Хоть ты-то сможешь удержать?

В конце тренировочного дня. Женя деликатно подкралась к утоляющему жажду Юдзуру и прислонившись боком к стене закатив свои большие глаза-ка потолку неуверенно начала: — Юзу. Его глаза упали на неё и он опустил бутылку. — Знаешь, — она замялась, — Не хочешь зайти вечером на чай? Посидел бы нормально. Не как вчера, — сделала она наигранно возмущенный вид играясь и заулыбалась. И разве мог он отказать ей. Разве мог он отказать этой милой детскости. разве мог он отказать этой улыбке. Нет, не мог. Потому, забыв про данное ранее Брайану слово, он согласился, заставив Евгению засиять ещё ярче и снова колко зажеманничать. Да, он пообещал прийти. И был очень рад своему ответу. Женя ушла, а Юзу под руку подхватил тренер с озабоченным видом: — Юдзуру, ну, почему же ты вынуждаешь меня на этот разговор снова и снова. Ханю опустил глаза и повёл головой, пожимая плечом. — Я видел что вы сидели на перерыве. — Не могу же я просто уходить, отказывая в общении. Не могу же я её игнорировать. Это будет… Жестоко! Да и мы даже можно сказать не особо приятно спорили. — Понимаю, что это будет тяжело. Но иногда если что-то упустить, потом может стать только хуже. Они вместе вышли с тренировочного центра и встали под широко раскинувшимся вязом, пышностью листвы отличавшимся правда не в это время года. Сейчас на его ветках лежал только что выпавший пушистый снег, сияющий от лучей солнца. — Неужели, если я так поступлю может быть ей лучше? Неужели я вообще могу так поступить? Нет, — протянул он, — я не смогу, — грустно окончил он. — Я никогда не смогу тебя заставить что-то сделать. Просто надеюсь, что ты прислушаешься. — Мне надо подумать, придумать... Придумать как вообще это можно сделать возможным. Меньше всего на свете я хочу её обидеть. Мне кажется ей это будет больно. Хотя может просто хочется так думать. Брайан похлопал Юзу по плечу и сочувствующе поджал губы в тяжёлой улыбке.

<center>***

</center> — Что-то случилось дорогой? — Мам, помоги мне, — как-то совершенно беспомощно пролепетал Юзу, с лицом человека, промучившегося от головной боли или тяжёлой болезни долгое время. — Я всегда готова тебе помочь. И не важно в моих ли это силах или нет, — мягко улыбнулась женщина. — Может ли ложь… Может ли предательство быть во благо. Во благо тому самому человеку, которому сделаешь больно. Разве можно? Да, разве это вообще возможно? — чувственно говорил он со сбившимся от волнения дыханием. Женщина тяжело вздохнула и откинулась на кресло: — Наверное, самое сложное в твоих размышлениях то, что у них не может быть чёткого ответа. — Как же мне быть? — Очень сложный вопрос. Ты ведь не можешь знать наверняка, сынок, какой из последствий будет хуже и тяжелее. Но, возможно… по крайней мере я так думаю, — слегка кивнула она, — что ложь и обман могут быть во благо. Но есть проблема. — Какая? — Что если эта ложь принесёт намного больше боли, чем счастье от того блага. А ещё может быть, что эта ложь принесёт больше страдания и мучения совести совравшему. Юзу зажмурился, а после очень медленно открыл глаза: — Это пустяки. Если эта ложь, это предательство… необходимы. А они необходимы, — делал он медленные маленькие кивки головой, — то я сделаю это. Я знаю — так надо, — он взглянул на мать и твёрдо и уверенно закончил, — И, конечно, я никогда не прощу себя за это. И думаю, хочу думать, что этому человеку будет грустно и печально, но он сильный и, конечно, справится! А я… А я готов, я буду всю жизнь винить, презирать себя за этот поступок! Даже, если этому человеку будет всё равно, если он простит, забудет. Я ни за что. Буду напоминать себе. И нести всю жизнь. Я сам стану себе самым строгим наказанием. — У тебя случилось что-то очень серьёзное? — трепетно спросила его мама. Юзу не поспешил ответить. — Вижу это человек дорог тебе, но вижу также, что тебе непосильны какие-то обстоятельства. — Я обязательно расскажу тебе, Мама. Но позже. Не сейчас. Обещай что дождёшься и выслушаешь, когда я смогу. Потому что сейчас мне кажется я не готов пока говорить об этом даже с самим собой, — произнёс он тихо. — Конечно, дорогой. Всё будет хорошо. Нам всегда нужно время наедине с самим собой, — мягко притянула она сына к сердцу.