Все, что останется...

Я море, ты Луна, я пьяный, ты весна. Мы, камнем на ветру. Я буду до конца с тобой... /Жду звонка... А потом он познакомился с ее сыном. Вышел однажды из палаты и прямо ему в колени ткнулся с разбега маленький пацан. Сашка. И мама ее, Зоя Андреевна, очень тепло с ним поздоровалась. Узнала его? Она пошла разговаривать с дочерью, а Сашка остался с Максом. Это странно, но он умел ладить с детьми. Они сидели, болтали о чем-то, когда дверь открылась и Зоя Андреевна позвала: - Макс. Макс рванул так, как-будто от этого зависела его жизнь. Впрочем, именно от этого она и зависела. Но ничего судьбоносного не случилось, просто Юля попросила объяснить Сашке про синего принца, который из Девочки с каре. Сашка спрашивал у матери, чего он синий-то. Шрек вот зеленый, понятно, на болоте жил. А принц же не на болоте. Юля с мамой улыбались, когда Сашка засыпал Макса вопросами. А Свобода впервые видел ее улыбку. К горлу подкатил ком, в носу как-то щекотно стало. Он руки ее синие вспомнил Вспомнил, что за эти руки ее с того света вытащили. Ну, хоть один грех с души. Ему же верилось, что это он сделал. Он же целовал пальцы ее тогда, запястья и шею. Наверное. Хотя, откуда тогда он синие руки эти ее помнит? - Понимаешь, Саша, - вот упал ты на коленку, и синяк у тебя. Он какой? - Синий? - Синий. И болит, когда трогаешь. - А он, что ли, весь болит, принц? - Весь, - вздохнул Макс, - и улыбнулся краешком губ. - А как у него синяк такой? - Так из-за девочки все. - Вот и я говорю, все из-за них, - пацан вздохнул по взрослому и пошел прочь из палаты. Юля и Зоя Андреевна рассмеялись. - Красиво, конечно, наврал. - Тут ведь вот какой перфоманс, синий-то в тексте изначально был апрель, но желанье публики... И они опять рассмеялись. Это был первый контакт. Первая улыбка. И вообще, первая возможность сказать хоть что-то. Прощён?- думал Макс. Или, на пути к прощению. Он сделал селфи с Сашкой и выложил в инсту с историей про принца. Кристина лайкнула первой. - Малыш, - с нежностью подумал Максим, - когда-нибудь мне придется рассказать тебе все. Трущев ненавидел эти максовы поездки. Как только он уезжал туда, Кристина начинала нервничать. Он поддерживал как мог, но ни разу не проговорился ей - тайна друга священна. Правда, не учел, что женская интуиция это отдельная история. Да еще на фоне того, виденного ею тогда. И слава Богу, что Пиэлсишник ничего об этом не знает. Уж очень не хочется выглядеть в его глазах последней сволочью Она понимала, что не может упрекать Макса - сама ведь виновата. Сама толкнула. Висла на Олеге, все пыталась проверить свои чувства к Максиму. И не Александровская на тот момент, была бы другая. Макс не был примерным мальчиком, и вряд ли будет, и да, иногда ей приходилось закрывать глаза на назойливых фанаток и на переписки ночные. Ревновала. Но, вида не показывала, пытаясь казаться взрослой и мудрой. И? Намудрила вот. В глубине души понимала, любит он, любит, но это, видимо, врожденное... Без тормозов. Как пела, так и жила последние два месяца : сука, больше нет сил... И ее тогда несло. А когда понесо его, ей стало невыносимо больно. Так больно, что она говорить с ним не могла. Они опять молчать начали. Сутками. И она ждала, что бросит он ее, а он только любил жестче, целовал требовательней и пил. И сама устала и его измучила. А должна была все рассказать.. И вот он через порог. Сумку бросил. Парку снял. Нашел ее, спящую. Будить начал с пяточек. Выше. Выше. Она уже горит вся, но молчит. Нет, стонет от ласк его продолжительных, каре любимое на пальцы накручивает. И молчит. И опять на небе до утра - он из поездок оттуда любовь нерастраченной привозил. Для нее. А она смотреть на него боялась, думала, он сейчас другую представяет. Особенно, когда запястья целовал. Она аж вздрагивала и руки отнимала. Но он же настойчивый.. Хотя, когда запястья целовал, Алексанровскую вспоминал, но, жалеючи. Синева эта до сих пор перед глазами у обоих стояла... Самое время поговорить - Кристина открыла дверь и невольно подслушала разговор. - Только, не ты отец, и не было у вас ничего... Максим поднялся, от стены оделяясь, на корточки перед ней опустился, пальцы ее махонькие в своей руке зажал, а другой за колени обнял и снизу вверх на нее так посморел, что Крис мелкой дрожю бить стало. И слезы. Градом. - Пожалуйста, Максим, пойдем... Он смотрел на нее не отрываясь, она стояла и кусала кулак, с которого на Макса капали ее соленые слезы. - Два месяца, Крис... Ты... - Короче, Бог вам в помощь. Пошёл я, - протиснулся через них, стоящих на ступеньках около квартиры, в которую дверь нараспашку, Трущёв. Хлопнул Макса по плечу: - Ну вот, что и требовалось доказать. Ты в тот день ноги-то нормально поднять не мог, не то что... - Серый, - оборвал его Макс. Он поднялся, с силой потащил Кристину в квартиру, захлопнул дверь, хотя PLC еще не дождался лифта. Пьяным он в тот момент не был совершенно. - У нее тогда, наверно, состояние аффекта после истерики любовницы той случилось. Не знаю... Я за тобой пошла, ты чуть на ногах стоял. А я извиниться хотела, за то, что..., за Олега, короче. Только, он не причем, он просто подыграл. А потом подумала, что ты назавтра и не вспомнишь про это. А ты то ли перепутал, то ли целенаправленно шел, в женский туалет зашел. А она там на полу в угол забилась и все. Молчит, как не дышит прям. И руки у нее синие. Ты на руки ее смотрел-смотрел, потом опустился перед ней на колени и синяки эти целовать стал. А она тебя по волосам гладила и плакала, вздрагивая. Ты слезы вытирать стал. Целовать... Я... Я выйти хотела. Мне так больно тогда было. Только, стояла, как завороженная, на вас смотрела. Макс смотрел на опустившую голову Кристину в отражении темного окна. Молчал. Не курил даже. Но, почему у него сейчас к ней злость такая? Мозгами понимал, что тогда девчонка пережила, а обида жгла, прям в прах. Два месяца, блядь. Не спал и бухал. И винил себя во всех смертных грехах. И мразью... Хотя, хотел же он Александровскую... Прям, блядь, до зубовного скрежета хотел. - А когда ты ей шею целовать стал и блузку расстегивать, она меня увидела и закричала. Толкнула тебя, вылетела стрелой. Мимо прям. А ты головой об столик раковины ударился и вырубился. Когда Данька прибежал, я ему рассказала, что он потом всем рассказал. Ну, что мы ее нашли и ты ее пытался успокоить... - Крис, она беременная. С этим как? - Да, шесть месяцев. Считай. - Откуда ты знаешь? - Она меня нашла потом, извинялась. Сказала, что мужа беременная хоронила, что ему сказать не успела. А потом скорая. - Это я виновата, не ты. Слышишь? Слышишь ты меня? Я виновата, что вскрылась она. Она прощения просила, а я ее ненавидела тогда. Может, я вслух сказала... - Господи, пиздец какой. Ну я же четырежды у нее был и она ничего не сказала. - Может, ей тоже стыдно было? Может, она не знала, что ты не помнишь ничего? Максим приблизился к ней, резко положил руку девушке на шею и одним большим пальцем поднял голову, как зажигалку зажег, долго смотрел в глаза этому плачущему ангелу своему с каре и подумал, что как же любить надо, чтобы вот так... Видеть, знать и молчать. Наверно, небеса и впрямь ему ангела послали кареглазого... За что только милость такая? - Почему не раньше? Почему не сказала? - А ты? - Если б я помнил... - Я не об этом. Она посмотрела мимо него, развернулась и ушла. И правда. Ну не дебил ли я с этим вопросом? -Крис! Она лежала, свернувшись клубком, замотавшись в его кофту, в которой просидела весь вечер. - Крис.... Не уходи, пожалуйста. Только не вздумай уходить, слышишь? Я не хочу без тебя. Она вдруг резко вскочила на кровати прямо перед его носом и отвесила ему смачную такую оплеуху, что сразу зазвенело в ушах. - Странно, да, что осознание необходимости наступает вслед за болью? - Прости, мартыш. Я не знаю, что на меня нашло. - Это же я, забыл? Мы с Олегом. - Вот, думал, что я совсем не ревнивый, прикинь? Она коснулась холодными пальцами его щеки. - Скоро Новый год. Я загадаю, чтобы никогда никому не причинять боль. - Если хочешь, мы съездим к Юле. - Хочу. Но, потом. У меня пол дня до Питера. Тебя хочу. Такого, как раньше. - Обещаю. Пол дня, так пол дня. Он потянул ворот своей кофты, той, что была на Кристине, притягивая мартышку свою поближе и поцеловал во влажные от слез глаза. - Давай уже завязывай ныть. - А что мне за это будет? Он повалил ее на кровать и начал щекотать. А ее счастливый смех скоро сменился непрерывными стонами. И, да, он умел делать ее счастливой.