Зайцы и черепахи

Самое интересное всегда происходит вне публичности любого рода. Россия насыщался Америкой так, словно боялся его потерять. Стискивал плечи американца до синяков, кусал его губы до крови и вообще вёл себя излишне требовательно: всегда позволявший России вымещать на себе страсть в полную силу, Америка впервые начал сдавать позиции и предпринимать робкие попытки вырваться из жаркой хватки Брагинского. Любовь его, пусть и подкреплённая тем, что ему не удавалось насладиться Джонсом почти месяц, всё равно выглядела чересчур… голодной и жадной. Россия словно бы, и правда, брал с Альфреда всё, что тот мог ему предоставить, в последний раз, и нехорошее предчувствие сбивало дыхание Альфреда страхом наравне с удовольствием. Америка и Россия старательно держались мировой игры, ведь каждая их встреча была для прессы нонсенсом: скрыть от людей всё удавалось едва ли. Сегодня, например, им пришлось прелюдией изображать деловые переговоры на интересующую людей тему, прежде чем тайно уединиться в особняке Ивана: Америка был хорош в шпионаже, но появиться в стране, оставшись незамеченным, ему удавалось не всегда. Зато побег со сцены публичности после демонстративного свечения на камеры СМИ, был итогом каждого визита, и именно на это они с Иваном и ставили до этого дня. Видит Бог, Америка сам выкопал себе могилу в тот день, когда Россия убедился, что тот может позволить себе раствориться без следа на просторах его страны: никогда ещё эта фраза не была столь многозначительна. С тех пор исполнение задумки было делом времени. Антрацитовость неба сквозь очки Джонса смотрелась просто синим пятном. Иван снял их, прищурился. Надел снова. Нет, всё-таки дело в личностном видении, а не в особенностях зрения. Организм по подобию Бога — странная вещь. Если мы не умеем что-то видеть без очков, мы и в очках не станем видеть это лучше. Если не хотим что-то не замечать — не видим. Утерев слёзы, Иван тяжело опустился на диван. Тело ещё трясло от посторгазменной слабости. Или же от нервов. Россия понял, что Америку придётся убрать именно сейчас, в те роковые три дня магического противостояния с Англией. Артур не пытался переубедить Россию, не питал надежды на спасение. Он вбивал в сознание Ивана оскорбления и угрозы, мучил его предположениями на тему исхода игры и, наконец, уже почти исчезнув, потратил свои последние минуты на высказывание об Америке. Как же Брагинский ненавидел всю эту привязанность и благодарность за прошлое. У Америки этого не было, а у Керкленда — было. Англия не беспокоился о себе, он всерьёз пытался убедить Ивана оставить в покое Джонса. Россия искренне надеялся, что Англия не горит в Аду, а просто больше не существует ни в каком виде и нигде. Америка бился сквозь сознание рыдающим обманутым мальчишкой, и Россия, перестав утирать слёзы, откинулся на спину на перепачканную спермой, пахнущую сексом постель, где прощался с Джонсом, которого удалось убедить в то, что они с ним партнёры навек, и этот мир станет их общим Раем. Интересно, Рай и Ад вообще существуют? Столько внимания религии, наличие магии и олицетворений стран, как убедительное доказательство запредельного… Россия за всё время существования никогда не встречал никого, больше похожего на того Бога, в которого верили люди, чем он сам. И других стран, разумеется, но что теперь до них… Наверное, это побочный эффект всего произошедшего: подумать только, лежать на постели в обличье того, кого ты любишь, растворяя право его существования по секундам в забвение. Захлёбываться слезами и мнить себя Богом. Казалось бы, причём тут история Люцифера?.. Если бы Россия и мог допустить возможность того, что все они — исчезнувшие ныне Пруссия, Германия, Канада, Англия и… Америка… а также другие были некой высшей силой, то сам он, несомненно, был тем, кого принято называть Дьяволом. Ситуация давала поводы для столь громкого предположения. Тело американца стало остывать от жара любви, слёзы прекратились. Преданный мальчишка сдался быстрее всех.