***
— Замок был тюрьмой, в которой содержался Карл I, — сказал инструктор громко, чтобы его можно было расслышать через шарф. — Проиграл гражданскую войну и проторчал тут до самой казни. Сначала была построена крепость по типу мотт и бейли, а потом, со временем, ту довёл до ума барон Хансдон, отстроив сам Карисбрук. — Джон, — Дайану было весело, честно, даже несмотря на холод поднебесья, — истории про казни и заточения монархов — это всё, о чём я мечтал услышать в первую неделю нашего брака. — Я знал, что ты оценишь, — кивнул плевавший на ветер и холод Джон. А вот иронизировал тот или нет — стоило ещё подумать. Чувство юмора у Джона было национальным, разве что более безапелляционным в сравнении с лёгким и созданным для улыбки чувством юмора Дайана. — Вы молодожёны? — оживился инструктор, сопровождавший их в полёте и стоящий у противоположного борта корзины. — Поздравляю. — Спасибо, — кивнул Дайан, спасая краснеющие нос и скулы в шарфе. Джон великодушно стянул вязаную шапку по его волосам ниже и обнял для верности. Тепла это не прибавило, но сам Дайан исправно вспыхнул от счастья. Под ними в зимние сумерки погружался Ньюпорт, сверкая светом в окнах белостенных и краснокирпичных домов с усиженными двойными дымоходами крышами. — В этом декабре погода даёт жару, — общительно сообщил инструктор. — Это вот здесь, наверху, пахнет зимой, а на земле… Видели? Цветы на каштанах. Я уверен, что так и выглядит начало глобального потепления. Лет через пятьдесят, если ледники продолжат таять, наш остров уйдёт под воду. Так что любуйтесь пейзажами, пока есть возможность. — Как скажете, — смирно согласился Джон, втихую тиская Дайана и, пользуясь тем, что инструктор затеял пространно ратовать за экологию, негромко и чётко проговаривал Дайану на ухо совершенно неподобающие лорду слова. Внизу жёлтые лучи зимнего низкого солнца плескались на замковых стенах и Карисбрук выглядел уютным и гостеприимным. За возвышенностью, на которой лежал замок, тянулись тёмные зелёные равнины, потом начинался город. Дайан видел курсирующие на городских шоссе автобусы, что отсюда выглядели едва ли крупнее спичечных коробков. Но небо стремительно наливалось синью, вытравлявшей мягкий лиловый оттенок и съедавшей вытянутые облака, так что совсем скоро какие-либо подробности городского пейзажа обещали окончательно с глаз скрыться. А время от времени мимо алого купола медленно парящего воздушного шара сновали морские чайки. — Ну как, вам нравится? — спросил инструктор. — Очень красиво, — согласился Дайан, пытаясь игнорировать замечание Джона, сказанное по-прежнему на ухо, о том, что иметь его с каждым разом всё слаще и слаще. Пользуясь тем, что сопровождающий их отвернулся, чтобы отрегулировать температуру нагрева воздуха, Дайан ударил Джона по бедру кулаком в перчатке, выражая своё отношение к его фривольностям. — Продолжите полёт или будем спускаться? — снова повернулся инструктор. — Достаточно, мы довольны, — сказал Джон. Инструктор занялся спусковым клапаном.***
— Что на тебя нашло? — спросил Дайан, тщетно хмурясь, чтобы не дать слабины, Джона воспитывая. — Я только что женился, — отрезал Джон, словно это должно было свести на нет все претензии потревоженной стыдливости Дайана. — Обычно на людях ты сдержанный. — Только не тогда, когда через несколько дней на меня обрушится твоя роскошная течка, — Джон открыл перед ним двери кафе, пропустил в тёплый зал. Дайан и сам об этом думал, так как таблетка была последней и он уже чувствовал, что начинает греться сверх нормы. Но тревожнее всего была мысль, что течка может хлестануть прямо на рождественском приёме у сюзерена. — Ты уже чувствуешь? — Ну, от тебя ещё не несёт свихнувшейся таволгой, хотя огня прибавилось, — Джон помог ему избавиться от пальто, оставив то на вешалке. Как и своё. Новое. Купленное взамен испорченной шинели. Дайан посмотрел на новорождённый бушлат от Бёрбэрри, который заменил шинель. — Больше никаких шуток с моей одеждой. Старое пальто мне нравилось. — Заткнись, — вяло огрызнулся Дайан, краснея уже не от холода. Джон криво ухмыльнулся и занял столик ровно посредине зала. «И кто бы сомневался», — мысленно всплеснул руками Дайан, усаживаясь напротив и прячась за меню. — А нам обязательно принимать приглашение в Броад Грин? — попытался Дайан из-за страницы. — Да. — Плохая идея. — Я присмотрю за тобою. Дайан выглянул из убежища. Джон смотрел в упор, читая однозначные мысли мужа. — В прошлый раз мне было, слабо говоря, не по себе на людях. Подошла девушка в тёмном длинном фартуке. Дайан только успел открыть рот, чтобы озвучить свои предпочтения, как та его перебила: — Пирог с почками. — Не хочу. — Попробуете — сразу передумаете. Берите. Вернём деньги, если не измените своего мнения. От такого напора стало смешно. Он посмотрел на Джона. Тот пожал плечами в движении «соглашайся, раз такие дела». — Что, так и не дадите ничего другого? — слабо дёрнулся Дайан. — Не дадим. — Несите чёртов пирог, — отшвырнул меню по столу. — И чёрный чай, — напомнила девушка. — Без этого-то куда, — недобро поднял на ту взгляд Дайан. Официантка ушла. — У вас это этническое? — спросил, сузив глаза. — Что у нас этническое? — Принуждать и навязывать своё мнение. — Ах, это… хроническое у всей Британской Империи, — обыденно согласился Джон, просматривая скудную алкогольную карту. Появились пирог и белоснежные чайник с чашкой. Дайан ненавидел тех ровно до первого куска. — Нравится? — спросил Джон. — Боже, как почки самого господа, — ответил Дайан, откидываясь на спинку стула. — Мне тоже всегда нравился. Пока нравилась еда в принципе. — Оставьте деньги себе, — отпустил торжествующую девушку Дайан. — Принесите скотч, — не отпустил Джон. Та кивнула. — Не хочу продолжать тебя расстраивать, но в этот раз тебе будет не по себе куда как сильнее, — вернулся к разговору Джон. — Публика, что соберётся у сюзерена — вся ея же нечисть. Мало кого из них можно назвать приятными парнями. — Миледи Сэндхилл будут? — Да. — Я заметил, что те не любят Питера Бауэра. — Он их тоже. — В чём причина? — Предположительно, что в Коте. Но это только камень преткновения. — Расскажи. Джон улыбнулся. Дождался скотча. — Ты знаешь, что Кот говорящий. — Угу. Сам не понял, но я как-то стал разбирать его мяуканья. — Это говорит в пользу твоей восприимчивости. Вся ея же нечисть его понимает. И Бауэр понял, как только представилась возможность. Дайан ждал, любезничая с пирогом. — Изначально конфликта не было. Однажды сюзерен пригласил меня и миледи играть в покер. Те привели Кота. У Бауэра тогда ещё был Орион, пятилетний немецкий чёрный дог. Валери отошла по своим девичьим делам и, возвращаясь к столу, задела того то ли краем платья, то ли кончиками своих сатанинских крыльев. Дайан коротко засмеялся. — Ага, — тоже улыбнулся Джон, вынимая сигарету, — а Орион её укусил. — Ох… — Дайан представил маленькую лодыжку Валери в алой лаковой туфле и собачьи зубы. — Орион умер раньше, чем разжал пасть. Кот задушил его в считанные секунды. — Но как? — Шестидюймовыми клыками. Тот облик, который ты видел, это морок. Приемлемый для Исторической Земли. В настоящем обличье Кот вселяет оторопь. И он куда как больше и опаснее десяти таких Орионов, которого прикончил. У него аргентированная слюна. И это далеко не всё. — Серебряная? — Да. Вампиры его боятся. Укус Кота — как приговор. — А что Бауэр? — Вскочил, взбесился, на Кота заорал. Кот обернулся и ответил: «Съеби в пекло вслед за своей левреткой». Дайан закрыл глаза, представляя. — А миледи? — Хохотали всю дорогу домой. Вход тем в Броад Грин не закрыли, но Коту — да. — Это повод, я понял. В чём причина, которая глубже? — Бауэр строит своё состояние на торговле людьми, незаконной торговле органами и порнографии. Это не методы миледи. — То есть законченный ублюдок? — То есть да. — Что-то с этим делают? — тут же заискал решения и справедливости Дайан. — Что-то, конечно, делают. Но, как понимаешь, у него крепкие связи, основанные на давних знакомствах, круговой поруке и старом добром шантаже. К тому же трафики проходят через несколько «левых» рук. Технически, Бауэр ни при чём. — Но все знают. Джон кивнул. — А ты? — Что я? — Ты имеешь с ним дела? — Я играю у него в карты. — Я слышал. Но… ты пользовался его связями? Или возможностями? — Нет. — Почему? — Потому что нет, — отрезал Джон. Чуть помолчал, сомневаясь, но пояснил, как ему показалось, исчерпывающе: — У меня была пара стычек с Бауэром. Поэтому отношения у нас натянутые. — Каких стычек? — Я не стану рассказывать. — Не по-джентльменски? — сыронизировал Дайан. — Угу, — Джон загасил сигарету в пепельнице.***
Дайан даже не представлял до конца, как ему приятно и необходимо будет видеть на рождественском вечере в Броад Грин миледи, Милднайта и Балицки. Он понял это тогда, когда сообразил, насколько полезны ведьмы и лён. В те краткие моменты, когда Джон отдалялся, кто-то из лёна оказывался рядом, легкомысленно улыбаясь во все зубы. Но именно они не давали ея же нечисти приближаться к нему ближе, чем на расстояние руки. А то, что приближаться теснее хотел каждый второй или вторая, Дайан понял, как только дворецкий объявил лорда Джона Малькольма Сойера и его супруга Дайан Сойера. Чуть раньше Дайан стоял перед зеркалом, завёрнутый в белую сорочку, чёрный смокинг с атласными лацканами, такой же пояс и лакированные оксфорды. Джон увязывал на нём галстук-бабочку. В требовании к дресс-коду значилось «black tie invited», поэтому Дайану пришлось столкнуться с чёрным смокингом и терпеливой лаконичной лекцией от Джона, чем тот отличается от белого, в котором Дайан был на свадьбе. По возвращении в Ливерпуль у них были сутки, чтобы Джон протащил его по нескольким бутикам от Бёрбэрри и Бриони, потому что с индивидуальным пошивом смокинга они не успевали. Дайан взбесился на четвёртом. И Джон пошёл у него на поводу, сообразив, что злой и уставший омега — это не просто злой и уставший Дайан. Но то ли Дайан был хорош в чём угодно, то ли «Бёрбэрри» хороши, так что костюм, что теперь был на нём, схваченный в спешке и чуть ли ни не глядя, сидел как пошитый. Причём Джон, закончив с галстуком, едва ли не ежеминутно напоминал себе, что трахать Дайана пока нельзя, а стоит уже после Броад Грин. Но хотелось так, что сводило клыки, и он просто отворачивался от высокой, стройной фигуры. Запах таволги был тут как тут, но его всё ещё можно было выдать за ведущую ноту парфюма. Дайан предполагал, что Джон неспокоен, поэтому излишне ласкаться не лез и своего впечатления о Джоне уже в его смокинге не высказывал, боясь усугубить напряжение, сопутствующее последним дням его омежьего цикла. И поступал правильно. Заикнись он хотя бы о том, что блондинам чертовски идёт чёрный, скорее всего, оказался бы перевёрнутым вниз лицом прямо на полу уже через пять секунд. А когда Дайан ступил в резиденцию сюзерена, отстроенную в архитектурном стиле Тюдоров, и вошёл в первый холл, наполненный приглашёнными, тут же попал в цепкую лапку Линды, которая, прижавшись сбоку, прошептала: «А это кто тут такой охуенный?» Правда что следом она сказала: «Прошу прощения, милорд. Поймите меня правильно». Джон понял, с натяжкой, но понял. Даже сказал: «Замечательно выглядишь. Красный всегда был тебе к лицу». Линда согласно и с облегчением улыбнулась, отводя длинные цыганские волосы за голую спину. Пошла рядом. Дайан увидел миледи, которые стояли с Милднайтом и двумя дамами. Валери и Сесиль висели на локтях конунга с обеих сторон. Валери была в атласном белом платье с бретелями и юбкой-русалкой. Сесиль в таком же, но чёрном. Волосы обеих были собраны в хвосты, а с ушей струились очередные умопомрачительные длинные серьги чуть ли не до плечей. Элек, или же это мог быть и Никки, был всё так же бородат и с косой светлых волос по спине, но в смокинге, как и вся здесь ея же нечисть мужского пола. И человеческие мужчины. Дайан в который раз поразился тому дремучему, что рвалось из огромного тела конунга. Смокинг дела не исправлял. «Конунг?» — спросил Дайан. Спросил незадолго до своей скоропалительной свадьбы, пока Линда билась над заказом кровавого фонтана и ругалась со свадебными агентствами, попутно треплясь с ним и с мужем. Юрэк кивнул. «Конунг. А тебе ещё не сказали?» «Со слов миледи я понял, что Милднайты чуть ли не голытьба. Разве что удачливая. А сами Элек и Никки — так вообще о себе молчат по большей части», — Дайан очень хотел разобраться в сказочных жизненных ситуациях обитателей «Галереи Голубого пальто». «Я расскажу», — втиснулась Линда в разговор между. «Только коротко, по существу и чтобы раз и навсегда. Хочу всё знать», — пригрозил Дайан. «Раз и навсегда — это вряд ли», — с сомнением поджала губы Линда, в третий раз набирая не отвечающий ей номер. «Да, и кто такая Ялу?» — вспомнил Дайан. «Одна из двух ведьминых помощников. Есть предположение, что завелась из тряпья на чердаке в доме тётки на болоте, где миледи провели всё детство и юность. Они говорят, что Ялу абсолютно беспородная и животная видовая классификация на той сломалась. Лживая, коварная, скандальная, хитрая и весёлая скотина. Но, если речь шла о миледи, то тем Ялу была предана безусловно», — Линда наконец дозвонилась и ушла дальше в патио. «Теперь ты», — повернулся Дайан к Юрэку. «Миледи — внебрачные дочери герцога Евгения Фроста, рождённые раньше наследников в законном браке. По законодательству Чудоземья Валери наследовала престол как перворождённый ребёнок. И не ебёт. И одно время, когда правда о её происхождении открылась, она об этом думала, но ей и Сесиль хватило ума разобраться в родственных клубках и послать в пекло всю свою блядственную семейку. Послать оказалось легко, но прекратить мотать нервы родному папаше и родственникам было выше их юных сил. Испортили отношения со всем сенатом. Потом в Чудоземье пришла чума инквизиции и святой отец Клирхэд добился принятия поправки, которая разрешала выкосить четверть населения, промышлявшую колдовством. В стране это дело любили, как ты уже понял. Миледи в четверть с успехом попадали. Полагаю, смерть их была выгодна самим Фростам. Поэтому поправка была принята быстро». «Конунги», — напомнил Дайан. «Конунги. Ага, — кивнул Юрэк и закурил. — Из соседнего Белоземья. Там титул конунга имеет высокое общественное значение. Но этим всё и ограничивается. Элек и Никки были молоды, хороши, физически развиты и обучены отлову нечисти, но не умели вести себя в цивилизованном обществе и даже читали с трудом. Белоземцы — это варвары. Абсолютно дремучие головорезы. Мылись не чаще раза в месяц. Во всяком случае, так миледи всегда о тех говорят. А о том, что отношения у миледи и Милднайтов не задались с самого начала, ты, похоже, уже знаешь». Дайан кивнул. Линда, сыто улыбаясь, вернулась и обняла Дайана за талию: «Ты просил короче? Юрэк в этом не очень». «Лин, миледи за сотню лет. Понятие краткости — величина весьма приблизительная, если речь идёт о том, чтобы в полчаса уместить основную суть их образа жизни», — посмотрел Юрэк исподлобья. «Смотри как надо, — сказала Линда, поворачиваясь к Дайану. — Однажды Сесиль пришибли насмерть. Её тело умерло. Остались только платье и копна чудесных золотых волос. Валери рыдала, конечно, взахлёб, ползая в руинах своей сестрицы, но вовремя проглотила её душу. Потом забеременела от Элека и родила дочь. Но это не точно, что именно дочь. Потому что в теле рождённой от Элека Милднайта девочки спала душа Сесиль, которая, по достижении той пятнадцати лет, проснулась, и — вуаля — миледи Сесиль Сэндхилл снова была в деле. Правда что в течение тех пятнадцати лет растущее тело девчонки было совершенно без мозгов, как дом без света. А поскольку Валери ни одну паскуду в свои планы не посвятила, кроме Кота, то Элек жил в полной уверенности, что произвёл на свет прекрасную кретинку, которая никогда не научится говорить и самостоятельно есть с ложки. А Никки, умирая от тоски по Сесиль, перетрахал всех кого мог в течение тех же пятнадцати лет и погорел на Иво Кэтспо. Это не удивительно, Иво охрененный. Уж поверь». «Кто такой Иво Кэтспо?» — уточнил Дайан. «Сталкер. Знаешь, в чём была прелесть? Когда Сесиль вернулась, она бросилась с радостными объятиями на поиски Никки и сволокла того с Кэтспо. Ты бы видел и слышал, какая была драка», — Линда сладко и мечтательно окунулась в воспоминания. Пользуясь моментом, Дайан систематизировал кутерьму: «Миледи изначально сёстры, но потом друг другу мать и дочь. Оба Милднайта — благородные конунги, которые в одном теле спят с обеими, а любовник Никки, Иво Кэтспо, вместе с телом того и с Ялу замыкают вероятностный порог как пьезоэлементы. Судя по всему, в течение ста лет конунги всё же научились читать, Кот — говорящий, а мне повезло, что я не знаком с Ялу. И не повезло, что не знаком с Иво Кэтспо, потому что тот охрененный». «Да, он охрененный. Потом миледи Сесиль, Никки и Кэтспо резвились втроём в одной постели. Выходить из положения как-то надо было. А так всё верно», — поморщился Юрэк, соглашаясь. «А вы в той же койке?» — чистосердечно спросил Дайан. «Нет», — замотала головой Линда. «Нет, нет и нет», — так же замотал головой Юрэк. «Мы в этот дружелюбный клубок ни ногой». «Мы просто из благодарности с ними. Просто симпатия и благодарность». «У нас нормальные здоровые гетеросексуальность и инцест», — успокоила Линда. «За что благодарны?» — ясность Дайану нужна была до зарезу. «Кол в сердце и костровое пламя. Очевидная романтическая банальщина», — пожал плечом Юрэк. «Спасли. Избавили. Миледи нас спасли от смерти. И мы просто прибились к тем». Дайан почувствовал, что оба завиляли, стоило коснуться биографии их самих, отделываясь общими фразами, и решил подождать. Рано или поздно кто-то из лёна проговорится. Просто стоило подождать. Поэтому теперь, смотря, как миледи комфортно облапали Милднайта, беседуя с нечистью, Дайан пришёл к выводу, что его случай с Джоном — это просто целомудренная и чистая любовь в сравнении с кутерьмой отношений внутри лёна Сэндхилл. Валери увидела Джона, Дайана и Линду и сделала пальцами «привет». Её собеседницы обернулись. Дайан понял, что обе вампиры по свойственной всем тем бледности кожи и резкости черт. Когда подошли к миледи Сэндхилл и остальным, Сесиль, улыбаясь Дайану, сказала: — Милорд. И он сообразил, что теперь он и в самом деле милорд, так как разделил титул мужа. Это было открытием, потому что о таком Дайан не успел и подумать, не то что помнить. Не до того было. Но стоило придерживаться приличий. — Миледи, — улыбнулся Дайан. — Понравился остров Уайт? — спросил Милднайт, не выпуская ни одну из миледи. — Очень, — искренне сказал Дайан. Тут Линда перехватила официанта с подносом и всунула Дайану бокал с шампанским. Свой почти тут же осушила. — Милорд, — наконец подали голос обе дамы, которые до сих пор откровенно на Дайана только глазели. Но обратились они непосредственно к Джону. — Дайан, позволь познакомить тебя с мисс Мёрдок и мисс Хаммиш. Полли, Сара, это Дайан, мой муж. Дайан послушно пожал руки обеим. Мисс Полли Мёрдок была некрасивой, высокой, нескладной и в неожиданно закрытом платье, что выделяло её на общем фоне среди дам. А вот мисс Сара Хаммиш была хороша. За тем исключением, что Дайану стало не по себе от ощупывающего любопытного взгляда, которым продолжала обегать его мисс Хаммиш. Взгляд был нехорошим. — Здравствуйте, Дайан. Рада с вами познакомиться, — улыбнулась мисс Мёрдок, едва показав зубы. — Тоже очень рада, — со странными интонациями ответила мисс Хаммиш, выпуская его ладонь. — Джон уже представил вас сюзерену? — Нет, ещё нет, — ответил Дайан. — Тогда у вас есть шанс сделать это прямо сейчас, — мисс Хаммиш обернулась к Джону. — Непременно. Позвольте, я им воспользуюсь, — прохладно ответил Джон. Дайан заметил, как улыбнулись обе миледи Сэндхилл, синхронно опустив глаза. Джон развернулся, уводя Дайана. И тот ухитрился вернуть шампанское на поднос ближайшего официанта. Пить он не хотел. Ничего, разве что воду. На подносах кроме алкоголя разносили кровь. А в паре ярдов от себя Дайан увидел Питера Бауэра. Он понял, что это сюзерен, по тому, как вели себя гости, приближаясь. Сюзерену кланялись и целовали руку.