***
Дайан выпросил себе у Джона Сойера ещё неделю в Лос-Анджелесе, чтобы уладить дела с Колледжем Искусств, оставить заявку с темой дипломного проекта и показать эскизы Патрику Сноу, оговорив детали. И, Дайан отдавал себе отчёт в этом, ему в самом деле требовалось время, для того чтобы смириться с положением вещей, потому что он с любопытством и тревогой наблюдал в себе растущее чувство. Это чувство пугало. Дайану не с чем было сравнивать интенсивность его увлечения Джоном. К матери, которая, без сомнения, была весьма сведуща в чувственных авантюрах, хотя и безуспешных, он не решился сунуться. Друзья тут, по его наблюдениям, тоже мало чем могли помочь. К тому же обыкновение принимать решения по ситуации в одиночку убедило Дайана, что стоит положиться только на себя. А тем временем чувство его к Джону крепло и словно прорастало в нём и сквозь него зелёными гибкими лианами, усыпанными душными белыми мелкими цветами. И он заметил, как качественно изменилось его существование. Он понял, что значит — ожидать. Почувствовал, как это, когда сердце само по себе вздрагивает при виде любимого. Человека? Называть так Джона Дайан не мог, исходя опять же из положения вещей. Но он вдруг обнаружил, что никогда до конца не чувствует насыщения взглядами, телом и присутствием Джона. При воспоминании об очередной кровавой интимности изнутри словно обдавало горячей водой. Дайан ощущал себя особенным. Он ощущал законченность и потряхивающий драйв в присутствии Джона, потому что тот был чертовски страстен. Джон касался его на тонкой грани, которая делила жадную нежность и физическое насилие. Он заставлял Дайана терять дыхание, кричать и даже пускать в ход кулаки, если крик не приводил Джона в чувство, потому что со временем, забываясь, он начинал соскальзывать с контроля, слушая, как долго, томительно тихо дышит Дайан под его губами и руками. Джон встраивался слухом в нарастающий ритм его вдохов и выдохов и словно входил в транс. А если в таком состоянии кусал, то голос Дайана, шепчущий «глубже», безрассудно приглашал вжаться в шею в самом деле ещё глубже и на грани возможного толкающимися и ритмичными. И вот после такого стоны Дайана из шепчущих становились сочными и судорожными. Джон чувствовал, как, не прекращаясь, сменяют друг друга на его коже мокрый пот боли и колючее возбуждение. Руки Дайана словно возвращали Джону его же силу, ту, с которой он забирался зубами; сжимали и скручивали прохладную гладкую кожу, смещаясь до бёдер, тянули на себя. «Глубже», — снова говорил Дайан. Джон раз за разом всаживал клыки в его шею, плечо, над выемкой ключицы. Словно резонируя дрожью от этих проникновений, Дайан сжимал зубы, чтобы смолчать, но остановить их было нельзя. Крики. Они жили отдельно от него, сами по себе, коротко и зло вырывались из горла. Джон ещё улавливал первый толчок в плечо, которым Дайан просил обороты сбавить, но заводился и хотел большего. Он хотел Дайана. Хотел войти так, чтобы тот потерял способность сопротивляться и двигаться вообще. Джон начинал рычать на низких вибрациях. Кровь Дайана просачивалась и текла между его кожей и ртом Джона, а тело боролось. И если сам Дайан осознанно ложился под него, не сопротивляясь, то его инстинкт самосохранения, предполагая смертельный исход подобных развлечений, бил тревогу. Джон приходил в себя от сильного удара в голову, словно выныривая на поверхность. Медленно и тяжело он поднимался над Дайаном, осматривал пьяным взглядом. Проходили секунды. Дайан видел, как меняются глаза Джона. Едва уловимая судорога затихающей агрессии, сожаления и сочувствия сводила его рот и кожу на переносице. Джон наконец соображал, в каком состоянии лежит под ним Дайан: безобразно искусанный и на залитой мягкими свежими пятнами крови простыне. И, похоже, что на отрезвляющий удар Дайан истратил все силы. «Прости меня», — тихо говорил Джон, касаясь и оглаживая ему пальцами впадину ключицы. Дайан делал глазами движение вбок «да всё в порядке», возвращался. Смотрел, как, разведя средний и указательный пальцы, Джон вкалывает в них острия клыков. Потом вкладывал пальцы Дайану в рот. Тот их обсасывал, понимая, отчего Джон прикрывает глаза, окуная пальцы в горячее и мокрое тепло. Ну а когда Джон глаза раскрывал, Дайан становился ещё требовательнее. Кровь Джона возвращала его коже гладкость и блеск. И запускала возбуждение до ранее не достижимых высот. Её землистый вкус стал для Дайана Брука дразнящим и необходимым. Дайан смотрел широко раскрытыми, переливающимися глазами. «Бог мой, как ты красив», — говорил он. Джон коротко улыбался, скусывал губы: «Это всего лишь моя кровь в тебе». «Вовсе нет», — не соглашался Дайан. Восприятие образа Джона им было самостоятельным. Но кровь вампира возбуждала его и излечивала раны. И она позволяла Дайану не бояться и не сбавлять оборотов перед предчувствием боли, потому что с нею та не была конечной. Дайан впускал руки в волосы Джона, сжимал их в пальцах. Потом переворачивался и усаживался сверху. Оглядывал, откинувшись. Тело Джона светилось в тёмных простынях. Поменять цвет белья было практичной идеей, потому что только в таком случае стирка могла справиться с наглостью кровавых пятен. Светились и его глаза прозрачным ледяным огнём. И матово, сквозь цвет крови Дайана, светились клыки. Дайан склонялся лицом к лицу, замирал губами у самого тонкого рта. Джон, приподняв голову, дотягивался до губ, целовал, обеими ладонями оглаживая шею, лопатки, спину. Сминал ягодицы Дайана, проскальзывал пальцами между, задерживаясь на горячем и сжимающемся при прикосновениях проходе. Поцелуи без крови или без её предчувствия совершенно изгладились из памяти Дайана. Эти же — острые, вылизывающие и подчиняющие — заставляли его самого прокусывать губы Джона. В первое время секс был хаотичным, быстрым и захлёбывающимся, с целью как можно скорее напиться, овладеть, смирить тоску, что мучила обоих на расстоянии. Потом начала проступать система. Оба составляли представление друг о друге, о пристрастиях и желаниях. Появилась гармоничность и связность действий. Джон подчинял, Дайан подчинялся. Дёргался временами, но всё же подчинялся. Джон видел, как искажается лицо Дайана, пока, направляемый им же самим, в него заскальзывал член. Сам же Джон поднимался в бёдрах и стаскивал Дайана на себя. И Джону нравилось то, что он видел. Дайан, пробираясь через спазмы и раздвигающую боль, медленно опускался вниз, на твёрдый и настырный член. Афродизиак в крови Джона делал Дайана выносливым и чувственным, почти безрассудным и принимающим. И когда оставалось совсем немного, когда Дайан снова склонялся к нему, опираясь локтями на грудь, Джон рывком добирался до конца. Дайана разгибало и подкидывало в тонком натянутом стоне. Джон замирал, чувствуя, как набирается жадной похотью, поднимал подбородок и принимался сильно и глубоко драть Дайана, стаскивая его на себя за бёдра. Дайан почти погибал на нём. Сквозь сбитое дыхание, стоны и взрыки его словно уводило и сносило волной, но Джон удерживал его на себе, пока тело Дайана не смирялось, а сам он не входил в расслабленное возбуждённое состояние полной отдачи. Кончал Дайан много и лестно для Джона Сойера. Но лучше всего он кончил тогда, когда бесконтрольно обронил, упав сверху, выдохнул ему прямо в рот: «Я люблю тебя». Проговорился он таким образом перед самым отлётом из Элэй. И случилось это не неделю спустя, а две, потому что Дайан их задержал, утрясая договорённость с заказчиком садовых скульптур. А потом Джон узнал, кто именно скульптуры заказал.***
— Это кто? — спросил Патрик Сноу, из-за спины склоняясь над сидевшим в собранном шезлонге Дайаном. — Это группа «Афродита и Пан». У вас есть большой розовый олеандр. Их лучше разместить там. — Угу, — согласился Патрик. — А вот эти три? — Две дриады и наяда. Все будут одиночными фигурами. Наяду можно ставить близко к бассейну. Хотите придать ей стихийности? — Понятия не имею, что вы вкладываете в это, — признался Патрик. — Все три будут из пористой глины, с частичной глазуровкой и в сине-зелёной гамме. Это создаст впечатление, что на дриадах мох, а наяда в тине и водорослях. Дайан чуть сдвинулся и запрокинул лицо, чтобы видеть ответ Патрика. Патрик едва ли не смешался от прямого взгляда, но вовремя взял себя в руки, потому что сообразил: о мыслях в его голове Дайан и понятия не имеет и, выходит, краснеть нечего. — Это будет уместно? — Вполне. Ваш сад не перенасыщен цветущими зонами, в нём много зелени. Растения, по большей части, эндемичные местной калифорнийской флоре. Поэтому я настаиваю на майолике. С этими тремя — точно. — Майолика, — повторил Патрик. Он не был тугодумом или невеждой в общеинтеллектуальном отношении, но сейчас соображал и вправду неважно из-за близости Дайана Брука и его запрокинутого красивого, тонкого и умного лица. В голове не было ни одной мысли про толстобоких дриад, усаженных красочной имитацией мха и отданных на потеху примитивным формам. В голове Патрика Сноу требовательно бродила только одна мысль: поцеловать ли Дайана? И сейчас ли, пока тот смотрит на него, запрокинувшись, или чуть позже, когда будет стоять в рост и можно будет его обнять? — Вот эту амфору из шамота, смотрите, Патрик, можно установить на камни, покрытые бигнонией, а для терракотовых сатиров выбирать любые глухие места сада в принципе. Дайан раскладывал эскизы рядом с собою на шезлонге и на коленях, снова отвернувшись от Патрика. «Чуть позже», — решил Патрик и выпрямился. Обошёл шезлонг, встал перед Дайаном. — Может, ещё кого-нибудь? — Ещё фигуры? — Дайан поднялся. — Да, сад большой. — Достаточно. Перегружать его ни к чему. — Что же, тогда мне и так всё нравится. Я переведу вам аванс за работу. — Да. Я начну, как только доберусь до Ливерпуля. — Вы улетаете? — Патрик насторожился. — Да. — Но не навсегда? — Предположительно, что навсегда, — Дайан собирал листы с эскизами в папку. — Не тревожьтесь, пересылка фигур будет за мой счёт. Патрика это не тревожило. То есть тревожило, но не это. Дайан покидал Элэй и, таким образом, ускользал. Поэтому Патрик предпочёл времени не терять. Он шагнул к Дайану ближе, положил ладони на плечи, сжимая пальцами, и поцеловал. Сразу глубоко и с языком. Поцелуй длился несколько секунд, пока Патрик не сообразил, что так и не дождётся ответа, потому что Дайан стоял, не вырываясь, но пережидая. Более того, если сам Патрик глаза закрыл, то Дайан глаз не закрывал. И вот эта нелепость абсолютно лишала поцелуй подобающего ему эротизма. Поэтому Патрик отстранился, сжал губы, отвёл взгляд. — Мистер Сноу? — странная интонация в вопросе Дайана отдавала снисхождением. — Простите, Дайан, простите. Просто… весь день думаю… Я думал об этом с того дня, если честно, как вы побывали у меня впервые… — Вы в порядке? — Да. Буду. Простите. — Это было лишним, — вдруг заметил Дайан, словно ещё больше оттолкнул. — Да, — Патрик смешался вконец. Совсем неподобающе для почти сорокалетнего человека, уважаемого в обществе. — Я сказал вам, что я несвободен. — Верно, вы сказали, — согласился Патрик. — Но, если бы вы были свободны, разве… — Нет, исключено, ничего бы не произошло. Дайан убрал папку и пенал с карандашами в рюкзак, поднял тот на плечо. Он несколько обеспокоился, но вовсе не фактом, что Патрик Сноу его поцеловал. Дайана беспокоило другое. Джон. Дайан уже успел понять, что осязание, обоняние, зрение и слух у того развиты почти гипертрофированно. Джон мог понять — когда, чем и с кем Дайан занимался в течение дня, случись этим «кем» его касаться при встречах, как только оказывался рядом. Он чуть ли не открыто обнюхивал Дайана, встречая, снимал посторонние запахи с его тела. Правда что оставался довольным и ничем неприятным для Дайана это не оборачивалось. Но десятисекундный поцелуй с посторонним просто так не проскочит. Это Дайан знал. А что Патрик Сноу вполне может попасть в переплёт из-за своей влюбчивости, это тоже было очень даже вероятно. — Мистер Сноу, мне нужно вас предупредить. Тот, с кем я встречаюсь, он вампир… — Дайан, я знаю, я заметил у вас… — Патрик неосознанно коснулся пальцами места под правой ключицей, — в тот день. — Вы знали, что я с вампиром, и всё равно это сделали? — Дайан оторопел, теперь уже сомневаясь в здравом рассудке своего заказчика. Патрик Сноу беспомощно развёл плечи назад и снова сжал губы. — Мне придётся рассказать Джону обо всём, как есть. А, мне кажется, временами ему трудно держать себя в узде. — Джон? — вдруг насторожился Патрик. — Да, Джон Сойер. Патрика как облили ледяной водой. Он понял, что совершенно и непростительно легкомысленно наступил в укрытую ветвями волчью ловушку. Непростительно легкомысленно. Чего стоило не только пялиться на и вожделеть Дайана Брука, а и послушать его между делом, соотнеся следы, оставленные вампиром, Ливерпуль и недавний прилёт Сойера в Лос-Анджелес? — Слушайте, мистер Сноу, вам есть, у кого провести в гостях несколько дней? — Есть, — машинально кивнул Патрик. — Ну так отправляйтесь к нему или к ним. Дайан вышел из дома 4288 по Бали-Лейн и направился к ближайшей остановке, на ходу набирая номер. Он позвонил Джону, дождался отсылки в голосовую почту и попросил о том, чтобы встретиться в обоим понравившемся ресторанчике у пирса, в «Наутилусе», а не у Дайана в квартире. Дайан хотел, чтобы в тот момент, когда Джон учует с него запах Сноу, вокруг было как можно многолюднее. Возможно, что Дайан перестраховывался, но он помнил разговор, часть разговора из их недавней прогулки, в течение которой они говорили о родственниках. Именно тогда Дайан узнал, почему Джона не любят близнецы Кэлпи. И именно поэтому Дайан тревожился за Патрика Сноу.***
Дайан, поев и приняв душ, успел появиться в «Наутилусе» раньше. Официанта отослал, сказав, что дожидается спутника. Джон подошёл ближе к одиннадцати вечера. Дайан сидел лицом к лестнице на открытую террасу, поэтому увидел Джона ещё на ступенях, прежде чем он приблизился к столику. Рассматривая не спеша подходящего Джона, Дайан вспоминал, сегодня уже в который раз, что тот сказал ему несколько дней назад. «Я сам изрядно усугубил ситуацию, — признался Джон. — Мисс Аддамс пила людей, но предпочитала оставлять тех в живых. Она настаивала, чтобы и близнецы, и я придерживались того же». Джон рассказывал холодно и без эмоций. Дайан не мог бы сказать, чувствуется ли в словах подтекст и истинное отношение его самого к описываемому. Единственное, что выдавало хоть какое-то чувство в поведении Джона, так это обнимающая Дайана рука. Джон держал его крепко и близко к себе, едва поглаживая через хлопок футболки по боку, изредка сжимал ладонью. Но это было проявлением чувств именно к нему. «Кэлпи слушались её. Я — нет». «Почему? Ты сказал, что вы… ты был влюблён в неё». «Мне пришлось признать это со временем. Позже. Но изначально я был в ярости от произошедшего. Мисс Аддамс обратила меня, не сообщив, что намерена это сделать. Меня не спросили. Я не знал, как иным способом выразить свой гнев, кроме как создавая постоянную угрозу тому, что мисс Викки и близнецы будут опознаны как вампиры». «Вместо белых хлебных крошек ты оставлял выпитые трупы?» — осторожно предположил Дайан. «Но хлебные крошки, как птицы, склёвывали Ио и Марк», — почти улыбнулся Джон. «И мисс Аддамс». «Да». «Но ты находился в том же положении, что и твоя семья. Тебя тоже могли опознать как вампира». «Да, тоже могли». Дайан коротко взглянул на Джона. Тот посмотрел в ответ. «Ты был вампиром. Я слышал, за редким исключением типа мисс Викки, вампирам свойственно убивать. Даже просто так». «Как мило, ты сейчас пытаешься найти оправдание моим поступкам?» — Джон заступил перед Дайаном, останавливая. Дайан сделал руками жест «ну прости, что я стараюсь». «Не стоит. Я делал это и человеком». Дайан раскрыл глаза широко и потрясённо. «Так у тебя, наверное, был повод?» «Не всегда. Просто это не возбранялось в среде, в которой я служил». «Это как?» «Я провёл несколько лет офицером в Британской Индии в Калькутте. Обратно в Англию уехал накануне Индийского голода. Офицерский состав состоял из британцев, местные сикхи и белуджи набирались в рядовую армию. Во время Первой Мировой я служил в военно-морском флоте и в 63-й военно-морской дивизии». «Ты убивал простых солдат, чтобы… есть?» «В Мировую с едой проблем не было, это верно. Но целенаправленно убивал в Индии. Офицеров. На дуэлях. Меня вызывали». «По причине?» «Я спал с их жёнами». «Мать твою, — Дайан потёр лоб. — Ладно, хорошо, ты спал с замужними британками, а мужьям тех везло меньше твоего. Но что было потом? Я имею в виду потом, после твоего безобразного отношения к мисс Викки и брату с сестрой?» «Я прекратил». «Почему?» «Перерос «подростковый» бунт? — пожал плечами Джон. — Со временем я понял, что приобрёл вечность взамен краткой человеческой жизни. Сила, импрессия, превосходство, гарантированная жизнь. Мисс Викки умела быть убедительной. Она не заставляла, но постоянно показывала, как ей нравится её жизнь. Она всегда находилась в перманентном состоянии удовольствия от неё и себя. Для вампира Виктория великодушна и добра, разумна, ярость подчиняется ей, не наоборот. Она сломила меня терпением. И очарованием». «Ты спал с нею?» «Да». Дайан бесконтрольно напрягся. «Она красивая?» «Великолепная», — счастливо улыбнулся Джон. Дайан остановился и вывернулся из обнимающей руки. У него не было даже мало-мальски сформированной претензии, но ревность почти перехватила дыхание. Джон смотрел на него с таким очарованным любопытством, что Дайан поторопился прийти в себя. «Ты бываешь похожим на неё», — попытался снова вернуть его в руки Джон. «Ты и в самом деле думаешь, что меня это должно удовлетворить? — всё же укусил Дайан. — Почему бы тебе её не поискать, если уж такие дела?» Уголок рта Джона пошёл вверх, любуясь ревностью, проявившейся у Дайана ярким цветом на скулах. «Я сказал, что не знаю, где она». «Так ищи. У тебя, уверен, может получиться найти мисс Викки». «Дайан, я тоже уверен, что найду мисс Викки, если захочу. Иди ко мне». Джон подтащил его за локоть и стиснул, ртом прижимаясь к плечу. «Если захочу, Дайан. Но я не хочу». Дайан не был намерен спускать на тормозах, но гештальт сработал. Стоило Джону оказаться вблизи его шеи, как он начал отвлекаться, поддаваясь реакции гормонов. Сейчас же, смотря на приближающегося Джона, Дайан ещё раз напомнил себе, что тот ничуть не томится грузом вины за отнятые жизни. «А если Джон будет убивать при мне?» — спохватился Дайан, но с ответом запоздал, потому что Джон склонился и его поцеловал. Дайан замер. Джон выпрямился, обошёл стол, сел на свой стул, посмотрел. «Блядский боже», — почти застонал Дайан, видя белую пламенеющую ревность в прозрачных глазах. Но Джон странно молчал, тяжело осматривая Дайана, а заодно с тем окружающих и довольных тёплым вечером людей за соседними столиками. Дайан решил, что обещание стоит выполнить в любом случае, поэтому сказал: — Меня поцеловал Патрик Сноу, когда я показывал ему эскизы садовых скульптур.