Подразумевая "мёртвый"

      Дайан приступил к созданию «Дня, полного птиц». Он хотел отлить десять теперь уже именно фарфоровых лёгких клеток, в которых будут раскачиваться на жёрдочках и цепляться за прутья коготками певчие птицы: малиновки, пересмешники, корольки, жаворонки, серые соловьи, иволги и черноголовые щеглы. В эскизах клетки свисали с ветвей и стояли на столах, а птицы были цветными и облитыми глазурью. Формы были сложными из-за большого количества мелких деталей, так что Дайан трудился много, но медленно.       Джон насильно и окончательно перетащил его в своё время суток, видя, что Дайан, тратя день в мастерской, а добрую часть ночи на гулянки с ним, перестал высыпаться. Поэтому утренние патронажи Балицки над Дайаном были сняты. И он даже готовился по тем заскучать, но не случилось: ближе к новогодней ночи оба побывали на очередном сказочном иллюзионе на Дерби-Сквер. Юрэк тешил публику, запуская в небе созвездия, оживающие на глазах из звёздных пунктиров и схем в настоящих грифонов, кентавров, пылающих саламандр и мантикор.       «Не бойся, они только выглядят, как настоящие», — сказала Линда ребёнку из пришедшей на представление толпы. Мальчик испугался прямоходящего и щёлкающего пастью в пятидесяти футах над его головой лохматого вервольфа.       Но сам Дайан сильно сомневался в словах Линды. Всё было за то, что чудовища настоящие, просто намертво ограничены координатами своей вероятностной ветки, и это мешало вервольфам выпустить кишки восторженно ахающим зрителям в этой.       Дайан по-прежнему просыпался в половине четвёртого дня, чтобы принять очередную таблетку, потом снова засыпал. И уже в зимних сумерках Джон будил его поцелуями у шеи или в локте. А временами, что Дайана смутило изначально, но почти тут же перестало казаться чем-то странным, Джон укладывался ему между ног и пил, добираясь, когда как приходилось, до поверхностных артерий или большой подкожной вены. Зачастую заканчивалось очередным совокуплением, потому что в таком положении зад Дайана оказывался так близко, что Джон был бы не Джон, не пропихни он в него хотя бы палец. А просто пальцем никогда не ограничивалось. К тому моменту, когда Джон сыто отрывался от Дайна, в том уже бывала чуть ли не ладонь. Если у обоих терпение ещё оставалось, Дайан получал глубокий минет. Если не оставалось ничерта, трахаться начинали тут же.       Джон понял, что Дайан снова принимает контрацептивы, потому что слышал, как тот ежедневно просыпается и уходит. И те жили в его крови. Джон бесился, но переживал своё недовольство молча, разве что драл Дайана каждый раз так, словно фертильность у того не была искусственно купирована и мог ожидаться положительный результат.       Третья течка прошла по тому же пошлому сценарию, потому что противостоять мыслям именно в таком ключе Дайан в эти дни не умел, не мог и не хотел. Белый и полностью кружевной бюстье с роскошными широкими и фигурными бретелями и трусики танга позволили Дайану, не снимая тех, скакать на Джоне несколько часов к ряду, пока тот лежал на спине с привязанными шарфами к спинке кровати запястьями. Весьма символично привязанными, как оно оказалось, потому что как только надоело и прижгло, Джон в клочки изорвал «надёжно» затянутые узлы и, чтобы повязать, подмял Дайана под себя.       И в этот раз Дайан решился на красную помаду, за что поплатился несколькими отсосами.       Потом был очередной пластиковый пакет с новым стандартом. После чего Джон устроил Сесиль скандал ещё раз. Он тряс ведьму за плечи, требуя прекратить выдачу таблеток, так долго, что той надоело.       «Джон Сойер, не будь нетерпеливым ублюдком», — только и успела сказать Сесиль.       Джон не ответил, но щёлкнул клыками и полез кусаться.       Дайан, как раз в этот момент усаживающий в собранной клетке жёлтых иволг на шесток, почувствовал сейсмическую дрожь, словно где-то гулко и далеко обрушился тоннель метро.       Кот, лежащий у работающей печи и греющий бока, вздёрнул голову, запрядав ушами. А потом выскочил из мастерской.       Дайан поспешил следом.       В галерее лежало битое стекло. Не всё, к счастью, разбилось, но многое. А в офисе вынесло оба окна и сорвало с петель дверь, которая повисла, косо заслонив вход. Мебель и более мелкие предметы поломало, приведя в негодность.       Кот и Дайан всунули головы под и над дверью.       Лохматая Сесиль сидела на полу, изящно и с достоинством, держась за виски пальцами. А Джон сидел опираясь о стену. Рядом лежал разбитый раритетный патефон. Джон сшиб тот с полки, когда в стену ударился.       Кот обнюхал миледи.       Дайан добрался до Джона.       «Ты в порядке? Встанешь сам?» — спросил он.       «Минут через десять. Сесиль сломала мне позвоночник», — покачал головой Джон.       Дайан обернулся к Сесиль, готовый продолжить, чем занимался Джон: схватить за плечи и трясти.       «Так бывает, — отмахнулась та когтистой лапкой, — уверена, Джон меня уже простил».       «Да, всё в порядке», — заверил Джон.       Дайан посмотрел на косо повисшую дверь, за которой стояли скрестившая на груди руки Валери, несколько посетителей, а под дверью, как и хозяйка свернув лапы брецелем, топталась Ялу.

***

      Ялу ведьмы Сэндхилл извлекли за день до наступления нового года. Дайан столкнулся с той в патио. Замер, разглядывая со спины. Что перед ним именно Ялу, он понял сразу, но стоило ещё дать себе время на поверить.       Существа сидела на корточках, склонившись над каким-то ящиком, и сосредоточенно копалась внутри. В ящике гремело и шуршало, иногда Дайан различал звон монет, а иногда тихое матерное шипение. Спина и затылок существы были шибко лохматыми и свалявшимися.       С того дня, как он встретил Сесиль и Валери со свежим скальпом и ожогами по телу, прошло несколько. И Дайан узнал, чем обе поглощены. По большей части от Балицки, кое-что от Джона, кое-что от Милднайтов. Линда и Юрэк временно подвизались присматривать за «Голубым пальто», потому как Кот был наказан за самовольство.       Миледи затеяли извлекать тела Никки, Иво и Ялу. Но столкнулись с определёнными сложностями. В результате какой-то ошибки в прошитом запирающем заклинании, что ведьмы ставили в спешке, снять его они не смогли, потому что магическая утилита, отвечающая за режим администратора и распознавание создателя заклинания, либо же сломалась окончательно, либо частично повредилась в результате воздействий из Чудоземья.       «Если утилита сломалась — всем трём пизда», — хмуро сказал Юрэк.       «А если повредилась, то её можно отформатировать, а потом заклинание снять», — сказала Линда.       «Как отформатировать?» — спросил Дайан.       «Как жёсткий диск или флешку».       «В заклинании?»       «Любое заклинание — это программа, которую можно запустить. И остановить. Если останавливает поставивший её маг, то он делает это через администрирующий режим. Если другой, то можно использовать либо верно подобранные логин и пароль, либо вирус», — постарался Юрэк.       «Ещё немного — и я всё пойму», — кивнул Дайан.       «Поцелуй истинной любви, верно угаданное имя тролля, сплетённая из крапивы рубашка, сломанная игла — вот так выглядят верно подобранные пароли, — сказала Линда. — Если срабатывает вирусное контрзаклинание, то исходное уничтожается, но и зачарованный предмет гибнет. Или персона».       «Миледи ужасно выглядят», — напомнил Дайан.       «Ты бы вообще погиб на месте миледи, — ответил Юрэк, — а им просто приходится работать в полуавтоматическом, в полуручном режимах. Пока одна чинит утилиту, другая сдерживает атакующих агентов своего же заклинания. Много физической боли».       Дайан молчал.       «Не только ты, любой бы на месте миледи погиб», — погладила его по плечу Линда.       «Я видел человеческий скальп в руке Валери», — спохватился он.       «А-а-а, это был скальп воина святого отца Клирхэда. Когда миледи поняли, что их заклинание им не отвечает, выдавая ошибку доступа, они попытались обесточить тело Никки. Перезагрузить, что ли… Но так порог остался без «замка», а под ним постоянно стоит лагерем воинство святой инквизиции. И те сразу полезли в драку. Тело Никки пришлось снова включать. Но Валери хватило времени», — Линда едва чаще задышала, выдавая своё восхищение поступком миледи.       Дайан понял или что-то около того.       Джон сказал, что тянущаяся попытка извлечения Ялу, Иво и Никки не была первой, но предыдущие были неудачными изначально, потому что ведьмы не могли создать бесперебойный источник энергии в вероятности Исторической Земли.       «А теперь создали?»       «Нашли», — сказал Джон и скусал губы.       «Что за источник?»       «Дайан, я не могу сказать. Это важно для них».       «Но ты знаешь?»       «Я догадываюсь, что нашли, потому что попытка извлечения длится, значит — дело движется. Но я не уверен, что знаю, о ком точно речь».       «Живое существо?»       «Никакие кристаллы тут не работают. Они накапливают потенциал, тратят его, но не восполняют потери энергии самостоятельно. Живой организм способен к самовосстановлению и пополнению ресурсов».       «Говоришь, как миледи», — заметил Дайан.       «Мы почти восемьдесят лет вместе, не удивительно», — согласился Джон.       Милднайты же, в свою очередь, просто красочно описали, как Элека начало лихоманить и рвать кровью, когда ведьмы на время обесточили тело Никки. Душа брата гибла внутри Элека. И не поторопись миледи, то к теперь оба конунга были бы окончательно мертвы.       Пока Дайан разглядывал спину Ялу и лежащий позади хвост, та вдруг резко обернулась и зыркнула семечками глазёнок. Выпрямилась, постояла и медленно двинула к Дайану. Остановилась близко, задрав круглую башку. Роста в существе было около трёх футов.       Дайан заметил, что глаза существы лишены белков. Просто залитые чёрным цветом раскосые прорези на лохматой круглой морде. Было странно и неприятно.       «Привет», — сказал Дайан.       «Здравствуй, здравствуй», — вкрадчиво протянула Ялу и лапой с одним отстоящим пальцем коснулась его под коленом.       «А ну брысь от Дайана», — сказала появившаяся Валери.       И Дайан, и Ялу едва ли не подпрыгнули на месте. Но если Дайан только от неожиданности, то Ялу опознала интонацию хозяйки и присмирела во избежание наказания.       «Всё в порядке, она ничего не сделала», — сказал Дайан.       «Тогда тебе повезло», — сказала Валери.       Существа отбежала к ящику и встала там.       Валери опустилась перед нею на колени и чётко произнесла:       «Это Дайан Сойер».       Ялу снова зыркнула в его сторону.       «Запрещено красть у него, причинять увечья и боль, провоцировать к открытому гневу, втягивать в драки, ссоры и неприятности. Запрещено пытаться продать его. Ты поняла?» — продолжила Валери.       «Да», — ответила существа, заведя демонические глаза.       «Всё, чего он захочет, Ялу, одобрено мною и Сесиль. Ответь мне — почему?»       Ялу забыковала. Молчала долго, косилась, ковыряла лапой плитку двора.       «Потому что он вам дорог, да?»       «Да. Милая моя, я так скучала», — разрешила себе дать слабины Валери.       Существа тут же сунулась к ней в блузку на груди и подозрительно засопела, что Дайан принял за приглушённые слёзы.       Валери обняла помощника когтистыми лапками, положила свою прелестную голову на лохматую башку Ялу и перебирала пальцами свалявшиеся колтуны шерсти у той на спине.       Дайан оставил их одних.

***

      Джон не дождался, пока Дайан вернётся из кухни, куда отправился со словами «умираю, как хочу есть». Он поднялся и голышом, как был, пошёл следом.       Дайан стоял у окна к нему спиною, в домашней белой футболке Джона, подобранной с пола у кровати, и что-то ел с тарелки.       Джон не стал себя выдавать, просто оперся плечом о косяк, сцепив руки на груди. По донёсшемуся запаху понял, что Дайан ест мясо. Сырое мороженное мясо. И, вероятно, что именно ту телячью вырезку, которую они привезли с рынка в доке. Джон свёл брови. С тех пор как Дайан стал делить с ним крышу в доме на улице Виктории, холодильник использовался по назначению, а не только как высокотехнологичная коробка для замораживания льда и хранения ящика лаймов. Но сырое мороженное мясо было последним, что бы Дайан выбрал для перекуса.       Дайан чуть склонился к окну, выглядывая что-то в поздних январских сумерках, и положил ладонь чуть выше ягодицы, упершись в поясницу для равновесия.       «Мать твою, — произнёс про себя Джон, — мать твою, мать твою, мать твою».       Он оттолкнулся плечом от косяка, выровнялся и медленно пошёл. Это было ошибкой, потому что Джон напугал Дайана своим бесшумным появлением.       — Джон, — выдохнул Дайан, дрогнув ресницами.       — Прости, — кротко сказал Джон, обнимая и целуя в лоб. И тут же, желая выяснить и убедиться в истинности догадки, опустился перед Дайаном на колени.       — Ты не мог дождаться моего возвращения и отсосать уже в кровати? — удивлённо откликнулся Дайан, смотря сверху на светлые, бывшие в беспорядке после возни в койке волосы Джона.       — Не совсем, — буркнул Джон и прижался лицом, а затем ухом к животу Дайана.       Так и было. Джон слышал живой и любимый звук работающего в полную мощь сердца Дайана, которое гнало кровь неустанно, разнося кислород и выводя его обратно уже изменённым. Но, опережая звук взрослого сердца, в собственном спешащем ритме, словно маленький паровой локомотив, быстро-быстро билось едва созревшее, но уже тоже живое сердце его ребёнка. И да, маленьких локомотивов было два.       Джон закрыл глаза, чувствуя едва ли не божественный восторг, который он не нашёлся лучшим выразить иначе, как поцеловав Дайана в плоский ещё живот под впадиной пупка. Поцеловав несколько раз.       Дайан беспечно и благодушно наблюдал за действиями Джона, любовался сильной и белоснежной шеей и плечами, на которых, по обыкновению, никогда не оставалось следов от его ногтей и укусов. Но благодушие сняло как рукой, когда Дайана озарила страшная и невозможная, он знал, что невозможная, догадка. Он посмотрел на тарелку с замороженными слайсами из телячьей вырезки, потом на прижавшуюся к его животу голову и едва не взвизгнул, начав отталкиваться.       — Что ты делаешь? — сквозь зубы шипел Дайан, вцепившись пальцами в волосы Джона и оттягивая его прочь. — Что ты делаешь, Джон? Ты что-то слышишь?       Джон выпустил его, позволив почти выскочить из кухни. Но Дайан тут же вернулся, стиснув кулаки и втягивая носом воздух.       Джон чувствовал его гнев и страх, абсолютный и панический.       — Я спросил у тебя, что ты слушал?       — Ты беременный от меня, — как можно ровнее ответил Джон.       — Сука!       Дайан вышел.       — Сука! — донеслось из гостиной.       Дайан снова появился в двери кухни.       — Это невозможно, — сказал сглотнув и пытаясь мыслить разумно, а не просто крича, — я предохраняюсь. Я в порядке. Меня не тошнит, я не рыдаю над детскими колясками на улицах, я не хочу ёбаной клубники среди ночи…       Тут он снова наткнулся взглядом на тарелку с уже подтаявшими слайсами.       — Блядство!       — Полагаю, это здорово, что ты себя хорошо чувствуешь, — поднимаясь с пола, сказал Джон.       — Я не хочу ребёнка. Не сейчас!       — Дайан, — Джон приближался аккуратно, словно ко взбесившемуся ягуару, — не кричи. Я читал, что дети всё чувствуют. Эмоции и мысли родителей для них доступны даже на самых ранних сроках беременности и оказывают сильное влияние. Ты их напугаешь и расстроишь.       — Я, блядь, тоже читал, что противозачаточные дают почти стопроцентную гарантию предотвращения беременности, — не сбавлял оборотов Дайан, по-прежнему не разжимая кулаков.       — Плохо читал, иногда не предотвращают, — пожал плечом Джон, подходя ближе.       — Ты, ты мне говорил, что не можешь иметь детей, — нашёл новую жертву для гнева Дайан.       — Ты бы знал, как я рад, что оказался неправ, — Джон не мог удержать улыбки.       Дайан зарычал и развернулся из кухни.       Джон схватил его со спины, прижимая крепко, но бережно.       — Отпусти, — шипение было изумительным.       — Чего? Чего ты боишься? — быстро зашептал Джон на ухо через волосы. — Я не оставлю тебя. Тебе не придётся воспитывать их одному. Я не твой отец. И я не из тех, кто были отцами твоих сестёр.       Джон встряхнул Дайана, прижимаясь лицом к его шее. И это сработало. Дайан застонал, но вдруг обессилел, реагируя на любимое движение.       — Чего я боюсь, Джон? Я единственный беременный мужчина на Земле, а ты спрашиваешь, чего я боюсь? Я, блядь, даже не представляю, как смогу родить.       Джон развернул его к себе лицом, снова обнял.       Простояли так с полминуты.       — Ты сказал «их», — вдруг мрачно отозвался Дайан.       — Да, сказал. У нас двойня.       Дайан снова едва ли не зарычал, дёрнувшись в каменной хватке. Укусил в плечо.       Джон почти не обратил внимания.       — Всё в порядке, милый. Я люблю тебя и люблю наших детей.       Дайан мокро засопел у шеи.       — А ты меня любишь?       — Да.       — Отлично. А детей? Наших детей?       — Да, я люблю наших детей.       Джон почувствовал, что мокрое сопение стало откровенно сырым, а Дайан быстро вздохнул, сдерживаясь.       — Всё очень хорошо. Всё очень хорошо, — сказал Джон, подхватывая Дайана в руки и донося до кровати.       Когда Дайан улёгся рядом, вытянувшись и прижавшись, Джон разжал ему кулак и достал совершенно истерзанный и растаявший слайс.       — Меня сейчас стошнит, — сказал Дайан, смотря на тёплый кусок.       — Теперь начало? — с любопытством уточнил Джон.       — Не потому. Просто я ел мороженное сырое мясо.       — Давно?       — Две недели подряд. Почему не ёбаная клубника, как у моей матери? Нормальная ёбаная клубника?       — Понятия не имею, но, может, потому что это мои дети?       Дайан хихикнул.       — Скажи, когда захочешь крови.       — Я не…       — Просто скажи, когда ты её захочешь, — отрезал Джон.       Дайан прижался теснее, укрываясь у Джона в шее и в руках. Обнял сам, закинул ногу.       Джон заурчал, переворачиваясь сверху, и прошептал:       —  Ты бы знал, как я хочу тебя отодрать. Особенно теперь, когда ты носишь моих детей.        Дайан замер под взглядом, ошеломлённый тем спектром чувств, с которым Джон смотрел на него. Ладонь Джона ласкала живот, забираясь под ткань футболки, спускалась ниже, нежно оглаживая и сжимая член и яички.       — Ох, ты можешь, но, пожалуйста, будь нежнее, — так же прошептал Дайан.

***

      Бауэр, словно застыв, смотрел в записи с камеры наблюдения на разнузданное побоище в служебной комнате его охраны. Он просмотрел запись несколько раз, словно желая запомнить и насладиться моментом, в котором сотрудники отобранной лично им и Новотным службы персональной охраны, проработавшие на него кто несколько десятков, кто меньше, лет, но зарекомендовавшие себя с лучшей стороны абсолютно все, начали превращаться в куски бесполезных и беспомощных тел. Трое из полноценно натренированных бывших бойцов ВМФ «Морские котики», которых Новотный привёз из Штатов, лежали в беспорядочном вдохновении смерти частями по всему периметру служебки. Офицер его личной охраны с разорванными когтями Сары Хаммиш трахеей и животом свисал со спинки стула. А два ушедших в отставку офицера из отдела спецопераций лондонской полиции, которые прежде защищали королеву Англии, четвертованные и со свёрнутыми шеями, разбавляли мясную лавку из «котиков».       Четверо из разорванных «цветочницей» были вампирами, двое людьми.       Бауэр отмотал запись назад и ещё раз просмотрел, как Даниэль появился в беспризорно распахнутых дверях позади Сары Хаммиш и разрядил той в затылок обойму из девятимиллиметрового «зиг Сойера», снаряды которого содержали аргентовый сплав в сердечнике. Конечно Сару это прикончило. Поэтому её тела среди обрывков рук и ног службы охраны не было. И, возможно, что Новотный поспешил с тем, чтобы мисс Хаммиш убить, но, как Даниэль объяснил сюзерену, он посчитал нужным отреагировать именно так.       Понять того было можно.       Ведь Бауэр сам видел, и не один раз, как Сара вошла в служебку и в течение минуты устроила побоище голыми руками, пользуясь лишь зубами и когтями. Люди гибли мгновенно, а вампирам она вырывала сердца и разносила их в клочки, словно бумажные салфетки, не говоря уже о том, что так же поступала с телами.       После третьего покойника Йозеф Кёрх, первым пришедший в себя, удумал расстрелять Сару из семнадцатого «глока», что оказалось бесполезным, а умер он пятым, едва лишь на секунды отсрочив свою смерть.       Новотный, по счастливой случайности крутившийся у камер, пришёл в иррациональный ужас, но довольно-таки кстати вспомнил, для чего сюзерен доверил ему модифицированный «зиг Сойер». И Даниэль слышал, что кричала Сара Хаммиш, разделываясь с цветом личной охраны Питера Бауэра.       — Говоришь, она кричала… — в который раз спросил Бауэр.       — «Её здесь нет. Я больше её не чувствую. Где она?» — покорно и так же в который раз ответил Даниэль.       Постыдная догадка вцепилась в Бауэра. Он начал подозревать, в чём дело, едва просмотрел запись в первый раз. Как можно было так простодушно вляпаться в дерьмо? Втащить в Броад Грин, словно в Трою, чёртового деревянного коня, которым стала Сара Хаммиш, продающая для него людей в Арабские Эмираты и в Восточную Европу.       — Продававшая, — поправил себя Бауэр вслух.       — Сир, — решился Новотный, — с ними что-то нужно делать. Это дерьмо, которое Сэндхилл у всех на глазах скормили Саре, опасное. Я такого не видел. Я присматривал за нею с рождественского вечера. Сара была на себя не похожа, но добра даже к вонючим бездомным в доках Мёрси.       — Ага, — кивнул Бауэр, — инкубационный период, инфекция и частичная ремиссия после приёма Беспричинной Радости воочию перед нами.       — Вы оставите это просто так? — налегал Даниэль. — Послушайте, сир, если вы хотите отнять омегу у Сойера, то я не смогу ручаться за исход. Ведьмы и весь их лён любят Дайана и Джона Сойеров.       Бауэр едва дёрнулся.       — Даже если мы убьём Сойера и сожжём его в печах кремации, то ведьмы... Они так просто не отстанут. Сир… откажитесь от мальчишки Сойера или наймите специалиста, который выстроит защиту против блядских отродий с болот.       — Ты боишься? — мрачно спросил Бауэр.       — Сир, да, я боюсь. Сара вытворила под ведьминой дурью такое, чего я не видел давно. Нет, в таком контексте вообще не видел. А что если Сэндхилл окормят Беспричинной Радостью других, вхожих в резиденцию? Или уже это провернули?       Питер Бауэр едва не вывихнул челюсти, так сжал зубы от ярости и негодования. Но он бы не был сейчас тем, кем являлся, не умей справляться с эмоциями.       — Что значит «выстроить защиту» в твоём понимании, Даниэль?       Новотный на секунду прикрыл тёмные глаза.       — Купите ведьму.       — Где, блядь, на «Ибэй»? — заскрежетал зубами Бауэр.       — Если есть Сэндхилл, есть и другие, — Новотный сглотнул и снова посмотрел в монитор, в котором замер кадр с перебитыми в служебке.       — Где есть другие, Даниэль?! — напирал Бауэр, стремительно теряя терпение. — В цирке «Дю Солей»?!       Новотный смешался.       — Ищи, — сказал Бауэр уже спокойнее, — ищи. У тебя есть время ровно до того, пока я не узнаю, что мальчишка Сойера на сносях. А сейчас отдай распоряжения остальным из охраны, чтобы не ели вне резиденции и контактировали с незнакомыми по минимуму. Пускай каждый носит «глок» с серебряной обоймой.