***
Джон снисходительно смотрел на то, как Линда позирует около кровавого фонтана, пока Юрэк одолевает все выгодные ракурсы, чтобы потом не вышло скандала из-за ограниченного выбора фото для «Твиттера». — Кровавый фонтан, — сказал он подошедшей Сесиль. — Да. — Пошло. — Вовсе нет. Из шампанского — пошло, те всем надоели. Ты первый раз женишься, должен быть кровавый фонтан. Против этикета идти нельзя. — Хотя бы Балицки рады. — Ты подожди, — сладко протянула Сесиль, опрокидывая в себя шот с водкой. И в самом деле. Помимо Линды около фонтана появились обе младшие сестры Дайана: сначала нерешительные, но тут же освоившиеся и встроившиеся в фотосессию. Позировали, не забывая о шампанском. — Прелестные девушки, но до Дайана им далеко, — зарубила Сесиль. — До Дайана всем далеко, — согласился Джон. — Тебе повезло, ещё раз поздравляю, — Сесиль опрокинула второй шот. Откуда только взяла? — Я знаю. Кстати, а ему со мною? — вдруг справедливо поинтересовался Джон. Сесиль благодушно погладила его локоть. — Ох, милорд, это твоя свадьба, но даже на ней я не скажу, что Дайану повезло. Потому что… — Ты хорошо меня знаешь. — Ага. И потому что, опять же, я хорошо тебя знаю, купила тебе Savage garden. Тебе ведь нравились? Джон тоже улыбнулся. — Ты посмотри, словно и не распадались, — сказал он, кивком головы указывая на Даррена Хейза, который твердил «что детка всё делает верно». — Джон, твоя кредитка пошла в разнос, но сотворила чудо. Разбитое сегодня смогло стать целым. Как, радуется твой внутренний романтик? — Ты знакома с моим внутренним романтиком? — иронично двинул бровью Джон. — И с ним мы тоже слишком хорошо знакомы. Валери сказала, что ты хочешь показать Дайану замок-королевскую тюрьму с высоты птичьего полёта. Ох, с высоты полёта воздушного шара. Это так мило, — Сесиль схлопнула когтистые лапки. — Блядь. — Оно, — Сесиль закинулась третьим шотом. — Сесси, завязывай с алкоголем в таких быстрых подачах. — Дурная наследственность, Джон. Могу перепить пирата, но у самой ни в одном глазу. Сесиль двинула к Коту, который сидел на стуле рядом с расстроенным пастором Энхелем, чьё расстройство проистекало всецело от присутствия рядом Кота. — Прекрати, — сказала она Коту на ухо. — Нельзя. Тот обернул морду и почти беззвучно мяукнул. — Будет слишком очевидным. Не сегодня, — зашептала Сесиль уже прямо в тёплое кошачье ухо. Кот свалился вниз и потрусил вон. — Святой отец, — Сесиль опустилась на нагретое место. — Ну, как там господь? — Миледи? — не понял пастор Энхель её любопытства. — Позаботиться о вас? Хотите домой? — Ох, будьте любезны, — святой отец отёр со лба пот. Сесиль кивнула.***
Валери пригласила Дайана танцевать на «Crash and burn», и тот, отшвырнув смятую салфетку, охотно согласился. — «Позволь мне быть тем, кого ты зовёшь», — широко улыбаясь, пропела Валери. — «Если прыгаешь, я тебя поймаю», — точно так же ответил Дайан, принимая игру и отпуская Валери в лёгком вращении. — «Подниму тебя и полечу с тобою в ночь», — сказал Джон, ловя его вкруг руками и прижимая для танца уже с собою. — Эй, я должен танец даме, — шутливо отпихнулся Дайан. — Уже нет. И верно. Не ясно какой, но один из Милднайтов сцапал Валери, занимая место Дайана. — Долги теперь можешь отдавать только мне. И через меня, — без улыбки сказал Джон. — Ты шутишь? — засмеялся Дайан. — Не шучу, — сказал Джон, но всё же заулыбался, открывая клыки. — Джон, мы же просто танцуем. — Очень надеюсь, что и ты это осознаёшь. — Кстати, с тобою мы тоже просто танцуем, а ты… — Дайан почувствовал, как Джон, прижав его к себе, начинает заводиться. Положил два пальца ему на губы, заскользнул в рот и сам укололся об острый край зубов. Джон быстро его пальцы облизал, задышал, среагировав на кокетство, окинул патио нетерпеливым взглядом. — С нашим танцем несколько сложнее, милый, — быстро сказал он. — Ты выпрашиваешь. — Нет, — замотал головой Дайан, снова смеясь. — Нет. Джон посмотрел так, что Дайан понял, он остаётся при своём мнении. — Слушай, ещё букет и пирог. Букет я обещал Мэг, а пирог Роуз и Никки. Растерзают, знаешь ли. — Сейчас же, бросай букет сейчас же, — сказал Джон.***
Букет Дайана был завёрнут в стилизованную под страницу печатной газеты бумагу и перетянут отбеленной бечевой, ведь ведьмы помнили, что обилие розовых бутонов в кружевах привело бы его в состояние сахарного уныния на его же гейской свадьбе. Среди эдельвейсов синели свечки мускари. И когда он швырнул букет за спину, тот достался вовсе не выпустившей когти Маргарет. И не Чарли Бэрри, который тоже его хотел. И не Коту, что тёрся в ногах, задрав зубастую пасть и претендуя. Букет, не сдвинувшись с места, лишь просто выбросив руку, поймал над головой Мэг Милднайт, прижал к бороде, вдыхая запах, и после повертел тем в воздухе. Чарли и Кот выматерились. А Маргарет и Роуз, будучи под галлоном, не менее, шампанского каждая, едва ли не зашипели, став похожими не то на змей, не то на тех же кошек. Поскольку такую женскую реакцию Милднайт знал очень близко, то букет отдал без боя, выставив перед собою обе ладони. — Не задерживайтесь в Лондоне, — попросила Линда, отводя сигарету от губ. — Это не свадебное путешествие, — сказал Джон. — Дайан дал мне только уик-энд на всё про всё. — Он говорил, что хочет заняться новой работой, — кивнула Линда, наблюдая, как долго Юрэк прощается с Дайаном. — Но дело даже не в этом. — А в рождественских танцах в поместье Бауэра в Броад Грин. Не опаздывайте, иначе сюзерен расценит это как открытое неуважение, — сказала Валери, прижимаясь к Линде сбоку. — А в последнее время Питер Бауэр шибко немилостив. Челядь жалуется. Все терпеливо смотрели, как, целуя и гладя по волосам, теперь прощается с Дайаном Чарли.***
Это был уик-энд не совсем в Лондоне. Это был уик-энд на острове Уайт в декабре. Зелёный, с завязавшимися розовыми бутонами в дебрях английских роз. И с рвущимися из сырой земли стрелами гиацинтов и нарциссов. Этой же ночью с вокзала на Лайм-Стрит к часу по полуночи добрались до Эстона в Лондоне, оттуда к трём ночи были в Портсмуте. А ранним утром первый курсирующий между островом и побережьем паром ссадил мистера и мистера Сойеров на «белый» берег. — Обычный берег, — откинул волосы с лица движением головы Дайан, не находя даже одного светлого галечного камня, не то чтобы полностью усеянных теми пространств. — Ни одного «цветного», Дайан. Чистопородные британцы, как ты изволил заметить мне после первого секса. — Боже, — фыркнул Дайан, — «после первого секса» — это применимо к двадцати минутам, а не к целой ночи. Ты вытрахал из меня душу и все мысли до единой. Джон едва дрогнул уголком рта и махнул такси. — Ты расист? Джон обернулся. — Почему я расист? — Ты сказал «ни одного цветного». Джон промолчал. И молчал долго: пока скидывал чемоданы в багажник, отвлекался на водителя, называя адрес, и просто смотрел на Дайана. И чем дольше длилось молчание, тем больше раскрывались глаза Дайана от изумления и веселья. — Нет. Я не расист, — сказал Джон, усаживаясь рядом в такси. — Ты всё это время думал над ответом? — Я всё это время думал о тебе. И, ещё раз, я не расист. Дайан отвернулся и улыбнулся в окно. Понять причины раздумий Джона он мог, как и ход его мыслей, стоило просто посмотреть на своё отражение в стекле автомобиля. На свои скулы и дивные тёмные полинезийские глаза. Таксист никуда не спешил, допуская возможность, что пассажиры могут рассматривать узкие улицы и малоэтажные викторианские дома, в меру украшенные подвесными кашпо с петуниями. Около одного из таких такси остановилось, Дайан вышел раньше Джона. На вывеске значилось «Дом Уолта». Дайан открыл багажник и достал чемоданы. Когда Джон назвал себя, хозяйка закивала и сказала: — Ах, да. Вы звонили заранее. В номере есть холодильник с бутилированной кровью. А мистер Уолт поставил жалюзи на окна. Всё верно? — Да, всё верно. Благодарю. — Ты что, будешь пить холодную кровь из бутылки? — спросил Дайан, когда поднялись наверх. — Не буду. Затея с холодильником, похоже, полностью принадлежит мистеру Уолту. Я упоминал только жалюзи. Ты голоден. Ты почти ничего не ел на свадьбе. — Я забыл. — Миссис Уолт, уверен, уже в кухне. Джон снова спустился вниз, а Дайан нашёл ванную. В целом, что и можно было ожидать, в жилой полусельской гостинице было до зарезу мило и уютно. Но бойлер был установлен современный, что воодушевило Дайана. Он выпотрошил из чемодана сет с принадлежностями и чистое бельё. А когда вернулся из душа, увидел Джона и поднос с завтраком. — Не забывай есть вовремя. Дайан не донёс вилку с зажаренным яйцом до рта. — Ты серьёзно? — Я что, улыбаюсь сейчас? А чего не было, того не было. Джон стоял у открытого окна и курил. Дайан прожевал и ответил: — Я следил за тремя детьми. И, можешь поверить, ни одна от меня не уходила голодной. Себя же я как-нибудь организую. — Смею предположить, что так и было. Хотя, учитывая вчера, я мог подумать, что пить твои сёстры научились раньше, чем съели свой первый кусок хлеба. — Так тебе ещё повезло, Джон. Вчера обе стояли на ногах, когда мы прощались. Обычно на гулянках с ними всё гораздо хуже, — не остался в долгу Дайан, терзая бекон. Джон почти рассмеялся. — Но они весёлые. — Передам. Я чертовски хочу спать, — вспомнил Дайан, дотирая с тарелки масло и прикончив зелёную петрушку. — Я тоже, — сказал Джон, уходя в ванную.***
Дайан проснулся в половине четвёртого дня от уже привычной боли в ладони, которая сообщала, что «седьмая белая». Выбрался из-под тяжёлой руки Джона и ушёл в ванную, где в сете лежал всё тот же пластиковый пакет с последней таблеткой из трёхнедельного курса. Он раскусил её, разжевал и запил водой из-под крана. Когда поднял голову, в зеркале позади себя увидел Джона. — Джон, — сжав зубы, обернулся Дайан. — Дайан, — в тон ему ответил Джон и шагнул в ванную. — Ты по-прежнему подкрадываешься. — Нет, это я бесшумно по-прежнему двигаюсь. А ты по-прежнему не даёшь мне шанса быть отцом твоих детей. Дайан оказался пойманным. Во всех смыслах. — Это была последняя перед… — он сбился на слове «течкой». Джон вздохнул и развернул Дайана к себе спиною так, чтобы тот видел их в отражении. — Посмотри, тебе нравится? Дайан смотрел, но молча, ожидая продолжения. — Я тебе нравлюсь? — спросил Джон, медленно скользнув рукою по животу и обнимая Дайана через тот. — Очень. — Ты считаешь меня красивым? — Да, — улыбнулся Дайан. — И, полагаю, что в этом мы схожи? — Ещё бы. Знал бы ты, сколько времени я провожу перед зеркалом за укладкой, не в силах проститься со своим отражением, — подмигнул Джон и второй ладонью накрыл горло Дайана. Пошёл дальше, погладил пальцами розовый след от своей метки над ключицей. Золотое, изрезанное в лиственный стебель кольцо тускло блеснуло, и Дайан машинально коснулся большим пальцем своего. — Ты невыносимый, заносчивый и высокомерный, — ещё шире улыбнулся он. — Угу. А ты? — Я? — не сразу понял Дайан. — Ты считаешь себя красивым, милый? — Да. Думаю, да, — смешался Дайан. — А ты? Ты так считаешь? Джон не ответил. Вместо этого он ладонью отвёл голову Дайана вбок и прижался ртом к его шее. Гладкие зубы лишь прислонились, сдавливая кожу. И почти одновременно Джон прижался бёдрами к ягодицам Дайана, а жёсткий и толстый член безошибочно вмял тому между. Дайан выдохнул, схватившись за руку, что держала его крепко в объятии. И он видел, как заметались его же ресницы, выдавая нетерпеливое ожидание удовольствия, Джоном обещанное. Но тот не укусил и не вставил ему, нагнув. Отвернулся на секунду, отводя клыки, запрещая себе и то и другое. Потом снова посмотрел. — Просто представь, — медленно сказал Джон, — представь, каким красивым будет наш сын. Дайан почувствовал едва ли не прыжок, в котором ухнуло сердце. — Или дочь, — паскудно продолжал Джон, не отводя прозрачного острого взгляда. Второй прыжок. Который закончился толчком аккурат под пупком, заставив Дайана рвано выдохнуть. — Или сын и дочь. Я бы делал тебе детей каждый год. Но ты мне этого не даёшь, — едва сдерживаясь, напомнил Джон, снова разворачивая Дайана к себе лицом. — Прекрати, — голос подводил, и Дайан едва выговорил, путаясь в реакции на безусловные страсть и ярость в поведении Джона. — Это почему? — Джон сжал локти Дайана, огладил и снова сжал. — Тебе самому нравится. Я слышу твои сердце и тело. — Это ответственность. И это неудобно. Ладони ушли с локтей, добрались до ягодиц. Пальцы заскользнули между почти все и угрожающе замерли. Джон склонился к губам Дайана и сказал: — Сколько бы их ни было, они все бы были такими же красивыми, как ты, Дайан. А ты для меня — словно солнце. Дайан не выдержал. Прижался к губам, поцеловал и укусил тут же, добираясь до крови, которая долго была под запретом. Вкус был таким долгожданным и любимым, что он застонал, торопясь слизать всё, что можно, пока след на губах не исчезнет. Джон зарычал, втаскивая его на себя, подкинув. Дайан обвился руками и ногами, не размыкая поцелуя. Он намеренно царапался об острые клыки, снося контроль Джона кровью своей. Джон пропихнул в него четыре пальца с правой руки, пока нёс к кровати, а потом с левой, уже упав на ту, вдобавок. Он растягивал Дайана немилосердно, зная, что тому теперь только этого и надо, потому что сам Дайан едва ли не плавился под его тяжестью, скуля под зубами, выдираясь, но тут же прижимаясь мокрым горячим телом. Джон заломился крепко, с пошлым звонким шлепком о зад. — Джо-о-он, — выдохнул Дайан, цепляясь за его плечи, но тут же подставляясь под подачу и подмахивая. Джон видел, что Дайана перекрывает. И ничего против не имел. Даже тогда, когда тот вцепился пятернёй в его волосы, снова подволок к шее и процедил сквозь зубы: — Драть, ты просто обязан меня драть, как свою сучку, Джон, еженощно, если ты хоч… — закончить он не успел, а потом не смог. Потому что Джон был очень понятливым. А с ним — так буквально с полуслова. Кровать не рассыпалась, конечно. Но миссис Уолт, застыв внизу с трубкой телефона в руке и забыв положить ту на рычаг, до последнего думала, что это вот-вот произойдёт. «Господь милосердный, как повезло, что остальные комнаты не заселены», — с облегчением решила она, обегая взглядом потолок, который они с мистером Уолтом выбелили только в прошлом месяце.