Ересь Робаута

999.M41 - Святая Терра Десять минут до Конца Света Собор Бессмертного Императора был древним и священным местом. Прежде он назывался Собором Императора-Спасителя до тех пор, пока владевшая им фракция Экклезиархии не была разоблачена Себастьяном Тором как шайка эгоистичных и изворотливых еретиков, которые стремились использовать Церковь только ради личной выгоды. Внутри собора хранились тысячи священных реликвий Имперского Символа Веры, запертых в стазисные капсулы и выставленных на обозрение паломников. Верующие съезжались со всей галактики, чтобы посетить Собор, совершая путешествия, которые часто длились годами, а иногда и целыми поколениями, чтобы достичь его и быть допущенными внутрь. Даже тогда им было позволено лишь несколько секунд осмотреть священные артефакты, прежде чем они уйдут, чтобы пропустить следующую партию паломников. И всё же притяжение святых мощей было настолько сильным, что паломники продолжали прибывать, жертвуя всем ради проблеска божественного. Сестра Луха хорошо понимала божественный зов, который завлекал верующих на такое путешествие. Хотя до этого дня она сама никогда не входила в Собор, она изучила записи о его содержимом. В его самых священных покоях хранились фрагменты доспехов самого Императора, фрагмент плаща Мортариона и простой боевой нож (размером с человеческий короткий меч), которым владел сам Люций Возрожденный, а также другие столь же бесценные сокровища веры. Однако Луха и другие сестры из Ордена Августейшего Бдения пришли не для того, чтобы погрузиться в святость собора, а чтобы добавить к его содержимому еще один священный артефакт. Их грузом был единственный гроб, вырезанный из белого мрамора и украшенный золотом, который они перевозили через половину галактики. Святой Родриго Александер родился на Терре пять веков назад, и Экклезиархия решила, что его бренные останки будут погребены на самом Тронном мире, в этом самом соборе, в награду за его многочисленные акты преданного служения Богу-Императору. Они поспешили сюда, чтобы успеть доставить бренные останки святого к празднованию конца тысячелетия. Хотя никто из них не высказывал подобных мыслей вслух, всё они размышляли о различных пророчествах и слухах, которые утверждали, что Бог-Император восстанет снова на исходе сорок второго тысячелетия. По крайней мере, Луха задумывалась над этим. Как она могла не знать? Это был её первый визит на Святую Терру, и как это могло случиться в такое благоприятное время? Больше, чем когда-либо, она чувствовала руку Бога-Императора на своем плече, направляющую её путь. Он привел их сюда, даже когда темные волны Варпа становились всё более беспокойными вокруг Солнечной системы, и пронёс их мимо зла, которое таилось в его глубинах. Толпу паломников растолкали в стороны, чтобы она и остальные девять сестёр могли принести богато украшенный гроб на назначенное место. Он тяжело давил на них, несмотря на их силовую броню - они держали его на плечах в течение нескольких часов, стоя совершенно неподвижно. Было решено, что гроб поставят на место, когда пробьет полночь, и толпа, затаив дыхание, смотрела на него, крепко сжав руки в молитве. Среди шепота молитв толпы были и другие, более тревожные течения. Слухи распространялись, как лесной пожар, среди миллиардов паломников, и недавние события заставили всю планету нервничать. Хотя Луха знала, что её мысли должны быть сосредоточены исключительно на святости её долга, она всё равно слышала отдельные фразы. «…они говорят, что Примархи вернулись…» «…Магнус и Лоргар, из комы и самого Варпа…» «…космонавты на корабле выглядели напряжёнными на протяжении последней части полёта…» «… были на Марсе неделю назад, судя по словам стражи…» «… прибудут сюда для празднования…» «…вернулись после десяти тысячелетий…» «…именем Его, Его сыновья вернулись к нам, и скоро Он тоже…» Если это было правдой - если Примархи действительно вернулись - тогда это была важная новость, которая потрясет самые основы Империума и повлияет на события Галактики. Отношения между Примархами и Экклезиархией были сложными. Это был факт, что жрецы Бога-Императора изо всех сил старались скрыть, что его сыновья на Земле питали мало любви к Имперскому Кредо, считая поклонение Богу-Императору предательством идеалов древнего Великого Крестового Похода - времени, которое никто, кроме них, теперь не помнил. Но Церкви потребуется много времени, чтобы принять их точку зрения. Император создал Примархов Своими сыновьями. Он не только хотел, чтобы они стали его военачальниками, но и надеялся облегчить бремя своего долга, создав существ, более близких к нему, чем мы когда-либо могли надеяться. Примархи не считали Императора Богом не потому, что они были еретиками, а потому, что для них он был отцом, а не фигурой, достойной поклонения. Какой отец захочет, чтобы его дети унижались перед ним, а не стояли рядом с ним на равных - или, по крайней мере, настолько близко, насколько это возможно для Бога-Императора? Однако космодесантники редко ценили такое объяснение. Хотя они были ближе к человечеству, чем примархи, они всё же были сверхлюдьми и не могли видеть мир глазами простых людей. Луха считала, что это было нормально. Именно поэтому существовала Экклезиархия: чтобы сохранять связь между непостижимой божественностью Императора и бесчисленными триллионами душ подданных Империума. Однако что Магнус, что Лоргар не пользовались большим уважением в каноне Имперского Кредо - эта прославленная честь принадлежала мученику Хорусу Луперкалю и Конраду Кёрзу. У Тысячи Сынов было свое собственное толкование Символа веры в пределах Просперианского Доминиона, а Несущих Слово боялись - а иногда даже презирали - за их неустанное наблюдение за Экклезиархией, всегда готовой выполнить то, что они сделали во время Кровавого Правления и очистить организацию, существование которой они терпели с большой неохотой, от недостойных. — Сёстры, — позвала старшая сестра Анастасия, отвлекая Луху от её мыслей. — Наше время пришло. Десять сестер двигались как одна, положив гроб святого Родриго на отведенное ему место, прежде чем вернуться назад, в то время как техножрец закрыл купол из армированного плексигласа вокруг него - последняя защита перед активацией стазис-поля. Скульптурные черты святого были изображены на раскрашенном мраморе, его лицо выражало безмолвное спокойствие. Издалека донёсся звон от ударов колоколов, повторившийся двенадцать раз и отметивший полночь и начало нового тысячелетия. Вдруг на двенадцатом ударе помещённый в стазис-капсулу гроб взорвался. Перед глазами полыхнул яркий свет, тут же стало тепло, и донёсся треск расколотых камней и звон разбитых стёкл. Луха была отброшена ударной назад и рухнула на пол. Она перекатилась и встала на ноги, её руки сжали огнемет - единственное оружие, которое она принесла с собой, так как её цепной меч остался в оружейной звездолёта Ордена Пронатус, который доставил их в Солнечную Систему. Она почувствовала жгучую боль на щеке. Луха прикоснулась правой рукой к лицу и к своему неудовольствию обнаружила кровавый след на бронеперчатке. «Я порезалась», — поняла Луха, и холодный ужас охватил её, когда она увидела, как алые капли падают на освященный пол собора. Звук их ударов о мрамор должен был потонуть в смущенных криках, раздававшихся вокруг неё, однако для ушей Сестры Битвы он звучал как колокол потерянных душ, возвещающий о её проклятии. «Я пролила кровь на Святой Терре». Это было запрещено. Это было богохульство. И хотя даже самые наивные бродяги знали, что наложить древний запрет на кровопролитие на всей Терре невозможно, нарушить его здесь, в окружении стольких святых реликвий, было тяжким грехом. Мир вокруг неё перестал существовать, ограничившись зрелищем алой ереси, которую Луха невольно совершила. Женщина закрыла глаза, ожидая прилива жара, который должен был предшествовать её сожжению вместе с любым следом её греха. Этого будет недостаточно, чтобы искупить вину, но, возможно, Лухе будет достаточно молить Бога-Императора о помиловании, когда она предстанет перед его троном на суд. Но огонь так и не появился. Медленно, нерешительно, её разум отвернулся от спирали вины и ненависти к себе, и Луха открыла глаза, чтобы обнаружить, что ужас её разума последовал за ней в реальный мир. Собор превратился в бойню. Вокруг неё лежали тела сестёр по Ордену и паломников, изрубленные на куски и превращенные в гротескные скульптуры из плоти и костей. Некоторые из них были еще живы, корчась в невыразимой агонии. Стазисные поля вокруг ближайших реликвий шипели, одно из них отключилось у неё на глазах со звуком, похожим на последний выдох, а вслед за этим хранившаяся в капсуле позолоченная скелетированная рука почернела и распалась на части. Но даже эта мерзость бледнела по сравнению с чудищем, возвышавшимся над ней. Разум женщины не мог постичь его целиком, вера, которая горела в ней, отвергала само его существование. Она увидела бледную кожу, четыре руки, рогатую голову и пурпурный хитин. И глаза, бесцветные глаза, которые смотрели на неё… — О, — произнесло отродье, держа окровавленный торс паломника в одной лапе и голову сестры-настоятельницы Анастасии в другой. — Наконец-то ты открыла глаза, милая. Будь честна со мной: как ты думаешь, эти цвета будут хорошо сочетаться друг с другом? Нет. Нет, этого не может быть. Ни здесь, ни на Терре. Только не здесь, в самом сердце величайшего храма Экклезиархии. Невозможно. Луха осознала, что произнесла последнее слово вслух, когда громадное существо склонило свою удлинённую голову набок, небрежный жест был непристойно отвратительным. Оно отбросило окровавленные останки, с которыми играло, сосредоточив своё внимание на Лухе. — О, но это вполне возможно, милая. — Его голос был подобен шелесту ткани из шёлка. — Конечно, это было нелегко. Я бы никогда не справился без тебя. — Что? — Единственное слово, которое Луха смогла выдавить из себя. — Ты привела меня сюда, моя дорогая, — заявило чудовище, указывая на разрушенный гроб под ногами. — Ты и твои дорогие сёстры. А потом, когда взрывчатка, заложенная моими слугами, взорвалась, ты первая пролила кровь. Это был зов к старой силе, которая эхом отдавалась в этом проклятом мире на протяжении тысячелетий, запуганная этим ужасным светом. Но свет… Ну, хорошо. Свет угас, сладкая моя. И вот я поднялся из священной плоти одного из воинов Тёмного Принца. — Н-нет. Этого не может быть. Святой Родриго… — Дорогой Родриго был наш, — радостно произнесло отродье. — Он всегда был нашим. Я мог бы вырезать его грехи на стенах этого фальшивого храма, пускай тут нет места не хватит, чтобы все их перечислить. Он лгал, и соблазнял, и распространял порчу среди духовенства целых секторов, чтобы помочь своему собственному возвышению. Он был пророком, но в действительности поклялся Принцу наслаждений и страданий. За свою преданность Родриго был вознаграждён этой последней возможностью служить даже в смерти. — Ты лжёшь, — прохрипела она. — Неужели? — Его улыбка обнажила безупречно белые зубы, украшенные драгоценными камнями, которые сияли светом вопящих душ. — Может, и так. В конце концов, ваши верования говорят вам, что я и все мои сородичи являемся порождениями обмана и предательства. Но ответь мне, дорогая… если я лгу, то как я могу быть здесь? Демон вытянул четыре руки, указывая на окружающее пространство. — Это Терра, — сказал он, мурлыча имя Священного Тронного Мира с тошнотворной нежностью. — Мои сородичи не бывали здесь с тех пор, как великий Жиллиман собственной персоной ступил на эту планету. — Император защищает, — прошептала Луха. — Ты не можешь быть здесь! Его свет уничтожит тебя! — Твой Бог мёртв, — рассмеялось чудовище. — Не осталось никого, кто мог бы услышать твои молитвы. Нет. Нет, это не может быть правдой. Луха отказывалась в это верить. И всё же… и всё же что-то изменилось. Что-то, что она чувствовала с тех пор, как звездолёт Ордена вышел из варпа на границе Солнечной Системы, что-то, чего она даже не заметила, внезапно исчезло. Может ли это быть…? Нет. Нет, было бы ересью просто думать об этом, даже считать это возможным… — Ты начинаешь понимать, — проворковал Хранитель Тайн. — Но ты всё ещё отрицаешь истину, всё ещё цепляешься за ложь. Какое разочарование, милая. Но я не лишён благодарности. Ты будешь жить, маленькая Луха. Ты будешь жить, чтобы увидеть низвержение всей лжи, служению которой ты посвятила себя, чтобы стать свидетелем конца света и вознесения Ангела. Ты будешь жить, чтобы увидеть истинное значение славы! Луха развернулась и побежала прочь, её разум был переполнен ужасом, смех чудища преследовал её. — Беги! Беги, моя сладкая! Так быстро, как только сможешь, так далеко, как только посмеешь! В конце концов, это ничего не изменит. Луха закричала и понеслась без оглядки, расталкивая стоявших у неё на пути паломников и священнослужителей. Они не сопротивлялись ей, слишком поглощенные ужасными звуками и светом, исходящими из собора. — Анафема мёртв, — усмехнулся демон. — Скоро весь этот мир станет нашим садом развлечений! Так что беги, милая. Это сделает погоню ещё более пьянящей! И когда сестра Луха выбежала из Собора Бессмертного Императора, К’алит Сладострастный, Хранитель Тайн Тёмного Принца, вернулся к кровавой работе осквернения. Среди крови сотен паломников он взывал к Эху Крови, дремавшему в коллективной душе Терры, и возбуждал его во всём его ужасе и великолепии. Его скульптуры из плоти начали дергаться, когда инфернальные сущности вошли в них и подчинили своей воле. Один за другим эти одержимые создания оторвались от великой работы К’алита и украдкой посмотрели на перепуганных паломников, которые наконец-то начали убегать от кошмара, явившегося в Соборе Бессмертного Императора. Крики боли смешивались с криками ужаса и безумия, диссонируя среди нескончаемого хора молитв и звона колоколов, наполнявших территорию Экклезиархии на Терре.