Creative

В мое тело словно врезались сотни клинков, а сама я готова провалиться сквозь землю. В голове бушевали сотни эмоций, а на лице была глуповатая улыбка. Наверно, я слишком глупая, а может... А вот на этот счет даже не знаю. - Что же, - сказал высокий молодой человек с необычными, фиолетовыми волосами и сиреневыми глазами. - Ваше резюме... Хорошо. На вопросы, вроде как, вы нам ответили. Три неправильно, двадцать один правильно. Ваши баллы ЕГЭ вполне подходят. Что же, вы приняты, Кагамине. Я быстро встала и, выкрикнув слова благодарности, постарались быстро удалиться прочь. Сегодня я поставлю новую галочку в своем карманном календаре, в котором отмечаю все памятные даты (ну, и начало критических дней). Сегодня я поставлю заметку в "9 июня". Поступление в университет. Надеюсь, хотя бы после этого смогу втянуться в жизнь работящего, обычного человека. Обычного, но, в тоже время, крайне творческого. На днях болезнь отступила, и теперь не нужны ни лекарства, ни "банки с ртутью". Все, что мне нужно, под рукой. Знания, друзья. И, наверно, одного не хватает. Любви. Маленькая деталька, которая невероятно важна в жизни каждого человека. Я зашагала по проспекту, напевая мелодию себе под нос. Музыка часто сама зарождается в моей голове. Остается лишь записать. Одета я в легкую белую рубаху и тканные темно-синие шорты. На ногах балетки грязно-розового цвета и чулки белого. Выгляжу, вероятно, как ученица. Глаза подведены белым карандашом, а ресницы накрашены тушью. Тени в последнее время не использую. Проспект красивый. Мощеная дорожка. Справа бутики различных брендов, в которых так любит бывать Мику, моя сожительница. Изредка можно видеть кафе или ресторан. Токио очень большой город. Первые дни в нем легко возможно потеряться. И самого себя потерять в пучине. Солнце ярко светит, заставляя щуриться. Голубое небо, и одно единственное маленькое облачко, которое словно выбивает из колеи. Высотные здания устремившие свои крыши далеко вверх. Глупо сравнивать мой старый, маленький, обжитый дом с этими небоскребами. А если взглянуть на дорогу, вспоминается старая детская игра. Стараясь наступить на каждый камешек, словно это так важно, я устремилась вперед. Справа от меня - "Часовщик". Большая и выцветшая вывеска, на которой изображена девушка в роскошном платье эпохи барокко, устремившая взгляд серых глаз на большие часы. Время - полночь. Сразу приглянулся этот маленький обшарпанный магазинчик, где можно купить великолепные наручные часы за хорошую цену. Открыв деревянную, выкрашенную в приятный небесно-голубой цвет дверь, вошла в магазин. В глубине звякнуло что-то, напоминающее звук колокольчика. Я сделала шаг вперед, вглядываясь в неточные силуэты больших часов. Никогда не отличалась хорошим зрением. Подойдя ближе к витрине, бросила взгляд вначале на розовые часы, украшенные стразами, затем на "механическое" произведение. Когда стрелка перемещалась, металическая гайка прокручивалась. Завороженно смотря на наручные часы минуту, я и не заметила, что сзади подошел кто-то, кашлянув, чтобы привлечь мое внимание. - Вам нравятся эти часы? - спросил высокий голос. Я обернулась. Передо мной стояла девушка с короткими каштановыми волосами и карими глазами. На лице спокойная улыбка, а в глазах теплота. - Если нравится, то почему бы не купить? У этих часов несколько возможностей. Вообще, если быть с Вами откровенной, то я подумала, что вы выберете эти часы, - шатенка указала на розовые часики, которые я заметила первыми. - Я не люблю милоту, - фыркнула я. Шатенка хихикнула, снова улыбнувшись. На ней свитер, явно большего размера, чем нужно, светло-сиреневого цвета и джинсовые шорты. На голове неуклюже приделан красный бантик, который подчеркивал невинность девушки. - Неужели? Ты сама на себя посмотри. Прелесть! Чудо! Мне много раз говорили о том, что я милая, но говорили друзья или знакомые. И впервые это сказала девушка, имя которой я до сих пор затруднились спросить. - Знаете, запакуйте мне их. Они очень интересно выполнены. И я не увидела бренда... Ручная работа, наверно? - девушка кивнула и немного повернула голову, отчего стала красивее в сотни раз. - Дорого возьмете? - Нет. Триста йен, - ответила шатенка. Слова словно разлетелись по воздуху, слишком легко были сказаны. - Триста?.. Я думала, куда больше. Что же, возьмите, - протянув ей купюру, уже было потянулась за часами, но незнакомка перехватила их. - Что же. Я так и не рассказала об удивительном свойстве этих часов. Оденьте их. Я последовала совету. Как только застегнула ремешок, шатенка взяла мою руку. Мне стало несколько стыдно, ведь лак с ногтей стерся. Они неаккуратные и местами обгрызенные. А под некоторыми грязь. Что-то щелкнуло. Маленький шарик принялся катиться по всему циферблату, заставляя невольно улыбаться. - Это и есть то самое свойство? - с недоверием в голосе спросила я. - Да. Чудесно, не замечаете? Я восхищаюсь тем человеком, который собрал эти часы. На несколько секунд я задумалась, кто же их сделал. В голове что-то щелкнуло, и я, полная, энтузиазма спросила шатенку: - Кто их сделал? - Мой брат, - отрывисто сказала девушка. - К сожалению, я уже год не слышала ничего о нем. Он был чудный мастер. Всегда восхищалась его безделушками. Помнится, когда мы с ним собрали "Девочку на шаре"... Мне показалось, что речь немного странной девушки затянется надолго. Но на описаниях "Девочки на шаре" она прервалась. Она перевезла взгляд на окно. За ним горожане куда-то спешат, торопятся. Идут в неизвестность. - Меня Мейко, кстати, зовут. Сакине Мейко. А тебя как? - Рин... - замешкавшись, сказала я. После секундной паузы произнесла дальше, - Кагамине. Мейко улыбнулась. Наконец, я могу назвать ее по имени. Ну, или, по крайней мере, по фамилии. - Возможно, вы знаете Йоване Хару-тян? - тем же милым, но фальшиво-сладким голосом спросила меня Сакине. Вот еще! Я в Токио, вообще, мало кого знаю. Лука да Мику. Ни с кем больше я не общаюсь. Ах, нет. Был еще некий Утаите Пико. Но я его уже месяц не видела. Я никогда не отличалась особой любовью к роду человеческому. Одиночка, в общем. - Нет, не знаю такую. Мейко вновь улыбнулась, хотя в ее карих глазах появилась доля грусти. Наверно, ей не с кем поговорить об этой "тян". А возможно, просто она грустит. Но заставляет себя улыбаться передо мною. - Она моя сводная сестра. Старше меня на три года. Жуткая пьяница. Иногда, бывает, настолько с катушек слетает... Она живет с нами. Со мной и Хони Деллом. Хони Делл - ее брат-близнец. Фамилии разные из-за того, что Йоване была замужем, но после развода не захотела менять фамилию на девичью, - воодушевленно начала Мейко. - Правда, иногда с ними так грустно. Нас связывает покойная мать. Когда-то она была женщиной "легкого поведения". Хони и Йоване были не совсем желанными детьми. Но она их очень любила. Спивалась, била. Но потом, расплакавшись, подходила и жалела, ласкала. Через два года после рождения близнецов мать вышла замуж. Он был простой работяга, любящий мать. Да и Хони с Йоване как своих родных детей принял. А потом родилась я. У них было мало денег, чтобы прокормиться. Я донашивала одежду Хони и Йоване, а у них был общий гардероб. Ели самое дешевое. А если заболел отец, почти что попрошайничали, - Мейко трагично всхлипнула. Меня поразила ее доверчивость. Она рассказывает о себе совсем незнакомому человеку, вкладывает душу... Поистине чокнутая. - Родился самый младшенький. Его назвали Лен. Честно, я не знаю, в кого он пошел. Голубоглазый блондин. Низкий рост. Хотя и я, и Хони, и Йоване, и мать, и отец - все были довольно-таки высокими. У матери были голубые глаза. Они перешли к Лену. Но есть одно маленькое "но", объясняющее его непохожесть на нас. Возможно, мама принялась за старое, нагуляла нового ребенка. И вот, нас четверо. Отец умер. Оплакали его смерть. Лена и меня отдали в приют. Мама долго плакала. Сказала, как только все наладится, - заберет, и, вообще, будет часто навещать нас. Дальше мы росли там. Немного страшно было в первое время. Потом страх сменился радостью. Тут было лучше, чем жить в грязной квартире покойного отца и матери. Мама нас навещала раз в неделю. Приносила конфеты. Приводила Йоване и Хони с собой... Она цвела на глазах. Стала чаще улыбаться, просто стала более счастливой. А потом ее сбила машина. Это была трагедия для всех нас. Мне было пятнадцать. Хони и Йоване восемнадцать. Лену и вовсе одиннадцать. Это был последний удар. Мы с братом остались в детском доме. Сестра и брат стали работать. Когда мне исполнилось восемнадцать - дали квартиру, и я ушла из детского дома, прохватив с собой Лена. Жили в квартире около пяти лет. Он стал тем еще рукодельником. Зарабатывали мы на безделушках и часах. Тогда он и эти собрал. Я решила вмешаться, нарушив речь новой знакомой. Дело в том, что имя "Лен" уже около трех дней вертится у меня в голове. - Ваш брат... Лен. Возможно, он мой однокурсник.