Иллюзия Шарпантье

Несмотря на то, что он даже как-то особенно и не вслушивался в поток речи, вскоре лейтенант Чернышёв оказался в курсе всей сложной семейной жизни гражданина Папяна. Излияния гражданина подспудно просачивались в мозг, как подсолнечное масло в газету. Тёщу (Совсем святая женщина! Но очень, очень со здоровьем плохо, да?) Гамлет Эдикович жалел от всего сердца. Она, в свою очередь, владела жизнью несчастного зятя безраздельно. Чернышёв начал сильно подозревать, что её родная дочь смогла вырваться на свободу только с помощью хитрой рокировки, пожертвовав матери и её многочисленным болезням своего бывшего мужа. – Её же одну нельзя совсем оставить, да? Она же без меня пропадёт! Одинокая пожилая женщина, совсем больная, да? У Чернышёва, однако, создалось впечатление, что тёща, несмотря на все свои болячки, запросто переживёт и самого Гамлета, и его маловероятных потомков. Ко всему прочему, тёща была туговата на ухо, но ставить импланты отчего-то категорически отказывалась. – И ты понимаешь, дорогой? – как-то незаметно перешедший на «ты» Гамлет Эдикович экспрессивно махнул пустой кружкой и как ни в чём ни бывало потянулся за чайником. – Ты понимаешь? Это она тебе полдня ори, ты ей полдня обратно ори… И всё после работы, да? Приезжаешь домой, устал как собака весь – чего хочешь? Тишины хочешь! Покоя хочешь! Ты куда приехал? В спальный район приехал, да? Спаль-ный! А тут что? То ржут, то дверь совсем ломают, то по уху дали трудовому человеку! Я жаловаться буду, да? Чернышёв вздохнул. На месте гражданина Папяна лично он бы лучше жаловался на тёщу, а не на бедную студентку и воображаемых киборгов. Хотя на них, пожалуй, жаловаться безопасней. Намёков Гамлет Эдикович решительно не понимал и между делом налил себе третью чашку цикория. За окном постепенно стемнело. Выставлять его взашей было как-то неудобно, но Чернышёв уже начал всерьёз рассматривать этот вариант. От произвола властей в лице участкового уполномоченного гражданина Папяна неожиданно спасла тёща. Из-под Гамлета Эдиковича вдруг гнусаво, с переливами задудело. Он моментально встревожился и выхватил из заднего кармана видеофон, как заправский ковбой – револьвер. – Мама? Мама, вы как? Что у вас там, что-то на ночь совсем случилось, да? Скорую вызвать, да? – Гамуля! – сокрушённо вздохнула сухонькая пожилая женщина в вирт-окне. – Гамуля, какая скорая? Маме пора пить лекарство! А лимончика нет! Ты опять забыл лимончик! Ты же знаешь, без него совсем не то! А то и микстура не подействует. Гамуля, не нервируй меня! Я жду! Гражданин Папян закивал и смущённо пробормотал что-то вроде: – Совсем забыл, да? Стрелой буду! Одна нога здесь, другая там! – И с мягкими попками не бери! – строго наказала тёща, погрозив из вирт-окна тонким наманикюренным пальцем. – Они портятся быстро. Гамлет Эдикович поднялся, затолкал видеофон обратно в задний карман и виновато развёл руками: – Ехать надо, да? Нервничать же будет, давление поднимется совсем… Ну что мне, жалко лимончик свезти, да? Он залпом допил свой цикорий и одобрительно прицокнул языком. – Какой хороший напиток, да? Надо тёще свезти. Пусть пьёт… – С лимончиком? – хмыкнул Чернышёв. – С лимончиком – бальзам на травах надо, да? – поразился такой неосведомлённости Гамлет. – От давления! Бальзам «Бобровник» – слышал, э? Мёртвого поднимет! Он вздохнул, развернулся и открыл дверь. Чернышёв задумчиво посмотрел на початую банку ворованного цикория и вдруг воскликнул: – Гражданин Папян! Гражданин Папян, а вот свезите тёще… этот. Я его всё равно не пью.