***
Балицки высадили Сойеров, и флуоресцентный фургон двинул дальше. В доме Джон попытался снова обнять Дайана, но тот настойчиво выкрутился. — Джон, я очень по тебе соскучился. Но я ещё не закончил. Я всё ещё злюсь. Джон всунул руки в карманы, посмотрел в пол: — Я уже попросил у тебя прощения. — Верно. Но это слишком просто. Ответь мне на кое-какие вопросы? Дайан не хотел спрашивать. В самом деле не хотел. Он не боялся услышать, что уже предполагал. А предполагал он многое, пока сорок минут Юрэк вёз их в сияющем стрекозами и хипповатым счастьем «форде» из Броад Грин. Лёжа на груди и головою у Джона на плече, Дайан слушал его медленный-медленный пульс и неустанно думал, вспоминая и сводя услышанное и узнанное к одному итогу. Так вот, услышать он не боялся. Он боялся не услышать. А ещё кроме этого страха был другой, который говорил, что Дайану не хватит духу и достоинства всё поставить на место, если его опасения подтвердятся. Так что спрашивать он не хотел, но то было необходимо. Джон тоже не выглядел счастливчиком. Но единственным правильным ходом вот сейчас было говорить только правду, потому что он достаточно держал Дайана в неведении и утаивал. И, в конце концов, речь шла уже о достоинстве. — Спрашивай, — Джон прошёл вглубь гостиной и сел в диван, столкнув подушки в другой край. Потом чуть сполз, устраиваясь, вытянул ноги в забрызганных остатками Питера Бауэра челси и джинсах, локоть положил так, чтобы можно было улечься в ладонь головой. Дайан молча следил за ним, придя к заключению: лорд Джон занял своё царственное кресло. — То, что произошло вчера вечером, было спланировано? — Всем лёном: мною, миледи, Милднайтами, Балицки. — А я? — А тебя все любят. И все согласились, что сейчас волноваться больше необходимого тебе не стоит. — А какова цель вашего альтруистичного плана? Джон сжал руку, лежащую на колене, в кулак, решаясь. Цель у него была благой и эгоистичной, но она опиралась на другую, которая звалась не иначе, как «убрать Питера Бауэра из города». — Джон. — Убрать Питера Бауэра… — Ёбаный… — Дослушай меня, — резче, чем рассчитывал, оборвал Джон. Дайан отошёл и сел в кресло. — Убрать Питера Бауэра, чтобы больше никогда не контролировать твои передвижения по городу, чтобы не бояться за твою сохранность и сохранность детей. Чтобы жить с тобою, не отвлекаясь на всё то дерьмо, что волоклось из Броад Грин. Дайан не знал, как заговорить, чтобы не получилось смеяться и плакать одновременно. — Сохранность детей, — кивнул он. — И поэтому именно в Броад Грин я с ними и оказался? Джон склонился в его сторону, положив локти на колени, сцепил пальцы, посмотрел исподлобья: — Ты выслушаешь меня? — Сижу здесь только для этого, вместо того чтобы встать и пойти выкидывать ботинки, которыми ходил по сюзерену, — вяло огрызнулся Дайан. — Когда в Элэй я тебя нашёл, я захотел тебя. Для себя. Только для себя. За время, проведённое в Лос-Анджелес, я думал, что не видел за все свои обе жизни никого, кто бы нёс в себе столько красоты во всех её проявлениях и достойных черт характера, сколько собрал в себе ты. «Сука», — подумал Дайан, отвернувшись и прикусив губу. — Я решил, что заберу тебя, даже если бы ты был против. — Сука, — вслух выматерился Дайан. — Но так ты же не был против? — напомнил Джон. — Бауэр сказал, что дело было в твоей крови. Ты смог влиять на меня, потому что я её пробовал. — Моя кровь не всемогуща, Дайан. Она могла искушать тебя и сделать меня привлекательнее внешне в твоих глазах, но на том всё и заканчивалось. Она абсолютно бессильна в том отношении, чтобы диктовать тебе условия, внушать не свойственные тебе мысли и делать тебя кем-то другим. Ты оставался и остаёшься собою! — Джон заговорил страстно. Дайан никогда ещё не видел его в таком, если так можно было выразиться о Джоне вообще, волнении. — И я привёз тебя в Ливерпуль. Да, это было эгоистично. Потому что только здесь я понял, что есть кое-что, что меня не трогало прежде, но что вдруг приняло размеры существенной проблемы. Питер Бауэр. У него было больше моего, начиная с общественного положения и привилегий и заканчивая его драгоценными хедж-фондами по всей Европе и в Швейцарии. Вопреки всему сюзерен мне завидовал. Открыто он этого не проявлял, но секретом его отношение ко мне не было ни для кого. Дайан, когда появился ты, Питер Бауэр сделал свой выбор. Будь на твоём месте кто-то другой, мне дорогой, его бы ждала такая же участь. Но тебя, ко всему прочему, от других отличает твоя природа. — То, что я омега и беременею от вампиров? — процедил Дайан. Джон просто опустил голову в сцепленные ладони и просидел так секунд пять. — Да. И это тоже. — Ты организовал свадьбу и добивался моей беременности для того… — Нет. Нет. Это был первоначальный план. Я действительно хотел тебя обезопасить, дать защиту от своего имени. А то, что ты забеременел… Я этого хотел так же, как хотел тебя. Ты и дети от тебя — два самых значимых моих желания за последнюю сотню лет. К тому же я думал, что понятия о семейственности среди вампиров окончательно лишат Бауэра мотивов опротестования прав владения и принадлежности в отношении нас. Начав вредить тебе или мне, он преступил бы этические нормы нашего вида. Это неприемлемо и наказуемо. — Но он преступил этические нормы. — Он решил их саботировать и обойти. Ты становился свободным с моею смертью. Но ждать моей смерти он не мог. На такой неопределённый срок его терпение не распространялось. Поэтому он должен был убить меня. А ты стал бы его законной добычей. — И он тебя убил? — Он сделал для этого всё. Каким-то образом он узнал, что серебро меня не остановит, поэтому по его приказу меня просто разобрали на части, распилив электрострунами для обвалки быков. — Ты... тебе было... — Да, — коротко ответил Джон. — Но Юрэк Балицки и Милднайты сработали хорошо. Элек и Никки положили челядь Бауэра, пока те собирали меня в мешки, чтобы везти и сжечь в крематории. Никки взял облик одного из челяди и был с тобою и Линдой рядом в «Золотой гордости». Поверь, если бы тебе хоть что-то стало угрожать, Никки бы себя раскрыл и убил Бауэра, Новотного, любого прямо там, не дожидаясь нас. — Зачем ты позволил сюзерену думать, что мёртв? — Доказательства моей смерти обеспечивали тебе более долгий период безопасности в поместье. Бауэр чувствовал себя победителем. И думал, что у него очень много времени. Дайан услышал, услышал, что хотел. Одно из того, что он хотел услышать. Уже было проще. — А то, что сюзерен поднял руку на мою семью, облекло меня правом разобраться с ним. Я должен был тебя вернуть. — Потому что я ношу твоих детей? — Потому что моих детей носишь ты. Не кто-то другой, боюсь, это вообще невозможно, а именно ты. Остальное ты знаешь. — Бауэр собрался укусить меня, — напоследок напомнил Дайан. — Ну, я видел, с тобой это так просто не пройдёт. — Ты смотрел? — Я засмотрелся, так будет правильнее. — Джон, ты сукин сын. — А в «Sweet baby’s» ты был не в пример сговорчивее. — Ты что, только что обвинил меня в доступности? — Ну, разве что немного, — повёл взглядом Джон и вдруг приглашающе похлопал ладонью по подушке дивана рядом с собою. Дайан поднялся, однозначно и взбешённо смотря сверху вниз. — Ну же, милый, я до сих пор с удовольствием вспоминаю, как ты врезал мне на заднем сиденье «крайслера». Поэтому твоё согласие важно для меня. Джон словно собрался перед прыжком, но рука продолжала поглаживать синюю обивку дивана. — Ну, раз так, то я ценю это, поверь, — в тон ответил Дайан, тоже подобравшись, — подожди минуту, я сейчас. Он вышел. Вернулся с одеялом, содранным с супружеской кровати, и с подушкой. Швырнул всё это Джону. — Джон, твоё терпение очень важно для меня, — развернулся и быстрее пошёл вон. — А ну-ка, вернись, Дайан! Какого хуя с тобой стряслось теперь? — Джон отпинался от белья. — Я беременный, откуда мне знать, какого хуя со мною теперь? — прокричал Дайан из спальни и закрыл дверь. Джон ударил в ту так, что выбил из верхней петли. Дайан обмер. Но на том всё и прекратилось. Джон оставил разбитую дверь как напоминание, что он мог бы войти.***
Джон дошёл до «Каверны» в той же одежде, в которой был. Попасть в гардеробную можно было только через спальню, где психовал его беременный и уязвлённый омега. Кроме прочего Джон был голоден. В «Каверне» он взял в баре третью группу с положительным резусом, а оглядевшись, увидел Элека и Валери, которые сидели за столом у стены. — Привет, — сказал Джон, подходя и подволакивая третий стул к их столу. — Привет, Джон. Ты чего здесь? — Элек осмотрел несвежий вид вампира. — Дайан выселил меня на диван и закрылся в спальне. — Только и всего? — подняла совершенную бровь Валери. — Джон, я ожидала вилки или штопора в бедро как самое меньшее после всего, что ты устроил. — Я устроил? — О’кей, мы все устроили, — миролюбиво согласилась миледи. — А вы чего здесь? Не самое ли время спать сном праведников? — Джон решил не оставаться в долгу. Элек закашлялся, а Валери соскоблила ногтем стружку со стола. — У нас теперь не поспишь, — меланхолично заметил Элек. — Не раньше, чем суток через двое. — Иво вернулся, — развела Валери когтистые лапки. — Сейчас никакой кинематограф от Марка Дорселя не составит конкуренции дому по Колледж-Лейн, 124/2. — Занятно-то как, — согласился Джон и откупорил бутылку. Элек странно проводил глазами его первый глоток, но ничего говорить не стал. На сцене играли местный андеграунд с примечательным вокалистом, который пел о том, «что нет никого, кто бы понимал твою печаль так глубоко, как я». Джон обсмотрел юношу, снова выпил. — Что, даже переодеться не успел? — спросил Элек, узко и фиолетово следя за ним. — А вы успели? Валери дёрнула носом. — Милый, будешь водку? — Самое время, дорогая, — согласился Элек и ушёл в бар. — Какого чёрта ты пялишься на этого парня? — в лоб спросила Валери. — На Дайана похож, — отпихнулся Джон. — Ты серьёзно сейчас, милорд? Допивай и вали домой. Поговори с моим мальчиком. — Он не твой, а мой. — Ох, блядь, так ты об этом помнишь? — Валери, угомонись, — прогудел Элек, хлопая перед женой два шота с водкой, а один из своих опрокидывая в рот ещё стоя. — Я сегодня превысил полугодичную норму выговоренных слов, если что. Боюсь, больше не найду, — ответил Джон. — А точно, что только слов? — Валери повторила жест Элека, даже не дрогнув и не требуя ни лайма, ни прочей бесполезной закуски. — Слушай, милорд, — Элек грузно свалился на свой стул, и тот застонал, — наш мальчик беременный… — Да вы ошалели все? Он не ваш, — Джон скрежетнул зубами. — Твой мальчик беременный, — смирно поправился Элек. — Когда Валери носила нашу дочь, которая теперь снова её сестра Сесиль… Эй, ну я так и не могу об этом спокойно говорить. Мозг можно вывихнуть, если всё представить. Элек с предъявлением посмотрел на Валери. — Здорово, что я всегда могу его тебе обратно вправить, да? — улыбнулась та и прикончила второй шот. — Короче, беременность надо пережить. Я тебе клянусь, он там сейчас ревёт в подушку. Или ест. Ну, что одно из двух — это точно. А если учесть предыдущие сутки у Бауэра и Новотного, которые нихуя не душа компании и с которыми Дайан те провёл, то спать на диване — не самое страшное, что могло выпасть на твою долю. — С вами посидишь спокойно, — отвернулся Джон. — Джон, — потрогала его за рукав Валери, — воспользуйся возможностью провести с Дайаном как можно больше времени. Когда ваша упыриная Палата возьмётся за разбор побоища в Броад Грин, мало не покажется. У тебя очевидно есть смягчающие обстоятельства, которые объяснят, почему ты раскатал по брёвнышку «Золотую гордость». А мы помогли тебе перебить около полусотни вампиров и людей. Но на людей тем плевать, здесь проскочим. Если повезёт, твой поступок оформят как прецедент и не станут приговаривать к крайней форме наказания. Джон равнодушно пил кровь из бутылки. — Но помимо казни и изгнания, которые в таких случаях предусмотрены, тебя могут окрутить иначе. Полли Мёрдок, при должной мотивации, — тут Валери снова пропустила взгляд морской ведьмы, но мигом тот прибрала, — подтвердит факт, что сюзерен отобрал у тебя супруга, носящего нерождённых ещё, только послушать, вампиров. И Линда подтвердит, что её, тоже замужнюю вампира, похитили, а на тебя организовали покушение. — Джон, но мы-то все живы и в порядке. А «Золотой гордости» — пизда, как и всем, кто там находился, — внёс ясности Элек и снова ушёл за водкой. — Ты же готов? — спросила Валери. — Я должен быть рядом, когда родятся мои дети. Я обещал Дайану, — хмуро ответил Джон. — Они повесят на тебя сюзеренство, вот увидишь. И я не знаю, лучший ли это исход.