Морфин

       Первое чувство, которое я испытала, походило на что-то между терзающим страхом и безумной радостью. Марк, довольный произведённым эффектом, расплывается в ухмылке. Красные парни изучающе оглядывают меня, пара из них перешёптываются между собой. Рыжевласка улыбается и, словно бы в предвкушении чего-то светлого и жутко интересного, радостно закусывает нижнюю губу. Но что-то ещё было в этой улыбке. Какая-то странная, непонятная мне тревога таилась в её глазах.        — Объяснишь ей всё, — говорит Марк, обращаясь к ней. — Но сначала дай ей поесть.        Она встаёт со стула, берёт меня за руку, и мы выходим из комнаты. Яркий свет режет мне глаза. Я замечаю пятна крови на полу. Неужели это кровь бунтарки? А где она? Несмотря на прожигающее до костей любопытство, эти вопросы я задать не решаюсь. Мы идём по коридору, заворачиваем налево. Рыжевласка, поглядывая на меня, достаёт связку ключей из кармана и открывает деревянную дверь, выкрашенную в белый цвет. Комнатушка, представшая перед моими глазами, пробуждает во мне смешанные чувства. Три стены заняты большими деревянными шкафами. Девушка открывает один из ящиков, хватает какую-то банку, шурша пакетами, достаёт пачку сухарей с изюмом, следом тянется за бутылкой с водой. Только сейчас я замечаю, как сильно хочу есть. Все мои мысли завертелись вокруг еды, казалось бы, я готова пойти на всё на свете, лишь бы утолить голод. Дайте мне бумагу, и, посолив, я с жадностью съем её. Рыжевласка замечает мой обезумевший голодный взгляд.        — Потерпи, — ласково просит она.        Если бы не её мягкий убаюкивающий голос, клянусь, я бы вырвала из её рук паёк и съела бы всё до последней крошки.        — Даю тебе так мало не из жадности, — говорит Рыжевласка, закрывая дверь на ключ. — Просто сейчас еда для тебя равносильна яду. Обещаю, скоро ты перейдёшь на нормальное питание.        Мы направляемся к моей комнате, ведь, по словам Рыжевласки, просмотр «Голодных игр» затянется ещё на полчаса. Усаживаемся на пустую нару, девушка открывает упаковку и протягивает мне небольшой сухарик. Обезумев от голода, я впиваюсь в него, как сумасшедшая.        — Ах, нет же, — восклицает она, — тебя стошнит, выплюнь его! Выплюнь!        Чуть не проглотив столь вкусный сухарь, я отворачиваю голову и выполняю её указание.        — Бедняга, — шепчет она, — несколько дней, наверное, не ела?        Её вопрос звучит как риторический, поэтому я лишь опускаю глаза, подтверждая её слова.        — Я буду сама дозировать, — говорит Рыжевласка, отламывая крошечный кусочек сухаря. — А ты ешь и меня слушай, хорошо?        Кивая головой, я соглашаюсь на такой приятный расклад. Хоть мысли о еде и завладевают моим разумом, мне не терпится услышать рассказ девушки.        — Ты такая умница! Я знала, что ты станешь красной. Мне уже нет смысла всё объяснять, Люси, наверное, обо всём уже проболталась.        — Откуда ты узнала? — с немалым удивлением спрашиваю я и даже отрываюсь от еды.        Рыжевласка укатывается звонким смехом, будто бы я задала глупый вопрос, ответ на который был столь очевиден.        — Эта дрянная девчонка не умеет быть незаметной, — успокаиваясь, говорит девушка. — Мы сразу догадались по шагам, что это она. А эту глупышку хлебом не корми, да только дай возможность пожаловаться новеньким о красных. Немудрено, что она и тебе излила душу, — Рыжевласка взметнула брови на лоб и ухмыльнулась.        — По шагам? — изумилась я.        — Среди красных нет глупых, — приобретая серьёзность, шепчет она. — Все мы обладаем чем-то особенным. У кого-то аналитический склад ума, кто-то тонко чувствует людей, кто-то другой обладает творческими навыками, а некоторые используют обаяние для достижения целей.        — Ванесса, — щуря глаза, говорю я.        — Именно. Она та ещё вертихвостка, — вздыхает она, протягивая мне второй кусочек. — Не обращай внимания, перебесится.        Я задумываюсь, вспоминая наш инцидент. Чем только я ей не угодила?        — А что особенное увидел Марк в тебе? — спрашивает Рыжевласка, всматриваясь в мои глаза.        — Во мне? — удивляюсь я. — Не знаю. Правда, не знаю.        — А какими ты обладаешь навыками, которые могли бы нам пригодиться?        — Ну-у, — тяну я, пытаясь вспомнить хоть какие-то полезные способности. — Я умею читать по губам.        Рыжевласка вспыхивает огнём радости и предлагает протестировать меня. Я соглашаюсь и внимательно наблюдаю за изгибом её румяных губ.        — Гвен Остин, — предполагаю я. — Кто это?        — Это моё имя, — с лёгкой улыбкой говорит она. — Однако мне кажется, что ты чего-то недоговариваешь. Не мог же Марк взять тебя из-за этого? Ладно, не хочешь — не говори, всё равно узнаю рано или поздно.        Я окончательно запутываюсь в своих мыслях. Что же такое разглядел во мне Марк? Не сказать, что внешность у меня распрекрасная, да и особым интеллектом не обладаю.        — Откуда появилось твоё прозвище? — задаю я первый вопрос, который пришёл в голову, чтобы перевести тему.        Гвен рассказала, что когда-то среди красных была ещё одна девушка с таким же именем. Во избежание путаницы Марк придумал Рыжевласке такое незамысловатое прозвище, и все быстро подхватили его. Вскоре тёска Рыжевласки выросла и покинула приют. Необходимость звать Гвен младшую по прозвищу отпала, однако второе имя настолько прижилось среди детей приюта, что она решила оставить его себе.        — Занятная история, — улыбаюсь я.        — Да, такая вот несуразица. Давай-ка я лучше расскажу о каждом из нас, — говорит Рыжевласка, протягивая мне бутылку с водой.        Я отпиваю несколько глотков и принимаюсь внимательно слушать. Эта информация на данном этапе мне действительно необходима.        — Который год мы не нарушаем традицию: в клане красных должно быть строго одиннадцать человек, восемь юношей и трое девушек. Глава нашего поколения — Марк. Перед своим уходом он выбирает себе замену из новеньких мальчиков, не младше двенадцати, но не старше четырнадцати лет. Да-да, — кивает головой Гвен, глядя на моё изумлённое лицо, — тринадцатилетние юнцы управляют семнадцатилетними лбами. Но на то и идёт тщательный отбор: главы имеют отличную физическую подготовку, их ум развит не по годам, а внешность должна быть приятна любому глазу.        — Почему именно три девушки? — переварив слова Гвен, интересуюсь я.        — Три зеницы ока, — с загадочной улыбкой шепчет Рыжевласка. — Мы всецело принадлежим красным юношам, но при этом они защищают и оберегают нас.        — Не понимаю, о чём ты, — говорю я, подпирая голову рукой.        — Понимаешь, но не хочешь осознавать, — шепчет она, одаривая меня многозначительным взглядом, — Среди серых… Да уж там? И среди синих происходят не только избиения девочек, но и изнасилования. Сколько ужасов произошло на моих глазах… Бедняжек забивали насмерть… Но ты не переживай! К нам, красным, никто из этих дикарей не сунется — они боятся.        Я почувствовала, как моё тело пробрала дрожь вселенского отвращения и страха. Неужели такие явления здесь происходят в порядке вещей? Куда смотрят надзиратели и воспитатели? Неужели они не замечают этого? Или, скорее, не хотят замечать?        — Ты чего так побледнела? Не беспокойся об этом, — продолжает успокаивать меня Рыжевласка. — Хорошо, сменим тему. Расскажу тебе о наших парнях. Рано или поздно тебе придётся сблизиться с ними.        Последняя фраза Гвен звучит настолько двусмысленно, что моё сердце вдруг начинает колотиться с неистовой бешеной скоростью.        — Начну с Бастера, — устало вздыхая говорит она. — Ты, наверное, его видела, это он меня обнимал. Я, судя по всему, его любимица. Бастер обладает… — замечаю, как её глаза начинают блестеть от слёз, — нечеловеческой силой. Он приходит в ярость, когда у него не получается заполучить желаемое. И его гнев, по секрету скажу тебе, по-настоящему страшное зрелище. Будь с ним особенно вежлива, постарайся ему не перечить, если не хочешь нарваться на неприятности. С ним всё ясно?        Я киваю ей в ответ. По словам Рыжевласки с ним шутки плохи, а значит, мне нужно быть с ним более аккуратной, вот и всё. Пока я пытаюсь вспомнить его внешность, девушка копошится в своих карманах, а спустя несколько секунд достаёт из них несколько плотных листов, размером с ладонь.        — Что это? — спрашиваю я, метнув вопросительный взор на белые карточки.        — Наше поколение, — улыбаясь, говорит она и протягивает мне один из листов.        Я переворачиваю его лицевой стороной, и меня накрывает волна восхищения. На этой карточке располагается нарисованный углём портрет Бастера. Мне тут же вспоминается его внешность: чистые светлые глаза, короткие тёмные волосы, красиво очерченный подбородок, широкие плечи. Внизу идеальным каллиграфическим почерком написано его имя.        — Это прекрасно, — единственное, что мне удаётся произнести из широкого потока мыслей.        Рыжевласка улыбается в ответ:        — Да, Рэй отличный художник.        — Это он нарисовал? — спрашиваю я.        — Угу, — говорит она, протягивая мне другую карточку, — вот, это его автопортрет.        Я внимательно изучаю и Рэя: длинные взъерошенные волосы, тёмные глаза, нос, видимо, с горбинкой. Под глазом расположилась родинка, придавая его лицу особенно приятный и интересный вид. Со временем до меня доходит: это он заступился за меня перед Ванессой.        — Расскажи о нём, — прошу я, очерчивая пальцем край бумаги.        — Ему семнадцать, он покидает приют через год, — сообщает Рыжевласка, отчего мне по какой-то непонятной причине становится грустно. — Думаю, ты с ним прекрасно поладишь. Тем более то, как он на тебя смотрел…        Побагровев, я поднимаю взгляд на Рыжевласку. Её лукавый взор направлен прямо на меня, а уголок румяной губы немного приподнят.        — М? Нет? — удивляется она, облокачиваясь спиной на стену. — Не заметила?        — Нет, — шепчу я, стараясь вникнуть в её слова.        — Мирабель, — говорит Рыжевласка, щуря глаза, — в тебе есть что-то необычное. Да… Ты явно в его вкусе, поэтому он и заткнул Ванессу.        Моё сердце было готово вот-вот вырваться из груди. Хотелось смеяться и рыдать одновременно. Такое чувство, будто я схожу с ума. Неужели это взаправду? Вся эта ситуация, если на неё взглянуть со стороны, кажется сумасбродной чепухой. Неужели такое может существовать в нашем мире? Неужели все слухи про приюты — правда? До сих пор не могу поверить в то, что произошло со мной за последние дни. Беды свалились на нас как снег на голову.       Но тем, наверное, и хороша жизнь, что преподносит каждому трудные испытания. Стоит наконец-таки взять себя в руки и осознать, что приют — это отдельный мир со своими законами и особенностями, и к ним необходимо начинать приспосабливаться уже сейчас. Чем быстрее вольюсь в эту обстановку, тем больше преимуществ смогу заполучить.        — Но вряд ли у вас что-то будет, — спустя некоторое время продолжает Рыжевласка, — до четырнадцати лет красных девочек не трогают.        — Всё это так ужасно! — не выдержав, выдаю я.        Смотрю на Рыжевласку в ожидании её реакции на мои слова. Но девушка молчит и остаётся невозмутимой. Я вздыхаю и схватившись за голову, пытаюсь привести мысли в порядок.        — Знаю, — с нотками безразличия в голосе вдруг говорит она. — Всем было поначалу тяжело, но потом… как-то смиряешься с этими порядками. Через некоторое время начинаешь учить им других. Я тоже когда-то была на твоём месте, я понимаю, что ты чувствуешь. Поверь, через пару месяцев ты свыкнешься, а затем сама войдёшь в эту безумную колею.        Было несколько наивно с моей стороны полагать, что есть другой выход. Если бы он был, им воспользовались. Успокаиваю себя мыслью, что мне повезло больше, чем остальным. Каким-то чудесным образом я стала красной. Меня не дадут в обиду, никто не поднимет на меня руку, голод и жажда — не проблема. Многие хотели бы оказаться на моём месте. Поэтому я должна быть благодарна… наверное.        — Не будем терять времени зря, — встрепенулась Рыжевласка. — Следующий у нас… — она зарывается рукой в карточки и вслепую достаёт одну из них, — Алекс, — вздыхая, говорит она, посмотрев на портрет.        Девушка протягивает мне карточку, чтобы я смогла разглядеть юношу поближе. Рассматриваю его лицо и не могу понять: что именно меня отталкивает в его холодном взгляде?        — У него достаточно печальная история, — молвит Рыжевласка, — родители бросили его зимой на улице, когда ему было пять. Напоили его каким-то дешёвым снотворным, какое только могли раздобыть, и положили на снег неподалёку от железной дороги. Надеялись, что за ночь он замёрзнет насмерть. Но Алекса каким-то образом заметили рабочие. Конечно, без травм не обошлось, — вздохнула девушка, — он долгое время не мог ходить. Сейчас конечно, всё хорошо, но… эта несправедливость, эта злоба на родителей осталась в его сердце. Он только с виду такой суровый, будь с ним помягче.        — Конечно, — с горечью отвечаю я. — Сколько ему лет?        — Пятнадцать, — говорит она.        Пока я погружаюсь в пучину раздумий, Рыжевласка принимается вытягивать следующую карточку:        — О, — загадочно улыбается она, рассматривая её.        — Кто там? — спрашиваю я, желая поскорее узнать причину особенной улыбки Рыжевласки.        — Лиам, — девушка, не отрывая от меня предвкушенного взгляда, протягивает мне карточку.        После того, как я увидела его, мне стало всё понятно. Парень обладает невероятно прекрасной внешностью. Мне трудно дать какой-либо комментарий, поэтому я лишь продолжаю мысленно восхищаться.        — Да-а, — протягивает Рыжевласка, — знаю, знаю. Красив, да?        — Очень, — соглашаюсь я, выжидая, пока девушка расскажет мне ещё что-нибудь про него.        — Лиама за это и взяли, — в её глазах прыгают озорные огоньки, — за его красоту. Он — наша, так сказать, тяжёлая артиллерия. Когда нам необходимо добыть какую-то информацию или заполучить что-то у женского пола, в ход идёт Лиам. Девушки теряют от него голову. Его голос, манеры и взгляд просто обворожительны! Никакой портрет не сможет передать его красоту. Когда увидишь его не при свете свечей, поймёшь, о чём я.        Рыжевласка подмигивает мне, и её лицо озаряет улыбка.        — Смотри, не влюбись только. Для Лиама девушки — детская забава и ничто более, — с серьёзными нотками в голосе добавляет она. — Так, а это Джон.        Девушка даёт мне в руку его портрет. Я рассматриваю его лицо, и по моей спине пробегают мурашки. Рыжевласка замечает мой беспричинный страх, но не спешит раскрывать все карты. Мы испепеляем друг друга сухими взглядами. Что она хочет услышать от меня? Разве я знаю его? Мой взгляд повторно ныряет в карточку. Да, определённо, мне знакомы его черты лица, но я сомневаюсь, что мы с ним виделись раньше.        — Кто он? — спрашиваю я, теряясь в догадках.        — А что ты чувствуешь, глядя на него? — произносит Рыжевласка.        Я опускаю глаза на его портрет. Страх. Жгучий страх, готовый заставить задрожать моё тело.        — Мне страшно, — честно говорю я.        — Почему? — спрашивает меня она с такой интонацией, словно даёт подсказку.        Я растерянно пожимаю плечами и пытаюсь сосредоточиться на воспоминаниях. Где же я видела эти безумные искры в его глазах? Почему мне помнится эта особенная улыбка? Вдруг в моей голове вспыхивает ужасное воспоминание: избиение пятнадцатилетней бунтарки в кладовой. Я даю моему мозгу время принять эту информацию. До меня наконец-то доходит: одним из тех двух парней был Джон. Рыжевласка, увидевшая озарение на моём лице, начала еле заметно кивать головой, подтверждая мои догадки.        — Это был он! А кто второй? — как-то неуверенно спрашиваю я. Теперь, когда я знаю половину красных, сомневаюсь хочу ли я знать, кто из этих, на первый взгляд, прекрасных парней способен на такое зверское избиение.        — Ты, наверное, расстроишься, — говорит она, отворачивая голову, — не скажу.        — Скажи мне, Гвен! — настаиваю я. — Это был Бастер, да? По его глазам видно, что он непростой человек, в нём есть какой-то оттенок… ярости. Он поднимал на тебя руку?        — Нет, это был не Бастер, — выпаливает она, — это был Рэй.        Моё дыхание спирает в то же мгновенье:        — Рэй? — шепчу я, не в силах поверить Рыжевласке.        — Он невероятно жестокий, — говорит она, — хотя тебе таковым не кажется. Хуже Бастера, намного хуже.        — Нет, — качаю головой я, — нет. Это был не Рэй! Я не верю. Он же заступился за меня, за незнакомую девчонку, хотя какое ему было дело?        — Ты ему понравилась, вот и заступился, — холодно выпаливает Рыжевласка. — Кстати… сегодня вечером к нему пойдёшь, тоже нарисует тебя.        Я сникаю и опускаю голову. Неужели Рэй способен на такое? Я вспоминаю брызги крови при тусклом свете свечей, то, как они таскали бунтарку за волосы, как били по лицу. Мне вспоминается её отчаянный крик, мольбы о помощи.        Рыжевласка прикрывает глаза и запрокидывает голову назад.        — Нарисует для карточек? — спустя некоторое время решаюсь спросить я.        — Угу, — отвечает она.        — Ты прости, — тихо говорю я, — мне сейчас трудно, я запуталась. Тебе, конечно, лучше знать, но Рэй мне правда показался хорошим.        На лице Рыжевласки проскальзывает тень грустной улыбки.        — Не глупи, всё в порядке, — шепчет она. — Просто будь аккуратна.        Она протягивает мне следующую карточку. На портрете — парень, постриженный почти что налысо, его брови густые и тёмные, глаза смотрят пронзительно, губы изгибаются в приятной улыбке.        — Его зовут Нил, — говорит Рыжевласка. — Он невероятно умён. Любые головоломки решает, как орешки щёлкает. Именно Нил составляет костяки для наших планов.        — По нему и не скажешь, — удивляясь, говорю я.        — Это ты с ним просто не общалась, — с улыбкой отвечает она. — Меня и Ванессу ты уже запомнила, о Марке мы поговорим попозже, он — отдельная и не менее интересная тема. Остался Кристофер.        Я принимаю последний портрет из её рук.        — Великолепный психолог, — сообщает Рыжевласка. — Читает любого человека как открытую книгу. Нам при отборе красных, сама понимаешь, такие навыки необходимы. Хоть Марк тоже хорошо разбирается в людях, он всё равно не примет решение, пока не посоветуется с Кристофером.        Рассматриваю парня: лицо его имеет строгое выражение, но всё же располагает к себе. Взгляд ясный, глубокий.        Где-то вдали разносятся голоса. Рыжевласка вскакивает с нары, я следую её примеру.        — На, ешь, но осторожно, — говорит она, сунув мне в руку сухарь. — Они не должны ничего узнать.        Девушка хватает бутылку воды, пачку сухарей и выходит из комнаты.        — Совсем забыла, — молвит она, вернувшись назад. — Тебе же нужно к Рэю! После ужина найдёшь меня, я покажу, как прокрасться к мальчикам.        Я киваю ей в знак того, что всё поняла, и Рыжевласка ускользает из комнаты. Сердце заколотилось как бешеное. Прокрасться к мальчикам. А если заметят — высекут. По телу пробегает дрожь. Поверить не могу, что я добровольно ввязалась в эту авантюру. Но разве у меня был выбор? Я вздыхаю и прячу сухарь под подушку.        Шум становятся всё громче и громче.        — Даём вам пять минут, чтобы вы привели себя в порядок! — вещает чей-то голос. — Ровно через пять минут вы должны стоять в коридоре! Не опаздываем на ужин!        В комнату заходит толпа девушек разных возрастов. Заметив меня, они замедляют шаг и, словно бы остерегаясь чего-то, не делают резких движений и окружают, точно змеи жертву. Все они внимательно изучают меня с макушки до пят.        — Ты Клавуар? — выйдя из толпы, спрашивает одна из девушек, высокая шатенка с карими глазами.        — Да, — отвечаю я.        — Ну, что, — не без насмешки в голосе говорит она, — серенькая! Готовься. Ближайшие годы станут для тебя незабываемыми.        Я приподнимаю бровь. Что-то мне подсказывает, что сейчас начнётся веселье.        — Верно, Бетти, поставь эту выскочку на место, — скаля зубы, вмешивается какая-то блондинка. — Тут тебе не будет так сладко, как у тёти.        На моём лице невольно появляется лёгкий намёк на улыбку. Они, видимо, ещё не в курсе, что я вовсе не «серенькая».        — Мне показалось, или она улыбнулась, девочки? — язвит Бетти, оборачиваясь к толпе.        Я предпочитаю ничего не отвечать ей. Молча обхожу зевак и стремлюсь к выходу.        — Куда это ты собралась? — шипит блондинка, хватая меня за руку.        — Отпусти, — говорю я, посмотрев ей в глаза.        На секунду в её лице что-то меняется. В её взгляде мелькает страх. Я чувствую, как её хватка ослабевает.        — Джейн, что встала? — с какой-то странной осторожностью молвит Бетти. — Веди-ка её сюда.        Придя в себя, Джейн с новой силой сжимает мою руку и тащит меня к девушке. Я не могу ей сопротивляться, ведь слишком слаба. Бетти толкает меня, и я падаю на пол спиной. Чувствую, как по телу разносится яркая боль, лёгкие дребезжат в грудной клетке, отчего моё дыхание сбивается. Я стараюсь не подавать этому виду. Девушки пользуются моей беспомощностью.        — Мы тебя быстро тут всему научим, — наклоняясь у меня над головой, шепчет Бетти.        В следующее мгновенье я не успеваю ничего понять. Моя голова с жгучим звоном ритмично бьётся о пол. Чувствую, что вот-вот… и мне вырвут волосы.        — Что происходит? — громкий женский голос дребезжит в моей голове, раздаваясь неприятным болезненным эхом. — Отошли!        После этих слов всё прекращается. Жуткая боль разносится по всему телу. Казалось, каждая клеточка моего организма изнывает от мучений. Мне адски больно, я готова вот-вот разрыдаться, но понимаю, что если сейчас дам слабину, потеряю всякий авторитет. Стискивая зубы, я пытаюсь встать.        Кто-то помогает мне подняться, усаживает на нару. Я убираю волосы с лица. Боль в спине очень яркая, думаю, пройдёт не скоро.        — Идите в коридор, — сквозь зубы произносит незнакомая мне женщина, скорее всего, мой спаситель.        Девушки, опустив головы, гуськом удаляются из комнаты, оставляя нас одних.        — Сильно они тебя? — с беспокойством спрашивает женщина.        — Немного, — отвечаю я, потирая голову.        — Крови нет?        — Вроде нет, — я ощупываю точки, в который наиболее сильно ощущается боль.        — Тебе всё равно нужно в медпункт, — настаивает она, — осмотрят на всякий случай.        — Не стоит, всё в порядке, — говорю я. — У меня почти ничего не болит.        — Ты уверена? Они знатно тебя поколотили.        — Правда, я в порядке. Только голова немного кружится.        — Сможешь поужинать со всеми, или тебе принести еду в комнату? — беспокоится женщина.        Удивительно, почему она так печётся обо мне? Или здесь ко всем такое внимательное отношение? Времени размышлять нет. Сейчас важно показать, что я воспринимаю хорошее людское отношение, как данность. Если я буду демонстрировать удивление или благодарить за доброту, то она может подумать, что для меня такое отношение чуждо и в прежнем месте меня не уважали. Ещё мне нужно проглотить все слёзы, чего бы это не стоило. Для воспитателей себе нужно задать среднюю планку, не вести себя холодно, но и неженкой не быть.        — Я поужинаю со всеми, — спокойно говорю я.        Она недовольно качает головой, глядя в сторону двери.        — Ох уж эти… — женщина выдыхает воздух. — Ходить сможешь?        Я осторожно поднимаюсь. Боль присутствует, но она не такая сильная, как я ожидала. В целом неплохо, жить буду.        — Отлично, — подбадривающе шепчет она, — идём. Я одна из твоих воспитательниц, Мирабель, мисс Купер, приятно познакомится.        Я учтиво улыбаюсь ей в ответ. Думаю представляться смысла нет.        Наконец-то мы выходим из комнаты. Десятки любопытных глаз уставляются на меня. Девушки, ставшие свидетелями моего избиения, смотрят косо и нахально, перешёптываясь между собой. Мисс Купер просит стать по двое, но мне не хватило пары, поэтому я встаю одна. Нас пересчитывают и мы выдвигаемся на ужин.        На улице заметно похолодало. Я чувствую, как холод пробрал моё тело. Стараюсь идти как можно быстрее, чтобы согреться. Наконец-то мы добираемся до корпуса и идём в столовую. В коридоре уже стоят парни. Столы ещё не накрыты, поэтому мы вынуждены ждать ещё некоторое время. Постепенно толпа девушек рассасывается, но я так и не вижу Гвен.        Вдруг мне на глаза попадается Бастер. Окружённый подоспевшими девицами, он стоит у стены и наблюдает за остальными. Неожиданно его взгляд перескакивает на меня. Испугавшись, я быстро опускаю взор, но потом осознаю, что я «своя». Я красная. Собираю волю в кулак и осторожно смотрю на него снова. Он, к моему удивлению, не отводил взгляд, а продолжал смотреть на меня. На его лице появляется улыбка. Отмахнувшись от девушек, как от назойливых мух, Бастер направляется ко мне из другого конца коридора. Я чувствую, как мои щёки багровеют.        — Мирабель, — шепчет он, — ты в порядке?        Его низкий приятный голос звучит успокаивающе.        — Да, — киваю головой я, разглядывая его голубые глаза, — да, в порядке.        На глазах у всех он прислоняет меня к стене:        — Врать очень нехорошо, Мирабель.        Пока Бастер отворачивает голову, чтобы для чего-то посмотреть в другой конец коридора, я отчаянно пытаюсь привести дыхание в порядок. Моё сердце готово вот-вот вырваться из груди. Прищурившись, он снова смотрит на меня.        — Я не вру, — молвлю я, опуская взор.        Бастер хватает меня за спину, отчего я чуть не вскрикиваю: если всё это время она просто ныла, то сейчас адская острая боль снова напомнила о себе.        — Имя, — требует он. — Просто скажи имя того, кто это сделал.        — Зачем? — шепчу я, ища помощи среди любопытных взглядов.        Его глаза наполнились отчаянным гневом:        — Просто скажи имя.        — Ничего страшного, Бастер, — говорю я, стараясь успокоить его.        — Кто? — громко спросил он, напирая на меня.        — Я не знаю их имен, — быстро лепечу я.        Он одарил меня особенным взглядом и очертил мой подбородок большим пальцем.        — Кто?! — заорал Бастер, обращаясь на этот раз к изумлённой толпе. — Кто лез к Мирабель Клавуар, чёрт подери?        Все взгляды направлены на нас, в коридоре наступает гробовая тишина, и лишь глубокий голос Бастера разносится эхом по зданию:        — Мирабель не хочет говорить имена! Но ещё раз, — заорал он, рыская зверским взглядом по толпе, — ещё хоть раз кто-то пальцем к ней притронется… я порву на части. И вы все прекрасно знаете, что мои слова — не пустые угрозы.        Серые (судя по их внешнему виду) юноши начали перешёптываться, кивать в мою сторону и сверлить меня взглядами, девушки — поглядывать на меня со жгучим испугом и интересом. Должно быть, гадали, за что меня могли взять в красные. Если бы они и спросили, мне нечего было бы им ответить. Я сама не знаю.        — Что за шум? — спрашивает мисс Купер, неожиданно выйдя из столовой.        Естественно, все молчали.        — М, — мычит она, оглядывая всех. — Ясно. Ужин подан, заходим по одному.        Один за другим все направляются в столовую. Мы с Бастером заходим последние.        — Если тебя вдруг кто-то обидит, — шепчет он мне на ухо, — прошу, не молчи.        Я смотрю на него и нехотя киваю в знак согласия. На его лице сияет улыбка, и он, взяв мою хрупкую ладонь, отводит меня за свой стол.        Мы усаживаемся у окна. Небо приобрело сине-сероватый оттенок, совсем скоро проявится серебряная россыпь звёзд. Освещение в столовой тусклое, поэтому Бастер пододвигает тарелку, чтобы рассмотреть еду получше. Ужин весьма скудный: немного каши, салат не первой свежести, ломтик хлеба с маленьким кусочком масла, чай.        Дети хватаются за ложки и налетают на еду, будто и вовсе никогда не ели. Я чувствую, как голод снова овладевает мной. Тянусь за ложкой, но меня останавливает Бастер:        — Не ешь, тут отвратительно готовят.        Я смотрю на него и отставляю свою порцию в сторону.        — Отдадим это синим, — шепчет он мне на ухо, когда мисс Купер удаляется из столовой.        В то же мгновенье к нам подходят две девушки, примерно одного возраста с Бастером. Вопрошающим взглядом они смотрят ему в глаза. Бастер поворачивает голову ко мне. Хочет, чтобы это сделала я?        — Берите, — протягиваю им наши порции.        Девушки мельком переглядываются между собой, смотрят на Бастера и, наконец сообразив, что я новая красная, улыбаются благодарной улыбкой, принимая тарелки из моих рук. Значит, например, вот такое преимущество имеют синие: дополнительные порции.        — Уйдёшь немного раньше остальных, — говорит Бастер мне на ухо. — Рыжевласка будет ждать тебя у выхода корпуса.        Я закусываю нижнюю губу. На меня напало плохое предчувствие. Больше всего на свете я не хотела бы пробираться в корпус мальчиков. Смотрю на остальных и не вижу никого из красных. Бастер опережает меня, давая ответ на мой мысленный вопрос:        — Им незачем тут находится, — говорит он, обводя взглядом столовую. — У нас есть более важные задачи. Для чего тратить время, если всё равно мы здесь не питаемся?        — А ты что здесь тогда делаешь? — спрашиваю я, посмотрев ему в глаза.        Его губы изгибаются в улыбке:        — Кто-то ведь должен был за тобой приглядеть.        — Тебя попросили? — спрашиваю я голосом, в котором ощущается большее разочарование, чем того требовала ситуация.        — Нет, — вдруг отвечает он. — Я сам захотел.        К моим щекам приливает алая кровь, и я украдкой прислоняю холодные ладони к лицу, дабы скрыть следы моего предательского смущения. Бастер заглядывает мне в глаза, а затем медленно и осторожно отстраняет мои руки. Я стискиваю зубы от возникшей неловкости.        — Наверное, стоит поспешить, — прерывисто шепчу я. — Гвен уже заждалась меня.        Бастер хватает меня за руку, не позволяя вот так просто покинуть его. Моё лицо накрывает новая волна румянца. Я стою ни жива не мертва, пока половина взглядов столовой направлена в нашу сторону.        — Откуда тебе известно её имя? — спрашивает он, ещё крепче сжимая мою ладонь.        — По губам прочла, — шепотом отвечаю я, мягко освобождая руку.        Уголок его рта поднимается, и он кивает мне головой. В те секунды молчания я наконец-то смогла разглядеть его более детально. Запомнила оттенок волос, разглядела коричневые крапинки в его голубых глазах, заприметила тонкий шрам на подбородке.        — До встречи, Мирабель, — шевелит губами Бастер.        Я улыбаюсь ему в ответ и медленно направляюсь в коридор, борясь с желанием обернуться. Спустя нескольких минут поиска выхода, наконец-то нахожу его. Облокотившись на стену, меня уже поджидает Рыжевласка.        — Ты чего так долго? — спрашивает она, отворяя двери на улицу.        — Немного заблудилась, — говорю я, следуя за ней.        На улице уже темень, ветер усиливается, однако я радуюсь вечерней прохладе. После всего произошедшего мне следует остудиться. Рыжевласка явно торопится, и я ускоряю шаг. Несмотря на возникшую спешку я не упускаю возможности насладиться свежим вечерним воздухом. Мы обходим наш спальный корпус и устремляемся к другому зданию.        — Что это? — спрашиваю я, когда мы оказываемся на его пороге.        — Корпус парней, — отвечает она, оглядываясь по сторонам. — Давай, не медли, живее.        Мы заскакиваем внутрь. На удивление, внутри всё так же, как и у девочек. Гвен берёт меня за руку, и мы идём по запутанным лабиринтам. Беру свои слова назад, здесь всё куда сложнее. Мы приходим к лестнице и поднимаемся на второй этаж.        — Дальше сама, — учащённо дыша шепчет Рыжевласка, — я должна находиться в другом месте. Прямо по коридору и направо, самая последняя дверь. Главное, не попадайся серым на глаза.        Серым? Не успеваю я и слова произнести, как Гвен уже спешит вниз. Собравшись с духом переступаю черту и захожу в длинный коридор. Неужели в корпусе остались и серые? От одной только мысли, моё тело пробирает тряска. Перенаправляю мысли в другое русло: паника мне сейчас ни к чему. Судя по всему, мальчиков в приюте больше, чем девочек. Ещё бы, с таким отношением к женскому полу…        Ну, же! Сосредоточься! Нужно найти комнату Рэя, а освещения тут нет никакого. Наверное, выключили, пока парни ужинают, в целях экономии. Включатель света найти не могу, добираться приходится чуть ли не на ощупь. Ступать стараюсь тише, в опасении, что меня могут услышать. Странное волнение потоком затопило моё сердце, и я почему-то решаю остановиться, чтобы прислушаться.        К моему безумному страху, из-за угла появляется чёрный силуэт. Мною овладевает паника: идти дальше или побежать назад? Ничего сказать не решаюсь, ведь нахожусь на чужой территории, парни устанавливают здесь свои правила.        — Эй, — ласково шепчет незнакомец, стремительным шагом приближаясь ко мне.        В припадке внезапного ужаса я теряю дар речи. Мои ноги отказываются идти, кажется, моё тело превратилось в камень. Слышу его дыхание совсем близко.        — Ты чего тут бродишь? — спрашивает он, резко обнимая меня за талию. Я стискиваю зубы то ли для того, чтобы заглушить проснувшуюся боль в спине, то ли для того, чтобы не закричать от безумного страха, овладевшего моим разумом.        Я аккуратно, но настойчиво убираю его руку и отхожу назад на пару шагов.        — Какая ты недотрога, — в его голосе чувствуется улыбка, отчего мне становится не по себе ещё больше. — Послушай, я не хочу брать тебя силой.        Пытаюсь ответить ему, но мой язык становится ватным, голова перестаёт думать, а тело слушаться. Единственное, что у меня получается, так это сохранять дистанцию, отходя от него всякий раз, когда он желает приблизиться ко мне.        — Ты ведь всё понимаешь, — ласково шепчет он, — давай не будем усложнять друг другу жизнь. Я заполучу тебя в любом случае, но вопрос состоит в другом.        Он делает большой шаг, и я не успеваю среагировать. Парень ловко хватает мои руки и сжимает их с неистовой силой.        — Не люблю причинять боль, — говорит он мне на ухо, — но все они вынуждали меня делать это. Но ты ведь не такая? Ты будешь послушной, правда?        Одна его рука продолжает держать меня за запястья, другая гладит мою щеку.        — Ты плачешь? — шепчет он, вытирая скатившуюся слезу.        — Не надо, — сквозь тихие рыдания умоляю я, — прошу…        Он прикладывает палец к моим дрожащим губам:        — Тише, тише, милая.        — Я закричу, — отчаянно шепчу я, чувствуя, как он с лёгкостью поднимает меня на руки.        — Кричи, — с безумным спокойствием отвечает он, — здесь никого нет, тебя не услышат.