***
Врата Луперкаля Когда Жиллиман восстал против Императора и две битвы на Истваане показали мощь Архипредателя, Пертурабо, которого назвали Преторианцем Терры после восхождения Хоруса в ранг Воителя, было предоставлено полное право переделать Тронный Мир в крепость, которую Легионы Предателей не смогут прорвать. Повелитель Железа использовал все имеющиеся в его распоряжении ресурсы и полностью переделал Императорский дворец, наплевав на возражения как бюрократов, так и историков, безжалостно избавляясь от всех архитектурных излишков, которые было невозможно сохранить без потери эффективности. Бесценные произведения искусства были демонтированы строительными бригадами Четвёртого Легиона, в то время как логисты справились с вызванными этим беспорядками. По сей день среди Железных Воинов ходят легенды о том, что, как только их Примарх закончил рисовать планы переделки Императорского дворца, он целую ночь плакал, зная о красоте, которую он и его сыновья уничтожат. До Ереси, Львиные Врата соединяли Внешнюю и Внутреннюю части Дворца и располагались рядом с огромным космопортом, который простирался до нижней орбиты Терры. Пертурабо понял, какую слабость это представляло: если бы предатели смогли захватить этот космопорт, они смогли бы сократить время высадки в десятки раз. В ответ Пертурабо превратил космопорт в ловушку, которая в первые дни Осады привела к гибели тысяч Космодесантников-предателей, когда взорвались мощные заряды взрывчатки, расчётливо расположенные по всей площади структуры. Миллионы вспомогательных войск и лояльных имперских граждан погибли в результате холодного прагматичного шага, который вынудил силы предателей наступать на Дворец из других уголков планеты. Одновременно с этими приготовлениями, Львиные врата были переименованы в Врата Вечности. Предательство Тёмных Ангелов сделало предыдущее имя неприятным - не говоря уже об опасности, поскольку Тёмные Силы Варпа могли черпать силу даже из самой символической связи, и Первый Легион глубоко погряз в их отвратительных знаниях. Первоначальные Врата Вечности были последним редутом, преграждавшим путь к Санктум Империалис, где находился Золотой Трон, но конструкция Кавеа Феррум сделала их излишними, его неевклидова геометрия не позволяла обычным армиям добраться до Трона. Именно у Врат Вечности Хорус был убит Сангвинием и отомщён своими сыновьями. Позже во время Осады Врата пали, позволив предателям сделать свой последний рывок в Императорский дворец, что в конечном итоге привело к судьбоносным столкновениям между Львом Эль’Джонсоном и Магнусом, Рогалом Дорном и Пертурабо, Жиллиманом и Императором. Вход в Кавеа Феррум, который они использовали для этого, существует и по сей день. Врата Вечности были переименованы во Врата Луперкаля в честь мёртвого Воителя. Сегодня Врата защищены сотнями огневых точек, а также противокорабельным вооружением и восстановленным генератором защитного щита Эгида, который делает атаку с орбиты практически невозможной. Сами Врата, а также стена, возведенная между Внутренним и Внешним дворцами, простираются более чем на два километра над землёй. Миллионы людей проходят через них каждый день, либо по делам Империума, либо в паломничестве, надеясь увидеть чудеса, которые, несмотря на ужасы Ереси, всё ещё остаются во Внутреннем дворце.***
Поток паломников на Святую Терру превратил Внешний Дворец в трущобы, населённые миллиардами людей со всей галактики или их потомками. Эти немытые массы влачили жалкое существование, питаясь подачками Администратума и Экклезиархии, а также являясь источником дешёвой рабочей силы, в то же время став основной добычей преступного мира. Трущобы были обширны, и лишь небольшая часть их населения добралась до относительной безопасности Внутреннего Дворца. Тайная защита Внутреннего Дворца не простиралась так далеко, и большинство жителей трущоб погибли в Войне Ангела, став игрушками для демонов. Проявиться там осмеливались лишь низшие из Нерождённых, потому что любая серьёзная угроза уничтожалась орудиями врат, независимо от сопутствующего ущерба. Внешний дворец превратился в разрушенную пустошь, и прибытие Сангвиния положило конец проклятию тех, кто там жил. Несмотря на несчастья своей жизни, или, возможно, из-за этого, жители трущоб свято верили в Бога-Императора и острее всего чувствовали приближение Конца Света. В сочетании с демоническими вторжениями выжившие тонули в отчаянии и ужасе, став лёгкой добычей для лжи Гламура. Миллионы из них были поражены приближением Ангела, увидев в нём спасителя, пришедшего в час великого горя. Плача и воспевая ему хвалу, они присоединились к воинству Слаанеш, которое шло к Вратам Луперкаля, где их новый бог будет коронован Императором и приведёт их в рай.***
Мы видим Кавеа Феррум, построенную, чтобы охранять нашего отца от Архипредателя. Он был поврежден во время Осады, но Кустодес восстановили и расширили лабиринт. Перед ним стоят Врата Вечности. Однажды они были прорваны, и Империум всё ещё истекает кровью из этой раны. Нельзя позволить ей открыться вновь. Мы видим Фиренци Полимаха, чьё имя стало легендой, прежде чем было забыто. Мы слышим возбуждённый разговор, начатый за чашей вина, который продолжается до глубокой ночи, между ярким молодым человеком и таинственным незнакомцем. Они обсуждают концепции, которые не будут поняты остальным человечеством в течение столетий. Когда наступит рассвет, незнакомец исчезнет, и Полимах больше никогда его не увидит. Но семена посеяны. Знал ли незнакомец, что из них вырастет, или он просто стремился поговорить с тем, кто мог бы понять его, хотя бы частично? Одиночество - это яд, брат, как мы оба знаем. Тридцать тысяч лет спустя Пертурабо находит обрывки работ Фиренци, и в его сердце расцветает вдохновение. Он экстраполирует внутренние концепции и строит лабиринт, который выходит за рамки обычных измерений. Наш отец смотрит на это, как родитель, наблюдающий за старательно вылепливающим из песка замки ребёнком. Он был горд, нам так кажется. Лабиринт стоит. Только сыновья Императора знают его секреты - не потому, что они хранятся, а потому, что только мы можем понять творение Пертурабо. Даже Кустодес едва ли способны в нём ориентироваться, несмотря на тысячу лет изучения. Чем-то наши умы различаются. Этого будет недостаточно. Сангвиний пройдёт его насквозь. Он всегда видел больше, чем кто-либо из нас подозревал, и теперь его взор прикован к самому ужасному концу. Этого монстра нужно держать подальше от лабиринта!***
Последний участок между Внешним Дворцом и Вратами Луперкаля был в гораздо лучшем состоянии, чем трущобы. Большие дороги вели к различным входам, ведущим во Внутренний дворец, и огромный вес войска Сангвиния заставил их разделиться, сотни тысяч культистов и демонов потекли по меньшим улицам, ведущим к стенам. Сангвиний оставался во главе основного ударного кулака своих сил, за ним следовали самые могущественные из его слуг. Каждый из почётного караула Демонического Примарха мог претендовать на звание Лорда Хаоса Слаанеш. Одной из них была Малисия, еретическая канонисса Эбеновой Чаши. Хотя её сразили во Дворце Экклезиархии, она выжила переполняя свою оболочку энергией варпа, щедро разлитой в пространстве. Следующим был Ишидур Оссурос, первый и самый могущественный из Осквернителей. Были и другие: ветераны Сангвинарной Гвардии, Титулованные, лаэрские дворяне, лидеры скрытых культов, которые были преображены с приходом Конца Света, и недавно отмеченные смертные чемпионы Слаанеш, которые привлекли внимание Тёмного Принца в разгар Войны Ангела. В их душах горела сила Хаоса, но все они были подчинены Великому Ангелу. Гламур нахлынул на стены, как психическая волна, но, хотя все почувствовали его прикосновение и содрогнулись в ужасе, их воля осталась их собственной. С невозмутимым видом Сангвиний поднял левую руку, и его миллионная свита замерла в ту же секунду. Они продолжали стоять в жуткой тишине, пока Сангвиний взлетел, даже когда защитники открыли огонь по неподвижной орде - только для того, чтобы обнаружить, что большинство их выстрелов было заблокировано. Во время Войны Ангела, машины боли Лаэров вдоволь напитались страданиями людей Тронного Мира. Они извлекли боль и превратили её в энергию, которую теперь высвободили. Огромные купола потрескивающего фиолетового света образовались среди воинства Слаанеш, и огонь из орудий стены обрушился на них, не причинив вреда. Они не прикрывали все атакующее войско, но тех, кто за ними укрылся, было более чем достаточно, чтобы угрожать Вратам Луперкаля. Сквозь призму Гламура эти сооружения агонии представали как движущиеся храмы Ангела, на вершине которых сияющие священники проводили священные ритуалы, даровавшие защиту окружающим. По мере того, как запасы мучений истощались, очарованные рабы охотно приносили себя в жертву, веря, что их смертные тела станут топливом, в то время как их души станут новыми ангелами, защищающими своих товарищей. Сила Гламура была такова, что даже муки в руках жрецов Лаэров воспринимались как очищение - преодоление смертности и вознесение к божественному. Только после того, как их изломанные тела испускали последний вздох и их настигала смерть, этим несчастным открывалась правда и их испуганные души становились кормом для демонов. Небеса уже были полны летающих слуг Ангела: преследователи Лаэров, визжащие демоны и шестикрылый Диомед, Вестника Конца, чьи крики были громче всех. Они расступились, чтобы пропустить своего хозяина, который поднимался всё выше и выше. Десятки пушек пытались нацелиться на него, но их духи-машины не смогли зафиксироваться на нём, их ауспексы не смогли справиться с его неестественным существованием и устрашающей силой. На вершине Врат Луперкаля, на платформе, с которой было видно всё войско Слаанеш, стояли четыре фигуры - три из них были одеты в керамит, последняя из них была в более редком родственнике, аурамите. Там Сангвиний встретился с Омегоном, Повелителем Гидры; Галахотом, генерал-капитаном Кустодес; и Асимом Раджави и Натанаэлем Думахом, двумя Избранными Магнуса, которые остались со своим Примархом во время Войны Ангела, помогая ему в организации обороны Тронного Мира. Легионеры Тысячи Сынов были ранены в предыдущих сражениях - Асим, когда «Слово Магнуса» было атаковано Н’кари, а Натанаэль, когда он столкнулся с Королевой Тёмных Механикум в Хайдезе. Даже раненые, они служили психическими ретрансляторами во время Войны Ангела, посылая и получая сообщения по всей Терре, где более слабые псайкеры были бы доведены до безумия.***
— Брат, — сказал Сангвиний, приземляясь на стену, хотя его ноги оставались в нескольких сантиметрах над ней, как будто Ангел стоял на невидимой платформе. — Мы так давно не виделись. Даже когда Омегон повернулся лицом к Демоническому Примарху, часть его отметила, что адский вопль летающего Титулованного наконец прекратился. Это было бы облегчением, если бы не тот факт, что близость Сангвиния была в сто раз хуже, чем крик. — Мы никогда не встречались до этого дня, — ответил Омегон. Что было правдой: в то время как Омегон наблюдал за Сангвинием издалека, Девятый и Двадцатый легионы редко взаимодействовали до Ереси. Даже в Улланоре именно Альфарий представлял Гидру - точно так же, как именно Альфарий был свидетелем ужаса развращения Сангвиния на Истваане V. — И ты не мой брат. Сангвиний рассмеялся. — Разве? Ты действительно веришь в ту ложь, что Магнус нашептывает себе, чтобы избежать искушений истинной силы? Мы уже не те, кем были когда–то, это правда, но Наша суть всё ещё происходит от трудов Нашего отца - такого же, как Магнус, такого же, как ты. Неважно, насколько мы все изменились… и Мы бы сказали, что все мы сильно изменились по сравнению с тем, какими Он нас представлял, разве ты не согласен? — И что ты можешь знать о Его намерениях? Ты, который предал Его из трусости! Глаза Сангвиния на мгновение вспыхнули гневом, и на краткий миг Омегону показалось, что он мельком увидел монстра за маской Гламура. Но мгновение прошло, и облик Ангела разгладился. — Мы многое знаем, ибо видим всё, что есть, и всё, что будет. Наш отец мёртв, и Жиллиман восстаёт. Но наш брат - не единственная угроза, которая возникает в этом новом тысячелетии, как ты хорошо знаешь, брат. Падение Империума неизбежно. Но с Нами во главе Империума Секундус может восстать из пепла прошлого и достичь небывалых высот! — Ересь, — прорычал Галахот. — Так ли это? Империум должен выжить, генерал-капитан. Человечество не сможет выжить без этого… и Империум не сможет выжить без Императора. Вы знаете, что это правда. Галахот рассмеялся. Это был холодный, лишённый чувства юмора и презрительный звук. — Я принадлежу Ему, предатель, отныне и навсегда. В то время как ты и тебе подобные погрязли в своей развращённости, я понял Его слова, разделил чистоту Его видения. Стыд за то, что я позволил Его смерти свершиться, будет преследовать меня до моего последнего дня, но не думай, что Он сделал меня таким слабым, чтобы это сломило меня. Ты? Ты никогда не сможешь стать Его преемником. — Как жаль. Ты бы хорошо Нам послужил. Без предупреждения, двигаясь так быстро, что даже сверхъестественные рефлексы Кустодеса и Примарха не могли его уловить, Демонический Примарх дёрнулся. К тому времени, как Галахот поднял своё копьё, Карминовый Клинок вонзился ему в грудь, прорезав аурамит, словно бумагу, и вырвавшись из спины генерал-капитана. Из раны не пролилось ни капли, потому что Клинок жадно пил жизнь Галахота. С криком возмущения и ярости трое других имперцев на вершине стены бросились на Ангела. Омегон атаковал Бледным Копьём, в то время как Асим и Натанаэль зачитывали мощные заклинания изгнания, зная, что они не могут надеяться изгнать Демонического Примарха со Святой Терры, но надеясь, по крайней мере, ослабить его присутствие в Материуме. С раскатом мелодичного смеха Сангвиний расправил крылья и выпустил волну адской силы, которая разрушила защиту Врат Луперкаля, посылая дрожь по всей стене. Галахот был уничтожен, его тело растворилось, а душа была поглощена Карминовым Клинком, чтобы присоединиться к бесчисленным теням жертв Ангела. Двое Избранных Магнуса сопротивлялись дольше, сила Рубрики Аримана защищала их - затем они тоже исчезли, хотя их души вырвались из лап Демонического Примарха. Будто ожидая такого сигнала, орды Слаанеш пришли в движение, наполняя измученный воздух выкриками в честь своего ангела. Орудия Врат Луперкаля усилили обстрел, даже когда артиллерия Хаоса наконец открыла ответный огонь. Один Омегон всё ещё стоял на вершине стены против Сангвиния, его сущность Примарха была защищена от такого колдовства. В его руках Бледное Копьё хищно сверкнуло, реагируя на силу Демонического Примарха. И впервые за десять тысяч лет два Примарха сражались на стенах Императорского дворца. Но при всей силе Омегона, при всём опыте, накопленном им за тысячелетия, которые он провёл, направляя и защищая Империум из теней, Повелитель Гидры не мог сравниться с Ангелом в полноте своей силы. Каждый удар Бледного Копья был отклонён, каждый финт предугадан, каждое скрытое оружие было предвидено. Никогда с тех пор, как он сражался с Этаос’Рау’Кирисом, во время отчаянной одиссеи, которая началась на Калте и закончилась доставкой Олланиуса Перссона на Терру, Омегон не чувствовал себя настолько побеждённым. Тогда он одержал победу над Королем Демонов с помощью хитрости, уловок и огромного везения. Духовная природа Омегона была противоположна духовной природе Этаос’Рау’Кирису, и силы его убеждённости было достаточно, чтобы преодолеть разрыв в силе между ними двумя, чтобы у него был хотя бы шанс на победу. Здесь такого преимущества не существовало. Сангвиний был Ангелом, Повелителем Воинств и Чемпионом Слаанеш, в то время как Омегон был хозяином паутины заговоров и схем, которые развалились с Концом Света. Хотя он подавил это, чтобы сражаться в Войне Ангела, Повелитель Гидры всё ещё мучился чувством вины за смерть отца и неспособностью понять Его желания. Эта вина отравляла его душу, и когда он столкнулся с сиянием Сангвиния, этого было достаточно, чтобы сломить его. Его броня была пробита, а плоть пронзена полудюжиной ран, Омегон упал на четвереньки, рукоятка Бледного Копья ударилась о потрескавшуюся землю. Сангвиний посмотрел на Омегона сверху вниз и его глаза были полны снисходительного сострадания. — Ты заигрался в свои интриги, брат. Ты забыл, что значит побеждать. Но Мы можем научить тебя. В тебе есть потенциал, который ты никогда не позволял себе реализовать, и который Мы поможем тебе раскрыть. Ангел протянул левую руку в сторону Омегона. — Ну же, брат. Присоединяйся к Нам. Омегон видел, что предложение Сангвиния было искренним. Ангел был выше мелочных уловок, или, по крайней мере, считал себя таковым. Последний Примарх понятия не имел, действительно ли демон думал, что он подчинится его воле и обратится в Хаос. Сама мысль была абсурдной, непристойной, но эго Сангвиния было метафизической силой, которая держала в своих объятиях всю систему. Может быть, он даже представить себе не мог, что кто-то может его отвергнуть? Нет, конечно, нет. В конце концов, Галахот сделал это всего несколько минут назад. Ужасная мысль возникла у Омегона в голове. Ещё до своего падения Сангвиний был провидцем огромной силы, и тот факт, что он предвидел Конец Света и спланировал Войну Ангела, был свидетельством того, как эта способность выросла с тех пор. Может быть, Демонический Примарх предвидел, что Омегон каким-то образом обратится? Он лучше многих знал, что Примархи не застрахованы от порчи. Те приверженцы Имперского символа веры, которые знали о Ереси, утверждали, что девять павших Примархов были в чём-то ущербны, в то время как те, кто остался верен, были верны видению Императора, но Омегон знал правду. Тёмные Боги использовали всю свою силу, чтобы развратить его павших братьев, и он также знал, что они пытались обратить тех, кто не пал. Сам Хорус столкнулся с их шёпотом в Интерексе. Именно обстоятельства их жизни определили разницу между теми, кто обратился, и теми, кто остался верен, а не какая-то врожденная святость. В этом Примархи не так уж сильно отличались от остального Человечества. Знал ли Сангвиний способ сломить его? Видел ли он в возможном будущем метод, который мог бы сокрушить его, привести в объятия Варпа? Переделать его так, как переделали девять Примархов-предателей? Эту мысль нельзя было игнорировать, и вместе с ней пришёл ужас, больший, чем всё, что он когда-либо знал. Неудача и смерть были ничем по сравнению с такой возможностью. — Тебя будет ждать слава, — продолжал Сангвиний. — От Нашего имени ты одержишь победу над всеми Нашими врагами. При этих словах в сознании Омегона шевельнулось воспоминание. С совершенной ясностью эйдетической памяти он снова увидел тот горящий город и черноглазую фигуру перед ним. Слова его давно умершего брата эхом отдавались в его голове. Ты лучше этого. Страх покинул Омегона. Похоже, что Сангвиний, несмотря на всю свою прозорливость, совсем его не знал. — Слава - это ложь, — ответил он, поднимаясь на ноги. Он черпал силу в мантре, повторяемой снова и снова в течение веков Долгой войны, и закончил её: — И победы недостаточно. Сангвиний моргнул. — Мы - твой король, — медленно произнёс он. — Мы - новый Повелитель Человечества! Аура Демонического Примарха вспыхнула, окутав его великолепным божественным светом. Но момент был упущен. Что бы ни удерживало Гламур на Омегоне, оно было сломано. Повелитель Гидры стоял, истекая кровью, но не сломленный, его душа пылала вызовом. — Человечество заслуживает лучшего, чем ты! — крикнул Омегон, и дуэль продолжилась. Но простого убеждения было бы недостаточно, и Омегон знал, что это была не та битва, которую он мог выиграть. Он не вскрикнул, когда Карминовый Клинок отсёк ему правую руку у плеча - он отказался доставить своему противнику такое удовольствие. Бледное Копьё выскользнуло из пальцев его отрубленной конечности и полетело вниз, вонзившись в землю перед Вратами. — Все твои надежды и мечты - прах, — сказал Сангвиний. — Твой великий план провалился. Мы сломим то, что осталось от твоего неповиновения, брат, это Мы тебе обещаем. — Как низко ты пал, Ангел. — Не так низко, как тебе хотелось бы, — усмехнулся Сангвиний, поднимая Карминовый Клинок для последнего удара. — Такие муки Мы навлечём на твою душу, пока ты не будешь умолять позволить тебе преклонить колени у Наших ног. — Никогда, — сказал Омегон, и он знал, что это правда.***
Вестник Конца пролетел над Вратами Луперкаля, горящими глазами наблюдая, как Сангвиний направился к Омегону. Внизу орды Молодого Бога атаковали стены. Они либо преуспеют, либо умрут, и их души ещё больше подпитают силу Ангела. В любом случае Врата будут сломаны, как это было раньше, когда последний раз приходил Сангвиний. Это был предсказанный Конец. Это была победа Слаанеш, которая должна была быть написана кровью Последнего Примарха. В авангарде толпы Слаанеш были другие Титулованные, которые были братьями Предвестника до того, как он стал им. Они кричали, продвигаясь вперёд на двух или четырёх ногах, как бешеные животные. Стоявшие на стенах имперцы подняли оружие, зная, что они обречены. Более высокие фигуры в керамитовых доспехах серого, белого, зелёного и тёмно-синего цвета стояли в первых рядах, с решительными лицами перед лицом надвигающейся смерти. Его хватка усилилась, и его живое копьё заскулило, когда его руки сдавили древко. Он уже напился крови невинных, когда Предвестник охотился в пылающих небесах Терры. Сангвиний поднял свой меч, и Титулованный понял траекторию его удара. Демонический Примарх собирался перерубить Омегона надвое и позволить ему умереть в агонии, пока его физиология будет тщетно пытаться справиться с таким повреждением, продлевая мучения. Беспричинная жестокость, вызванная лишь прихотью Сангвиния. С тех пор как Герольд был переделан, часть его кричала без умолку. Когда рыцари в серебре попытались и не смогли остановить Ангела, к нему вернулось подобие сознания. Теперь, когда он увидел, что Сангвиний снова собирается совершить братоубийство, крик превратился из ужаса в ярость, из агонии в вызов. Вестник Конца открыл пасть… …и Диомед закричал, бросившись на Ложного Ангела, врезавшись в Демонического Примарха и сбросив его с платформы, как раз в тот момент, когда Карминовый Клинок вонзился в грудь Омегона, превратив смертельную рану в калечащую - ту, от которой Примарх мог если не оправиться, то хотя бы выжить. Сангвиний взвыл от шока и возмущения из-за унижения, когда и Титулованный, и Демонический Примарх пали. Чудовище в голове Диомеда кричало на него, говоря, что он убьёт их обоих, что он бросает вызов тому, кто стоит над ним так же высоко, как человек стоит над муравьями. Диомед знал, что поступил правильно. Ему было всё равно. Это было больно. О, Император, это было больно. Он чувствовал, как его тело, его душа разваливаются на части, когда разъярённый Ложный Ангел перехватывает контроль над энергиями, которые были смешаны с сущностью Диомеда. Трещины расползлись по его броне, каждая из них отдавалась жгучей агонией, которая обещала ему уничтожение его плоти и предвещала вечные муки, которые ожидали его душу. Но Диомеду из Кемоса была не чужда боль, и он уже сто раз и больше переживал смерть в пыточной яме Лаэров. И поэтому первый из Титулованных продолжал сражаться, чтобы вернуть украденное. И хотя его тело было разбито и сожжено, хотя его душу искорежили и разорвали на части, он продолжал сражаться - ибо он был сыном Фулгрима, и упрямая стойкость Фениксийца была частью его. Дело было не в мести. Речь шла о том, чтобы поступить правильно, о том, чтобы вернуть себе то, кем он был, из тьмы. Что такое боль по сравнению с осознанием его ереси? А потом раздался рёв, похожий на гром, и тёмный свет захлестнул его. Один был фрагментом большего целого, навсегда разорванного; другой был порождением холодной и древней ненависти, но всё же чистым от создания и цели. Вместе они погрузились в него, и боль была почти невыносимой. Но потом всё прекратилось, и от первого раздался голос. ТЫ ДОСТОИН, сказало оно, и изменило его.***
Этот - мой. Ты не можешь заполучить его.
Ты можешь только забирать. Всё, что у тебя есть, ты украл.
Вы не создаёте. Вы не строите. Вы не развиваете.
Вы только развращаете и порабощаете.
Так было всегда, с самого рассвета тьмы.
Вот кто вы есть, за масками, которые вы создаете из кошмаров своих рабов.
Но этот?
Этого я забрал обратно. Этого я восстановил.
Эту единственную душу я забрал у тебя.
Ты боишься?
Правильно.
Он - первый.
Он не будет последним.
***
Живое оружие в его руках - копьё, которое он забрал у своих тюремщиков во время своего недолгого побега и которое было переделано вместе с ним после его падения, - кричало. Оно извивалось в его руке, когда горело, затвердевшая плоть отслаивалась от него, обнажая длинное копьё чистейшего чёрного цвета. Каким-то образом это копьё было больше того, из которого оно появилось, как из какого-то гротескного кокона, заняв место в реальности и отправив вопящий дух предыдущего в небытие. Оно было горячим, почти до боли, и гудело от силы. Эта сила отличалась от всего, что Диомед испытывал раньше - это не была Движущая Сила Механикус, ни дикая энергия Варпа. Это было что-то другое, что-то древнее и огромное. Он чувствовал чьё-то присутствие на краю своего сознания, нависшее над ним, там, где прежде воля Ложного Ангела сокрушила его собственную. Оно не было дружелюбно и никогда не будет. Но оно презирало приспешников Хаоса так же сильно, как Диомед, и это делало его союзником, по крайней мере на данный момент. Ударив Сангвиния в грудь пинком, который доставил ему больше удовольствия, чем сотня побед в дуэльных клетках «Гордости Императора», Диомед отделился от падающего Демонического Примарха и воспарил над полем боя. Сангвиний упал у подножия Врат Луперкаля, в то время как на крыльях молнии и огня Диомед Возвращённый обрушился на орду Слаанеш. Лучи чёрного света вырвались из копья в его руках, пронзая силовые поля Лаэров и превращая испорченную плоть в пыль. Сила, которая так беспокоила Императора, что он приказал заточить её в Тёмные Камеры, была высвобождена, и горе постигло приспешников Варпа, которые стояли на её пути. Вид Диомеда Возвращённого и мощь оружия из Тёмных Камер в сочетании с падением их Ангела, заставили воинство Слаанеш на мгновение заколебаться. Затем власть Гламура восстановилась, и они возобновили атаку, пытаясь добраться до своего повелителя. Тем временем у основания Врат Луперкаля, в том самом месте, где он убил Хоруса десять тысяч лет назад, горел Сангвиний. Атака Диомеда опустила его на землю впервые с момента прибытия на Терру и земля отвергала его. Демонический Примарх взревел от ярости, когда встал, Гламур превратил это в крик вызова после того, как его предал собственный герольд. За стенами был сделан выбор. Падение Ангела и обращение Диомеда предоставили возможность. Противостояние на вершине Врат лишило имперцев их лидеров, но ни Омегон, ни Галахот не были дураками, и они обеспечили непрерывность линии командования, прежде чем рискнуть столкнуться с Ангелом. С их удалением с доски - ибо даже Примарху потребовалось бы время, чтобы оправиться от потери руки из-за такого ужасного оружия, как Карминовый Клинок, - объединённое командование перешло к Траяну Валорису, который теперь был девятнадцатым генерал-капитаном Адептус Кустодес, и Дерадаэддону Немо, ветерану-командиру Сынов Хоруса. Врата Луперкаля открылись, и чемпионы Империума выступили вперёд, чтобы встретить орду Самого Молодого Бога в битве.***
Немо бросился в атаку. Позади него стояли воины Легионов, которые собрались, чтобы защитить Врата Луперкаля; перед ним были орды Тёмного Принца во всём их ужасе. Вместе с ними были Кустодес из Башни Гегемона, которые привезли с собой Лендрейдеры и Дредноуты. Такая сила могла завоёвывать миры, но сейчас они столкнулись не с обычной армией. Врата Луперкаля были огромны, и пусть они не были открыты полностью, более двух десятков Космодесантников уже могли бы пройти через них бок о бок. Этого было более чем достаточно, чтобы они не приближались к тому, что стояло ближе всего к Вратам, к тому монстру, с которым Немо хотел столкнуться больше, чем когда-либо в своей жизни… и которого он не мог надеяться победить. Трус, услышал он голос, кричащий у него в голове. Ты отвернёшься от шанса отомстить за Хоруса? Но был ли это его собственный голос или голос монстра? Вот в чём был вопрос. Его собственным мыслям нельзя было доверять. Долгое время воины Шестнадцатого легиона стремились отомстить за смерть своего Примарха - первое поражение Сангвиния на этих самых основаниях было недостаточным. Вражда, которую Сыны Хоруса испытывали к Кровавым Ангелам, могла сравниться только с их ненавистью к так называемому Чёрному Легиону. В течение десяти тысяч лет они выслеживали чемпионов Девятого легиона и уничтожали их, как бешеных собак, которыми они и были, - но всегда сам Сангвиний ускользал от них. Как и вся остальная галактика, они думали, что он сошёл с ума, хотя ни разу не подумали, что это оправдывает его преступление. Теперь Ангел был здесь, и Немо страстно желал сразить его, как это сделали герои Легиона в древности. Но он знал свои пределы и заставил себя игнорировать это желание. Его долг в этой битве лежал в другом месте. Он повернулся к чемпионам, стоявшим рядом с ним - колдуну, который сражался бок о бок с древними волками, и Сестре, чьи глаза горели болезненным светом. — Мы позаботимся об этом сброде, — сказал он. — Идите и убейте Ангела! Они молча кивнули и расстались с ним, собираясь встретиться лицом к лицу со своей судьбой. Над ними крылатая фигура, которая повергла Сангвиния, прежде чем разорвать его армию на части, отлетела назад и бросилась на Демонического Примарха. Его чёрное копье встретилось с Карминовым Клинком и держалось несколько секунд, пока Сангвинию не удалось пересилить его и оттолкнуть назад - только для того, чтобы защититься от объединенной атаки Аримана и Эфраэль. Командир Сынов Хоруса был вынужден отвести взгляд от зрелища, поскольку ему предстояло сыграть свою собственную роль в этой битве. Многомиллионная орда Хаоса раскинулась перед: демоны, культисты, мутанты, предатели и ксеносы, каких он никогда раньше не видел. Немо рассмеялся, когда имперцы ворвались в превосходящую их по численности в тысячи раз толпу. — ЛУПЕРКАЛЬ! — взревел он и начал убивать врагов человечества.***
За стенами Внутреннего Дворца, глубоко в лабиринте Кавеа Феррум, в Санктум Империалис, Лоргар и Магнус всё ещё боролись вместе. Мощь Золотого Трона, отголоски десяти тысяч лет принесённых в жертву псайкеров, боль от Слезы Кошмаров и пульсирующая сила Астрономикона - это были муки, которые довели искалеченного Императора до самоубийства. Чем ближе подходил Сангвиний, тем сильнее становилась боль Алого Короля. Но Магнус, несмотря на всю огромную силу, которую он нёс на своих плечах, ничего не мог сделать, чтобы остановить Демонического Примарха. Перенаправить силу Золотого Трона, даже на мгновение, означало бы, что Терра расколется и будет уничтожена. Хуже всего было то, что до этого ещё может дойти, если все остальные надежды рухнут. Но Магнус не был уверен, что у него хватит сил уничтожить родной мир Человечества, чтобы не отдать его Хаосу. И поэтому два брата держались и надеялись, что их товарищи смогут одержать победу и без них. Затем голос, которого ни один из Примархов никогда раньше не слышал, произнёс: — Лорд Аврелиан. Не отрывая рук от брата, Лоргар повернул голову и увидел женщину с эмблемой инквизиции, стоявшую позади него. Он не слышал, как она подошла, и даже какофонии страдающих механизмов Золотого Трона было недостаточно, чтобы объяснить это. — Кто ты такая? — спросил он, хотя был уверен, что уже знает ответ. — Я Моргана, — ответила она. — Дочь Лютера и одна из первых членов Ордоса. Я пришла сюда, чтобы освободить вас от вашей задачи, лорд Аврелиан, чтобы вы могли заняться той, выполнить которую способны только вы и то что в ваших руках. Лоргар уставился на неё глазами, которые видели гораздо глубже, чем плоть. Он видел, что она говорила правду, и видел древнее заклинание, закрепленное в её душе, - и узнал его, потому что видел его другую сторону, когда столкнулся со своим павшим братом в Паутине. Он увидел и тень, которая шла рядом с ней, и почувствовал что-то похожее на признание от Обещанного Меча. Он молча кивнул, и она подошла к нему, встала между Лоргаром и Магнусом и прижалась лбом к сидящему Алому Королю. В тот же миг Лоргар почувствовал, что давление на его брата ослабевает - и в тот же миг Моргана начала дрожать от ужасных усилий и боли, которые она испытывала. — Вы знаете, в чём заключается ваш долг, лорд Аврелиан, — сказала Моргана сквозь стиснутые зубы. И это тоже было правдой. Уризен неохотно убрал руки с головы брата и повернулся к выходу из Тронного зала. В конце концов, был ещё один способ облегчить бремя своего брата.***
Чудовище стояло перед Эфраэль, яркое и ужасное в своей ужасающей славе. В её голове шепот её мёртвых Сестёр превратился в хор завываний, близость Демонического Примарха приводила в ярость изодранные души мучеников Парниса. Но даже в своей ярости они всё равно дали ей знания, в которых она нуждалась. Они рассказали ей, как падение Сангвиния уменьшило его силу - как героический поступок преображенного Титулованного разрушил его образ непобедимости, а вместе с ним и его силу. Таков был путь Варпа, где метафоры становились истиной, а вера формировала реальность. И всё же Эфраэль не питала иллюзий, что, символически ослабленный или нет, Сангвиний всё ещё был намного сильнее её. Даже отвлечённый, Демонический Примарх сможет отбить их скоординированную атаку без всяких проблем. Теперь все трое окружали своего врага, двигаясь с инстинктивной координацией солдат, которые проливали кровь и убивали на тысячах полей сражений. Сангвиний, казалось, совершенно не обращал внимания на трёх чемпионов, окружавших его. Его пристальный взгляд был прикован к Эфраэль, и он улыбался. По всем правилам, это должно было быть прекрасное зрелище, но всё, что Демоноубийца почувствовала при виде этого, было отвращение. — Дражайшая Эфраэль, — сказал Сангвиний, почти промурлыкав её имя. — Мы давно ждали встречи с вами. — Сангвиний, — выплюнула она в ответ. — Мерзость. Если ты знаешь обо мне, значит, ты знаешь, что наконец-то настал час твоей гибели. Монстр усмехнулся. — Ах, Эфраэль. Вы Нас неправильно поняли. Всё в вашем существовании вело к этому моменту - к Нам. Эфраэль заставила себя насмешливо рассмеяться. — Снова за своё, Ложный Ангел? Уже дважды твои нелепые попытки убедить провалились. Трижды, если считать очищение твоего собственного герольда. Неужели ты настолько заблуждаешься, что ожидаешь, что всё пойдет по-другому? Сангвиний рассмеялся и свободной рукой указал на то, что их окружало. — Посмотри на Нас, Эфраэль Штерн. Мы торжествуем. Наш отец мертв, и ворота Его дворца открыты перед Нами. Какой цели служит ваше неповиновение в этот поздний час? — Никакой, если бы твой триумф был абсолютным. А это значит, что ты ещё можешь быть побеждён, ложный ангел. — Софистика, — тихо сказал Сангвиний, — это прибежище глупцов и отчаявшихся. Мы ожидали от тебя большего, Триждырождённая. — Как и Император от тебя, демон. Это задело его за живое, она увидела, как на лице монстра мелькнула вспышка раздражения. Однако оно быстро погасло, сменившись всё той же маской лучезарного высокомерия и фальшивой доброжелательности. — Подумай, Эфраэль. Отложи в сторону сказки, которые твои хозяева вкладывали тебе в голову с детства, и подумай. После всего, что ты видела, всего, что ты пережила, несомненно, это в твоих силах. Ты действительно веришь, что то, кем ты являешься, является результатом планов Нашего отца? Подумай о том, как ты обрела свою силу. Подумай о месте, где ты была создана и переродились в первый раз. Вопреки здравому смыслу, Эфраэль не могла удержаться от воспоминаний. Она вспомнила Кричащую Клетку, эту кошмарную конструкцию из живой плоти, созданную из тел Сестёр Благословенного Дознания. — Не рука нашего дорогого, мёртвого отца определила твою судьбу, — продолжал Сангвиний, — а Наша. Мы низвергли Благословенное Дознание, прежде чем они раскрыли Наши секреты. Мы послали Астерота выковать их в инструмент твоего преображения. Эфраэль вздрогнула при этом имени, как и её мёртвые сёстры. Хранитель Тайн был первым Великим Демоном, которого она убила, отправив его с воплями обратно к хозяину в наказание за ужасы, которые он натворил на Парнисе. — Он превосходно выполнил свой долг, даже если не осознавал своей истинной цели, а ты сразила его, сделав свой первый шаг на пути, который привел тебя сюда, к Нам. Она вспомнила о смерти Благословенного Дознания, о своём превращении. Мог ли Сангвиний организовать всё это? … Да. Он мог бы это сделать. Война Ангела, вне всякого сомнения, доказала дальновидность Демонического Примарха. Но остальная часть его заявления была ложью. — Демоны Слаанеш пытались убить меня с тех пор, как я стала Демоноубийцей! — ответила Эфраэль. Слова Ангела были безумием. Они должны были быть! Она не была марионеткой Тёмных Богов. Она не была! — Конечно, тебя нужно было проверить, — сказал Сангвиний, взмахнув свободной рукой. — И среди придворных Тёмного Князя было много тех, кто завидовал твоей судьбе. — Мерзкие твари, которых ты называешь своими сыновьями, напали на меня, — прошипела она. — Мы давно отказались от моих сыновей, Эфраэль. Они подвели Нас, за исключением нескольких, которых Мы спасли, и Мы омыли их руки за тысячелетия до твоего рождения. Те, кто пришёл за тобой на Парнис, действовали по своему усмотрению, видя лишь тень твоей судьбы, а не всю её славу, как Мы. Так ли это?.. Она?.. Бог-Император, этого не может быть… Но Бог-Император мёртв, — прошептал предательский голос, который принадлежал исключительно ей. Он мёртв и свет его угас… — Ты - пожиратель душ, то, чем смогли стать лишь немногие из Наших неудавшихся сыновей, несмотря на все те столетия, что Мы ждали, пока они сделают из себя что-то лучшее. Вот почему ты - бич низших слуг нашего Тёмного Принца, Эфраэль. С каждым уничтоженным, твоя сила росла, пока ты не была готова стать Нашей королевой, яркой и ужасной. Твоя судьба - стоять вместе с Нами, когда мы будем переделывать Империум, чтобы Нас боялись, как Нас любят- Чёрный посох тяжело опустился на землю, оборвав речь Ангела. Лжец, провозгласил тихий голос Азека Аримана, переданный так, чтобы все могли его услышать. Это единственное слово и стоящий за ним психический вес пробились сквозь туман, который окутал разум Эфраэль, так медленно, что она даже не заметила этого. Его корни лежали в сомнениях, которые она всегда питала после своего превращения, - страхе, что Инквизиторы, назвавшие её ведьмой, были правы, что она была монстром, которого Белые Провидцы Чёрной Библиотеки допускали в свои владения только в качестве уловки, чтобы удержать её до тех пор, пока она не будет либо использована в войне против Хаоса, либо безопасно уничтожена. Сангвиний воспользовался этими сомнениями и попытался использовать их, чтобы подчинить её разум. Гнев вспыхнул в ней при мысли об этом. Она не знала, чья рука определила её судьбу. Но что с того? Неисчислимые триллионы людей прожили свои жизни без этого знания. Почему она должна быть другой? Демоноубийца и Ложный Ангел повернулись к бывшему Главному Библиарию - первая с благодарностью, второй с презрением. — Спасибо, Азек, — сказала Эфраэль, прежде чем снова обратить свое внимание на Демонического Примарха. Она взмахнула своим мечом, клинком, который она взяла с собой в изгнание, клинком, который удержал Сартораэля и убил Кирисса, и направила его на Ангела Хаоса. — Я - Эфраэль Штерн, — провозгласила она, с абсолютной уверенностью. — Я Трижды Рождённая, Демоноубийца. Я видела истинное лицо бога, которому ты служишь, и я говорю тебе это, о падший принц ангелов: никто из тех, кто знает то, что знаю я, никогда не смог бы добровольно присоединиться к такой мерзости. Рабы, стоящие за тобой, следуют за тобой только потому, что ты сломал их разум и исказил их души своей мерзкой силой. Независимо от того, носят ли они лохмотья или золотые доспехи, ни один из них не последовал бы за тобой, если бы это был их истинный выбор. — Все они Наши. Они увидели Наше величие и поняли, что только благодаря служению Нам их жалкие жизни могут иметь смысл. — Ты лжёшь себе и другим. Это всё, что делают подобные тебе. Сангвиний покачал головой в насмешливой грусти. — Неужели вы все такие слепые? Значит, это будет Наше последнее испытание? Последнее испытание Нашей готовности стать преемниками Нашего отца. Мы должны сделать то, что необходимо и сразить тех, кто должен был стоять с нами плечом к плечу? Диомед, который не говорил - ни вслух, ни телепатически - с момента своего возрождения, ударил кулаком по бронированной нагрудной пластине, безмолвно бросив вызов существу, ответственному за всю его боль. — Да будет так. Так всё и началось. Демоноубийца бросилась на Ложного Ангела, готовая покончить с этим раз и навсегда. Эфраэль и Диомед вступили в рукопашную схватку с Демоническим Примархом, в то время как Ариман остался в стороне, противопоставив свои способности Корвида предвидению Сангвиния и оказав двум своим союзникам помощь, в которой они нуждались, чтобы не отставать от Ангела - хотя бы не так сильно. Сын Магнуса шептал в их разумах, показывая им проблески ближайшего будущего, которые позволили им сравниться с архи-чемпионом мощи Слаанеш. Их оружие было наполнено великими силами, которые, хотя и сильно отличались по природе и происхождению, могли противостоять демонической силе Карминового Клинка и его владельца, когда они сталкивались. Они сражались с захватывающей дух грацией и мастерством, находясь в миллиметре от смерти. И всё же этого было недостаточно. Сангвиний сейчас был гораздо могущественнее, чем тогда, когда Морниваль сразил его на тех же основаниях. Он также полностью владел своим разумом, каким бы извращённым и испорченным ни был его разум. Три героя ещё не нанесли ни одного удара, и, несмотря на всю их силу и мужество, они медленно уставали, в то время как Сангвиний был так же свеж, как и тогда, когда он вышел из скорлупы Сангвинора, его воплощение, поддерживаемое собственной силой Тёмного Принца, вышедшего из Слезы Кошмаров наверху. Он смеялся, сражаясь, насмехаясь и дразня своих противников яркими описаниями того, что он сделает с галактикой, как только займёт Золотой Трон. Его слова обжигали воздух вокруг сражающихся, заставляя его мерцать образами этого чудовищного будущего, показывая ужас Империума Секундус в ужасных деталях. Они видели, как Экклезиархия была перекована в культ поклонения Ангелу, аквила была снята в миллионе миров и заменена иконой крылатой капли крови. Они видели, как в гибельных соборах совершались кровавые жертвоприношения, люди охотно шли к алтарю, чтобы отдать свои жизни за то, чтобы Ангел пожрал их со своего трона. Они видели, как осквернили гробницу Мортариона на Барбарусе, и труп Повелителя Смерти предстал перед Золотым Троном, чтобы кровь Ангела вернула его к извращённой пародии на жизнь, прежде чем получившийся ревенант был обрушен на оставшихся врагов Сангвиния. Они видели, как орки были стёрты с лица галактики, а разум-улей Тиранидов разлетелся на миллион осколков, которые пожирали друг друга, пока не осталось ничего, кроме трупов. Они видели, как власть Жиллимана была сломлена, как Архипредателя поставили на колени перед Сангвинием вместе со всеми его воинствами. Они видели, как каждого из других Примархов-предателей заставляли служить, за исключением Дорна, чья ярость была направлена на то, чтобы привести в действие величайшую военную машину нового Империума. Они видели, как Миры-Корабли Эльдар падали один за другим, их Бесконечные Цепи размыкались, чтобы Самый Молодой Бог мог насытиться душами Детей Иши. Были детали и вещи, которые не имели смысла, кроме как в искажённой реальности, которую Ангел создал бы с помощью силы Золотого Трона, усиливающей его адскую силу. Но если Сангвиний думал сломить или соблазнить своих врагов этими видениями, он сильно ошибался. Все трое черпали силы в своём ужасе, укрепляя свою решимость не допустить, чтобы это будущее не наступило. И они дрались, снова и снова, пока что-то не изменилось.***
Существо, которое считало себя Зессетом, многое забыло. Вечность, которую он провёл в Серебряном Дворце в качестве игрушки для Нерождённых детей Богини, сказалась на его разуме, и воскрешение не полностью излечило повреждения. Его воспоминания о прошлом были неполны, немногим больше, чем вспышки красивых коралловых городов и подводных храмов, которые они построили вместе после того, как их хозяева исчезли. Возможно, из-за того, что он так много забыл о своей первой жизни, Зессет помнил всё после своего воскрешения с совершенной ясностью. Он вспомнил, как впервые открыл глаза, и благоговейное выражение на лицах жрецов, когда они увидели его белую чешую, символ его благородства среди воскресшей расы Лаэр. Он помнил свою жизнь в империи, которую они построили, почитали и поклонялись как воплощение любви Богини к своему народу, любви настолько великой, что Она организовала их воскрешение и предоставила им средства мести. Затем Зессет увидел его. Он знал его. Он узнал его, хотя они оба изменились почти до неузнаваемости. Он не носил ту же пурпурно-золотую броню, вместо этого на нём было лоскутное снаряжение и меч, который обжигал глаза Зессета, когда он смотрел на его лезвие. На его лице застыло выражение, совершенно не похожее на высокомерное выражение, которое он показывал тогда, но Зессет всё равно узнал его. Когда Время До закончилось, именно он убил Зессета. Зессет скользнул к нему, плащ из свежеванной кожи, покрывавший нижнюю часть его тела, издавал приятные для ушей звуки. Он поднял пару живых изогнутых клинков, которые держал в первой паре рук, в то время как вторая - подарок Богини за его деяния по уничтожению старого врага - танцевала в узорах, имитирующих танец Её божественных куртизанок. Две полосы пурпурного огня вырвались из его шестипалых рук, но он блокировал их своим бледным мечом, жуткое пламя бессильно разбилось о лезвие. Затем они сблизились. Благородный Лаэр ударил двумя своими клинками, прошипев проклятие на языке своего народа. Смесь низкого готика, украденного эльдарского диалекта и речи демонов заставила рабов, обслуживающих ближайшую артиллерию, отшатнуться от боли, зажимая кровоточащие уши. Но он был невозмутим и парировал каждый удар Зессета. С каждой неудавшейся атакой Зессет всё больше приходила в ярость. Он хотел его смерти. Он хотел отомстить, отомстить за разрушение Лаэр, отомстить за свою первую смерть, отомстить за все чудесные ужасы, которые обрушились на него до того, как он был благословлён возрождением! Но он не мог победить, не мог даже поцарапать. Его лоскутная броня не спасла бы от живых клинков, но он был просто слишком быстр, слишком проворен! А затем он перешёл в наступление, впервые с тех пор, как они начали своё столкновение. Его клинок прошёл прямо сквозь защиту Зессета и вонзился ему в горло, перерезав позвоночник и вырвавшись из шеи, прежде чем его вытащили одним плавным движением, от которого голова откатилась в сторону, а тело задёргалось в сильных спазмах, которых он всё ещё избегал, уже двигаясь к своей следующей цели. И во второй и последний раз Зессет умер. Но на этот раз его изломанная душа не соскользнула в ожидающую пасть Слаанеш, а вместо этого обрела холодное спокойствие, которое было обещано как чемпионам, так и жертвам Виндикты.***
Из-за спины воинства Слаанеш донёсся громкий боевой клич. Там стоял Люций Возрождённый и его армия потерянных и брошенных детей Терры, которые решили рискнуть всем, чтобы присоединиться к финальной битве за свой мир. Они ударили по арьергарду орды слаанешитов с полной самоотдачей, обрушившись на живую артиллерию Лаэр и заставив её замолчать. Рабочие и бандиты набросились на возвышающиеся конструкции из чешуйчатой плоти, разрезали их на части заострёнными металлическими прутьями и сожгли импровизированными огнемётами, бросая вызов монстрам, осквернившим их дом. В руке Люция был благословенный Виндиктой меч, который он получил от Избранного Магнуса, и рабы Варпа отпрянули перед его бледным сиянием. Рядом с ним были товарищи, которые следовали за ним по истерзанной войной Терре: Халид Харут, последний Вестник Просперо, окружённый ореолом призрачных фигур гневных мертвецов; Мехерза Джахангир, чьи телепатические способности сумели сохранить их лоскутную армию, и Сальвор Лерментов - человек, просто человек, без особого дара или судьбы, который сделал выбор посвятить всё, чем он был, помощи тем, кто в этом нуждался. Когда они прорубили путь глубже через войско слаанешитов, Люций оказался мишенью Титулованных, которые свернули с передовой, чтобы выследить его. Разорванные фрагменты их прежних личностей заставили испорченных Детей Императора найти героя своего Легиона, их изломанные души искали конец своим мучениям. Ужасна была ярость Возрождённого при виде того, во что превратили его братьев и он подарил им столь желанный покой, мёртвые Терры шептали их имена ему на ухо, пока он сражался. И всё же он продвигался вперёд, пронзая вражеские ряды, как копьё праведной молнии. Он был привлечен к основанию Врат Луперкаля не судьбой, а долгом, ибо там был тот, кто отвечал за беды Терры. Душа мира кричала ему о грехах великого осквернителя, того, кому в другую эпоху он не смог помешать убить Воителя. Возможно, Сангвиний почувствовал приближение Люция, или, возможно, Тёмная Сила предупредила его. Чем ближе Возрождённый подходил к битве с Ангелом, тем больше демонов и культистов бросалось на него, останавливая его одним лишь весом своих тел - пока двое Избранных Магнуса, стоявших рядом с ним, не подхватили его кинетической хваткой и не швырнули над полем боя, как пушечное ядро. Это был не самый достойный способ передвижения, но он сработал. Люций перекатился и поднялся на ноги, жестокое сражение ненадолго приостановилось, когда сражающиеся увидели этого вновь прибывшего. Все знали его, хотя только Ариман когда-либо встречал его раньше, когда Люций спас ему жизнь во время Осады ценой своей собственной. Первым заговорил Сангвиний, его слова сочились снисходительностью: — Мы знаем тебя, Люций. Когда-то твоя душа сияла так ярко, даже в неведении. Ты мог бы быть Нашим товарищем, Нашим чемпионом, несущим Наше знамя… но это время прошло. Теперь ты не что иное, как призрак мёртвого Легиона, принявший судьбу, которая раздавит тебя своим весом. Ты хоть представляешь, кем ты стал? — Я твой враг, отныне и навсегда, — сказал Люций, ничуть не смущенный словами Лжеангела. — До последней битвы, до последнего рассвета - пока всё не закончится. — Конец уже пришёл, дурак, — усмехнулся Сангвиний. — Твой Легион разбит. Их родной мир лежит в руинах, и твои братья теперь Наши. Это мы направляли руки старого доброго Фабия, когда он делал эту работу. — Один или с Легионом, я сын Фулгрима, — прорычал Возрождённый. — Защитник Терры. Знай это, Ложный Ангел: этот мир никогда не склонится перед тобой. — Действительно? Как ты думаешь, у него будет выбор? Никто, кроме Нас, не останется наследником Нашего отца. Конрад, Мортарион и Хорус мертвы, — перечислил Сангвиний. — Пертурабо спит в своей могиле, пойманный в ловушку полусмерти, худшей, чем любая пытка, которую мы можем себе представить. Лоргар - дурак-идеалист, который отказался принять правду после того, как она смотрела ему в лицо в течение десяти тысяч лет. Магнус отверг силу, которая сделала бы его непобедимым, потому что он боялся собственной тени. — Сангвиний на мгновение нахмурился. — Омегон только что отверг свой единственный шанс на значимость в истории этой галактики. Ангрон ведёт войну, которую невозможно выиграть на краю звёздного круга. А Фулгрим? Что ж… он томится во тьме, далеко отсюда. На этот раз он не придёт, чтобы спасти положение в последнюю минуту. Сангвиний думал сломить Люция, но его слова возымели противоположный эффект. Ибо своей насмешкой Ангел Слаанеш непреднамеренно открыл то, на что надеялись все Дети Императора, но никогда не знали наверняка: что их генный прародитель, потерянный тысячелетия назад во тьме Коморрага во время Сожжения этого тёмного города, всё ещё жив. — Хватит, — рявкнул Сангвиний. — Вы все ясно дали понять, что не научитесь, пока Мы вас не заставим. Приступим. Лаэрам не помешал бы урок того, как правильно кого-то сломать. С помощью Люция имперские чемпионы возобновили свою битву против Сангвиния, Люций противопоставил своё легендарное мастерство мощи Демонического Примарха. Тем временем, оказавшись между защитниками Врат Луперкаля и подкреплением Сальвора Лерментова, войско Слаанеш было в замешательстве, не в состоянии сосредоточиться ни на одной из двух угроз. Когда Сангвиний отбил атаки трёх бойцов, Ариман заметил Бледное Копьё, воткнутое в землю там, где оно упало с Врат Луперкаля. Хотя он никогда раньше не видел его в действии, он узнал это оружие, когда встретил Омегона рядом с Магнусом на Марсе. Впервые с Конца Света второе зрение Аримана ненадолго очистилось от дыма горящего будущего, и он увидел, что должен сделать. В его голове созрел план, и он продолжал наблюдать за противостоянием, всё ещё помогая своим товарищам в предвидении, пока не появилась малейшая возможность. В тот момент, когда это произошло, Ариман вырвал Бледное Копьё вспышкой телекинетической силы, в то же мгновение бросив своё раненое тело вперёд. Оружие Омегона достигло его правой руки, в левой он всё ещё держал Чёрный Посох, и он вонзил его в спину Сангвиния, пока тот отвлекался на других чемпионов. Бледное Копьё ударило точно, пробив броню Демонического Примарха и пролив его кровь впервые с момента его прибытия на Святую Терру. Реакция Сангвиния была ужасной. Маска веселья, которую он носил до сих пор, исчезла, сменившись выражением божественной ярости, и он воспользовался великой силой, которой его наградила Слаанеш. Слишком быстро, чтобы кто-либо из сражающихся успел среагировать, волна необузданной психической силы вырвалась из него, швырнув Эфраэль, Диомеда и Люция в воздух. Только Ариман остался стоять, вонзив в землю Чёрный Посох. Сангвиний развернулся, вырывая Бледное Копьё из своей воплощённой плоти, и навис над бывшим Главным библиарием. — Хватит, — прорычал Демонический Примарх. — Мы больше не будем терпеть твою дерзость, племянник! Одним ударом Сангвиний разбил Бледное Копьё. Мощь Карминового Клинка вспыхнула, когда он прорезал рукоять древнего оружия Омегона, подавляя древние механизмы и превращая его в бурю острых как бритва осколков, каждый из которых светился силой, которую Бледное Копьё накопило за века, когда Омегон использовал его против врагов человечества. Ариман поднял свой Чёрный Посох, чтобы отразить следующий удар, но древнее оружие было разрублено надвое адским мечом Сангвиния. Разрушение психического фокуса высвободило волну энергии, которая отбросила Аримана назад, но Ангел погасил удар своими огромными крыльями, прежде чем шагнуть к Главному Библиарию, когда тот поднялся на ноги. — Ты действительно думаешь, что твои мелкие уловки смогут победить Нас, маленький колдун? – бушевал Сангвиний. — Мы - Ангел Хаоса! Мы - избранный чемпион Тёмного Принца, истинный Император Человечества! С этим богохульным заявлением Сангвиний вонзил Карминовый Клинок в грудь Аримана. Меч прорезал броню, как бумагу, и вырвался из спины Космодесантника. Как и в случае с Галахотом, оружие выпило кровь Аримана, но, поскольку оно стремилось поглотить его душу, Рубрика, с которыми он был так глубоко связан, пришла в действие. Когда его дух оказался зажат между двумя противоположными силами, боль тела Аримана побледнела до ничтожной по сравнению с болью его души. С повреждёнными голосовыми связками Ариман не мог доставить Сангвинию удовольствия своим криком. Вместо этого он посмотрел на своего убийцу, используя все секреты, которые он собрал за годы своего изгнания, все скрытые истины и тайны, которые были такой же частью его силы, как и необузданная сила его душевного огня, и выпустил последнее произведение магического Искусства. Ты не Ангел, произнёс Ариман, и сами Тёмные Боги услышали его. Пусть все они увидят тебя таким, какой ты есть на самом деле. Бывший Первый капитан Тысячи Сынов вложил всю свою оставшуюся силу в это последнее проклятие. Его тело превратилось в пыль внутри доспехов, когда последние жизненные силы были иссушены его последней великой работой. Рубрика в его душе вспыхнула, на короткое мгновение вспыхнув ярче солнца, и это разрушило Гламур, окружавший Сангвиния, открыв истинный облик Ангела.***
В Тронном зале плакал Магнус Красный. Ибо даже сейчас, после того, как он стал направляющей рукой Астрономикона - после слияния с эхом каждого псайкера, который был принесён в жертву его огню - после того, как он наблюдал, как галактика сгорает, в то время как его тело безмолвно лежало в Пирамиде Фотепа - после всего этого… … всё ещё было больно видеть, как умирает его сын.***
Сангвиний закричал. Гламур, который Слаанеш создала для него после своего второго падения и которое он превратил сначала в саван обмана, скрывающий его намерения, а затем в инструмент подчинения, был разорван в клочья лезвием бескомпромиссной, неумолимой правды. Ариман понял Гламур так, как ни один другой псайкер в галактике никогда не понимал, и научился уничтожать его у ворот Черной Библиотеки, когда он лишил его Лорда Хаоса Рафена, Братоубийцу, в конце своего долгого странствия. Теперь, используя связь, которую Сангвиний установил между ними, вонзив Карминовый Клинок в его грудь и пожертвовав своей жизнью в качестве топлива для заклинания, Ариман повторил этот подвиг, стократно превзойдя его. Лицо Сангвиния было измождённым, даже мертвенным, и обрамлялось белыми, длинными волосами, запёкшимися в крови. Его глаза были впавшими и безжизненными, отражающими чудовищную Жажду, которая поглотила его Легион вампиров и ревенантов; его рот был пастью вампирских клыков, внутри которой извивался слишком длинный раздвоённый язык. Его доспехи были покрыты засохшей кровью его жертв, под ними виднелось лишь несколько золотых отблесков, каждый из которых отражал образы горящих миров, потерянных перед безумием Девятого легиона культистов Слаанеш. Клинок в его руке предстал аватаром всепожирающего голода, которым он действительно был, вся красота была сорвана, чтобы показать жестокую форму демонического оружия. Это был ад, выкованный в форме меча, тюрьма для бесчисленных тысяч душ, которых Сангвиний убил лично, где они подвергались бесконечным мучениям, чтобы подпитывать силу Ложного Ангела. Только крылья Сангвиния остались неизменными, контраст между чисто белыми перьями и остальной адской внешностью Демонического Примарха только усиливал его отвратительность. Это было чудовище, от которого Сангвиний всегда убегал до своего Падения, то, существование которого он отрицал, то, с которым он отказался встретиться лицом к лицу и победить, движимый страхом, родившимся в его детстве. Это был Зверь, который приказал сжечь Анактор, убив людей всего мира за преступление их лидеров - оскорбление его. Это была величайшая мерзость потерянного Ваала, чудовище, лишённое каких-либо благородных человеческих качеств, и воплощение всякого эгоистичного и жестокого зла, обитавшего в сердцах смертных. Разрушение Гламура Сангвиния также сняло пелену с глаз его рабов, но это не спасло их. За несколько часов, прошедших с тех пор, как они попали под заклинание Демонического Примарха, прикосновение Слаанеш распространилось среди них, деформируя их тела и мозги. Крылья подражающие образу Ангела были лишь одной из мутаций, запятнавших обманутую армию Сангвиния: их было много, много больше, и каждая из них нарушала святость человеческой формы больше, чем предыдущая. Кожа приобрела цвета, от которых кровоточили глаза, конечности стали напоминать лапы животных или увеличились в количестве, кости стали податливыми или полностью исчезли, оставив после себя тела, движимые волей и магией. Органы чувств были гротескно раздуты, теперь воспринимая области ощущений, которые не испытывало ни одно живое существо со времён Падения. Лица превращались в совершенные версии самих себя или в кошмарные маски из плоти и горящего варп-огня. У тех, кто обладал аугметикой, искусственные компоненты были изменены, теперь они работали на их крови вместо Движущей Силы, а аугментированные конечности превращались в острые лезвия - будь то руки или ноги. Под влиянием Гламура, развращённые последователи Сангвиния не подозревали о своих мутациях, видя себя идеализированными версиями своих прежних «я», которые стали более великими, купаясь в сиянии Ангела. Теперь они были вынуждены противостоять своим собственным отвратительным превращениям, и звериные инстинкты, которые ложь Гламура держала в страхе, охватили их разум. Дисциплина воинства слаанешитов рухнула, и оно превратилось из торжественной армии, в орду культистов, мутантов и демонов. Испорченные гвардейцы, которые несколько мгновений назад маршировали в идеальном парадном строю, скатились к самобичеванию и каннибализму, когда они атаковали ближайшего врага, всё ещё ведомые волей Тёмного Принца, исходящей из Слезы Кошмаров и пузырящейся в их крови. В другом месте на стене, подальше от присутствия и силы Сангвиния, другие силы разделённого воинства устроили кровавую оргию, за которой в ужасе наблюдали войска на стене. Новые воинства Нерождённых Слаанеш вышли из этого безумия, в конце концов, бросившись на стену Внутреннего Дворца, шипя и взрываясь, когда они встретились с древними и обновлёнными оберегами. Священники Экклезиархии и санкционированные псайкеры чувствовали напряжение духовной защиты, но пока обереги держались, и орудия Врат Луперкаля обрушивали огненную смерть на нападавших. В этом хаосе защитники Врат Луперкаля замедлили свою атаку, вынужденные удерживать позиции против возобновившейся агрессии своего врага. Но их моральный дух был укреплён внезапным снятием бремени Гламура: даже под защитой Врат, влияние Ангела давило на их волю. Теперь это ушло, и хотя теперь они могли полностью ощутить чудовищность Демонического Примарха, они были ветеранами Войны Ангела, все до единого, их души ожесточились против страха, внушённого демонами. Посреди этой жестокой схватки, Немо оказался лицом к лицу с Десантником Хаоса в кроваво-красной броне. Он узнал в нём одного из Осквернителей, ту банду, которая захватила Зал Суда. По ощущениям Немо, разрушение Гламура прозвучало как звук разбивающегося одновременно миллиарда зеркал и снятие огромного груза с его души. Несмотря на изнеможение, он мог дышать легче, и фильтрованный воздух его доспехов казался свежее, чем имел на это право. Эффект на его врага был более выраженным. Осквернитель, с которым командир сражался последние пять минут, не поддался тому же безумию, что охватило остальную часть орды. Вместо этого, он словно отбросил прежнюю сдержанность, будто монстру больше не нужно было играть роль, которую ему навязала ложь Гламура, и теперь он мог сражаться, используя всю свою силу и навыки. Другие Осквернители, которых Немо убил сегодня, были зверьми, использующими свою сверхчеловеческую силу и тёмные дары своего покровителя, чтобы провести их через битву. Но этот сражался как один из ветеранов Сангвинарной Гвардии, только без всяких приличий и дисциплины, за которые цеплялись эти позолоченные еретики. Осквернитель был сильнее, быстрее и опытнее Немо. Командир Сынов Хоруса был ветераном многовековых войн, и он знал, что его превосходят. Однако у него было одно преимущество, которого не было у Десантника Хаоса: Он сражался не в одиночку. Его вокс щёлкнул, и в течение пяти ударов сердца полдюжины его боевых братьев - некоторые из них принадлежали к его Легиону, но не все - оторвались от своих собственных сражений и выпустили концентрированные залпы по Осквернителю. Его доспехи были разорваны на куски, и завалился на пропитанную кровью землю. — Подлец, — выдавил Осквернитель, кровь хлынула у него изо рта. — И куда пропала знаменитая честь Шестнадцатого? Немо не стал утруждать себя ответом на обвинения монстра: он просто прицелился из болт-пистолета и выстрелил. За Вратами Луперкаля находились миллиарды мирных жителей, и защитники были всем, что стояло между ними и ордой. В таких обстоятельствах какое значение имела честь? Позволить убить себя вместо того, чтобы просить о помощи, было бы более бесчестным выбором. — Луперкаль! — Немо взревел, когда ещё больше Заблудших и Проклятых набросились на него, их лица исказились в выражениях чистейшей ненависти и голода. Он не был шокирован, когда половина из них, вместо того, чтобы напасть на него, припала к трупу его врага и начала пожирать его. Отвращение, да, и удивление, что их безумие зашло так глубоко, но не шок. После всего, что он видел в Войне Ангела, мало что могло его шокировать. И всё же было что-то… тревожащее в той ненасытной одержимости, с которой мутанты набросились на плоть Осквернителя, в то время как Немо вырезал их товарищей менее чем в десяти метрах от них.***
Горе расцвело в груди Эфраэль, когда она увидела, как пустые доспехи Аримана упали на землю. Это отличалось от сокрушительной тяжести её скорби по поводу кончины Бога-Императора - это было более личное, более человеческое чувство. Скорбь не о боге, а о друге. Похоже, несмотря на всё, через что она прошла, несмотря на все пережитые ею трансформации, в конце концов, она всё ещё оставалась человеком. Её руки сжались в кулаки, когда она заставила себя встать. ''Сколько ещё, — подумала она, — их будет?'' Она уже видела, как Киганил, эльдарский Рейнджер, который спас её от смерти в руках фанатиков Инквизиции, умер, чтобы привести её в Чёрную Библиотеку. А до этого Сайлас Хэнд, первый мужчина, который поверил, что она больше, чем еретичка, только для того, чтобы умереть от когтей Нерождённого, который охотился на неё. А до него Сёстры, которые перенося невыразимые муки, держались за свою веру, пока она не пришла, чтобы освободить их… Её прошлое было дорогой, вымощенной мертвецами, в то время как она одна шла дальше, через воскрешение за воскрешением. Сколько ещё, до конца? Она видела, как Люций начал вяло шевелиться, тело Возрождённого было сломано так, что даже тело Космодесантника не могло быстро восстановиться. Диомед был в чуть лучшем состоянии, но и в его доспехах после падения появились трещины, и без помощи Аримана Эфраэль сомневалась, что они смогут долго выстоять против Сангвиния. Лишённый своей прекрасной маскировки или нет, Демонический Примарх был всё так же силён, как и раньше - сосуд для всех тёмных энергий, которые Слаанеш вложила в своих великих слуг, прежде чем они были убиты героями Империума. Кто из них умрёт следующим, подумала она? Нет, больше нет. Она не позволит никому умереть за неё. Она взяла своё горе и позволила ему застыть внутри себя, превратившись в холодную ярость, которая подпитывала её силу. Сангвиний ошибался. Он думал, что, поскольку Император был мёртв, Он не мог наказать Демонического Примарха за его преступления. Но она была здесь, не так ли? Она была ответом Императора на зло Ложного Ангела. Она была Его хранительницей, вылепленной из глины ужасов, совершённых Губительными Силами, чтобы у неё хватило сил защитить Человечество от них. Она была Демоноубийцей, и горе тем, кто осмелился причинить вред Его народу. Слеза Кошмаров сдвинула Материум и Имматериум ближе, чем когда-либо прежде. Большинству псайкеров-лоялистов было слишком трудно сдерживать разложение Варпа, чтобы воспользоваться этим, но душа Эфраэль была Анафемой ужасам Моря Душ. Она воздерживалась от использования этой силы, боясь, что она запятнает её, но время для полумер прошло. Она открыла ворота и позволила силе Моря Душ течь через неё, очищаясь в горниле её воли и природы. С пылающими светом глазами, Демоноубийца повернулась лицом к Ложному Ангелу. Вокруг неё сверкнула молния, и клинок в её руке засиял тем же сиянием. — САНГВИНИЙ! — взревела она, и этот крик был слышен по всей стене. — ПРИДИ И УМРИ! Вампирское лицо Демонического Примарха повернулось к ней, дикое и безумное от ярости и кровожадности. Его воплощение шипело и дымилось там, где его касался свет Эфраэль, но он был слишком силён, слишком полон благословений Слаанеш, чтобы так легко пострадать. — Ты заплатишь за это оскорбление! — взвизгнул Сангвиний, и его голос наполнили отзвуки миллионов загубленных им душ. Он ударил одним сапогом по пустой броне Аримана, разбив керамит на осколки одним ударом. — Мы свяжем ваши души, всех вас, и навлечём на вас вечные муки, пока вы не будете умолять Нас позволить лизать наши сапоги, чтобы облегчить агонию! Мы уничтожим каждую душу на этой проклятой планете и изменим её по нашему образу и подобию, прежде чем сделать то же самое с Империумом! Мы выследим дух колдуна, где бы он ни прятался, и скормим его огню Маяка после того, как он перейдёт в наше владение! Мы будем – Раздался звук металла, скрежещущего по камню, и Сангвиний внезапно прекратил разглагольствовать, его взгляд скользнул мимо Эфраэль. Эфраэль не смела отвести глаз от своего врага, опасаясь, что это может быть уловкой - пока она тоже не почувствовала это. За стенами распахнулись ворота входа в Кавеа Феррум, и из темноты вышел Лоргар Аврелиан, в его руке сверкал Обещанный Меч. Он пробежал весь путь от Тронного зала, воспользовавшись временными искажениями в лабиринте, созданном его братом, чтобы преодолеть все расстояние всего за несколько минут. В конце концов, для того, кто провёл тысячелетия, сражаясь с Нерождёнными в Царствах Хаоса, странная геометрия Кавеа Феррум не была испытанием. Перед Вратами Луперкаля демоны и их рабы кричали в агонии от его присутствия, в то время как те, кто собрался, чтобы противостоять им - герои все до единого - чувствовали, как их неуклонно убывающая сила восстанавливается. Близость Обещанного Меча была подобна рассвету после ночи, как сладость пресной воды после дней, проведённых в безжалостной пустыне. Это была передышка от непрекращающегося натиска Хаоса, от Слезы Кошмаров, тишина вместо бесконечного шепота демонов, разбивающегося о стену их воли. Ангел Разрушения зарычал, глядя на своего брата. Неестественная тишина воцарилась, когда эти двое посмотрели друг на друга, и, несмотря на их общее происхождение, в тот момент они не могли быть более разными. — Сангвиний, — тихо сказал Лоргар, и хотя в его голосе звучала печаль, в нём не было колебаний. — Это конец. Ты не пройдёшь дальше. — Разве ты не попросишь Нас покаяться, дорогой брат? — насмехался Сангвиний. — Неужели ты не попросишь Нас отвернуться от Тёмных Сил и вернуться на праведный путь? — Тебя никогда не простят за всё, что ты совершил, — ответил Лоргар, его лицо представляло собой картину спокойствия. — Ибо ты не чувствуешь угрызений совести ни за одно из своих деяний. Я вижу тебя таким, какой ты есть, яснее, чем другие, которые увидели тебя лишь сейчас, лишённого плаща сияющей лжи. — И всё же, ты предложил искупление нашему брату тьмы и дыма, не так ли? — Лев Эль’Джонсон, по крайней мере, сохранил достаточно, чтобы сожалеть о своих действиях, даже если он говорит себе, что они были необходимы. В то время как ты… ты даже не сожалеешь об убийстве Хоруса. — Лев сожалеет только потому, что его боль забавляет Тзинча, — сплюнув Сангвиний, никак не отреагировав на имя брата. — Он танцует на ниточках этого кукловода, лишённый всего, кроме самой хрупкой иллюзии выбора. Лоргар кивнул. — Я знаю. Неужели ты думал, что я этого не понимаю? Не осталось никаких трюков, которые Тёмные Боги ещё не испробовали на мне, Сангвиний, кроме тех, которые их пустые умы не могут постичь. Я знаю, что Лев - марионетка, сами его мысли созданы для того, чтобы танцевать на потеху Богу Лжи. Но это ничего не меняет. В природе Хаоса заложено разрушать себя, и то, что раскаяние Льва вызвано прихотью его пленителя, не означает, что оно не может быть ключом к его спасению. — Если ты действительно веришь в это, то ты ещё больший дурак, чем Мы думали, Лоргар. — Возможно, — согласился Лоргар. — Я решил верить, несмотря ни на что. Но ты? Я не знаю, в какой степени твоё проклятие является результатом твоего собственного выбора, а в какой - вызвано ужасной силой, поглотившей твою судьбу. Но, в конце концов, это не имеет значения. Ты чудовище, как бы ты ни пришёл к этому губительному состоянию. Мерзость против Человечества и вселенной. В тебе не осталось ничего, что можно было бы спасти, нет другого способа спасти тебя, кроме смерти. — Ты не можешь убить нас, — и в голосе Сангвиния, который говорил сейчас, не было ничего от прежнего «я», только Ангел Разрушения. — Мы - жажда величия, которая таится в душах людей. Мы - желание. Мы вечны! — Это, — спокойно сказал Лоргар, — просто ещё одна ложь, которую тебе сказали Тёмные Боги. Всё великое в тебе было отнято и передо мной остался стоять лишь призрак, переполненный заемной силой. У тебя больше не осталось маски, за которой ты мог бы прятаться, как за щитом, Сангвиний. Никакого ложного света, чтобы ослепить твоего врага. Ты разоблачён, Ангел, и ты стоишь один. — Нам больше никто не нужен, чтобы убить тебя, брат, — рассмеялся Сангвиний, и острый звук его смеха столкнулся с аурой Меча, Который был Обещан, как предсмертный крик посреди ночи. — Позволь нам продемонстрировать! И впервые со времён Осады Терры два Примарха схлестнулись на земле родного мира Человечества.***
Мы видим это, поле битвы, где пятеро противостоят одному. Мы видим одного мёртвым, а другого умирающим, хотя ему не даёт умереть бремя, которое он несёт. Мы видим ту, которая трижды рождена, того, кто был перекован и восстановлен, и того, кто был потерян и найден. Мы видим падшего ангела, его завесу лжи и пустых обещаний, сорванную нашим возлюбленным сыном. Мы видим его голод, его тьму, настолько великую, что она раздавила бы Человечество под своим весом, если бы была возможность, погасив пламя души вида и оставив на его месте только гложущую пустоту. Леди Эфраэль, мы видим вас, и мы шепчем вам и только вам, неслышно для того, кто когда-то был нашим братом. Приближается час, о Демоноубийца, о святой еретик. Знаете ли вы, что вы должны сделать? О да, ты знаешь. Мы видим твоих мёртвых сестёр, всё ещё цепляющихся за твою душу, шепчущих в твоём сердце, как мы шепчем в твой разум. Они знают секреты Тёмного Принца, о которых даже мы остаёмся в неведении. Будь готова, Эфраэль. Будь готова.***
Земля содрогнулась, и реальность пошла рябью, когда Лоргар и Сангвиний сражались под аркой Врат Луперкаля. Каждый из двух Примархов был воплощением противоположных сил - один был воплощением желания Слаанеш одержать победу в Великой Игре Хаоса, другой обладал мечтой Императора и обещанием, воплощённым в Мече. Каждый держал в руках клинок исключительной мощи, перед которым были унижены и низвергнуты меньшие Силы. Каждое столкновение древнего оружия Лютера с адским мечом Сангвиния вызывало психические ударные волны, которые сотрясали обереги Внутреннего Дворца. Став свидетелями такого эпического противостояния, три героя попытались прийти на помощь Лоргару. Диомед поднял копьё и призвал заключённую в нём силу, чтобы выпустить луч чёрного света, направленный во фланг Сангвиния. Но Демонический Примарх предвидел атаку и поймал луч левой рукой, блокируя его бронированной ладонью и магическим барьером психической энергии. Взмахнув рукой, Сангвиний ответил на атаку, и Диомед едва успел увернуться от ответного удара Ложного Ангела, который оставил глубокий кратер в земле. Люций и Эфраэль атаковали Сангвиния в спину, надеясь поймать его между собой и Лоргаром. Но взмахнув крыльями, Сангвиний повернулся к ним, увернувшись от последовавшей атаки Лоргара менее чем на миллиметр, его кожа почернела от близости Обещанного Меча. Его правая рука, держащая Карминовый Клинок, поймала Эфраэль на полпути, и Демоноубийце едва удалось блокировать обезглавливающий удар, который вместо этого заставил её рухнуть назад. Тем временем левая рука Сангвиния вонзилась в грудь Люция, пробив самодельную броню и вырвал оба его сердца, раздавив их в своей хватке. Труп Люция неподвижно упал на землю, и Лоргар вскрикнул от ярости при виде этого. Примарх Несущих Слово видел, как тьма надвигается на душу Люция, и знал, что чемпион Третьего Легиона погибнет навсегда, если она заберёт его. Вспомнив слова своего брата Магнуса, Лоргар собрал свою силу и зажёг Обещанный Меч. На мгновение он засиял сиянием, похожим на свет самого Астрономикона, и тьма отступила, её власть над душой Люциуса сгорела. Но действие Лоргара оставило его открытым, как и планировал Сангвиний, и прежде чем Примарх смог прийти в себя, Карминовый Клинок опустился и отрубил правую руку Лоргара у запястья. Рука и Меч упали на землю, прежде чем Сангвиний с невероятной силой пнул Лоргара в грудь, отбросив его на несколько метров от Меча. Сангвиний рассмеялся мерзким и чудовищным смехом. — Иногда, брат, герой умирает. И красивый меч тебя не спасёт. Ты действительно думаешь, что какое-то старое пророчество поможет тебе сейчас? Ты! Неужели ты так низко пал? — Ты ничего не понимаешь, — ответил Лоргар, преодолевая боль от потери руки. Несмотря на все раны, которые Уризен перенёс за свою долгую жизнь - а их было много - это был его первый раз, когда его изувечили, и Карминовый Клинок не наносил безболезненных ран. — Нет никакого пророчества, никакого предначертанного спасения, которое должно быть передано человечеству. Этот клинок не является божественным обещанием. Это овеществлённая клятва, да… клятва самого Человечества. Обещание, что однажды мы будем жить в соответствии с нашими собственными идеалами, что мы будем такими, какими мы себя представляем! — Ложь и заблуждения, ничего больше. А у тебя больше нет даже этого, — насмехался Сангвиний. — Но у меня есть, чудовище! Сангвиний повернул голову и увидел Эфраэль, которая встала и подняла Меч, Который Был Обещан. В руках Демоноубийцы Меч засиял ужасным сиянием. Обещание, которое оно воплотило, смешалось со знанием Слаанеш Эфраэль, чтобы сформировать свет, который был проклятием для всех созданий Тёмного Принца, и орда у Врат Луперкаля, отпрянула в испуге. — Это уничтожит тебя, — сказал Сангвиний, широко раскрыв глаза от ужаса и отпрянув от Трижды Рождённой. — Ты не можешь обладать такой силой, не такой, как сейчас. От тебя ничего не останется - даже самого жалкого призрака или воспоминания! — Я знаю, — мрачно ответила Эфраэль. Она уже чувствовала, как её плоть, сама она, поглощается силой оружия, которое она держала в руках. Но это не имело значения. Это была её судьба, судьба, для которой она была создана, и она не могла придумать более достойной. Затем другая рука сомкнулась вокруг её собственной, достаточно огромная, чтобы полностью обхватить как рукоять Меча, так и её перчатки. Лоргар встал с того места, где упал, и подошёл к ней сзади, пока она отвлекала всё внимание Сангвиния. Сила Уризена перетекла в Меч, смешиваясь с Эфраэль, и он взял на себя часть бремени противостояния этой удивительной силе, облегчая боль Эфраэль, как он облегчил боль своего брата перед вступлением в битву. — Нет, — сказал Примарх. — Этого не произойдет. Если мы сделаем это вместе. — Н… – начал Сангвиний, но так и не закончил того, что собирался сказать. Они ударили как один, и Карминовый Клинок разлетелся на тысячу осколков перед их объединённой мощью. Меч, Который был Обещан, освободил все души, которые были пойманы в ловушку в демоническом оружии потоком воющих духов, прежде чем на окровавленной броне Сангвиния появился глубокий разрез. Демонический Примарх был отброшен назад ударом, его адская сущность яростно отреагировала на силу Меча. Кровь не лилась из раны, ибо Демонический Примарх был ранен гораздо глубже, чем просто его воплощение. Вместо этого ядовитый свет пролился из раны, когда его повреждённая сущность, извращённая и мерзкая вещь, которой стала его бессмертная, дарованная Императором душа, излилась наружу. Прижав к ране руку, почти как человек, пытающийся удержать вываливающиеся внутренности, Ангел Хаоса упал на одно колено. Всё ещё держа Меч вместе, Эфраэль и Лоргар приблизились к Сангвинию. Демонический Примарх поднял глаза. Даже тогда, в конце концов, в его глазах не было сожаления - только горькое веселье. — Вы должны были позволить Нам победить, — сказал он. — Попомните Наши слова: Наше правление было бы добрее, чем правление других. Снова Лоргар и Эфраэль объединили свои умы и силу, и вместе они нанесли удар по шее Сангвиния —***
— время застыло. Реальность исчезла, как будто занавес был задёрнут, чтобы показать истинную сцену Вселенной. Сестра и Примарх стояли в абсолютной темноте. В их руках Меч сиял тем же светом, что и раньше, но ему было нечего освещать. С момента окончания Войны в Небесах и зарождения Хаоса ни один из Тёмных Богов никогда не мог полностью воплотиться в Материуме. По этой причине они использовали демонов, меньшие фрагменты самих себя, которые могли быть вызваны в физический план. Но теперь, когда её величайший чемпион Сангвиний заявил о власти шести Возвышенных Повелителей Демонов и Слезе Кошмаров, простирающейся по всей Солнечной Системе, Слаанеш была ближе к полноценному проявлению, чем любой Тёмный Бог когда-либо прежде. Даже тогда Слаанеш всё ещё была далека от воплощения: только Сангвиния, претендующего на Астрономикон и использующего его, чтобы пробить новую дыру в реальности, превосходящую даже Око Ужаса, было бы достаточно, чтобы Тёмный Принц проявился в получившемся адском пейзаже. Поступок, который возвестил бы конец Великой Игры и окончательную победу Слаанеш. Но Слаанеш всё ещё была ближе к Материуму, чем любой Тёмный Бог за многие века галактики, и в этот момент Лоргар и Эфраэль оказались лицом к лицу с Тёмным Принцем благодаря объединённым силам, которыми они обладали, и уникальным обстоятельствам их действий. Тёмный Принц Хаоса навис над Эфраэль и Лоргаром, невероятно огромная фигура, которая была водоворотом непристойных цветов и видений великолепных ужасов, слишком обширных, чтобы даже Примарх и Демоноубийца могли по-настоящему понять. Можно было увидеть только впечатления: гуманоидная фигура с извилистыми рогами и чувственными изгибами, чешуя чистейшего белого цвета и перья всех цветов греха, клыки, с которых капала кровь галактики, глаза, сияющие фиолетовым светом. Он был освещён изнутри миллиардами миллиардов сияющих звёзд - каждая из них была душой, которую Принц Наслаждений и Боли забрал после их смерти, чтобы вечно мучить в себе. Некоторые из этих звёзд образовывали созвездия, сияя в скоплениях несравненной агонии, которые были похожи на органы в теле Тёмного Бога, и Эфраэль знала, что это Искусственные Миры Эльдар, которые были полностью поглощены во время Падения, когда им не удалось избежать краха Империи Эльдар и открытия Ока Ужаса. Я вижу вас, сказал Слаанеш голосом, который был громче, чем какофония криков, которые исходили от него, как тепло тела, это была диссонирующая нота в симфонии вселенной. Маленький Лоргар, маленькая Эфраэль. Вы так преданы своей цели, малыши. Кто-то мог бы даже назвать это… одержимостью. — Ложный бог, — сказал Лоргар, непоколебимый даже перед лицом такого совершенного зла. — Мы остановим тебя. Ты слышишь меня, старый ужас? Мы ещё будем свободны! Твой отец говорил эти слова мне и моим братьям, когда его замок из пепла и пыли впервые осадили, промурлыкал Тёмный Принц Хаоса. Он тоже был неправ. — Но у нас есть кое-что, чего у Него не было, — сказал Лоргар. И что же? Лоргар и Эфраэль улыбнулись, и что-то похожее на беспокойство промелькнуло на божественном лице Слаанеш. — Цель, — сказали они вместе и взмахнули Обещанным Мечом. Здесь, в этом месте, где встретились метафора и реальность, где мог проявиться Тёмный Принц Хаоса, был раскрыт истинный аспект Меча. Он был именно тем, чем Лоргар его назвал. Обещание Человечества: что однажды они станут лучше, чем были, что однажды они станут тем, чем притворялись. Что истории о героизме и доброте будут чем-то большим, чем истории, что честь и достоинство будут чем-то большим, чем инструменты для сильных мира сего, чтобы удержать свою власть. Через могущественную душу Лоргара можно было использовать всю мощь Обещанного Меча, десятки тысяч лет надежд и обещаний формировали психический огонь беспрецедентной силы. Затем этот огонь прошёл через призму уникальной души Эфраэль Штерн, катализатора, который придал ему те же свойства, что и Демоноубийце. И вместе они направили этот огонь, принявший вид огромного клинка чистого света, на Тёмного Принца. Видя приближение этой атаки, Слаанеш бежала, забрав всю свою сущность и силу не только у Сангвиния, но и из всей системы. Однако он был недостаточно быстр, и Обещанный Меч оцарапал его - небольшой порез на руке, навсегда испортивший её совершенство. Царства Хаоса отозвались эхом от крика Тёмного Принца, боль, ярость и ненависть смешались с тем, чего ни один смертный не слышал за всю историю - страх бога.***
Реальность ворвалась обратно, и Эфраэль и Лоргар снова оказались под Вратами Луперкаля. Перед ними обезглавленное тело Сангвиния рассыпалось в пыль и меньше, чем пыль, которая вскоре полностью исчезла. Тогда Эфраэль поняла, что Ложный Ангел не просто был изгнан обратно в Эмпиреи, но уничтожен. Демонический Примарх был оставлен своим Тёмным Богом, который в испуге убежал от них, оставив сущность Сангвиния полностью поглощённой, удалённой из Варпа, как Сартораэль на Тераталионе. Внезапно Эфраэль осознала абсурдность своих собственных мыслей. Испуг. Они напугали Тёмного Бога. — Мы могли бы убить его, — прошептала она, невозможная мысль требовала, чтобы её произнесли вслух. — Да, — ответил Лоргар рядом с ней. — Его бегство доказывает, что Тёмный Принц боялся нас. Она повернулась, отпуская Обещанный Меч, и посмотрела на него. Несмотря на свои раны, Лоргар Аврелиан улыбался - радостной, но в то же время жестокой улыбкой. — Я думала… это была моя судьба. Что я умру здесь, чтобы остановить его. — Император умер, чтобы спасти нас от этого, — сказал Лоргар. — Чтобы мы сами вершили свои судьбы. Он поднял глаза, и у него перехватило дыхание. — Посмотри вверх, Эфраэль. — И она это сделала. На небе не было облаков. Отвратительный шрам от Слезы Кошмаров исчез, затянувшись после уничтожения Сангвиния. Даже вездесущие облака загрязнения Терры расступились, открыв чёрное ночное небо и лучи приближающегося рассвета на горизонте. С побегом Тёмного Принца, демонические легионы по всей системе уже теряли свою материальность, в то время как смертные последователи Слаанеш были поражены ужасом в своих душах, спасаясь от битвы, когда их охватила слепая паника. Потребуются месяцы, годы, чтобы очистить систему от их заразы, и шрамы, оставленные Войной Ангела, никогда не исчезнут. Но прямо сейчас, прямо там, на поле боя воцарилась тишина, когда солдаты Империума поняли, что, вопреки всем шансам и надеждам, всё кончено. Никогда за всю свою жизнь Эфраэль не чувствовала себя такой измученной. — Мы победили, — прошептала она.***
Люций вздохнул. Он снова был жив. Когда Сангвиний сразил его, он думал, что это будет его последняя смерть, от которой он не оправится. Это был бы достойный конец, как и все его предыдущие смерти… и всё же, он снова был здесь. Его доспехи исчезли, оставив его одетым только в лохмотья. Меч, который дал ему Халид, был прямо у него на боку, и он поднял его, когда встал и осмотрел изменения вокруг себя. Было очевидно одно, что он знал с тех пор, как открыл глаза: они победили. Сангвиния больше не было - он не просто изгнан, но по-настоящему мёртв. Он почувствовал, как Терра вздохнула с облегчением, избавившись от этой самой ужасной из угроз. Он уже чувствовал, как рушатся орды Демонического Примарха по всему Тронному Миру, когда смертные рабы Варпа в ужасе бежали, оставляя позади имперцев, слишком потрясённых этим внезапным поворотом судьбы, чтобы броситься в погоню. Но угроза не миновала. В Тронном Мире оставалось много опасностей, некоторые из которых могли произойти через несколько лет или даже десятилетий, другие - гораздо более непосредственные. Люди в системе были травмированы жестокостями Войны Ангела, и те, кто поддался безумию, вызванному Слезой Кошмаров, не были освобождены от её обжигающего воздействия. И кроме того, Империум сильно изменился с тех пор, как он видел его в последний раз, и лишь немногие из этих изменений были к лучшему. Люций чувствовал страх, глубоко укоренившуюся паранойю и недоверие, которые существовали в каждом имперском учреждении. Он чувствовал страх, который люди Терры испытывали к Космодесантникам, доведённый до лихорадочного пика новыми зверствами Войны Ангела. Он чувствовал сомнения в Высших Лордах, порождённые неудавшимся заговором с целью привести Императора к возвышению. Был только один путь, который не вёл к анархии и падению Сола, а за ним и остального Империума. И они должны были начать идти по этому пути сейчас. Возрождённый шел по полю битвы, и тяжесть его судьбы притягивала взгляды измученных бойцов. Затем, под пристальными взглядами тысяч Космодесантников, Кустодес, Гвардейцев, Сестёр, ополченцев и бесчисленного множества других, собравшихся вместе для защиты Империума в час его величайшей нужды, он опустился на колени. Люций опустился на колени перед Лоргаром, держа меч обеими руками, кончик его клинка воткнулся в землю, и произнёс единственное слово, которое услышала каждая верная душа, принимавшая участие в битве у Врат Луперкаля: — Воитель. На мгновение воцарилась тишина, словно будущее зависло на острие ножа. Затем: — Воитель! — взревел Дерадаэддон Немо, вставая, несмотря на тяжёлые раны, покрывавшие его тело, подняв свой клинок в знак приветствия тому, кто, наконец, отомстил за давно потерянного Примарха. — Слава, Лоргару! Слава Воителю Аврелиану! — Воитель! — крикнул Сальвор Лермонтов, который чудом выжил, размахивая лазганом. — Воитель! — закричали армии Империума, титул, коронация и клятва верности одновременно. — Воитель! Воитель! Обменявшись взглядом с Эфраэль, Лоргар взял Обещанный Меч в левую руку и поднял его к ясному небу. Он открыл рот и сказал: — За Императора!***
Из тени Врат Луперкаля, куда он только что прибыл с вершины, Омегон наблюдал за всем происходящим и смеялся, даже когда слёзы горя и радости текли по его щекам. — Воистину, за Императора, — прошептал он, ни к кому конкретно не обращаясь. Слова были старыми, клятва, которую он и его Легион использовали в течение десяти тысяч лет, теперь его брат придал ей новое значение. Они больше не будут сражаться во имя Его: теперь они будут сражаться, чтобы Его жертва не была напрасной. Невидимый Повелитель Гидры кивнул сам себе. Он потерял свое Копьё, его доспехи пришли в негодность, его план сделать Императора богом провалился, у него не было руки, и его Легион раскрыл всё, что у него было в Соле, как часть протокола Дамокла. Многое ещё предстояло сделать. Победа принадлежала им, но победы было недостаточно.***
Это… победа? Наш брат освобождён, ему даровано забвение. Ангел Слаанеш погиб, отныне и во веки веков. Пусть та тень, которая осталась от того, кем он когда-то был, наконец обретёт покой. Но это ещё не конец. В другом месте сгущается тьма, раскрывающаяся с наступлением Конца Света. Правила изменились, но доска осталась. Фигуры на месте, даже если один из игроков пронзил мечом своё собственное сердце. Игра будет продолжаться. Время не останавливается, даже когда отец мёртв. Так было всегда для человечества. Почему сейчас должно быть по-другому? Мы видим так много миров, так много войн. Уралан. Кадия. Олимпия. Санкур. Коморраг. Дамнос. Тартарус. Мы видим залитые кровью поля сражений галактики, алтари, на которых преданные Варпу поджигают будущее. Великий ритуал проклятия, возвещающий о приходе Возвышенного Хаоса. Век кошмаров настал для нас, братья. И всё же мы не откажемся от Мечты, ибо в этой победе раскрываются семена надежды. Ты и твои соратники научились создавать богов, Омегон. Но клинок Лоргара показал возможность и обратного. Все вещи невозможны, пока не будут сделаны в первый раз. С разделением нашего отца умер бог. Парадигма изменилась. Истина, которая царила с тех пор, как Имперская Истина погибла в огне Ереси Жиллимана, теперь может быть изменена. Шаткое равновесие этой мрачной вселенной может быть нарушено, так или иначе. Теперь мы должны рассмотреть метафизику убийства Бога.