***
…– То, что вы просите, это невозможно, вы не понимаете, всегда может быть какой-то глупый пенальти на последних секундах и тогда это будет не три мяча, как вам надо, а четыре, пожалуйста, поймите! — Тогда вам придется взять этот пенальти, Андрюша, — спокойно перебил его другой человек. — Я, правда, читал, что вы в этом не особо сильны. Ну что ж, пора вам поработать над своими навыками. Если вы, конечно, хотите снова увидеть Далера. — Пожалуйста, дайте мне с ним поговорить, — он прижался лбом к двери и с силой зажмурился, не в силах перестать видеть перед глазами те фото, словно выжженные на внутренней стороне его век. — Я прошу вас. — И поговорить, и обнять, и утешить, и чаем напоить, всё что угодно. Но после матча. И после нужного результата, разумеется. — Как… Как я могу быть уверен, что он еще жив? Голос мягко засмеялся, — Прямо сейчас никак. Но у вас есть мое слово. В данный момент Далер жив и очень рассчитывает на ваше сотрудничество. Не подведите его веру в вас. Связь пропала. В дверь туалета громко постучали. — Андрей? Ты в порядке? Он посмотрел на себя в зеркало. Медленно сунул смартфон в карман. Наклонился, включил воду, вымыл лицо. Снова поднял голову, с силой потер лицо ладонями. Открыл дверь. За дверью стоял Семак и с нескрываемой тревогой смотрел на него. — Всё нормально? Он кивнул. Растянул онемевшие губы в широкой, уверенной улыбке. — Абсолютно. Я полностью готов к игре.***
Гости действительно заиграли немного активнее и Андрей даже всерьез отбил несколько хороших ударов, заставляя болельщиков, пять минут назад готовых сожрать его живьем, воспрянуть духом и взорваться овациями. Простите, ребята, недолго вам радоваться, с горькой усмешкой подумал он. Первый тайм заканчивался, и голос диктора уже объявил по стадиону о добавленных двух минутах. Пора. В следующей атаке надо пропустить третий гол и после этого останется продержаться секунд тридцать, за которые уже вряд ли что-то успеет измениться. Он вяло удивился своему спокойствию. Словно все его эмоции навсегда умерли в тот момент, когда он смотрел на экран своего смартфона, едва способный дышать от сдавившей горло паники. Сейчас он чувствовал себя онемевшим, пустым. Остался только страх. Страх, что он не справится, что не сможет выполнить требования этого человека, что пропустит меньше или больше, чем необходимо, что игроки «Спартака», довольные достигнутым результатом, во втором тайме запрутся на своей половине поля и не будут атаковать, что Семак его заменит по ходу игры, и тогда Далер… … Исчезни из моей жизни навсегда!.. Андрей не помнил, когда он в последний раз по-настоящему молился. Да, бывало, он просил что-то у высших сил перед разными важными событиями. Крестился перед выходом на поле, как и многие другие футболисты. Но молиться по-настоящему? Это было очень давно. Да и можно ли молиться православной молитвой за человека другой веры? Он не знал. Но сейчас его губы сами собой шевелились, шепча полузабытые обрывки странно звучащих фраз на старо-церковном вперемешку с собственными словами, обращенными к Тому, кто, наверное, единственный сейчас мог им всем помочь. Пожалуйста. Помоги. Он начинал паниковать. Красно-белые не спешили. Результат первого тайма их явно устраивал, и бежать в атаку, рискуя получить ответную контратаку и пропустить гол перед самым перерывом, им не хотелось. Давайте же, бейте, суки, ну! Он застонал от отчаяния, когда Ракицкий выбил на угловой летевший после дальнего удара точно в створ ворот мяч. Секунды шли и времени оставалось всё меньше. Андрей физически ощущал каждое утекающее мгновение, понимая, что еще немного и прозвучит свисток на перерыв. Надо было пустить третий гол раньше, не тянуть так долго. Что теперь? Помешать в суете защитникам, позволяя соперникам забить гол? Поймать мяч и, держа его в руках, самому завалиться с ним за линию ворот? П о ж а л у й с т а. Удар. Руки прошли мимо мяча, толчок в бок, он упал. Но, уже лежа и не способный что-либо изменить, он увидел, как кто-то из спартаковцев удачно подставил ногу, и почти отлетевший в сторону мяч всё же закатился… Д а! — Тёма, нет! — он заорал, срывая голос. Тёма, прекрасный, сильный Тёма, всегда так старательно отрабатывающий в обороне у своих ворот при угловых, сделал какой-то невообразимый рывок к катящемуся по траве мячу. Он успел бы помочь и в этот раз, вытолкнув мяч уже с самой ленточки ворот. Если бы не затормозивший его на долю секунды крик Лунёва. Всё потонуло в рёве беснующейся за воротами красно-белой трибуны, даже свисток на перерыв. Медленно, словно дряхлый старик, Андрей поднялся с травы, посмотрел в спины уходящих в подтрибунные помещения игроков, перевел взгляд на огромный экран, на котором светились так необходимые ему цифры. Спасибо… Ноги едва держали, всё тело охватила противная дрожь. Андрей наклонился, уперев руки в колени, и пару секунд так постоял, восстанавливая дыхание. Он знал, как выглядит для тысяч болельщиков на стадионе и наблюдавших за игрой в трансляции. Наверняка именно сейчас все камеры направлены на него, одиноко стоящего на поле, когда вся команда уже ушла под трибуны. Согнувшийся под гнетом собственной вины вратарь, из-за которого «Зенит» терпит сокрушительное поражение от одного из самых ненавистных соперников. Что ж… Вина и правда рвала его на части, но только совсем не из-за результата. Он выпрямился и направился к выходу, сопровождаемый немедленно поднявшимся со всех сторон оглушительным свистом. — Сколько? — раздался сзади негромкий голос. Андрей вздрогнул и резко обернулся, встречая направленный на себя жесткий взгляд стоящего перед ним Дзюбы, который всё это время незаметно оставался где-то у него за спиной, а не ушел под трибуны вместе со всеми. — О чем ты? — Андрей проговорил, запинаясь. На долю секунды он подумал, что Дзюба снова сейчас на него набросится. Но, увидев глаза Артема, сразу понял, что тот задержался на поле не для этого. Ужас осознания начал подниматься в груди. Он понял. Понял, что Лунёв самым позорным образом сдает игру. И теперь всё пропало. — Сколько, Андрюх? — Артем шагнул ближе, — Я не про деньги. Ты бы не стал делать это за деньги. Значит, есть другая причина, — он говорил торопливо. — Просто скажи, сколько надо пропустить? Сейчас скажи, пока мы вдвоем. В раздевалке уже не получится, ну! Андрей отшатнулся, во рту пересохло, — Нет, Тёма, ты не понимаешь… — Тихо. К нам идут, — перебил Артем, — Я сейчас схвачу тебя за футболку, чтобы выглядело как ссора. Не реагируй слишком сильно. Он протянул руку и резко дернул на себя Лунёва, от чего тот рефлекторно уперся руками ему в грудь. Свист и рёв трибун усилились. — Я не… — Андрей попытался оттолкнуться. Дзюба притянул его ближе, — Заткнись, времени мало! Это что-то серьезное, да? Я же видел тебя в коридоре, Андрюх. Тебе кто-то позвонил, и ты испугался, — несмотря на злое выражение лица, в его голосе была лишь искренняя тревога. — Сколько мы должны пропустить? Я помогу, Андрюха. Ты не один. Ну? — Еще три во втором, — прошептал Андрей, едва слыша собственный голос, полностью ошеломленный словами Артема. — Блять! — тот рявкнул и толкнул его в грудь. К ним подбежали, растаскивая в стороны. Стадион свистел, гостевой сектор восторженно улюлюкал. Лунёв шел к выходу с поля на ватных ногах, едва слыша летящие с трибун оскорбления и проклятия, тупо уставившись на широкую спину идущего перед ним Дзюбы. Что он наделал? Нельзя было говорить, ему четко сказали, что, если он кому-то проговорится, они узнают. Надо было всё отрицать. Да и как Тема может помочь?! Как вообще кто-то может помочь?! Он вошел в раздевалку последним, бегло замечая разговаривающего с Семаком Гришина, который поспешно стягивал с себя утепленную куртку, очевидно, только сейчас приехав на стадион. Вспомнил, как испугался, когда решил, что врач уехал с тренировки спасать Далера от какой-то таинственной проблемы со здоровьем. Ох, как много он сейчас отдал бы за такой сценарий. Напряженные выражения лиц главного тренера и врача ему не понравились, но с чего им быть радостными? Такие же лица, с той или иной степенью огорчения, злости или раздражения окружали сейчас его со всех сторон. Молча, Андрей опустился на свое место, обвел взглядом раздевалку, болезненно морщась, когда понял, что все отводят от него глаза. Открыл лежавшую рядом бутылку воды, сделал несколько глотков. Закрыл глаза и откинул голову на дверцу шкафчика. Просто надо перетерпеть разнос, который сейчас последует, и как-то заставить всех поверить, что эти голы — досадная случайность, недоработка полузащиты и обороны. Может, Тема, действительно поможет? Убедит всех, что это все остальные ничего не понимают в футболе, и облажался не Лунёв, а они сами? Любой ценой надо остаться в составе. — Так, — негромко заговорил Семак, — Первое. Миша, ты в воротах. Себа, ты… Андрей распахнул глаза, резко выпрямляясь. Н е т! — Нет! — он услышал свой хриплый голос и одновременно с ним такое же «Нет!», но уже гораздо более громкое выпалил вскочивший со своего места Артем. В раздевалке повисла тишина. Двое игроков мало того, что перебили говорившего Главного Тренера, так еще и открыто ему противоречили. Причем, это были те два игрока, которые сегодня на поле уже дважды устраивали позорное шоу с разборками на глазах у всех. Лишь за одно это можно было их снять с игры, а теперь еще и такое явное неподчинение. — Что происходит, Артём? — предельно спокойным, но неприятно прохладным тоном спросил Семак. Дзюба шагнул в центр раздевалки, подходя ближе к стоящему со сжатыми губами тренеру, — Чёрт, Богданыч, простите. Просто… — он бросил быстрый взгляд на Лунёва, — Не надо так с Андрюхой. Он хочет доиграть, хочет исправить свои ошибки, и… Забудьте то, как мы с ним там… Я завелся, да, дурак, я оплачу штраф. Но я верю в него, правда, мы все верим. Оставьте его в игре. Мы ведь еще можем вытащить матч, а если и не вытащим, ну тем более тогда зачем эта замена? Да и Михе входить в такую игру не надо. А, Богданыч? Все заговорили одновременно, будто слова Артема прорвали какую-то плотину. Раздевалка взорвалась гневными криками и взаимными обвинениями, но тренерский штаб не вмешивался, лишь тихо между собой переговаривался, давая игрокам время выпустить накопленное разочарование и напряжение. Минуту спустя Тимощук поднял руку, призывая всех успокоиться, но заговорить он не успел. Всё перекрыл металлический грохот, заставивший всех сразу замолчать и оглянуться на его источник. Ракицкий, который, наверное единственный до сих пор не участвовал в общей перепалке, держал в одной руке свою запасную бутсу и размеренно бил подошвой с металлическими шипами по стальной дверце соседнего шкафчика. Убедившись, что все обратили на него внимание, он бросил бутсу на пол и встал, оказавшись лицом к лицу с Дзюбой. — Ярик, не надо, — Тимощук немедленно шагнул к ним. — Толь, прости, я только пару слов, ладно? — прервал его Ракицкий с поднятой рукой и, не дожидаясь ответа, снова повернулся к Артему, — Послушай, Тёма, — он начал тихо, — и ты и я не вчера родились. Можешь сколько угодно нести эту пафосную хрень, но со мной это не сработает. Я видел, как сдаются матчи, но никогда не участвовал в этом дерьме. Не собираюсь и впредь. Так что или ты сейчас же говоришь при всех, кому и за сколько вы с Лунёвым сдаете матч, или… — он повернулся к Семаку, — или простите, Сергей Богданович, но второй тайм без меня. Да и вообще тогда дальше без меня. Кто-то тихо выматерился. Остальные молчали, напряженно ожидая ответа Дзюбы и главного тренера. — Ярослав…— начал Семак, но замолчал, видя, как рядом с Ракицким встает Иванович. Лунёв смотрел на всё это, словно замороженный. Не было сил ни пошевелиться, ни дышать. Он едва различал, что говорит Бранислав тренеру, а затем Дзюбе и что тот отвечает. А потом он увидел, как капитан и все остальные в раздевалке повернули к нему головы, и услышал четко и ясно слова Артема. — Андрюх… Прости, надо рассказать. Он не двигался. Пересохший язык прилип к нёбу, лицо онемело. Где-то на периферии сознания он слышал, как его одноклубники ошеломленно переговариваются между собой, еще не до конца веря в то, что их вратарь и правда сдает матч, что такое вообще реально. Кто-то с силой бросил в стену бутылку с водой и пластик с громким хрустом разорвался, окатывая всех холодными брызгами. Андрей молчал. — Да идите на хуй, я в этом тоже не участвую! — вскочил со своего места Шатов, рядом с ним поднялись еще несколько игроков. — Тихо! — жестким тоном остановил всех Иванович, пристально глядя на Лунёва со смесью беспокойства и замешательства. — Андрей. Скажи только одно. Если… Если ты не выйдешь на второй тайм, и не пропустишь эти три мяча… Кто-то пострадает? Андрей закрыл глаза. Далее молчать было бесполезно. Ему придется рассказать, или не останется никаких шансов на то, что его оставят в воротах. Никаких шансов, что весь этот кошмар закончится хорошо. Никаких шансов для Далера. Он кивнул. Кто-то охнул. Остальные молчали, лишь сбоку доносился испуганный шепот на английском и аргентинском. Андрей почувствовал, что рядом с ним кто-то сел и обнял его за плечи большой, теплой рукой. — Андрюх, это Диана? Он открыл глаза, посмотрел на обнимающего его Артема, медленно покачал головой. — Тогда кто? Он не успел ответить, потому что в звенящей тишине раздался тихий голос их главного тренера. — Это Далер? Семак не спрашивал. Это было утверждение, полное страшной уверенности. Ошеломленный, Андрей посмотрел на тренера. Увидел его белое лицо, пальцы, судорожно сжавшие край стола, на который тот опирался, и взгляд, полный ужаса. — Да, — тихо ответил Андрей. Ничего больше не говоря, едва слыша ошеломленные вопросы одноклубников, он повернулся к висящей за спиной куртке и достал смартфон. Активировал экран, сунул его в руку Артему. — Вайбер. Последние два фото и видео, с номера Далера. Он опустил голову, облокотился на колени и уткнул лицо в ладони, стараясь оградиться от того, что происходило вокруг, не слышать вздохов ужаса, испуганного шепота, слов сочувствия. Он вскинул голову лишь тогда, когда услышал полный боли и гнева негромкий голос Гришина. — Что же ты наделал, Сергей… Вот цена твоего молчания. Ведь можно было что-то сделать еще утром, сообщить в полицию, его бы уже искали и, возможно, уже нашли бы. Ведь ясно же было, что что-то не так, — врач тряс перед лицом Семака айфоном Андрея. — Посмотри теперь. Посмотри сюда! Вот твое «липовое сотрясение». Твое «загулял». Доволен? — Гришин сунул смартфон в руку Семака и тот слегка покачнулся, хотя еще даже толком не разглядел изображение. А потом опустил глаза на экран. Андрей, не мигая смотревший на тренера, был уверен, что тот сейчас упадет. Невозможно оставаться в сознании с таким выражением лица. Выражением чистого и абсолютного шока. Не меньший шок испытывал и он сам. Так Семак знал?! И Гришин?! Как… Как такое возможно? Нет, тут же он одернул себя. Вряд ли они знали истинное положение вещей. И всё же этим двоим точно было известно о Далере чуть больше, чем они решили сказать команде. Семак решил. Наверняка, в гребаных «интересах команды». Принял решение, которое тогда казалось ему логичным и правильным, и которое, возможно, теперь будет стоить Далеру жизни. Он хотел, очень хотел разозлиться, вскочить, наброситься на Семака и Гришина с воплями, обвинениями, матами, кулаками, хотел выкричать им в лицо свои страхи, боль, отчаяние. Хотел сбросить на них хотя бы часть собственной вины. Но злости не было. Первый шок исчез, оставив внутри лишь огромную, тупую боль. Что случилось, то случилось. Семак сделал выбор, и теперь ему жить с последствиями этого выбора. Как и Андрею. Гришин, всё еще стоявший рядом с главным тренером, прижал ко рту сжатый кулак и застонал. Шагнул к Семаку. — Чёрт. Прости, Сергей. Прости, правда… Я и сам не меньше тебя виноват, — он неловко сжал плечо тренера, который по-прежнему не отрывал взгляда от фотографий. Затем обернулся к молчащей команде, объясняя. — Далер звонил утром, сказал, что будто бы упал на лестнице, ударился головой и получил сотрясение. Но его не было ни в одной больнице и мы решили, что он… Его перебил мрачный голос Дзюбы, — Это всё потом. У нас две минуты до выхода на поле. Нужно быстро решить по этим трем мячам. Когда, как? — Да хер с ним когда пустить, — Сутормин вскочил, заставляя Андрея невольно поморщиться от волны внезапного раздражения.– Надо в полицию звонить. Его сразу поддержало несколько голосов, — Разумеется! Чего мы медлим?! И мясным надо сказать! Судей предупредить! Богданыч пусть остается в раздевалке, дождется полицию, всё им расскажет, ну что знает, а мы… — Нет, — Андрей произнес негромко и все немедленно замолчали, глядя на него, — Нельзя. Главный тренер должен быть на бровке. В трансляции могут показать, что его нет, и они поймут, что я рассказал. Всё должно быть, как было. Не надо больше никому говорить. И полиции звонить. Сейчас не надо. Они… Я уверен, что у них кто-то есть здесь. — Здесь? В смысле, в команде?! — тихо спросил Дзюба. Андрей покачал головой. Дернул плечами. — Я не знаю, Тём. Ничего не знаю. Знаю только, что они совершенно точно, до секунды знали, когда мне позвонить. Я… Я не думаю, что это кто-то из нас, — он оглядел бледные, напряженные лица команды и тренеров, — но я уверен, что у них есть свой человек здесь, на стадионе. И они сразу узнают, если что-то начнется. — Послушайте, — заговорил Гришин, — Меня не было на первом тайме, я ведь в перерыве приехал и особо никого не встретил, пока шел сюда. Это значит, что я могу остаться здесь, в раздевалке, позвонить в полицию, позвонить врачам «Спартака», у меня есть их номера, рассказать, а они уже всем своим тихо передадут. — Может сработать. Только Миш… — Тимощук выхватил из кармана свой смартфон, — Не надо в полицию. С них станется приехать с мигалками и сиренами и устроить тут шоу. Вот номер. Это начальник питерской службы собственной безопасности Газпрома, расскажи всё ему. Бывший фсбшник. Я уверен, он лучше всех знает, как подобные ситуации решаются. И Богданыч, — он повернулся к Семаку, который до сих пор не произнес ни слова, — Сергей… Не трави себя. Даже если бы ты поднял шухер уже с утра, я не думаю, что это что-то серьезно изменило бы. Давай сперва вытащим нашего парня, а потом уже разберемся со всем остальным, ладно? Ты справишься? Сможешь вести себя, как обычно? Семак медленно кивнул. — Тогда всё. Пошли.***
Далер устало подумал о том, чтобы изменить положение на более удобное, слабо усмехнувшись самой мысли о каком-то удобстве в его ситуации. И всё же он мог попробовать хотя бы сесть и убрать нагрузку с левой руки, вздернутой наверх цепью наручников, дать занемевшим мышцам ненадолго расслабиться. Он чуть сдвинулся, подтягивая под себя ноги, и невольно тихо вскрикнул, когда движение немедленно нарушило шаткое перемирие между болью и онемением в его теле. Двигаться больше не хотелось, и он остался лежать. Больше часа его не трогали. Всё это время двое его похитителей сидели в машине, и через приоткрытое боковое окно, в которое то и дело высовывалась рука с сигаретой, до него периодически доносились звуки трансляции матча и довольные вопли Стриженного при каждом пропущенном Лунёвым мяче. Прости меня, Андрей… Судя по всему, шантаж вратаря успешно работал, время матча подходило к концу, нужный результат был почти достигнут, а это означало, что скоро всё будет решено и с ним. Вот только как? Он боялся об этом думать, но понимал, что развязка неумолимо приближается. Дверь машины хлопнула. Гравий захрустел под тяжелыми шагами идущего к нему человека и Далер сжался, не в силах побороть растущий страх. Так сжимается попавший в капкан измученный зверь, когда слышит приближающегося охотника. Некуда бежать. Нет спасения. Шаги остановились. Далер поднял глаза, встретив направленный на себя взгляд Стриженного. Тот разглядывал его несколько секунд, затем вдруг улыбнулся, показывая в улыбке крупные хищные зубы с прилипшими к ним черными кусочками шелухи от семечек. Глаза его при этом оставались всё теми же ничего не выражающими, пустыми, и Далера передернуло волной страха, смешанного с отвращением. Он отвел взгляд. Никогда не смотрите хищнику в глаза. Стриженный опустился рядом с ним на корточки. — Ну что, Далерка, — он заговорил довольным, почти веселым тоном, — Еще один мячик и всё. Твой приятель на удивление послушный! Бля, я уже жалею, что мой умный братик не додумался до всего этого раньше, ведь всё так просто. У вас же футболистов денег до хуя, и у контор этих букмекерских. Не обеднеете. А с народом надо делиться, верно? Далер молчал, не зная, что ответить. И отвечать ли вообще? Тяжелая ладонь легла на его колено, там, где начиналась мягкая, внутренняя часть бедра, и больно сдавила мышцы. — Ты забыл? Я не люблю, когда игнорируют мои вопросы, малыш. Далер слабо дернул ногой и судорожно втянул стылый осенний воздух. Облизнул пересохшие губы, — Да… — Что да? — давление впившихся в ногу пальцев усилилось. — Да. То, что вы сказали… — Далер заставил себя прошептать, всё еще не глядя на человека, нависающего над ним. — Правильный ответ. Быстро учишься, — пальцы расслабились, и болезненное сжатие ушло, сменившись на поглаживание. Скользящее, размеренное, отвратительно интимное, которое внезапно испугало Далера гораздо больше, чем все, что происходило с ним до этого момента. — Какой послушный малыш. И такой испуганный… — ладонь медленно поползла по бедру, забираясь всё выше. Далер застыл. Сердце кроликом заметалось в горле. — Неужели тебе двадцать шесть? Я бы дал двадцать, а то и меньше, — поглаживание остановилось, голос Стриженного стал задумчивым. — У меня был однажды похожий на тебя сосед по камере, такой же хорошенький мальчик. Всегда так мило боялся, так жалобно плакал каждый раз, умолял… Жаль, долго не протянул, вскрыл однажды ночью вены, — он вдруг засмеялся своим резким, высоким смехом и снова сдвинул ладонь, теперь почти к самому паху Далера. — А ты боишься меня, Далерчик? …нетнетнет, он не собирается… он просто мучает тебя… есть люди, которым нравится мучить и запугивать… это только слова… просто слова… он не собирается… Далер начал дрожать. Сердце билось так быстро, что он едва различал отдельные удары. Паника, словно горький чёрный кофе, бурлила, поднималась, грозя в любое мгновение перелиться через край сознания и снести остатки его самоконтроля. — Ну… — разочарованно протянул голос Стриженного, — Я ведь задал вопрос. Что надо делать, опять забыл? Давление ладони вдруг пропало. И сразу вслед за этим раздался сухой звук выскакивающего лезвия ножа. Далер дернулся, сжался, вскинул голову, распахнул в ужасе глаза. Увидел, как сидящий на корточках перед ним человек вытащил из кармана куртки новый пакетик с проклятыми семечками, и кончиком ножа неторопливо сделал аккуратную прорезь в цветном пластике, точно перерезая шею нарисованного на упаковке большого зеленого попугая. Широкое, длинное лезвие тускло блеснуло в неярком свете осеннего дня. — Да расслабься, — Стриженный медленно заговорил, разглядывая нож, — Не зарежу я тебя. Брат не даст. Так трясется над этим его смешным «мы не убийцы», — он снова хихикнул, оторвал взгляд от ножа, переводя его на свою жертву. — Хочет просто оставить тебя здесь. Получить деньги, свалить подальше, твоим сказать какой-то левый адрес, пусть ищут. Тут тебя никто не найдет. Сдохнешь через несколько дней, сам. А мы тебя, получается, не убивали. Не любит он кровь. Никогда не любил. Чистюля, — он на мгновение замолчал и добавил, тихо посмеиваясь, — А я люблю… И теперь в его взгляде не было ни пустоты, ни безразличия. Круглые, голубые глаза тускло мерцали и н т е р е с о м. Далер едва дышал, кожа покрылась мурашками, из горла вырвался слабый стон. Все прежние его страхи померкли перед этим новым, тошнотворным, немыслимым ужасом, от которого невозможно было отгородиться никакими уговорами и доводами разума, невозможно убедить себя оставаться спокойным, невозможно даже представить… Пожалуйста, нет, не надо… Он лежал, прижавшись спиной к холодной кирпичной стене, задыхаясь, хватая воздух ртом, и как загипнотизированный смотрел в заполненные похотью глаза нависшего над ним чудовища. Человек с ножом продолжал говорить, с нескрываемым удовольствием наблюдая за своей жертвой, — Всю жизнь он мне всё запрещает. Серого, нашего младшего, он жалеет, а я, бля, у него как собачка, только и делаю, что все команды выполняю. И всю грязную работу тоже. Ну достало, ты понимаешь меня? Кончик ножа несильно кольнул Далера в живот, когда он не ответил. — П… понимаю… — он вдруг тихо всхлипнул, ненавидя себя за этот жалкий звук и не в силах его сдержать. Паника застилала сознание, сейчас он был то ли на грани обморока, то ли на грани того, чтобы забиться обезумевшим зверьком, мечущемся в капкане, пока его маленькое, измученное страхом сердце не разорвется. Если я упаду в обморок, тогда он уйдет, ему не будет интересно, его заводит страх, нельзя бояться, нельзя, нельзя, нельзя… Нож медленно двинулся вниз по животу, царапая материал толстовки, словно огромный серебристый коготь, и его ледяной холод ощущался даже через слои одежды. — Мы когда деньги заберем, должны на какое-то время сразу разбежаться. Так надежнее, пока всё не успокоится. У меня домик небольшой в Карелии. Хорошо там… Тихо. Лес. Людей нет на километры, — Стриженный опять усмехнулся, обнажая зубы в застывшей улыбке, — Можно кричать сколько угодно. Никто не услышит. Я проверял, — он подмигнул Далеру. Просто слова, просто слова, просто слова, пожалуйста, нет… Волны серого ужаса перекатывались через него и Далер чувствовал будто тонет под их тяжестью. Мир вокруг лишился цвета. — Мне нравится, когда кричат, умоляют… — кончик лезвия подцепил край толстовки, остановился, слегка приподнял ткань, нашел пояс спортивных штанов, снова остановился. — Усиливает удовольствие. Я могу делать это часами, — Стриженный тихо захихикал. Нет… Нет… Не надо… Пожалуйста… Он снова всхлипнул, уже не замечая этого, не чувствуя стыда, не чувствуя ничего, кроме подавляющего ужаса. — Я за тобой приеду, — человек с ножом понизил голос, переходя на шепот, словно его могли услышать, — Сразу, как с Саньком разбежимся. Я так решил. Похуй что там этот зануда скажет. Ты главное продержись тут день-два. Дождись меня. Не вздумай сдохнуть раньше времени, у меня на тебя большие планы. Пожалуйста, пусть Андрей никогда не узнает, пусть никто никогда не узнает… Его затошнило. — Ты когда-нибудь был с действительно большими мальчиками, малыш? — его мучитель приблизился теперь так близко, что Далер мог видеть желтоватые белки его глаз, вздувшиеся на лбу вены. Горячая вонь пережеванных семечек коснулась его лица. Нож лег на пах. И Далер не выдержал. С хриплым коротким стоном он рывком подтянул ноги, отталкиваясь от земли. Скользя задом по опавшим листьям, кускам битого кирпича, он всеми силами пытался отодвинуться, отползти, пусть даже лишь на те пару десятков сантиметров, что давала цепь наручников. Крошечными остатками не охваченного ужасом разума он понимал, что это бессмысленно, что он лишь показывает этому существу так манящий его страх, но сил противиться панике больше не было. Адреналин захлестнул его, придал ему сил, сгладил острые края боли. Мышцы левой руки натянулись, связки в протестующем плечевом суставе напряглись, и стальное кольцо впилось в кожу так сильно, что на какое-то мгновение он даже поверил, что еще чуть-чуть и он сможет вырвать руку из наручников. Но рука так и осталась прикованной. А потом он услышал смех. Тихий, довольный смех человека, который с удовольствием наблюдал за его агонией, неторопливо щелкая семечки. Далер прекратил бессмысленную битву. Снова замер, теперь не лежа, а полусидя, сжавшись в плотный комок, хрипло, загнанно хватая воздух ртом и неконтролируемо дрожа всем телом. Дверь внедорожника хлопнула. — Хватит, — голос Курильщика был жестким. — Убери нож. Мы кажется договорились, что ты не вытворяешь этих своих мерзостей при мне. — Отвали. Я ничего не делаю, — его брат ответил с нескрываемым раздражением, — Играем немножко и всё, ну скучно же так просто сидеть. Смотри, как он мило боится. Нож ткнул Далера в голень, заставляя его вздрогнуть и сжаться еще сильнее. — Хватит я сказал, — рявкнул Курильщик, — Матч закончился. Но Серый пишет, что ему там что-то не нравится, он позвонит через пару минут, сейчас не может. Похоже, Лунёв всё же проговорился. Tbc***
PS: Я попытаюсь закончить этот текст, потому что есть несколько человек, ждущих продолжения. Но, судя по всему, это будет мой последний Луняев. Да, мне тоже очень грустно, столько было идей, но… Но увы. То, что было радостью для Каспера, теперь стало лишь источником его душевной боли и страданий. Каспер с огромным трудом пережил годичное отсутствие Далера из-за травм. Он как-то пережил кризис Андрея и потерю им места в сборной и 1го номера в «Зените». Каспер надеялся, что темная полоса позади и всё наладится. Но жопа Каспера чувствует, что всё очень плохо. Далер опять занимается отдельно от всех, что означает продолжающиеся проблемы со здоровьем, что означает опять построение новых командных связей без него, опять сидение на скамейке, ожидание «шанса» и тд. Плюс вернулись Малком и Кокорин, которых 100% будут ставить в основу. Плюс привезли какого-то блядского казаха, тоже в полузащиту, протеже Тимощука и Аршавина, так что тоже 99% игрок основы. Вы видите в таких условиях место для Далера на поле? Каспер не видит. В лучшем случае Далер опять будет выходить на жалкие 5-10 минут, затыкать дыры, играть в товарняках или на никому не нужный кубок. Деградация. Потеря места в сборной. Это несправедливо. Это слишком больно. А еще жопа Каспера не может не замечать почти полное отсутствие Далера на клубных фото и видео. Отсутствие традиционного тоннеля на ДР. Жалкие пару хлопков команды при вручении тортика. Демонстративное отсутствие лайка от Дзюбы в инсте под фото Далера, при том что все соседние фотки Артем облайкал вдоль и поперек. Забвение Далера фанатами «Зенита», буквально молившихся на него год назад, когда универсальный универсал Кузяев из последних сил метался у Семака по всему полю и тащил каждую игру… Касперу правда очень больно от всего этого и он уже не против, чтобы Далер перешел в любую другую команду, где человеческое и профессиональное отношение к нему будет другим. Еще полгода назад эта мысль была для Каспера просто невозможной, а сейчас он почти ждет новости о переходе Далера куда угодно. Да и подыхает этот фандом. Автору очень тяжело писать почти в пустоту. Возможно, фандом оживится к Евро2020, но Луняевы туда вряд ли поедут, так что Касперу от этого будет лишь новая боль. Зацепили меня эти двое парней… Тем, что оба прошли через такие тернии к успеху, что мало кому и снились. Тем, что не хайпят, не пиарятся, не постят фоточки новых причесок по десять на дню, не флиртуют со сми и журналистами, не заигрывают с болельщиками… Много чем. Но… «Скромность и добросовестность вознаграждаются только в романах. В жизни же подобные качества, пока они кому то нужны, используются до конца, а потом на них просто плюют» (Э.М.Ремарк «Три товарища») Всеми силами желаю Далеру и Андрею здоровья, успехов и удачи. Но прямо сейчас пришло время расстаться с ними и с фикрайтерством, в надежде, что когда-нибудь у них всё наладится. Может, тогда и Каспер вернется.