Иллюзия Шарпантье

Милорадович внимательно слушал, задавал наводящие вопросы, уточнял, переспрашивал, периодически обращаясь и к самому котику преткновения. Тютель предпочёл отмалчиваться и ограничился только программной фразой: – Вы не относитесь к числу лиц с правом управления. За дополнительной информацией следует обратиться к хозяину либо лицу с правом управления. – Ага! – неизвестно чему обрадовался Милорадович. – Отлично! И часто он у вас так? – Да он в принципе только так и разговаривает, – пожаловалась Мира. – И вот фиг допытаешься, что он там себе имеет в виду. Вон сегодня весь день в штаб какой-то хочет. Деканат наш его не устроил... Бардак ему там, видите ли. – А меня, кстати, он слушается, – заметила Рина. – Хотя я тоже не отношусь к числу лиц с правом управления. То есть по крайней мере официально не отношусь. – Замечательно! – У Милорадовича был такой вид, будто он только что выиграл в лотерею целую планету. – Ты смотри, какая умница! Он умилённо глянул на хмурого котика. Тютель ничего не ответил, только глубже закопался ложечкой в пирожное. – А про штаб можно поподробнее? Когда спрашивал? Как? В каком контексте? И часто? А что вы ему сказали? Милорадович покивал в такт довольно сбивчивому рассказу, отхлебнул свой уже изрядно остывший кофе и вдруг спросил: – Слушайте, а как у вас с котиком, то есть с Тютелем, день устроен? Вопрос оказался для Миры неожиданным. – Ну как устроен... Да нормально устроен. То есть никак особенно не устроен на самом деле. Въедливый Милорадович продолжил допытываться и в результате разузнал о последних двух сутках практически по минутам. – Ага! – торжествующе провозгласил он, едва ли не подпрыгивая на стуле. – Есть у меня тут одна мысль... Тютель, а какой у тебя на прошлом... э-э... месте был распорядок? На удивление, на этот раз киборг не стал отпираться. Глядя, правда, при этом на Миру, он чётко изложил стандартный режим дня в гарнизоне, к которому был приписан. Узкая витрина сияла яркой подсветкой, в которой выставленные аккуратными рядами пирожные казались пластиковыми муляжами. Трое студентов делали вид, что изучают меню. Не то чтобы Тютель не мог их тут услышать – скорее всего, всё-таки мог, – но обсуждать котика в его присутствии было как-то невежливо. – Блин! – шёпотом ругалась Мира. Ей всё-таки пришлось признать, что и от баклажанов в жёлтых штанах бывает некоторая польза. – Блин, я в этом ключе вообще даже не думала! Так вот зачем ему штаб! Блиин… – Я не уверен, что он сам для себя это выражает именно так, – развёл руками Милорадович, – Но общий смысл, по идее, примерно такой. – Ну да… И всё стыкуется! – Мире было даже как-то обидно, что она не смогла сама выстроить такую простую цепочку. – Столовая, магазин, штаб… Вот и футболку с утра я ему выдала, от братца осталась, когда он зимой приезжал – а он и надевать не стал. Выдал какую-то очередную чухню про обмундирование в вооружённых силах и допустимые цвета нательного белья. Я ещё подумала – ну и чего он выпендривается, нормальная футболка, чистая и почти по размеру. Братец мой только чуть пониже и пошире. Она переступила с ноги на ногу, почесала нос и нервно прикусила костяшку пальца. – Блииин… и что же этот котик, получается, про меня думает? – Боюсь, что ничего особенно хорошего, – пожал плечами Милорадович. Рина провела аккуратно наманикюренным пальцем по стеклу. Маленькие, замысловатой формы пироженки были похожи на экзотических рыбок в аквариуме. – Наверное, – задумчиво согласилась она. – То есть действительно получается, что он из всех нас всё это время был в самом большом стрессе. Мы-то как раз у себя дома, пусть даже и в компании такого… котика. А он? – Ну, у него, конечно, были не самые лучшие условия для жизни, – сказал Милорадович, – Но это с нашей точки зрения. А для него это как раз – норма. Он ничего другого в принципе не знал: похоже, сколько себя помнит, сидел в одном и том же гарнизоне. И вдруг – раз! Всё другое. Весь его мир вдруг исчез. Разом все знакомые люди, всё окружение, все правила. Что можно и чего нельзя. Ничего знакомого и понятного не осталось. Это ещё хорошо, что ваш… котик такой спокойный и уравновешенный! – Ну да… а то бы мог нам и устроить, – поёжилась Мира. – Вот ты представь, – Милорадовича, похоже, понесло, – Вот ты всю жизнь живёшь по одному и тому же распорядку. Всегда в одно и то же время подъём, еда всегда в столовой и появляется там как бы сама по себе, одежду выдают и забирают, всегда одинаковую, каждый день похож на предыдущий. Во всём порядок и предсказуемость. Кормят, поят, одевают, дают внятные приказы. Есть устав, в котором всё написано. И вдруг из этого привычного, простого и понятного его, ничего толком не объясняя, вынимают и перевозят туда, где всё не как надо. Никакого порядка, никакой стабильности, строем никто не ходит, одежда у всех абы какая, кто кому подчиняется – непонятно, похоже, что вообще никто и никому, даже еду и то надо как-то самому организовывать, да ещё и выбирать заставляют! – Ужас! – согласилась Мира. – Бедный котик… Это его поэтому так с конфетами переклинило? – Умение делать выбор – это навык, – пояснил Милорадович, – который у человека, например, тоже формируется не сразу. Вот ты какое пирожное больше хочешь? – Нуу… – Мира замялась. – Наверное, вот это, с малиной. Малину я люблю и вроде не зверски калорийно… Хотя нет, я бы лучше вон то, зелёненькое, у него смешная завитушка шоколадная сверху торчит. Я такое ещё не пробовала. – Вот видишь! Какой сложный процесс! Сколько ты всего при этом учитываешь, а самое главное – осознаёшь свои собственные желания! Вот этого ваш Тютель, кстати, и не может. Потому что они у него в принципе не предполагались. Поэтому требовать от него сейчас что-то решать и выбирать по меньшей мере бесполезно. – Блин… – в который раз повторила Мира и снова вгрызлась в костяшку пальца. – И что теперь делать? – Рина подходила к вопросу с чисто практической стороны, без излишних самоугрызений. – Ну… – Милорадович качнулся с носков на пятки и обратно. Отблески пироженной подсветки скользнули по жёлтым штанам безумным камуфляжем. – Я бы для начала всё-таки ему объяснил, что происходит. Какими-нибудь самыми простыми словами. Почему он здесь, что будет дальше и что всё-таки, видимо, придётся приспосабливаться к жизни на гражданке. Кто вы такие. Сколько ему придётся у вас пробыть. А сколько, кстати? – А вот это как раз загадка, – призналась Рина. – Или, говоря Тютелевым языком – бардак.