Эта жажда будет вечной

      Капли дождя стучали по листьям зелёных деревьев за окном. Небо плакало вот уже несколько дней, и эта погода отражала состояние Фредди. Лёжа на узком диване в гостиной коттеджа, где жил в Мюнхене, он понимал, что не успеет записать два альбома за три месяца, как самонадеянно заявил в те дни, когда эта эпопея только начиналась. Можно было, конечно, снова прибегнуть к средству для вдохновения. На столике около дивана в беспорядке расставлены пустые и полупустые бутылки водки, шнапса, виски, грязные рюмки. Столешница из тёмного стекла засыпана белым порошком — тем самым средством. Дорожка или две — и можно дальше работать на износ. Меркьюри поднялся и сел. Болела спина и пальцы, ломило шею, в горле тоже чувствовалось тоже что-то неприятное. Совершенно неприятное.       Грустно глядя на стекающую по оконному стеклу прозрачную воду, он невольно вспомнил, что когда-то, когда денег не было не то, что на кокаин, а даже на первый альбом, он легко обходился без вот этого вот всего… Образы и мелодии приходили сами, словно с небес. Вдохновение будоражило во сне, овевало виски, тянуло суставы, заставляло сердце останавливаться затем, чтобы через пару мистических мгновений забиться в тысячу раз горячей. Тогда им пришлось продать единственный гастрольный фургон, чтобы оплатить студию, и Роджер сказал… А что сказал Роджер? Фредди уже не помнил толком. Больно кольнуло сердце. Он обещал любимому вернуться быстро, в зените новой славы, но всему этому, увы, не суждено осуществиться. Как он там? Любит ли его или забыл? Звонков из Гарден Лодж не было уже давно. Родж разлюбил его, покинул… Стоп. Нужно собраться с духом, встать с дивана и, не прикасаясь к кокаину и водке, сесть в самолёт и лететь в Лондон. Или в любую другую точку мира, хоть в Антарктиду. Главное, чтобы Роджер находился там. Наверняка, молчанию есть объяснение.       Вместо этого он, обшарив карманы рубашки, нашёл немаленькую пачку денег. Упаковка ещё целая. Покрутив её в руке, Фредди принялся делать на столике кокаиновую дорожку. Так мерзко он не чувствовал себя никогда. Нельзя являться к Роджеру с кислой миной, а не то он пристанет с расспросами. Вот уж кто воистину без печали проходит по земле — так это его солнышко. Кому ты сейчас светишь, Роджи, а? Где тебя носит? Я виноват перед тобой, о, нет, не в том, что уехал! Ещё пару минут будет хреново, а потом он, Фредди, мать его, Меркьюри воскреснет, словно сказочная птица Феникс, прижмёт Пола к стенке, заберёт свои деньги, вещи и документы и полетит домой. Это будет через пару минут, а пока вдыхай, парень, втяни эту дрянь, втяни эту частичку счастья и взбодрись, взбодрись! Ну же, давай!       Наркотик подействовал. Он уже не чувствовал себя мерзким типом, этаким неудачником в неубранной комнате. Фредди ощущал себя великим на волне эйфории. Лихорадочно сверкая глазами, он прошёлся по гостиной. Мир вокруг стал ярче. Роджер не звонит. Ну, и что? Если любит — дождётся, а если… если не любит, то, уж можете поверить, найдётся немало прекрасных мужчин, который будут любить Фредди. Тейлор сам виноват.       Нет, нет и нет! Роджер, его прекрасный Роджер, любит его, но Фредди должен работать. Ещё месяц, нет, ещё пара недель, и дело будет сделано. Если и не совсем, то на каникулы он ведь имеет право, верно? Или взять часть от положенного отдыха прямо сейчас? Внезапно Меркьюри захотелось прыгнуть в самолёт, лететь в Лондон, найти своего мужа в их доме ночью, когда темнота темнее самой себя, и до утра целовать его, обнимать, заниматься с ним сексом — взять его, отдаться ему, признаваться в чувствах каждые пять минут и любить, любить, любить бесконечно, до края света. Что за одержимость одним человеком? Десять лет! Десять! О, Родж…       Вместо этого всего Фредди встал, раскинул руки и устремился за рояль. Требовалось отрепетировать одну из песен.       Сольная карьера Фредди начиналась, в общем-то, хорошо. Они с Полом прибыли в Мюнхен, где нашли отличных музыкантов. По мнению Прентера, ничуть не хуже по своему уровню Брайана, Джона и Роджера. Здесь всё было для работы гениального Меркьюри: прекрасно оборудованный коттедж, студия, лучшие инструменты, лучшие специалисты, еда, выпивка и тёплая компания. Казалось, Пол, который вёл себя, как первый министр его величества, позаботился решительно обо всём, лишь бы только артист работал, а заодно попал в полную власть менеджера. Это чувство делало Пола счастливым. Он решал, какой омлет подать Фредди на завтрак, какого пива налить вечером, какие брюки наденет его сокровище, каким шампунем вымоет волосы, с кем он будет общаться, а с кем нет.       Последнее было самым сложным. Сначала довольно много времени и денег отнимали нежные телефонные переговоры с Лондоном: то дурочка Мэри, то козёл Тейлор, тюфяк Питер и вся их вонючая куча кошек, то даже недалёкая мамаша Фредди. Как они все бесят! От них нужно избавиться. Помощника по хозяйству, этого Фристоуна чуть было не отправили следить за Фредом. Пол злорадно улыбался, вспоминая этот случай. Хорошо, что ему удалось убедить Фредди оставить его дома. Здесь толстяк был бы, пожалуй, опасен, зато когда они вернутся, и Роджер вылетит из Гарден Лодж, скуля, как побитая сучка, Питер примет нового хозяина. Иначе полетит следом. А кому хочется терять тёплое денежное место?       Прентер старался, как только мог, предугадывая каждое желание, находясь при Фредди почти неотлучно. Он всегда сидел в студии, деликатно, но настойчиво давал советы, приглашал в коттедж местную богему, с кем Меркьюри нашёл общий язык, подливал водки, прикуривал сигареты.       В один из вечеров в мюнхенском жилище царило особое веселье. Играла музыка, спиртное лилось реками и счастливы были все, особенно те из гостей, кто перед началом «посиделок» втянул носом по паре белых дорожек кайфа. От радостных парней невозможно было оторвать взгляда. Уставший за день Фредди сидел в кресле со стаканом шнапса и дымил сигаретой. Перед его носом два красавчика с расширенными зрачками и напудренными ноздрями закружились в танце — пёстрые, как колибри, гибкие, как змеи. Меркьюри засмотрелся. Алкоголь туманил мозг, сигаретный дым — зрение. Парни слились в поцелуе.       Меркьюри затянулся, и тут к нему подсел один из приятелей по имени Ганс. Золотоволосый и стройный, он говорил по-английски с акцентом, который казался Фредди очаровательным. Как и сам парень. Впервые увидев его голубые глаза и маленький носик он инстинктивно потянулся к нему: Ганс был просто вылитый Роджер в ту пору, когда вокалист понял, что влюбился в барабанщика.       — Ты устал? — спросил Ганс, протягивая руки.       — Очень, дорогуша.       — Могу помочь. Повернись, — улыбнулся красавчик.       Фредди охотно повернулся, отдав плечи и спину во власть рук милого немца. Мышцы расслаблялись под уверенными движениями, тело наполнялось блаженством. Не так классно массирует, как Родж, конечно, но, ах, как хорошо! Замечательный мальчишка этот Ганс.       — Ганс! — раздался властный оклик, и немец убрал руки прочь.       — А, это ты, Пол, — зевнув, констатировал Меркьюри, жалея, что его сторож появился так не вовремя.       — О, Фредди, дорогой мой, — сменил тон Прентер. — Как тебе вечеринка?       — Всё ок. Приятно посмотреть на таких радостных людей, когда у самого болит спина.       — Это легко исправить.       — Мой маленький друг уже занялся этим.       — Маленький друг? — Пол проглотил обиду, расплывшись в елейной улыбке. — Да, он просто чудо. Но тебе нужно нечто получше массажа, милый. Ганс, крошка, принеси мою сладкую заначку.       — Надеюсь, это не пирожное, — улыбнулся Фредди.       — Ты угадал, — Пол обнял его за плечи. — Просто небольшая частичка рая для великого Фредди, моего лучшего друга. Ты работаешь на пределе всех человеческих сил, и я хочу, чтобы ты тоже испытал счастье и радость, которую даришь всем нам.       Ганс вернулся с кокаином. Словно священнодействуя, Прентер сформировал на зеркальной столешнице дорожку. Нельзя не признать, отравленные белые кристаллы манили, сияя, как дорога к раю. Фредди чуть нахмурился и глубоко вздохнул, чувствуя, что болит уже не спина, а всё тело.       — Пол, ты уверен, что это мне подойдёт?       — Конечно. Ты заслужил расслабиться, почувствовать свободу и лёгкость. При этом всё легко будет прекратить, если тебе не понравится.       — Это поможет мне работать быстрее?       — Быстрее, — Пол придвинулся ближе и нежно поцеловал его в щёку. — В десятки раз быстрее. Так быстро, что ты переплюнешь их всех, и это станет легендой.       — Тогда давай. Но только один раз.       Фредди, действительно, расслабился, а к концу вечеринки был уверен, что является королём мира, величайшим из ныне живущих людей и тем Меркурием, вокруг которого крутится не то, что какое-то там Солнце, а вся Вселенная. Гости, многие из которых тоже были под кайфом, убеждали его в этом мнении. Кое-кто, как тот же Ганс, были не прочь познакомиться с небожителем поближе, но Пол оказался на страже.       — Пол, я должен позвонить Мэри, — смеясь, проговорил Фредди, выбираясь из объятий сразу нескольких приятелей. — Хочу её голос.       — Забудь, — Прентер подхватил его за талию и повёл прочь. — Она уже замужем, ей не до тебя.       — Замужем? Ты врёшь!       — Ты же сам мне сказал.       — Я? А когда?       — Пойдём.       Пол рассчитывал, что справиться с пьяным Фредди под кайфом ему будет нетрудно. Втащив его в спальню, он, как когда-то давно во время записи альбом «Ночь в опере», решился на очередную попытку. Вот-вот его мечта должна сбыться. Его дивный сон, его роковая страсть, его капризная звезда, его Фредди… о, сколько он пролил слёз, сколько испытал боли и унижений ради него! Изнывая от жажды, Пол впился в губы Фредди своими и повалил его на постель. Его руки стащили с вокалиста прочь рубашку и футболку. Жадно и страстно, прикусывая кожу, он принялся целовать шею, грудь и живот Меркьюри, одной рукой расстегивая на себе джинсы.       — Я люблю тебя, — в горячке шептал Пол. — Люблю, хочу, хочу тебя… Всё, всё для тебя, я живу для тебя, только для тебя…       Неадекватное состояние помешало Фредди сразу понять, что дело приобретает нешуточный оборот. Сначала он, смеясь и ероша волосы Прентера, позволяя тому ласкать себя, но когда Пол спустил с него джинсы и попытался высвободить из трусов член…       — Пол, прекрати!       — Но, Фредди, почему? Ты ведь хочешь, это видно.       — Не надо меня трогать!       Меркьюри резко сел, оттолкнув от себя удивленного Пола. Кайф резко отпустил его, и Фредди остановился буквально на самом краю. Что не так? — вкрадчиво спросил менеджер, хотя готов был убить прямо на месте его, этого до боли желанного засранца, что вот уже во второй раз отказывает ему в сексе.       — Мы просто работаем вместе и всё, — неожиданно спокойно сказал Фредди. — Ты забыл?       — Но я люблю тебя.       — Прости, Пол, ты очень дорог мне, как друг и менеджер, но ты не в моём вкусе, — он поднялся на ноги и стал одеваться. — Я думал, между нами всё ясно уже давно. Я не люблю тебя.       — Как… — Пол поперхнулся словами, а ощущение было такое, будто Фредди с размаху ударил его лицом об стол. — Как ты можешь? Я заслуживаю тебя. Я! В отличие от всех тех, к кому ты благосклонен! Этот белобрысый Ганс — вот кто в твоём вкусе! Скажи!       — Он милый парень, но ты забыл, что у меня есть муж.       — Это ты о Роджере? — с издёвкой спросил Пол. — Он не стоит и твоего мизинца. Думаю, сейчас он снимает смазливых мальчишек в гей-клубе и трахает их в твоем шикарном особняке, на твоей постели, Фред!       Фредди подскочил к нему быстрее молнии и сомкнул пальцы на булькающем горле Пола. Тёмные глаза его горели настоящей яростью.       — Скажешь хоть слово плохо о Роджере, и я с тобой больше не работаю.       — Прости, Фредди, я был неправ. Я перебрал лишнего, понимаешь.       — Так лучше. И Ганс, который тебе так не нравится…       — Он мне нравится!       — Не смей меня перебивать. Ганс будет приходить сюда, я так хочу. Понял?       — Да, да, как скажешь.       — А теперь иди и развлекай гостей, Пол.       Прентер ушёл. Было видно, что он недоволен, но не подчиниться не мог: из-за прихоти Фредди под угрозой был весь проект, а, значит, огромные деньги. Что же до самого вокалиста, то в эту минуту он понял, что безумно соскучился по своему мужу. Что, если слова Прентера — не пустой звук?       Однажды, отправив Пола на студию, Фредди втайне заказал билет на ближайший самолёт в Лондон. В Гарден Лодж все чуть с ума не сошли, когда он появился на пороге. Питер, Джо, Джуди и Элис суетились, не зная, куда уже усадить и чем накормить своего обожаемого хозяина. Фредди, сияя, как заря, прижал к себе каждого по очереди, но…       — Джуди, а где Роджер? Он не встретил меня. Всё хорошо?       — Да, — заулыбалась девушка. — Он, должно быть, не слышал. С утра закрылся в вашей комнате и что-то сочиняет.       — Отлично! Джо! Приготовишь нам перекусить чего-нибудь вкусненького часа через три?       — Конечно!       С сильно бьющимся сердцем он побежал наверх, в спальню. Тейлор сидел на стуле и сосредоточенно перебирал пальцами гитарные струны. Увидев любимого на пороге, Роджер вскочил, гитара полетела на пол, жалобно зазвенев. Они кинулись друг к другу.       — Родж!       — Фред!       — Я так скучал!       — Ты вернулся!       Ударник не успел ничего больше сказать, как оказался на постели, а пальцы Меркьюри уже расстегнули его ширинку. Их губы соединились, утоляя невероятную жажду. Оба будто бы вышли из пустыни к желанному роднику с прохладной водой. Встреча после разлуки прошла необыкновенно страстно.       — Надеюсь, ты насовсем? — спросил Роджер после всего.       — Нет, надо ещё поработать в Мюнхене. У меня контракт. Как Брай и Дики?       — Хорошо. Но на тебя ещё злятся. Когда обратный билет?       — Завтра утром.       — Что? — ударник поднял голову со смуглой груди возлюбленного. — Ты прилетел только ради секса?       — И я в восторге, — довольно улыбнулся Фредди.       — Ну, Фред!       — Скажи, что тебе понравилось.       — Это так романтично. Не улетай. Хочешь, пойдём в джакузи, — Роджер подмигнул и добавил. — А потом я тебе отсосу.       — Так чего мы ждём? В джакузи!       Всё случилось так, как хотел барабанщик. Всё, кроме одного. Было ещё темно, когда Фредди встал, оделся и собрал немногочисленные вещи, что прихватил с собой. Роджер, одетый лишь в спортивные штаны и футболку без рукавов, пошёл проводить. Ужасное чувство шевельнулось в душе, когда, стоя в холодном утреннем саду среди теней и шорохов, ударник выпустил из объятий своего мужчину — такого сильного и нежного, такого тёплого и желанного каждой клеточкой тела. Вокалист зашагал по белой дорожке в сторону ворот, как тут…       — Фредди!       Роджер бросился за ним бегом, крепко обнял и принялся лихорадочно целовать щёки, нос, усы и губы, не желая отпускать. Прощание затянулось так, что вокалист едва успел на самолёт.       В это время несчастный Роджер сидел, ёжась от холода, на ступенях особняка. Вот так прощание! Просто Ромео и Джульетта какие-то! Как там: «Поверь, мой милый, это соловей…». Она так не хотела его отпускать, и как же я понимаю сейчас это чувство. Из дома вышел Питер.       — Фредди уехал так рано? — спросил он.       — Да.       — Ты замёрз. Пойдём в дом. И не переживай так.       — По мне видно?       — Видно. Ты скучаешь по нему, это понятно. Знаешь, — добродушное лицо Фристоуна осветилось улыбкой. — Я всегда восхищался вашими отношениями. Это настоящая любовь.       — Спасибо, Питер.       — Вот вы где, — из двери высунулся Джо. — Слышу, что-то в саду происходит. Боже, какой холод! Вам срочно нужен горячий чай с виски.       — Идем на кухню, — хозяин дома решительно поднялся на ноги. — У нас есть «Ромео и Джульетта»?       — Должна быть, — пожал плечами Питер. — Поищу в библиотеке, если хочешь.       Пока Фанелли листал книгу рецептов, Роджер, завернувшись в плед, пил чай с виски и читал пьесу — ту её часть, где юные герои расстаются после ночи любви. «О, Боже, у меня недобрый глаз! Ты показался мне отсюда, сверху, опущенным на гробовое дно…». Ударник чуть не поперхнулся чаем: то самое ужасное чувство, возникшее в саду, встрепенулось с новой силой. Он резко захлопнул книгу. Вот уж нет!       Объяснение с Полом после демарша было неприятным. Честно сказать, Прентеру было, что предъявить Фредди: простой студии, нарушение графика записи, исчезновение в неизвестном направлении безо всякого предупреждения. Меркьюри подвёл кучу людей. Его почти объявили в розыск. Словом, менеджер сделал всё, чтобы он почувствовал вину. Чуть позже Меркьюри узнал, что Пол забрал все его документы и запретил также любые частные перелёты. Он почувствовал себя негром на плантации, которому оставалось только работать, но работать стало не в кайф. С одной стороны, хотелось всё бросить, даже если ради этого придётся расторгнуть контракт. С другой стороны, ему хотелось дописать эти пластинки, бросать дело незавершённым для трудоголика Меркьюри было подобно смерти. Чёрт возьми, он должен завершить дела!       Фредди всё реже звонил в Лондон, всё реже отвечал на звонки оттуда. Всякий раз Пол сам брал трубку, с вежливой издёвкой отвечая, что «Фредди сейчас очень занят, он много работает». Несколько раз наткнувшись на Пола, Роджер сам перестал звонить с Мюнхен. Звонили Мэри, Джим Бич, Джер Булсара, Питер, Джо и даже всё ещё обиженные Брайан и Джон, которых очень попросил об этом Роджер.       Чем меньше было кайфа в работе, тем больше его становилось после работы. Под кайфом подразумевались кокаин и водка. Нагружаясь вечером, Фредди не мог заранее знать, где и в каком виде он обнаружит себя утром. Пол не мешал, а только добавлял масла в огонь, мстительно наблюдая, как мужчина, дважды отказавший ему, падает всё ниже и ниже. Ничего, дорогой, ничего. Когда ты окончательно станешь жалким, никому ненужным пьяницей и наркоманом, вот тогда ты приползёшь ко мне, а я ещё подумаю, принимать тебя или нет. В глубине души Пол рассчитывал принять Фредди: даже в доску пьяный и под кайфом он всё-таки был звездой, а нужно было сделать его ручной звездой, его, Пола Прентера, личной ручной звездой. И тогда… Пол с ума сходил, представляя, что будет делать с Фредди тогда.       Сам же Меркьюри из всех, кто окружал его, теснее всех сошёлся к тем самым Гансом, который так похож на Роджера. Он выделил его отчасти по этой причине, отчасти назло Полу. «Мы не делаем ничего такого, просто общаемся», — успокаивал Фредди себя всякий раз, когда, сидя в обнимку с Гансом, он поглаживал его по волосам, руке, иногда целовал почти невинно. О том, что сделал бы Роджер, увидя эту картину, думать совсем не хотелось. Разберёмся.       На приступ пошёл сам немец, придя однажды в спальню к пьяному Фредди, когда тот раздевался.       — Ты мне нравишься, — настойчиво сказал он. — Я хочу тебя.       — Дорогуша, ты уверен?       Фредди хотел отвернуться, но не смог. Эти голубые глаза. Эти золотые чуть вьющиеся волосы. Эти розовые губы, зовущие, притягательные, к которым он прильнул, желая утолить жажду совсем других губ. Мальчишка был горячим и ловким, его кожа светилась в полутьме, его белые руки ласкали, гладя по груди, стимулируя соски, спускаясь ниже, ниже… Мы же ничего такого не делаем, нет, ничего такого. Ноги вокалиста подкашивались, голова, затуманенная алкоголем, соображала с трудом. Он помнил, как упал на кровать, как Ганс, причмокивая, сосал его член, и это было так приятно, и… Дальше была темнота.