раз не предотвратил превращение дочери в грязную шлюху. Попыталась вырваться из «объятий», но безуспешно — отец стальной хваткой сжал мои руки, заставляя кожу покраснеть от натиска захвата. — Думаешь, не знаю, перед кем ты ноги раздвигаешь? — Отпусти! — процедила сквозь зубы и вскочила с кровати, заставляя мужчину разжать пальцы, напоследок оставив болезненные полосы на предплечье. — Не понимаю, о чём ты! — Этот чёрт лишил меня всего, а ты ему аттракцион устраиваешь! Шлюха! Вся в мать! Передай курице, что я знаю о её похождениях! Мозгом понимала, что надо уходить, но на деле стояла у двери и во все глаза смотрела на брызжущего ядом отца. На этот раз он был особо жесток: позволил узнать, какого это — быть согретой в отеческих объятьях, и тут же оглушил реальностью бытия, не давая прийти в себя. — Мне Чарльз всё рассказал, прежде чем кинуть со всеми потрохами! Если раньше я готов был мериться с наличием тупой дочери, то с тупой шлюхой мериться не намерен! — прижала ладони к горящим щекам и лихорадочно заёрзала на месте, не находя выхода, когда он был за спиной.- Остаётся надеяться, что ты не помрёшь от сифилиса, как мать этого Чёрта! Пошла отсюда! Выбежала из палаты и громко хлопнула дверью, прижимаясь к ней спиной на случай, если отцу вздумается рвануть за мной следом. Сердце колотилось в бешеном ритме, вызывая колющие потуги в боку и заставляя согнуться пополам. Я будто пробежала километр на максимум своих возможностей, и теперь с трудом могла отдышаться. — Подонок опять разбушевался, — услышала голос матери и с громким стоном закрыла уши ладонями. Заткнись! Увидела перед глазами протянутую влажную салфетку, и это стало последней каплей. Вырвала несчастную салфетку и отбросила в сторону, выпрямляясь во весь рост. Почему женщина улыбается? Ей, чёрт подери, смешно? На мой гневный взгляд лишь развела руками: — О-х-х, Никки, чего ты плачешь? Будто не знаешь своего отца! — У меня нет отца… — прошептала, но женщина, конечно же, не потрудилась прислушаться: — В следующий раз не коплюсь на драму! Приеду к этому уроду и тебе сообщу, только убедившись, что он наверняка… — Замолчи! — вскричала, не желая выслушивать очередную грязь. — Никогда мне больше не звони, поняла? Забудь, что у тебя есть дочь! Женщина показано схватилась за сердце и поднялась с дивана, но не позволила ей прикоснуться ко мне — стремительно отступала к лестничному пролёту: — Нет у тебя дочери, поняла? Я сдохла! Радуйтесь!