Твоё лицо портит аппетит.

— Блять! Да, остановись же! — кричит Лэй, оттаскивая Минхека от не двигающегося тела. — Он уже минут десять как в отключке! Ты что сдурел? Убить его собираешься?! — Ч-что, — судорожно шепчет под нос Хек, бегая глазами по Чимину. Не веря в то, что он смог так избить человека. — Что, что?! Он вообще дышит? — не выдерживает один из парней, который даже не понимал, кто такой этот темноволосый. Он просто пришел по просьбе Лэя. — Сейчас, — выдает Лэй, приложив пальцы к шее, тем самым проверяя пульс. — У меня руки дрожат, не могу понять. — Тогда, блять, бежим, — выдает Хек, поднимая свой грязный рюкзак с земли. — Что? Если мы здесь его оставим, он точно не выживет, — нахмурив лицо, с раздражением отвечает Лэй. — Тогда что ты предлагаешь? Если мы сейчас отправимся вместе с ним в больницу, нас точно посадят. Прости уж, я этого не желаю. — Если посадят, то только тебя! Это ты довел его до этого состояния. Мы не причастны. — Ты издеваешься? Кто минут пять назад пинал его ногами? Не ты? Не эти парни? Нихуя себе. Хотите всю вину на меня свалить? Если я потону на дно, то я захвачу вас с собой. — Сука. — Какой есть, — ухмыляется лидер, скрывая за этим жестом свой животный страх. — Ну, я пойду. Вы как-нибудь сами разберетесь. — Блять, блять, блять. Я знал, что он такой эгоист. Почему поддержал его?! — от злости пнув жестяную банку возле мусорного бака, скулит юноша. — Лэй, конечно мы тебя уважаем, да и этого паренька жалко. Но мы не хотим связываться с полицией, мы и так на учете. Понимаешь? — Д-да, — шепчет он, в последний раз перед уходом оглядев темноволосого.

***

— Если все пройдет хорошо. Договорись о личной встрече. До свидания, — со вздохом кладя трубку, женщина массажирует своими костлявыми пальцами голову. Эта вся повторяющаяся рутина так достала ее. Каждый день одно и то же. Работа, сон, самолет, работа. Бесконечные круги ада. Она с украдкой смотрит на настенные часы, подмечая, что давно уже ночь. На часах 1:03. Где Чимин? Мать судорожно достает телефон, собираясь позвонить своему сыну. — Что с тобой? Чимин давно уже не маленький наверное гуляет там с друзьями. А ты опозоришь его своим звонком, — вслух рассуждает черноглазая. Обычно Чимин всегда был готов к приходу своей матери. Ужин, накрытый стол, он и его улыбка всегда ждали черноволосую на пороге. А сегодня, когда она зашла в пустой дом, сердце отчего-то больно кольнуло.

***

Пак с трудом открывает глаза. Первое, что он чувствует это жгучая боль по всему телу. Несмотря на тупую, колющую боль, он пытается подняться с земли. С трудом он, наконец, смог сесть, спиной упираясь в стену. Чимин не может даже нормально встать, ему нужна помощь. Дрожащими то ли от холода, то ли от боли руками, он вытащил почти разбитый телефон и уставился на него. Горько ухмыльнулся. И вправду, кому он нужен? Никаких сообщений, никаких входящих, ничего. Открывает сообщения. На экране высвечивается только три диалога, два из которых это интернет-друзья, которые благополучно игнорируют сообщения Чимина, а один Юнги. Он все еще не прочитал последнее послание, жаль. Почему нельзя отменить отправку сообщения? Почему нельзя удалить это гребанное признание?! Терять нечего, темноволосый легко удаляет свой аккаунт в kakaotalk. Долго смотрит на экран телефона, сжимая его в своих руках до побелевших костяшек. В контактах у него всего четыре номера: Мама, Мама (2), Отец и Юнги. Мама? Мама наверняка даже не возьмет трубку из-за работы. Отец? Они давно не виделись, потому что отец не хочет признавать его как сына. Юнги? Хах, Юнги? Даже немного смешно. Получается, ему не к кому обратиться за помощью. Не к кому. Его никто не ждет, он никому не нужен. Наверное хорошо, когда скучают, секунды считая до встречи. Когда горе с тобой разделяют, утешая, целуют плечи. Когда в радости, когда в ненастье, не дают тебе в бездну пасть. Когда знают, что главное счастье человека звать — «моя часть». Наверное хорошо, когда ждут — хоть ты на том конце света. Даже если сменился маршрут, даже если прогорело лето. Даже если кончился ром, а за окном то ветра, то снег. Греет мысль о том, что где-то есть родной человек. Наверное хорошо, когда верят в тебя больше, чем ты сам. Когда в буре твоих истерик, тебе шепчут «я тебя не отдам. никогда и никому, ведь, отныне, ты — моё», когда крепко руки сожмут, понимая, что в них абсолютно всё. Наверное хорошо, когда тебя знают. Знают, до мелочей. И каждую боль понимают, и считают её своей. И что любимый цвет — фиолетовый, а если чай, то без лимона. И что в книжке страницы свёрнуты, а на полях — летают драконы. Если что-то писать, то ночами, если праздники, то только дома. А говорить друг с другом — часами, увлечённо и невесомо. Наверное хорошо, когда хохочется, даже если мрачно и зябко. И ещё — когда заботятся, заставляют надеть шапку. В чай малину кладут — три ложки, прижимая, чтоб не было страшно. И когда тебя приголубят, на двоих поделят мечты. Наверное хорошо, когда любят. Также сильно, как любишь ты. Хоть кто-то. Наверное, но жаль, что он никогда об этом не узнает. Со злостью Чимин кидает телефон в стену, что моментально разбивается при ударе, покрываясь паутиной из трещин. Чимин смеется. Громко и долго. До тех пор пока смех не становится плачем. Навзрыд. Одинокий и покинутый, он плачет сидя в подворотне полностью избитый и истощенный, утопающий в собственных чувствах. Несмотря на режущую боль в животе и черную дыру в сердце, с громким плачем на всю улицу и под крики людей из квартир с просьбой: — Свали в туман, пьяница! Что разорался? У нас вообще-то дети спят! Темноволосый доходит до своего дома. Дом ли это? Нет, это просто место, где он спит и ест. Чимин не замечает то, что двери квартиры открыты, а свет в мамином кабинете включен. Пак не оборачиваясь заходит в свою комнату, с громким хлопком закрывая ее. Грусть и апатия сошли на нет. А злость набирала обороты. Злость на одноклассников, злость на родителей, злость на любимого чужого человека. Злость на эту идеально чистую комнату. Злость на самого себя. Увлечение Чимина «благотворительностью» порой граничило с абсурдностью: он делал кормушки для птиц, прикармливал бездомных кошек и собак, и даже, когда одна из этих шавок укусила его за ногу, и ему пришлось проваляться неделю дома, пока не сняли швы, он не прекратил свою «благотворительную деятельность». Он вел себя так по отношению ко всем: одаривал своей любовью беспризорных животных, брошенных детей, трудных подростков, требовательных пожилых, даже бездомных, всех… Всегда был на стороне слабого, защищал и что он получил за это? Находясь здесь, в своей комнате, он не мог успокоиться: в нем бушевали боль и гнев вперемешку. Кидает рюкзак в стену, издавая отчаянный крик. Хватается за волосы и тянет со всей силой, пытаясь заглушить душевную боль физической. Еще сильнее злится и уверенным движением сбрасывает все с рабочего стола. Пинает стул, который громко стукается об пол. Срывает со стен плакаты, которые никак не помогают справится со своими демонами. — Остановись! Остановись! Хватит! — женский крик. Но он ничего не слышит, продолжая рвать плакаты. Разбивает свои коллекционные кружки. А потом он видит ее — рамку с фотографией, на которой изображены он и его мать. Руки тянутся к ней, но их перехватывает мисс Пак. — Остановись! Остановись же! Да что с тобой?! — пытаясь достучаться до парня, кричит она. Чимин не обращает на нее внимание, вырываясь и бросая фотографию на пол. Та с грохотом ломается на осколки. Как и его сердце. — Чимин! — Выйди из моей комнаты! Я не разрешал тебе входить! Иди! Выметайся! — Чимин, — женщина с немым вопросом смотрит на свое чадо, которое даже не соизволило обернуться в ее сторону, продолжая рвать и метать. — Пак Чимин! Как ты смеешь разговаривать со мной так?! Немедленно прекрати этот цирк и расскажи мне, что случилось. А потом извинись за свое поведение. — Извиниться? — истерическая ухмылка. — Прости, но с каких пор ты моя мать? И с каких пор ты стала интересоваться моей личной жизнью, тебе ли не похуй? Ты же мисс «Я идеальна. Я Пак Суа. Я директор этой компании, у меня работа, у меня деньги. И меня совсем не интересует то, что ты хочешь мне показать глупый детский рисунок, Чимин. Не отвлекай Пак Суа, плохой сын Чимин. Мне совсем не интересно как ты научился готовить, Чимин. Мне совсем не интересно, как ты учишься в школе, Чимин. И мне похуй, что я пропустила целых семь твоих дней рождений, Чимин. И было бы все намного прекраснее, если бы этот самый Чимин не рождался. Без него жизнь была бы шикарной, не рассталась бы с парнем. А этот лишь заноза в заднице, жирный кусок говна, который никому не нужен!» — пощечина. Чимин рефлекторно кладет руку поверх красного следа, поглаживая. — К-как ты смеешь так говорить? Немедленно возьми свои слова обратно, — в глазах щиплет от обиды. — Почему? Я же правду сказал! Ведь я такой ужасн… — снова пощечина, намного сильнее предыдущей. Чимин не выдерживает, громко рычит. Истерика вновь окутывает его сознание. Он берет стеклянный осколок в руки, прижимает к венам. Разрез, кровь. Еще разрез. Еще кровь. Ему даже нравится. Нравится, как прозрачный осколок становится ярким, благодаря красному цвету. Нравится, как кожа под напором осколка, разрывается и больше не соединяется. Нравится, как из этого всего льется темная, густая жидкость. Прекрасное зрелище. Когда эти чувства мазохизма утихли, и он смог взглянуть вокруг себя, он был в ужасе: все, что можно было разбить кроме оконных стекол, лежало на полу грудой осколков, постельное белье разорвано в клочки, везде перья из подушек, на руке порез, и из него капает кровь. Он тяжело опустился на пол среди этого бедлама и заплакал. — Чимин! — мать в панике выбивает осколок с руки. Пользуясь оцепенением сына, она быстро направляет их в ванную комнату. Приподняв травмированную конечность выше сердца, она промывает рану под прохладной водой. Быстро взяв аптечку с верхней полки, черноглазая пытается остановить обильное кровотечение, наложив жгут ниже и выше травмы, мысленно засекая время. Чимин молчит и смотрит в одну точку, кажется у него шок. Под гробовую тишину, мать обрабатывает порез 3%-ным раствором перекиси водорода. Йодом обрабатывая лишь края раны, наложив на порез стерильную салфетку. Натягивает повязку, не туго. Она тихо ведет Чимина в свою спальню, так же тихо заставляет лечь на постель. Она ставит под ноги подушки, что бы не спровоцировать замедляющееся кровотечение. А когда он наконец закрывает глаза, Суа снимает жгут и поверх повязки прикладывает пакет со льдом. — Я же люблю тебя, мальчик мой, — шепчет так тихо, что бы не услышала даже мелкая пыль на кровати. Смотрит на лицо Чимина и в шоке приоткрывает рот, только заметила синяки. Не просто маленькие синячки, а настоящие гематомы. Губа разбита, один глаз опух, а на носу застывшая кровь. Бесшумно прикладывает свою ладошку на макушку и поглаживает. Высокая температура. Суа быстро выходит из своей спальни и направляется на кухню. Возвращается уже со стаканом воды и таблеткой, оставляя их на прикроватной тумбочке. Она бесшумно, чтобы не разбудить сына, пытается накрыть его одеялом. Но останавливается, когда ее рука случайно задевает кромку свитера и открывает вид на живот. Живот с большими синяками и с ужасными следами. Собравшись с мыслями, она быстро заканчивает начатое дело, выключив свет, и так же тихо выходит из комнаты. Минуты две постояв на пороге, она разворачивается спиной к двери и катится вниз по ней, медленно оседая на пол. Тыльной стороной руки закрывает рот и начинает истошно плакать. Она совсем не хотела, совсем не хотела, чтобы ее сын страдал. Чтобы у него были такие раны. Чтобы ее сын ее ненавидел. Ведь днями и ночами напролет пахала, для того, чтобы этого всего никогда не случалось. Чтобы сын был счастливым и не в чем себе не отказывал. Чтобы носил хорошую одежду, чтобы имел модный телефон. Чтобы не замечал отсутствие отца. Чтобы… Над ним не издевались из-за бедности, так же, как когда-то над ней. Она вспоминает, как из-за отсутствия финансового положения, иногда ела из мусорного бака, как иногда спала на улице. Как над ней издевались сверстники из-за ее дырявой одежды, как взрослые отводили взгляд. — Ты же знаешь, ты не достойна меня. Так что хватит плакать, истеричка, — схватив за подбородок, он осматривает ее лицо. — Хм, а ты, сучка, красивая. Фарфоровая кожа и пудра на щеках идеально сочетаются алым губам. Красивое тело, как ангел, но жаль, что ты не стоишь и гроша. У тебя только оболочка, только тело. Ты хотела использовать меня как свой кошелек, да? Сама-то из бездомных. Захотела охмурить меня, меня самого богатого подростка во всем Пусане? — Ты же знаешь, что это не так, — хрипит девушка, а по снежному лицу бегут кристальные слез. — Ты же меня любишь и знаешь, что я тебя тоже очень сильно. — Ошибочка, никогда не любил и не полюблю. Знаешь почему? — продолжает узкоглазый. — Потому что ты — шлюха. Теперь перестань реветь, тебе не идут слезы. А о проведенной ночи не переживай, деньги я оставил на тумбочке. Готов поспорить, что в своей жалкой жизни ты никогда не видела такой суммы, — отрывая взгляд от голой девушки, он последний раз поправляет галстук и разворачивается к выходу. — Пока навсегда, Пак Суа. Надеюсь, ты больше никогда не будешь попадаться мне на глаза.

***

Юнги на самого себя от злости закипает. Быстро поднимается с общего стола и направляется на крышу, Чонгук следом. — Блять, блять, блять, — матерясь, он достает сигареты, которые давно не курил, и наконец наполняет едким дымом легкие. — Почему ты такой раздраженный? — немного хмуря брови, спрашивает Чон и смотрит в упор. — Ничего, — отводя взгляд, отвечает Шуга. — Стой, посмотри на меня, — взяв за подбородок, осматривает бледное лицо. — Ты серьезно? Боже, ты серьезно? Юнги, ты свихнулся? — Что случилось? — Экстази? — Нет. — Не ври, у тебя зрачки расширенные и красные. А еще ты слишком нервный и раздражительный, а обычно тебе на все пофиг. Ну и сколько таблеток этого дерьма ты влил себя? Блять, ты знаешь хоть, что после этого наркотика большая вероятность зависимости, если даже не будешь употреблять именно этот наркотик, то на систематический прием героина или амфетамина точно подсядешь? — Не бойся, я его пробовал уже года два назад. Не буду зависимым. — Постой, — говорит Гук и резко поднимает белую футболку мятноволосого, рассматривая спину. — Боже, этот ублюдок опять избил тебя? — Ей, я не разрешал тебе вот так без спроса рассматривать меня, — ворчит Мин и убирает ладони Чона. — На этот раз за что? Может ты уже вышвырнешь этого старого маразматика из дома? — Не тупи, я несовершеннолетний. — Бля, а можно мне хотя бы придушить его? За что? Скажи. Он опять выпил или еще что? — Он постоянно пьяный. А избил, потому что, — не договаривает Юнги, как к ним подходит Есыль. — Учитель вас везде ищет. Идемте скорее. — Есыль, скажи, что я заболел и ушел. Чонгук после уроков у меня, — бросает Мин и выбегает первым.

***

Ранним утром, когда солнце яркое и тени четко очерченные — это вообще особое состояние. Кажется, что солнце отражает все вокруг: воду, листья деревьев, бабочек… Порой возникает ощущение, что тот или иной человек переполнен солнечным светом, который уже давно иссяк. Если утром на душе нет легкости, а есть раздражение — с душой проблемы. Определенно. Голова раскалывается, глаза болят, горло пересохло. Чимин медленно встает и отправляется на кухню, чтобы подавить эту жажду. — Чимин, почему ты встал? Иди полежи еще, я сейчас делаю куринный бульон, выпьешь это и ты обязательно поправишься. А если нет, то мы поедем в больницу. Хорошо? — максимально естественно, чтобы не выдать свое обеспокоенное состояние, говорит Суа. В ответ тишина. — Чимин? — Почему ты не на работе? — сухо отвечает парень. Забив на жажду, которая его мучает, он разворачиваться к выходу и собирается уйти. — Тогда почему ты не в школе? — вопросом на вопрос отвечает мать и останавливает подростка, заставляя обернуться в ее сторону. — Я не буду больше ходить в школу. — Что? Это еще почему? — Не твое дело. — Я спрашиваю, значит мое дело, — начинает закипать женщина. — Не хочу. Не хочу. Потому что меня эта школа задолбала. Она у меня вот здесь стоит! — указывая на свою шею, кричит парень. — Не повышай на меня голос! — Сам знаю! — Да, что с тобой такое случилось за этот один день? Откуда эти синяки?! Откуда эта капризность? Откуда эта нецензурная брань в лексиконе? Что с тобой случилось? Пожалуйста, пожалуйста, расскажи мне. Не заставляй меня волноваться, — тихо заканчивает свой поток слов женщина. — Оставь меня в покое. Ты же делала это на протяжении всей моей жизни, так почему сейчас не можешь? Не можешь так же? Почему сейчас волнуешься? Почему сейчас спрашиваешь? Почему, черт возьми, так поздно? Почему? — начинает всхлипывать подросток, медленно оседая на пол и закрывая ладонями лицо. — Они тебя избивали? Запугивали? Да, я права? — схватив Пака за запястье и вынуждая посмотреть на ее лицо, начинает истерить Суа. — Почему ты молчишь?! Не молчи, говори! Язык проглотил? Как давно это продолжается? — кричит мать, тряся его за плечи. — Да. Да! — не выдерживает парень. — Ты хоть давал отпор? Почему не говорил мне раньше? И вот, перед Чимином мать вся издерганная, которая громко кричит и что-то пытается доказать. Он тоже не уступает и влезает в спор, они начинают говорить по сути ни о чем, поскольку все равно не слышат друг друга, а вся энергия обоих уходит в темное облако. Чимин быстро встает и направляется в свою комнату, громко захлопнув дверь он опять начинает плакать. Суа, оставшаяся на кухне совсем одна, вспоминает о давно сгоревшем завтраке. Выключает плиту и, закрыв лицо, дает волю горьким слезам.

***

Ночь время 3:46. Стены так давят его в этой комнате. Белый потолок, не заснуть. Открытые окна, в них дует ветер. Темноволосый не закрывал их, он ждет тепла. Как будто вчера и не было ничего, нет никаких осколков, цветы снова в своих горшочков, кровать аккуратно заправлена. Кажется, Суа хорошо постаралась. Большое, единственное окно и стеклянная дверь на балкон освещают темное пространство. Кровать посередине стены. Письменный стол, где обычно парень делал уроки или же играл в компьютер, стоит прямо под окном. По правде утром, смотря в него, не видишь ничего стоящего. Можно смотреть с балкона на город, который находится далеко внизу, но балкон это так же проводник в мир звёзд по ночам. Там есть небольшой телескоп и в безоблачные ночи можно подолгу смотреть на звёзды, созвездия и планеты. Но сегодня Чимин просто лежит, дверь комнаты закрыта, а из окна все еще дует холодный ветер, который заставляет ежиться. Все-таки осень. Пак смотрит в одну точку, ему не спится, тело жутко болит, в горле пересохло. Мысли перемололись в кучку. Он и вправду не знает, о чем думает. Может о том, какой он жалкий? Или же о том, какой он тупой, безмозглый, жирный урод? Нет, он устал об этом думать. Хотя иногда проскакивают мысли о том, что может быть, новый день не начнётся? Он встает и направляется к зеркалу. Долго смотрит в свое отражение, принимая свое уродство. Он впервые осознает, что он ненавидит себя. До этого хоть он и признавал, что он не самый красивый человек на свете, но никогда не допускал мысли о ненависти. Он любил себя, таким какой он есть. Это наверное было глупо. Удар. Зеркало вдребезги ломается, а фаланги пальцев окрашиваются в красный. — Ненавижу. Я так устал бороться. Жить — это непросто.

***

— Как вы не понимаете? Я прошу свой заслуженный отдых! У меня сын болеет, я должна за ним присмотреть. За все долгие годы работы, я не разу не брала выходные или отпуски. Так теперь вы не можете мне дать, хотя бы двухнедельный отдых? — Пак Суа, не горячитесь. Я не решаю проблемы с выходными. Сейчас я свяжу вас с главным директором, вот у него можете спросить. Согласны? — Простите, вспылила. Да, будьте любезны свяжите, спасибо, — женщина слышит эти долгие гудки и начинает нервничать. Вдруг ей не дадут выходной? Вот тогда точно она станет самой худшей мамой на свете. Хотя, с директором у них хорошие рабочие отношения. — Алло? — Алло, здравствуйте, уважаемый директор Чон Хуан. Я, Пак Суа, генеральный директор отдела 19-б. — Ах, да. Пак Суа — самая лучшая работница года десять лет подряд, — легкий смешок, — что-то хотели? — Ах, да, — немного дрожащим голосом выдала она. — Могу ли я взять отгул на три недели? — О, ну конечно можете. Я всегда говорил вам, взять перерыв. Вы очень трудолюбивый человек и если вы отдохнете, то я буду только рад. — Боже мой, спасибо, — заулыбалась черноглазая, даже немного пискнув от радости. — Вы не должны на это отвечать, но случилось что-то серьезное? Просто вы никогда не брали выходной, даже если я заставлял. Если я могу помочь с чем-то, то я с радостью. — А, ну. — Пожалуйста, не стесняйтесь об этом говорить. Вы мой самый ценный работник. Я должен помочь вам. — Понимаете, мой сын болеет. — Я знаю очень хорошего доктора. Я с ним свяжусь и. — Нет, он не сильно болеет. Только гематомы, синяки. — Что случилось? — Его одноклассники оказались очень злыми. Он подвергался и подвергается буллингу. А я не знала, я самая ужасная мать. Я никогда не уделяла ему внимание, потому что попросту не знала как. Я его и вправду очень сильно люблю, но он думает, что я ненавижу, — вроде бы все слезы она выплакала еще ночью. Но сейчас глаза опять щипят. Обычно Суа была всегда замкнутой, скромной и тихой. Ничего ни с кем не обсуждала, никогда не показывала свои эмоции. Вот поэтому мистер Чон очень удивился откровенности, как и сама Суа. — Я уверен, что вы не плохая, не говорите так. Какие сейчас жестокие дети пошли. Я советую сразу забрать документы с этой школы, раз уж буллинг уже давно начался, то он не прекратится. Я уверен. — С детства он был очень добрым и заботливым, хорошо учился. Директора и учителя всегда его хвалили и никогда не жаловались. Я честно не понимаю почему именно его выбрали как мишень. — Позвольте мне помочь. — Я буду вам безумна благодарна.

...

— Ей, это вообще не честно! — вскрикнул русый, как только его убили в игре пятый раз подряд. — Что, как не честно? — заржал красноволосый. — Тэхен-а просто признай, что ты вообще не умеешь играть. — А вот и не правда, — немного надув щечки и нахмурив бровки, он пытается понять почему же все-таки проиграл. Его из раздумий даже телефонный рингтон Хосока не выводит. А красноволосый встает с любимого дивана и направляется в коридор, чтобы ответить на входящий звонок. — Алло, пап? Я как раз сам собирался тебе позвонить, — парень бодро произнес эти слова в трубку и заулыбался.

— Конечно, я так и поверил, что ты собирался мне позвонить.

— Пап, вообще-то я звонил тебе только вчера не смей мне тут драмы устраивать, — ответил Чон, закатив глаза под добродушный смех отца.

— Так вот сынок, у тебя там все хорошо? Меня задерживают в Японии еще на парочку недель, так что в ближайшее время я не знаю увидимся ли мы.

— Все хорошо, дом еще не сгорел. Со мной все отлично, можешь вообще не волноваться.

— Это хорошо, а с Тэхеном все хорошо? Не заболел? С учебой как?

— С Тэхеном как всегда все очень отлично, с учебой нет проблем, — отталкивая от себя уже прибежавшего и липнущего Тэхена, отвечает красноволосый. — Папа! Пап! Это Тэхен! — несмотря на огромную руку на своем лице, кричит русый.

— Слышу, Тэхен уже успел прибежать, дай ему трубку, — добродушно приказывает мужчина.

— Ну, вот как всегда. Как только Тэхен виднеется на радаре, меня все бросают, — в шутку захихикал красноволосый и отдал Тэхену трубку. — Паап, как ты?

— Хорошо, сыночек. Ты там сам как? Хосок хорошо о тебе заботится? Кормит? Или вы двое опять питаетесь одной лапшой и играете целый день в видеоигры?

— Всё со мной хорошо. Но вот только хен вообще обо мне не заботится только и делает, что дрыхнет, а его еда всегда с привкусом сгоревших углей, — мило тянет русый, пропуская мимо ушей слова Хосока о том, что его еда, которую он готовит вообще-то, пища богов! — А в целом все хорошо!

— Тогда отлично. А меня вот задерживают в Японии.

— Опять? — грустно выдохнул Тэхен, всем своим видом изоброзив злость и обиду.

— Ты же там не обижаешься на меня? Хочешь я тебе, что-то привезу?

— О! — засиял парень, уже забыв о своей грусти. — Раз уж, ты очень сильно провинился передо мной, то тогда привези мне японские сладости, оригинальную фигурку из аниме «Атаки Титанов» и настоящий самурайский меч!

— Я обязательно привезу первые два запроса, а насчет третьего я не уверен. Я тебе не доверяю даже детские ножницы, а тут самурайский меч.

— Ну, пап! Я уже большой!

— Да, да конечно. Давай пожелай другое.

— Тогда японская косметика!

— Вот это уже другое дело, привезу. Ты уже не в обиде на меня?

— Как я могу обижаться на тебя, глупенький папа. Я же тебя люблю.

— Я тебя тоже Тэхен-а. Расскажу небольшой секрет, я тебя люблю даже больше, чем Хосока, — хохочет мужчина под отдаленные крики Хосока, о том, что он все слышал. — А теперь передай трубку своему брату, я должен с ним поговорить.

— Ладно, пока, пап. Люблю тебя, — напоследок громко чмокнув экран телефона и отдав его красноволосому, Ким побежал в свою комнату.

— Я все еще очень рад, что ты поладил с ним, — тихо выдает мужчина.

— Ты во мне сомневался? И вообще, как можно не любить его и не поладить с ним? Мне кажется это невозможно, — вспоминая свое первое знакомство с Ким Тэхеном, отвечает Чон.

— И вправду, — теплая улыбка, — Приступим к делу. Хосок, ты должен уже на этой неделе собраться и переехать в Сеул.

— Что? Это еще почему? Мне и в Дэгу очень нравится, а еще у меня здесь универ, друзья. И если я уйду, кто будет за Тэхеном присматривать? Зачем это вообще?

— Ты же у меня добрый юноша, я хочу, что бы ты помог одному пареньку. Про учебу не переживай, я сам займусь твоим переводом. А Тэхен уже достаточно взрослый, он должен уметь сам о себе заботиться. И то вы же все равно планировали переезд в Сеул, так как Тэхен хотел учиться в академии искусств, а ты открыть школу танцев?

— Да, мы и вправду планировали. Но не так резко и быстро, тем более я не хочу расставаться с ним почти на год. Если сейчас уйду это же до нашей следующей встрече одиннадцать месяцев! Тэ же без меня никуда, сам прекрасно знаешь. Он от меня еле на метр отходит.

— Вот как раз научится самостоятельности.

— Пап, ты не обижайся. Я и вправду рад Тэхену, но еще одного брата я не хочу, уверен, что Тэ тоже не хочет. Так что прости.

— Нет, нет. Это не та ситуация, ты просто должен помочь одному школьнику избавиться от лишнего веса и от низкой самооценки. Вот и все.

— Пап, у тебя точно страховая компания, а не благотворительная? — издевательским тоном спросил парень.

— Над стариком, у которого слабое сердце решил посмеяться?

— Уа, сразу готов симулировать! Симулянт! Ладно, я сделаю, то, что ты просишь. Но Тэхену объяснишь все сам.

— Отлично! Сынок весь в меня!

— Я согласился не от твоего, как ты говоришь: «гены доброты». А от того, что знаю, что ты никогда не отстанешь от меня, пока я не соглашусь, — по доброму проговорил красноволосый, слыша с другого конца телефона отцовский смех.

— Вот и правильно, а еще ты знаешь, что я редко тебя о чем-то таком прошу. Так что, пожалуйста, постарайся.

— Не волнуйся, пап. Я тебя не подведу.