***
Эмма Соул понимала, что не выйдет из комнаты неделю. Самое малое. Потому что она заполучила себе стресс. Да-да, тот самый или же из тех самых, о которых в анонимных группах рассказывают жертвы нападений. После неудачного примирения с Дайаном Эмма, кипя внутри, ещё некоторое время сидела за столом в кафе. Но уже очень скоро она пришла к определённому плану. Возможно, поделись им Эмма с кем-то вроде Конни Уитмор, уравновешенной и осторожной соседкой по квартире, или Лиама Харта, бывшего классическим неконфликтным геем, она отбросила бы план как опасный и ненадёжный изначально. Но Эмма Соул несла в себе кровь тех самых жителей южных штатов, которые не видели проблемы в рабстве и принуждении людей своей воле, если то становилось необходимым. Поэтому спрашивать совета, как поступить, она ни у кого не стала, а всецело положилась единственно на своё лишь решение. Она добралась до дома, который стоял чуть дальше по Северной-Алтадена-Драйв, чем 33-й. Конни почему-то ещё не вернулась, но так было даже на руку. Эмма забралась в глубь своего платяного шкафа, выволакивая коробки с туфлями и мелкими вещицами, пока не добралась до жестяного ящика с примитивным кодовым замком. С крышки улыбался румяный Санта-Клаус, увитый бусами из сахарного печенья, которое когда-то в жестянке и продавалось. Теперь печенья не было, зато лежал маленький «леди Смитт и Вессон 60» тридцать восьмого калибра. Разрешения на ношение «леди Смитт» у Эммы не было. Не было разрешения и у её матери, у которой Эмма забрала револьвер, найдя в белье в комоде. Очевидно же, что с тех пор, как миссис Соул с цветущим биполярным прочно обосновалась в лечебнице для душевнобольных, револьвер стал для той без острой надобности, как справедливо рассуждала сама Эмма. Поэтому он поселился в коробке из-под сахарного печенья в шкафу, среди туфель Эммы Соул. Времени до заката оставалось достаточно. Эмма успела дозвониться Камилле Айзек, что работала в одной из гостиниц на побережье в Санта-Монике, и попросила об услуге. Камилла перезвонила ближе к семи вечера. Изо всех отелей, оснащённых номерами для вампиров, Джон Сойер из Ливерпуля, который продлял бронирование уже два раза, откладывая выезд из номера, находился только в одном — в «Санта-Монике» на пересечении 20-й и бульвара Санта-Моника. Эмма поблагодарила и обещала совместный вечер с вином за свой счёт. Камилла сказала, что запомнит. Всё представлялось очень простым. Эмма, правда, не была уверена, чего она хочет: ранить Сойера или только припугнуть. «Там видно будет», — разрешила она себе некую импровизацию. С сумерками Джон выйдет из «Санта-Моники», в этом Эмма была уверена. Поэтому в восемь вечера она присела на скамейке у входа, сделав вид, что занята общением в сети, время от времени отрывая взгляд от монитора смартфона и оглядываясь на парковку и входные двери. Сойер вышел из отеля в восемь тридцать пять. На нём были светлый шёлковый пуловер, рукава которого частично скрывали кисти рук, и тёмно-зелёные чиносы. В левой ладони Сойер подкидывал автоключ. Эмма услышала, как где-то у неё за спиною подал сигнал автомобиль. Когда Сойер спустился с короткой лестницы, она поднялась со скамейки, положила смартфон в задний карман джинсов. Подняла капюшон толстовки, обе руки всунула в карман, где лежали «леди Смитт» и две связки ключей. Сохраняя дистанцию, Эмма пошла следом за Джоном Сойером.***
Джон почувствовал аромат «Флоры» от Гуччи ещё у дверей отеля. Он не знал имени девушки Дайана, поскольку тот сам называл её не иначе как «девушка», зато знал, как та пахнет и выглядит, поэтому с лёгкостью её, сидящую на скамейке, опознал, пусть Эмма и старательно прятала лицо, склонившись над смартфоном. Было немного любопытно, чего надо мисс Девушке. Но когда та припустила следом, многое прояснилось. Мисс Девушке надо было его. — Привет, мисс Девушка, — сказал Джон, не оборачиваясь от «крайслера», смотря за отражением девичьего лица под капюшоном в полированном стекле автомобильной двери. Эмма молчала. Пришлось оборачиваться. Маленький, облегченный алюминиевым сплавом ствол дамского револьвера смотрел ему аккурат в левую почку. Держала его мисс Девушка, прижав к правому боку, близко к себе, чтобы не привлекать внимания. Джон очень удивился. — Меня зовут Эмма. — Тогда привет, Эмма. Это вот что такое? — Это «отвалите от моего парня». — Ах, это ревность, — понимающе вскинул голову Джон. — Приятно столкнуться с таким сильным проявлением чувства. Дайан этого вполне заслуживает. Джон увидел, как дрогнули ноздри Эммы, когда она услышала имя Дайана от него. — Убирайтесь в свой Ливерпуль. — Как-то не планировал в ближайшие дни, — медленно и расслабленно не согласился Джон. — Запланируйте, — давила Эмма. — А если Дайан этого не хочет? — Дайан как-нибудь переживёт ваш отъезд. Я позабочусь о том. Джон искренне улыбнулся. Мисс Девушка была не только хороша собою и пленительно зеленоглаза, но и отважна. Он вспомнил, как в середине 80-х вот точно так же, с таким же выражением лица, на него направил короткоствольный «ремингтон» около «The Cavern» на Мэттью-Стрит завалящий наркоман, требуя «жизни или кошелька». Эмма мало чем отличалась от того, если сравнивать эмоциональный пик и решимость получить желаемое. — Серебряные, — наконец сказал Джон. — Что? — Пули должны быть серебряными, если вы хотите хоть как-то убедить вампира. Эмма вдруг осознала свою очевидную промашку. Джон знал, что пули и дроби разных калибров, отлитые из серебряных сплавов, появились в оружейных магазинах и лавках почти сразу, как только заявила о себе реформа о гражданственности и социализации вампиров. Но он был уверен, что Эмма не озаботилась этой стороной вопроса. Что и отразилось на смуглой требовательной мордашке мисс Девушки. В следующий миг Джон услышал отщёлкнутый предохранитель. Серебром или нет, но «леди Смитт» в любом случае способен навертеть в нём дырок, что определённо снизит положительный прогноз его свидания. Джон стал быстрее, дошагнул до Эммы, хлопнул той по шее, бросая вниз. Эмма инстинктивно вытянула руки, стараясь опереться ладонями. Револьвер цокнул об асфальт, и Джон тут же тёмно-коричневым челси наступил на него прямо в руке Эммы. Капюшон слетел с головы Эммы, волосы высыпались из-под воротника. Джон крепко прихватил пригоршню с макушки и здорово тряхнул. Эмма, стоило отдать должное, молчала. Разве что шипела сквозь зубы. Помимо этого она вдруг протянула свободную руку и сцапала два выроненных из кармана ключа, которых Джон сразу не заметил. Он протянул руку и ключи вырвал. — Это чьи? — спросил на всякий случай сначала. — Отвали, ты, больной убл… Джон надавил ботинком и дёрнул за волосы одновременно. — Нас увидят прохожие, кто-нибудь вызовет полицию, и тебе придётся несладко, — не унималась Эмма. — Нас не увидят. Джон был прав. Из-за боков «крайслера» и «ренжровера» их, склонённых к асфальту, было совершенно не видно за пределами парковки. — Чьи ключи? Эмма молчала. Джон опустил ключи в карман. Потом за волосы отогнул голову Эммы, заставляя ту посмотреть на него. Эмма испугалась тогда, когда увидела яркие клыки вампира. — Всё зависит от тебя, Эмма, — прорычал Джон. — Ты прекратишь досаждать мне? — Да, — согласилась она. — Дайану? Эмма молчала. Джон накрутил длинный тёмный локон на пальцы и дёрнул на отрыв. Эмма взвизгнула. — Да, прости меня, да. Джон выпустил её, выпрямился, убрал челси с руки. Эмма не поднималась. И даже отъехав с парковки, Джон её не увидел.***
Патрик Сноу простоял у зеркала уже минут пять и прекращать не собирался. Помимо того, что он придирчиво, уже который день, рассматривал лицо, так ещё и, как бывает в таких случаях, анализировал свою жизнь. Одно от другого было неотделимо. Отказ Сойера задел Патрика. А пуще того его задело упоминание о возрасте. Он прекрасно понимал, что тридцать восемь — это вообще не возраст. Тем более что Патрик всегда был — огонь. За ним волочились и продолжали волочиться. Он не помнил времени, которое с уверенностью мог бы отнести к периодам одиночества в своей жизни. У него всегда кто-то был: временно, постоянно, между делом. Но всегда. И никто ещё не дал ему повода усомниться в собственных привлекательности и молодости. «Неужели придётся ставить инъекции?» — озадаченно спросил Патрик у отражения. Да, он много смеялся, злился, хмурился. Темперамент не позволял ему пренебрегать чувствами и эмоциями. И да, все эти мерзкие мимические морщины были на месте, но, в целом, они ничуть не портили внешности Патрика. «Или портят?» — Патрик прижал кончики пальцев к уголкам ярких синих глаз и, чуть надавливая, попытался сгладить следы прошедших чувств. Да. Никто не смел сказать Патрику, что он стареет. Да он и не воспринял бы в серьёз слова об этом от кого-либо. Но вот Джон Сойер… Тот короткий период, когда у Патрика и Сойера случился роман, до сих пор был едва ли не ярчайшим впечатлением в жизни Патрика. Патрик был влюблён. Разрыв ему дался с таким трудом, что страшно было вспоминать. Если бы не Луиза и её всеприемлющая поддержка… «Чёртов высокомерный и привередливый мудак», — почти простонал Патрик. Если бы рядом была Луиза, которая собаку съела на коучинге, нейролингвистике и психологии, она бы, прижавшись сбоку, сказала, положив подбородок ему на плечо: «Па-а-атрик, дело тут не в Сойере. Дело в твоей адекватной оценке себя. Кто тут у нас маленький, неуверенный в себе мальчик? Кто тут до сих пор неуверенный в себе мальчик?» Нет, ну Луизе так говорить было можно. Луиза была старше на пять лет. И это она заботилась о Патрике всё то время, пока отец наживал себе врагов со всего Солнечного штата, а миссис Сноу, по-своему справляясь с отсутствием мужа большую часть времени, водила в дом любовников. Хотя бы с сестрой Патрику повезло. Им друг с другом повезло. «Потому что кто-то в прошлой жизни себя хорошо вёл», — сказала бы та же Луиза, от плеча улыбаясь ему в зеркале. Да, потому что кто-то хорошо себя вёл в прошлой жизни. «Господи, Изи, как я по тебе скучаю», — Патрик отвернулся от зеркала, привалился к раковине поясницей и закрыл ладонями лицо. Всё это никуда не годилось. Уже как с год никуда не годилось. Как и та авария на Тихоокеанском шоссе, в которой Луиза погибла вместе с мужем и сыном. Прямо на месте. Сбивший их по встречной полосе двадцатипятилетний Джеймс Уолтер, вёдший автомобиль пьяным и под спидами, тоже умер. Чуть позже. Уже по дороге в больницу. Смерть дочери и внука чуть не подкосила старика Сноу, но тот не был бы собою, если бы не справился. А ведь ещё говорят, что не было бы счастья, да несчастье помогло. Постоянно забываемый и игнорируемый Патрик вдруг представился отцу едва ли не святым граалем. Джошуа Сноу понял, что сын — теперь всё, что у него осталось. «Господи, уж лучше бы ты меня по-прежнему не замечал», — мысленно отшил отца с его неловкой заботой Патрик и вышел из ванной. Посмотрел на часы. Дайан Брук позвонил вчера и сказал, что Сьюзан Хоуп оставила ему номер Патрика для связи. Поэтому Патрик ждал Брука с минуты на минуту. Он увидел, как его привезло такси и тот выбрался на тротуар, разворачиваясь лицом к Бали-Лейн, 4288. Стеклянная стена гостиной позволяла Патрику оставаться в тени комнаты дома, но хорошо видеть Дайана Брука, который стоял на залитой солнцем дорожке, перед тем как идти к двери и звонить. Патрик, не отводя взгляда, смотрел на отливающие зеркальным сиянием чёрные, сросшие волосы Дайана, прячущие часть лица, и на высокую стройную фигуру с широкой ровной линией плеч. Но более всего восхищение вызывали руки, совершенные и мягкие, сильные и изящные локти и запястья, тронутая солнцем, изначально молочная, кожа, ставшая золотистой под загаром. Патрик почти что силой заставил себя сдвинуться с места навстречу позвонившему у двери Дайану. — Привет, — сказал тот, когда дверь из матового стекла открылась. Он снял «рейбены» и спустил с плеча рюкзак. — Привет, — улыбнулся Патрик, — входите. Дайан или мистер Брук? — Дайан. Тот тоже улыбнулся, проходя в бесконечную гостиную, не ограниченную камнем стен. Закрывая дверь, Патрик осмотрел Дайана со спины. Он заметил специфичные слабеющие следы у того на предплечье и на левом запястье. Так выглядела хватка пальцев. И уж точно, что женщина так жать была не способна. А что следы есть и на правой руке, Патрик разглядел минутой позднее. — Сьюзан предупреждала, что вы позвоните… ещё в четверг той недели, — Патрик двинул губами. — Простите, я потерял счёт времени. Больше такого не повторится, если мы придём к продуктивному соглашению. — Ничего страшного на самом деле. Я располагаю временем. В последние год-два дела в клинике не требуют моего постоянного присутствия. Пациентов для записи ко мне подбирают очень тщательно и заблаговременно, так что работаю я теперь пару раз в неделю. — Кем вы работаете? — Челюстно-лицевая хирургия, имплантация, ортодонтия, просто терапия. Я дантист, — вдруг улыбнулся Патрик. — Всё сходится, — кивнул Дайан, — дом с садом в Пасифик-Палисейдс у парка Асиломар Вью. И дантист. — Всё сходится. Оба почти рассмеялись. — Хотите выпить? — Да, — согласился Дайан. И, прежде чем Патрик принялся перечислять спиртное, попросил: — Есть чистая вода? — Газировка? — Можно и газировку. Пока Патрик ходил в кухню за стаканом и газировкой, Дайан вышел в сад, осматривая фигурный бассейн, голубой в глубине и тёмно-зелёный по бортам. Разноцветные азалии отражались в воде. — У вас красиво. Скажите, чего вы хотите? Патрик замер после вопроса Дайана, пялясь на его запястья с синяками, пока тот пил воду. — Есть определённые образы? — Дайан попытался помочь сконцентрироваться. От него не укрылось, как уставился на него мистер Сноу. Понятно, конечно, с чего. Дайан не отпустил Джона, после того как они проспали день в его кровати. Заказал еду на дом для себя. Потом оба вымылись, перестелили бельё. И всё пошло по кругу. С той лишь разницей, что крови Дайан больше не просил. Его ещё вело после предыдущей ночи, и этого хватило. Джон трахал его, удерживая руками за запястья, прижимая те к кровати, лишая свободы движений и бережно прикусывая с боков по рёбрам, под мышками, под ключицами. Кровь из прокусов долго слизывал и ссасывал, пока та не останавливалась. Трахал так медленно и нежно, что Дайан временами чувствовал соль в глазах, а дыхание становилось сдавленным. С рассветом Джон всё же ушёл. Дайан проспал ещё часа три-четыре. И по пробуждении обнаружил, что остались синяки и прокусы. И вот на эти синяки как раз и смотрел Патрик Сноу, теряя нить разговора. — Нет, не особо, весьма приблизительно. Классика? — Нет, не в вашем доме. Скорее примитивизм… — задумчиво сказал Дайан и пошёл вглубь сада. Он осматривался, проходя под ивами и тальником, обходя декоративные кроссосомы и пионовые кусты, линотамнусы с рваной корой на стволах. Оглядел сам дом, невысокий, в один этаж, но с прозрачными стенами и парой стен, выложенными песчаником и декоративным камнем. Патрик ходил следом молча, пытаясь понять, что видит Дайан. Когда тот остановился посреди состриженного газона и вздохнул, Патрик спросил: — А можно сюжеты из мифологии в технике... Ну, в том, что вы говорили? — Античность в примитивизме? Да. Но вы уверены? Патрик пожал плечами. — Я сделаю эскизы в течение нескольких дней. Если понравятся, тогда начну готовить формы. Размер и местоположение обговорим дополнительно. Идёт? — Идёт, — согласился Патрик. Протянул руку. Дайан пожал в ответ. И вот тут Патрик увидел под сдвинувшимся треугольным вырезом футболки Дайана два характерных следа под правой ключицей. Он узнал бы их как никто иной. Зубы тринадцатый и двадцать третий — это если у людей. А у вампиров — клыки. Клыков от нижней челюсти он рассмотреть не успел, потому что Дайан расцепил их руки, опустил свою, и воротник вернулся на место. — Тогда до встречи. Я позвоню вам предварительно. — Буду ждать. Уже у двери Патрик решился. — Дайан, позвольте спросить. Тот обернулся, переступая через порог, чуть свёл брови. — Вы встречаетесь с кем-то? — Да, — уголок рта Дайана своенравно дёрнулся вверх, но вовремя остановился. Он надел очки. — До свидания, мистер Сноу. — До свидания, Дайан.